— Ну рассказывай, что в этой школе происходит. — Говорит Дазай непривычно серьезным голосом и тут же бьет себя по лбу, напоминая себе, что это не лучшее начало разговора с шестнадцатилетним подростком, ну а с другой стороны, как начинать? «Привет как дела?» — Так она сразу пошлет куда подальше и спасибо если цензурным образом.
— Осаму Рентарович? — Тихий голос вырывает его из цепочки закономерных мыслей, заставляя наконец-то полностью сосредоточится на собеседнике. — Вы выпили с утра?
— Нет. — А может и да, ибо на трезвую голову этот разговор Осаму заводить явно не стал бы. Говорить с ребенком о наркотиках и о их испытаний на ней…при другом исходе событий, он бы сам над собой посмеялся, но ситуация было нифига не смешной, особенно после того как видел все документы. Мда, согласился на предложение от скуки… — Я имел ввиду, что с тобой происходит. Там отношения с одноклассниками, с учителями, успеваемости…
— Вы и сами это знаете, а если нет спросите у директора. — О да, опять это её упрямость, как же Дазай скучал по ней. (Нет) Давно выученный ответ, который начинает порядком бесить, но нужно держать себя в руках, ибо срыв, может грозить ужасными последствиями.
— Мне важно услышать это от тебя…знаешь, же что в вашей школе история с наркотиками была? — Лика замирает и физик позволяет себе слабую надежду, что возможно нашел способ завести разговор, но мирное лицо девушки тут же сменяется на гнев.
— Вы серьезно? Собираетесь повесить наркотики на меня? Может у меня и не все в порядке, но таким я точно не стала бы заниматься! Да идите вы к черту… — Она вскакивает со стула и быстрым шагом покидает кабинет. А ведь она пришла в школу с хорошим настроением, но нет же, надо же было этому Осаму Рентаровичу со своим: «Нам нужно поговорить.», появиться посреди коридора и утащить её в кабинет психолога.
Лика глубоко вздыхает. Таким темпом у неё точно нервный срыв будет. Она и так после первой фразы физика испытала сильнейшее желание выпрыгнуть в окно, чтобы не продолжать этот диалог, но заставила себя сдержаться, ибо такое поведение точно бы добавило ненужных вопросов.
Школьный коридор шумел, действуя на и без того расшатанные нервы, от чего хотелось сорваться на какую нибудь младшеклассника, так не осторожно пробегающего мимо.
— Ой, Анжелика, подожди! — Высокий парень с пепельно белыми волосами, собранными в растрепанную длинную косу, появляется на горизонте и бегом догоняет её, равняясь и вышагивая рядом.
— Чего тебе, Коль? — Небрежно спрашивает Лика, даже не пытаясь скрыть раздражение в голосе, от чего парень щурит не скрытый под повязкой, в виде карты глаз. — Я сегодня не в настроении слушать тебя. — Она ускоряет шаг, стараясь избавится от нежелательного собеседника, но парень не отстает, а наоборот настойчиво пытается завязать диалог.
— Да подожди, чего бежишь? Я не кусаюсь, бояться не стоит. — Лика фыркает, смотря на него таким взглядом, что Коле бы сейчас заткнуться и отправится своей дорогой, желательно за несколько километров в обход, но парень полностью игнорирует этот взгляд, продолжая болтать. — Я собственно, зачем поговорить хотел, давай погуляем? — Девушка замирает прямо у входа в класс, поворачивая голову на парня. Из её ушей едва пар не валит, а Коле словно все равно на это.
— Скажи, пожалуйста, какая часть фразы, я не хочу тебя слушать, тебе не понятна? — Спрашивает она, поднимая на него свои глаза, в которых отчетливо читается желание убивать.
— Но ты же про слушать сказала, а я гулять предлагаю. — Парирует Николай.
— Янковский, ты прямо скажи, что тебе жить надоело, а не мучай людей тупыми предложениями. — девушка проходит в кабинет, желая плюхнуться на свое место и спокойно подготовится к уроку, но у судьбы похоже на это свои планы, ведь Николай упрямо следует за ней, раздражая одним своим присутствием. — Слушай, Коль, я почти прямым текстом послала тебя на хуй, чего тебе ещё надобно от меня?
— Ну так на шторы надо сдать, Мария Ивановна сказала, а я передаю…тебя же не было на первом уроке. — Как-то сконфужено произносит Коля, опустив глаза вниз, от чего девушка чувствует ещё один прилив раздражения.
— Какие бл… шторы, Коль? Мы на них каждый, сука год сдаём, а штор все не видно. Передней этой Марье Ивановне, чтобы она шла на хуй, я не собираюсь спонсировать покупку её новой машины. — Твёрдо отрезает Лика, садясь за свою парту, оставляя парня стоять почти посередине кабинета и переваривать её слова.
Тихий плачь и красные, опухшие глаза подруги, что почти две недели ходила с счастливым лицом насторожили, но не на столько, чтобы сбежать как можно дальше и зря. Александра навострила взгляд зареванных глаз на Анжелику, посмотрев таким взглядом, что девушка невольно перебрала в голове все свои косяки.
— А ты смотрю воркуешь… — Жалобно произносит Стрельцова, а затем всхлипывает. — Ну хоть у кого-то складывается личная жизнь. Ты Колю не отталкивай, он красивый. — И не обращая на возмущения Лики никакого внимания, она продолжает свой монолог. — А у меня горе. Этот козел… — После этого заявления, Юнг полностью перестала слушать причитания подруги, очнувшись лишь на фразе: — видететь его не хочу.
Это была уже изученная история, пройденная много раз, но почему-то сегодня складывалось ощущение, что что-то изменилось, словно Саша говорила на полном серьёзе. Она часто плакала по Виктору Петровичу, но не на столько сильно, чтобы на комментарий: «Наконец-то у тебя мозги прорезались», отреагировала молчаливым согласием.
— Так, Санек, — Анжелика неуверенно кладёт руку на лоб подруги и уже мысленно готовится произнести фразу, после которой, она явно пожалеет, что пришла сегодня в школу, но подруга её опережает.
— Нормально всё, он сказал что между нами все кончено. — Саша громко всхлипывает, привлекая внимание случайных зевак в классе, но не надолго ибо все уже привыкли к такому поведению Стрельцовой. — А я ему поверила, он такие слова говорил…
Звонок в этот раз не спасает, а наоборот усугубляет ситуацию, ведь в кабинет входит Виктор Петрович, заставляя кудрявую макушку полностью опуститься на парту, моча её очередным потоком слез. Мужчина же казалось совсем не обратил на это внимание, встал возле доски и начал урок.
Лика настороженно смотрит на учителя, что подтвердил догадки, что в этот раз их ссора нечто другое. Тоску в зелёных глазах не увидеть было сложно и хоть она её восприняла как тоску по молодому телу, волнение только усилилось. Сложилось ощущение, словно это только начало к чему-то другому, что потом может коснуться и её саму.
— Пс, Саш, что у вас случилось? — Наклоняясь, спрашивает Лика, не надеясь получить внятный ответ, но похоже удача все-таки решила повернуть к ней свое лицо, а не задницу.
— Расстались. — Ну или все же задницу, ибо к этому ответу её мозг пришел самостоятельно ещё несколько минут назад. Юнг вновь вздохнула, благоразумно решив больше не спрашивать и вместо этого сосредоточить внимание на уроке.
Дальнейший день проходил вперемешку с рыданиями подруги и тупыми подкатами Николая, так что к концу школьного дня, ей не хотелось ничего кроме того как прийти домой и завалиться спать, подальше от всех этих раздражающих личностей, и она это и собиралась сделать, если бы чьи-то руки не затащили её в пустой кабинет, предварительно зажав рот рукой.
— Вы совсем больной?! — Без всяких угрызений совести, Юнг пинает завуча по колену, вырываясь из его рук и отходя к окну, ибо дверь мужчина предварительно перегородил собой. Оставаться с этим человеком наедине ей совершенно не хотелось, старая травма так сказать, но любопытство пересиливало желание и бежать, ведь похоже в этот раз бить её не собирались.
— Не ори, Юнг, я поговорить.
— А, то есть по-нормальному, без этого цирка нельзя? — Язвительно спрашивает девушка, складывая руки на груди. — К тому же спешу вас огорчить, сегодня разговаривать я не намерена. — Она разворачивается, желая уйти, но фраза брошенная Виктором Петровичем, заставляет её мгновенно остановиться:
— Уйдешь? А я думал тебе интересно узнать о твоем почившем дружке, как там его было… Евгений вроде. — Лицо Лики мгновенно наливается гневом. От раннего снисхождения не остается и следа.
— Не смейте делать вид, что хоть что-то о нём знаете! — Резко отвечает она, сокращая расстояние между ними, тыкая пальцем в его грудь. — Ваш поганый язык не имеет права высовываться в его сторону и порочить его память своими грязными сплетнями я вам не позволю! Вы о Жене ничего не знали.
— Да? — Учитель опускается вниз, сверля карие глаза напротив насмешливым взглядом. — И что же тебя заставляет так думать? Ты всего лишь наивный ребёнок, который имеет наглость думать, что знает больше, чем, то есть на самом деле. Глупость говорить, что я ничего не знал. Уж поверь у меня гораздо больше информации о нём, чем ты себе представляешь. — Он ехидно лыбится. — Не столько же как у нашего Осамушки Рентаровича, но все же. — Лика замирает, не верящим взглядом, смотря Виктору Петровичу в глаза. Он врёт, определенно врёт, ведь Дазаю неоткуда знать о её друге, а если нет? Если нет, то что тогда? Наверное смесь эмоций на её лице была выражена столь ярко, что мужчина рассеялся мерзким смехом, от которого у девушки по спине пробежал табун мурашек. — Весьма неожиданно, верно? Ты успела начать доверять этому Осаму, а тут такое и как же вам дальше строить ваше общение…
— Вы врете!
— Да? А почему твои глаза говорят, что ты мне веришь? — Юнг, моргает, быстро опуская взор вниз, прерывая гипнотизирующую борьбу взглядов. — Всего лишь наивное дитя, покажи вам кроху любви и внимания и вы готовы будете верить любому сказанному слову. Такая же, как твоя подружка, глупая, доверчивая девчонка, а теперь беги, жалуйся своему директору, или психологу, коль доверишься им. — Он отступает от двери и Анжелика, терзаемая сомнениями, вылетает из кабинета.
***
— Да чтоб тебя. — Ручка с неестественно громким стуком падает на пол, заставляя вздрогнуть и ругнуться. Наклоняться за ней желания никакого нет, как в прочем и заниматься дурацкой бумажной волокитой, будто ему с его школьными делами её мало, но Доппо вздыхая, все же опускается под стол, дрожащими пальцами подцепляя предмет.
Состояние в котором он находится уже два дня, можно описать как чертовски нервозное, такое, что прям тремор в руках появляется. Холодный страх оплетает своими мерзкими щупальцами, мешая сделать вздох, как в принципе и Рентаро, что чуть ли не в буквальном смысле вцепился ему в глотку, настаивая на том что он предатель. Казалось бы, что нервничать, если он не виновен, но Дазай-старший умеет убеждать, так, что за это время Куникида чуть ли на полном серьёзе не уверовал, что предал компанию. Одним словом ужас.
Взгляд глаз из-под очков скользит по горе документов, вызывая непроизвольный стон. Ему бы сейчас домой, к жене, тем более раз уж он возможно последние свои дни доживает, но нет, продолжает упрямо сидеть, читая написанный кем-то из сотрудников бред, полностью игнорируя боль в затекшей пояснице.
— Доппо? — Дверь тихо скрипит и бывший идеалист морщится, напоминая себе смазать дверные петли, прежде чем поднять глаза на вошедшего.
— А, это ты, Осаму. — Он встаёт, хрустя затекшими суставами. — Чем обязан? Случилось что-то? — Произносит блондин, прежде чем замереть, словно прикованный к месту. В стеклах очков, отражается дуло пистолета и холодные карие глаза, хозяина этого оружия. Миллион мыслей пролетают в голове, прежде чем прийти к одной: «ему конец.» — Саму, т-ты…
— Ты предатель? — Безразличный голос, задает надоевший за эти ужасные два дня вопрос и получает такой же надоевший ответ:
— Нет, — но в этот раз голос звучит весьма не уверенно, словно Куникида действительно поверил в свою вину, что заставляет Дазая повторить свой вопрос. — Нет, я не предатель. Понятия не имею как попала формула в чужие руки и каким образом ушло от моих глаз, что это все происходило в моей школе, но я тебе клянусь, что моей вины, кроме того что я не заметил в этом нет. Я не стал бы предавать, ты мне не веришь? — Он вздыхает, а затем раздраженно закатывает глаза, когда шатен заливается смехом, подходя к нему, чтобы хлопнуть ладонью по его затылку. — Совсем больной?
— Вот таким ты мне нравишься больше. — Хитро щурясь произносит Осаму, вместо ответа. — А то ходишь поникшим и напуганным, словно действительно предатель, зато вот вроде очнулся. — Куникида раздраженно рычит, разворачиваясь, чтобы вернуться за свой стол. У него работы непочатый край, а он тут со своими шутками.
— Зачем пришёл?
— Ой, ну Куникдушка, не ворчи, — Саму садится на край стола, скидывая несколько стопок бумаг на пол. — Не уж-то ты действительно поверил в то, что я выстрелю в своего друга? — Доппо, молчит опуская взгляд. Поверил. Поверил и действительно испугался, за это стало стыдно. — Мда, думал ты обо мне лучшего мнения. — Шатен вздыхает, убирая пистолет в кобуру. — Но в прочем это не так важно, погнали, расслабимся на выходных, хватит тебе вести себя так, словно ты действительно предатель. — Куникида задумывается, со вздохом откидываясь на спинку стула.
— У меня работы много, в прочем, как и у тебя. — Дазай фыркает, хлопая его по лбу.
— Ответ не верный, мы будем развлекаться. В субботу в семь вечера и жену свою захвати, а то не дело, что я до сих пор не знаком с той, что отговорила тебя от твоих глупых идеалов, я то десять лет пытал…ай! — Хлесткий удар по затылку заставил его заткнуться и повернуться в сторону обидчика, коим оказался черноволосый парень. — Феденька… — И когда этот черт только успел появиться?
— Отстань от адекватных людей, не хочет человек с тобой никого знакомить, ты ж бешеный, спугнешь её со своим предложением двойного суицида, а меня рядом может не оказаться, когда блондинка попытается тебя зарезать, верно Доппо? — Глаз Куникиды дернулся, когда оба парня взорвались диким хохотом и дальше сдерживаться он не смог, но прежде чем его кулаки коснулись счастливых физиономий, Фёдор и Дазай, успели отскочить и вылететь из кабинета. Доппо же не долго думая, последовал за придурками, как он выразился в сердцах, дабы поймать и посадить заниматься благим делом, то бишь отчетами, не ему же одному в море бумаг тонуть, а друзья они на то и друзья, что бы вместе и в огонь, и в воду.
Топот создаваемый тремя взрослыми людьми, был слышен отчетливо, так что сидящие в зале переговоров Рентаро с Михаилом, невольно нахмурились и уставились в сторону приоткрытой двери, через которую было отчетливо видно, как пронеслись трое их сыновей. Дазай-старший, с лицом на котором было написано чистое изумление покачал головой, бормоча, что-то об испорченном поколении, а после повернулся к Достоевскому.
— И это взрослые парни… Второй десяток уже идет, а они все бегают.
— Да собственно какая разница, — Произносит черноволосый мужчина, вздыхая. Ему лучше чтобы они дурачились, чем подозревали друг-друга, воюя между собой. — Как говорится чем дитятки не тешились, лишь бы не вешались. Давайте вернёмся к обсуждаемому вопросу. — Михаил опускает взгляд в документы, пряча кроткую улыбку, адресованную младшему поколению, что даже во взрослом возрасте находило время для дурачеств. Будь тут Фукучи, он бы явно в обморок упал, видя как идеальный сын ребячится. Достоевский качает головой пытаясь отогнать мысли в сторону и сосредоточится исключительно на работе.
— В порядке все? — Интересуется Рентаро, замолкая, видя состояние коллеги. — Вы думаете разумно доверять Доппо, какую-то информацию? Он предатель. — Михаил вздыхает, в очередной раз качая головой.
— Вы знаете, что это не так, хоть и почему-то утверждаете обратное. Если у вас и были какие-то разногласия с Фукучи, не стоит выплескивать злость на его сына, мы не знаем что на самом деле произошло в ту ночь. — Михаил резко встаёт, задумчиво глядя в окно. — Мы многое потеряли когда в прошлый раз думали кто предатель, слишком. Я не хочу более об этом думать, тем более раз никакого предателя нет.
— Но формула…
— Она могла попасть в чужие руки как угодно. — Отрезает он, резко поворачивая голову в сторону Дазая. — Образец наркотиков, хранящийся у Фукучи, пропал, так что предлагаю закрыть эту тему. — Он движется в сторону двери. — А насчёт того, что мы обсуждали, не думаю, что это будет хорошая идея, учитывая положение дел.
Рентаро провожает фигуру Михаила злым взглядом и как только за ним закрывается дверь, ударяет кулаком по столу. Опять всё рушится. Все то, к чему он так долго шел. Договор с другой компанией, которое на отрез отказался рассматривать Достоевский, могло бы ему развязать руки, но нет…чертов самовлюбленный придурок, считающий, что способен удержать все в своих руках, ну ничего он ему ещё покажет…
***
— И так в субботу все в силе? — Фёдор скачивает со стола в кабинете психолога и смотрит на друзей. — Или блондиночка дальше будет убиваться? — Ответом ему на этот вопрос послужил выразительный взгляд серо-зеленых глаз, в котором отчетливо улавливалась скрытая угроза, по этому Достоевский благоразумно заткнулся.
Их посиделки в школе стали на столько привычные, что любой из учеников, зашедший по личному вопросу к Осаму Рентаровичу, обязательно сталкивался и с директором и с Достоевским, а потому быстро убегал, не желая мешать им своим присутствием. Куникида конечно, же пытался их убедить не собираться в его школе, аргументируя это тем, что ему всех учеников распугали, но все же потом смирился, даже предложив Фёдору вакансию уборщика, чтобы без дела не сидел, но тот отказался, говоря, что не царское дело это — полы мыть.
— У тебя действительно дел никаких нет… — Бормочет Осаму и Доппо, невольно усмехается.
— Завтра пойдет снег, раз ты это говоришь. — Произносит Куникида, а после оборачивается услышав стук в дверь.
— Извините, Осаму Рентарович, вы спрашивали кое о чем не давно, помните? Так вот у меня все же есть что рассказать. — Дазай хлопает глазами, не совсем уверенный в том, что услышал, а затем жестом предлагает Анжелики войти. Она выглядит несколько неуверенно, даже почти напуганная, так что шатена, улавливающего чужие эмоции, это слегка напрягает.
Юнг нервно оглядывается на дверь, словно надеясь убежать, а после проходит вглубь кабинета, игнорируя собственный нервоз. Она несколько мгновений смотрит на физика, а затем на двоих других присутствующих в кабинете.
— Народ, вы идите, мне поговорить с человеком нужно. — Дазай уловив немую просьбу девушки, кивает друзьям, ожидая когда они выйдут, а после того как дверь за ними закрывается, полностью сосредоточивает своё внимание на Лике. — Ну?
— Вы хотели чтобы я рассказала, что в этой школе происходит, так слушайте, а вот верить мне, или нет уже ваше решение. — Она глубоко вздыхает. — Есть у нас в школе один учитель, он с учениками спит. И… — Лика прикрывает глаза, вспоминая весь ужас и задерживает дыхание. — Он пытался меня изнасиловать…
