***
Наследство Кривицких представляло непаханое поле. Авгиевы конюшни ждали своих Гераклов в лице отца и сына. Переодевшись в старое трико и видавшую виды футболку, соорудив бандану из куска простыни, чтобы пот не заливал глаза, Геннадий сделал глубокий вдох и приступил к не врачебной процедуре. Генеральная уборка - дело санитарское, она не для рук челюстно-лицевого хирурга. Но сейчас у Кривицкого было такое настроение, что он был готов на самую чёрную и никчёмную работу только потому, что было муторно и нужно было не просто отвлечься от дурацких мыслей и самоуничтожения. Лёшка, чувствуя, что внутреннее состояние отца оставляет желать лучшего, старался не лезть в душу, но и оставлять родителя наедине со своими мыслями не входило в его планы. Без умолку болтая, он рассказывал о своих бесконечных и самых невероятных приключениях, которые вызывали у отца сначала сдержанную улыбку, затем смех в полный голос и дополнительные издёвки в сторону сына…. - Прикинь, стою я, значит, такой уже в одних труса́х, а абориген мне показывает, мол, и их тоже снимай, - втаскивая в спальню уборочный инвентарь, начал Алекс. - Зачем? На другой берег только голых перевозят? – заржал отец, представляя тощего Лёшку в одних труса́х под проливным дождём тропиков. — Вот сейчас не поверишь. Да! Все в лодке голые. И дети, и взрослые. Даже перевозчик. Я ни в какую. С какой радости я должен им свой голый белый зад показывать? А этот придурок упёрся, в труса́х не повезу! – задрав голову и протирая натяжной потолок шваброй, довольно громко травил сын. - Ну и как? Снял? – втаскивая в комнату ящики от комода, поинтересовался Геннадий, понимая, что Лёшка начал выдумывать на ходу какое-то неимоверное злоключение из своих бесконечных историй. А то, что у сына из было предостаточно, Кривицкий не сомневался. Порой он уставал слушать его трёп, когда за вечерним столом Шуня начинал сыпать своими рассказами. Ира заливалась смехом, а у него после того, как количество историй перевалило за первый десяток, начинали возникать подозрения, что Лёшка многое приукрашивает, если не сказать больше - привирает. Рассказы сына начинались именно тогда, когда нужно было разрядить обстановку и снять напряжение. Ира не раз говорила, что Лёшка такой же болтун и фантазёр, как и он. Но если его воспоминания она старалась пресечь и урезонить рассказчика, то в случае с Алексом всё было с точностью наоборот. Ирине нравились забавные истории пасынка, и тот был рад стараться их рассказывать. - А куда деваться? Пришлось. Иначе застрял бы там ещё на неделю. Лодка только раз в неделю, - серьёзно заметил сын. - И знаешь в чём прикол? - Даже мыслей нет, зачем им твои трусы́ понадобились, - честно признался отец. - Мне потом объяснили, - поведал Алекс. - Река кишела крокодилами. Несколько раз они нападали на нашу лодку. К счастью, мы отбились. Но в случае, если крокодил кого-нибудь бы утащил в воду, никто ему бы не помог. А голого крокодилу есть удобнее. Фантазия сына перешла все границы. Такое выдумать было просто невозможно. И Кривицкий недоверчиво покосился на сына: - Чего? Они Гринпис, что ли? - Если бы! Даже слыхом не слыхивали про «зелёных». Ещё и обиделись. Это у них поверье такое, местное. Крокодилов обижать нельзя. Они священные. А еда должна быть готова к употреблению! Понял? - С ума сойти. Какого только сумасбродства в мире не бывает. Трусы́-то отдали? – гоготнул Геннадий. - Конечно. Ещё бы не отдали. Хорошо, что рюкзак непромокаемый был. Не, па, не советую тебе в Амазонии побывать. - Учту. В отпуск, по крайней мере, я туда точно не собираюсь. - А кто-то на днях говорил, что готов свалить даже к чёрту на рога. — Это я в сердцах, - хмыкнул отец и добавил: - Ты же знаешь. Ну-ка, давай-ка на раз, два, три. И резким совместным движением они сдвинули платяной шкаф. - Па, а мебель будем менять? – протискивая вместе с отцом видавшую виды двуспальную кровать в спальню, поинтересовался Лёшка. — Это пусть Ира думает, - пыхтя и переворачивая не проходящий предмет мебели на попа, отмахнулся отец. - А тебе, типа, без разницы, – сын понял его задумку и скоординировал свои усилия. - Поважнее дела есть, чем мебель, - медленно выводя кровать через дверной проём, осадил его прыть Гена. - Поважнее дел нет. – Сын не унимался, но кровать была благополучно втиснута в спальню. - Вам кровать нужна будет нормальная. - Побеспокоился. Я и на диване посплю. - А Ира? – Алекс был уверен, что отец уже отошёл от ссоры с женой и его мысли заняты более приятными вещами. Но ответ отца не порадовал. - Слушай, не начинай. - Ну, извини. Я как лучше хотел. – Он понял, что отца всё же лучше не цеплять на данную тему. - Занимайся своими делами, хорошо? Шуруповёрт лучше подай, - отец протянул руку в ожидании инструмента. Лёшка передал шуруповёрт с вопросом: - Па, совсем всё хреново? – сыну хотелось перевести тему на Склиф, но и тут его ждала резкая реакция: - Отвали! Не болтай под руку. - Всё, па! Перекур! Четыре часа, как в операционной! С тобой не забалуешь! Как твои ассистенты выдерживают? – буквально взмолился Лёшка, понимая, что если он сейчас не остановит трудовой порыв отца, тот до конца дня приведёт в порядок всё наследство Кривицких. - Нормально! Ты бы лучше у отца спросил, как он выдерживает, - отключая шуруповёрт и проверяя прочность собранного комода, ответил отец. - Да я вижу, что на тебе пахать можно. - Лёшка не успел договорить, как отец всучил ему ведро с грязной водой и швабру: - Раз на мне можно, на тебе и подавно. - Па, может быть, что-нибудь перекусим уже? Я жрать хочу как волк. Ты тут стой, я пока на кухню. Хотя бы чайник поставлю. Только кофе у меня растворимый, - крикнул он, скрываясь в коридоре. Кривицкий стоял посредине спальни и крутил головой. Отремонтированная и вылизанная комната радовала глаз и понемногу успокаивала. Взгляд застыл на только что вымытом окне. - Лёшка, шторы тащи! – крикнул он сыну. - Какие ещё шторы? – В проёме появилась взъерошенная голова. - Ну, не шторы, портьеры или как их там. - Отец показал, что не слишком осведомлён в названиях убранства для окон. - Па, ты сейчас пошутил? У меня нет штор. Те, что я на помойку выбросил, сами от старости расползлись. - И ты хочешь сказать, что окно у нас голое будет? Прекрасно! – Кривицкий почесал затылок и задумчиво протянул. - Как-то я не рассчитывал, что буду своим шикарным пузом перед окнами щеголять. Я тебе ни в Амазонии…. - Ой, да брось. В Швеции вообще окна не принято закрывать. - Ну, ты вроде бы не в Стокгольме, а в Москве. - И че? Поприкалываться нельзя. Я же клининговую на среду заказывал. И рулонные шторы тоже. А сегодня выходной, так что извини. Придётся тебе как-то перебиться без штор. Ну, так мы есть идём или ты сейчас еще и гостиную ринешься выгребать? - Не мешало бы. Но сначала тащи покрывало. У деда было синее такое…. Потом перекусим. - Ой, пааа! Может, на сегодня уже хорош? – заскулил сын явно не в восторге от гиперактивности отца. Алекс не ожидал, что его предок с таким рвением впряжётся в наведение порядка в квартире. Кажется, возвращаться в лоно семьи он не собирался. - Без разговорчиков! А то без ужина останешься. - Раскрывая стремянку, Геннадий вскарабкался на нужную ступеньку, прихватив с собой шуруповёрт и саморезы. - И что это будет? – не понял Лёшка, протягивая когда-то синий кусок ткани. Покрывало он нашёл довольно быстро, на одной из антресоли платяного шкафа. Оно было упаковано в целлофановый мешок и выглядело довольно сносно. Со временем оно выцвело, но, по крайней мере, было чистым. - Нормально будет. В Совдепии ты не жил и по студенческим общагам, - отец перекинул через плечо видавшее виды покрывало и, проверив аккумулятор на шуруповёрте, пробубнил: - Ладно, на пять шурупов хватит. - Я, на минуточку, пол мира объездил. И там шторы без надобности были, - не преминул напомнить отцу сын. — Это я уже понял, - Кривицкий прервал разглагольствования наследника и вновь скомандовал, - лучше стул возьми и помоги, чем стоишь и скалишься. - Тебе говорили, что ты деспот? - Впервые слышу, – отшутился Геннадий. - Пошевеливайся, я сказал. Кто-то, кажется, есть хотел. Пока Кривицкие цепляли на наличник шурупами видавшее виды покрывало, которое в своё время служило украшением комнаты отца, и понимали друг друга едва ли ни с полуслова, раздался звонок в двери. Боцман звонко гавкнул и первым, прихрамывая на заднюю лапу, довольно быстро поковылял в прихожую. Лёшка легко спрыгнул со стула и устремился к дверям: - Наконец-то ужин! - Когда заказать-то успел? – Докрутив последний саморез, Геннадий отключил аппарат и соскочил со стремянки. - Так тебя пока дождёшься! Точно ноги с голодухи протянешь! - прокричал сын уже из прихожей. Его голос отозвался гулким эхом в почти пустой квартире.***
На пороге стояла Ирина. - П-привет, - заикаясь от неожиданности, Лёшка поприветствовал мачеху, - я думал, пицца. С этими словами он попятился вглубь квартиры, давая возможность войти нежданной гостье. Она вошла: - Привет. Боцман, тыкаясь носом в брюки Ирины, радостно замахал хвостом. Лёшка подхватил огромную сумку: - Ого! Какая тяжелая. - Ты же хотел пиццу. Снимая уличную обувь, Ира пошарила глазами по полу прихожей и выудила из кучи сваленной обуви свои старые кроссовки, которые она принесла сюда, когда начался ремонт. Как чувствовала, что пригодятся. Из комнаты, стягивая с головы импровизированную бандану, появился Геннадий. Увидев супругу, он едва слышно прошелестел приветствие и скрылся в ванной. Вдогонку он услышал едкую подначку супруги: - Я уже думала, что ты за каперсами в Израиль укатил. Кривицкий никак не отреагировал на слова, молча сунул голову под кран с прохладной водой, пытаясь успокоиться. Волна обиды с неприятным осадком «ты кто такой?» вновь накатила на едва успевшее остыть сознание. - Па, ты долго ещё? – Алекс был в своём репертуаре. Им руководило нежелание видеть молчаливых Кривицких. Нужно было спасать дорогих ему людей. Он видел, как помрачнел отец, как только увидел Ирину и заметил нервозность мачехи. Быть между молотом и наковальней ему не хотелось. – Я сейчас тебя съем! - Не стоит. Я тебе ещё пригожусь, - полушутя, полусерьёзно произнёс отец. - Да иду я, иду. Ужин прошёл напряженно. И хотя Лёшка пытался растормошить и отца, и Ирину, выходило плохо. Разговор с ним поддерживала лишь мачеха. У Кривицкого-старшего лишь ходили желваки, он кидал односложные «да», «угу», «не знаю» и молча жевал приготовленный супругой ужин, который был выше всяких похвал. В конце он, как обычно, поблагодарил жену за ужин, но привычного поцелуя не последовало. Геннадий встал, убрал за собой тарелку и вышел из кухни. - Так! Понятненько! Ир, спасибо за ужин. Было очень вкусно. - Лёшка тоже подпрыгнул на стуле, но не из того, что хотел двинуться за отцом. Он решил, что ему нужно исчезнуть и дать старшему поколению разобраться в своих отношениях без него. – Боцман, гулять! Пёс нарисовался тут же, волоча в зубах поводок. Быстро одевшись, пасынок и Боцман оставили Кривицких наедине.