Коктейль «Ирландский кофе»

Если бы у Трафальгара спросили, в каких они с Луффи отношениях, и под дулом пистолета потребовали бы ответить честно, он бы замялся ненадолго, а потом ляпнул бы что-то вроде киношного «дружба с привилегиями». Потому что они действительно были друзьями. С той пометкой, что для друзей они слишком часто, пусть и несмело, касались друг друга — руками, губами, взглядами, размазывая границу между дружбой и отношениями, но не переступая. Одно время Ло пытался свести на нет все их невнятные касания, потому что, на самом деле, они не встречаются, и это странно — трогать друг друга, не встречаясь. Но как же сложно оказалось не касаться, когда очень хочется, и Трафальгар быстро сдался под натиском своего тактильного голода, возвращая им с Луффи плачевный статус передрузей-недовлюблённых. Когда Трафальгар смирился со своей новоприобретённой зависимостью, начались проблемы иного характера. Луффи — парень. Как строить отношения с парнями, Трафальгар представлял слабо, что уж говорить, до недавних пор о подобном ему задумываться вообще не приходилось. Омрачалось всё тем, что Ло понятия не имел, нужны ли Луффи отношения, и вроде бы возьми да спроси напрямую — но это же Трафальгар. Ло не знал, как мужчина должен ухаживать за мужчиной, ну вряд ли же, в самом деле, дарить цветы и конфеты; неплохой ему показалась идея сходить на свидание, и Трафальгар, преступив через себя, позвал Луффи в бар. На свидание это было мало похоже — они ржали, спорили о недавно вышедшем альбоме Imagine Dragons, напились до чёртиков, а когда вернулись домой, Луффи отсосал Трафальгару так, что едва искры из глаз не посыпались. То был первый и последний раз, когда они зашли дальше трусоватых объятий-поцелуев, и, казалось бы, это должно было расставить всё по своим местам, но на деле только больше запутало. По четвергам Луффи возвращался от психолога обессиленным и уставшим, садился рядом с Трафальгаром на кровать, заглядывал ему в глаза (иногда не заглядывал, и тогда Ло понимал, что всё плохо) и сотрясал воздух робким «можно?». Ло коротко кивал в ответ, и Монки безвольно падал ему в объятия. Полусидя-полулёжа в кольце Трафальгаровых рук, Луффи рассказывал о том, как прошёл его день, иногда, вдогонку недавней беседе с психологом, делился печальной подробностью своего прошлого, а иногда просто молчал (и тогда Ло понимал, что всё действительно плохо), грустно и вдумчиво. Но грусть Луффи была Трафальгару понятнее и ближе, чем былая россыпь лживых улыбок, потому что улыбки те — поверхностные, буднично-вымученные, холодные, а грусть свою Монки как бы отрывал от сердца, спрятанного ото всех и для всех, и согретая его сердцем грусть оставалась тёплой. Но знаете, что? Когда Трафальгар обнимал Луффи первым, предвосхищая его дурацкое «можно?», когда брал его за руку брезгливым взглядам мимо проходящих назло, когда утыкался носом в макушку или основание шеи и вдыхал пряный аромат чужого-родного тела так, точно бы хотел захлебнуться в нём... Луффи улыбался искренне. В искренние улыбки Трафальгар влюблялся. Очередную такую хотелось запечатлеть, вставить в рамочку, повесить в самое видное место на стене своей долговременной памяти, присвоить себе и никому не показывать. И уверенным росчерком подписаться в углу, с гордостью увековечив своё авторство. — Ты взял зонт? — Трафальгар поморщился, наблюдая за тем, как машина, нёсшаяся по огибавшей университетскую территорию трассе, рассекла смачную лужу. Декабрь бесчинствовал, сбивая с толку стойко плюсовой температурой и вечными дождями — зиму можно было увидеть только на странице календаря, тогда как за окном бесконечностью серого разливалась осень. Ливень бил по козырьку над входом их университета, разгонял лужи-реки по улицам, и крупные, увесистые капли, падая на поверхность неспокойной воды, взрывались и умирали в ней. — Не-а. У Ло не было сил на него злиться, потому что, блин, ничего нового, Луффи — это Луффи, и всё человеческое ему чуждо, а уж посмотреть прогноз погоды перед выходом из дома — да для кого их делают вообще, эти прогнозы? — Подожди, я достану, — Трафальгар залез в свой рюкзак. Зонт провалился куда-то на дно, и в его поисках Ло пришлось полминуты копаться среди тетрадей и всякого мусора. Наконец найденный зонт угодливо распахнулся в его руках, готовый вступить в бой со страшной непогодой. Луффи, к удивлению, рядом уже не было. Пока Трафальгар рылся в своём рюкзаке, Монки, пользуясь шансом, успел выскользнуть из-под спасительного козырька и теперь гуляючи двигался в сторону автобусной остановки. На ливень он не обращал никакого внимания, и ливень этот, точно обиженный его пренебрежительным отношением, стал ронять тяжёлые капли старательнее и злее. — Эй! — крикнул Трафальгар достаточно громко, чтобы перебить заунывный гул дождя. Луффи повернулся к нему, расплылся в издевательской улыбке и продолжил вышагивать спиной вперёд, игнорируя риски свалиться в лужу в лучшем случае и под машину — в худшем. Трафальгар ринулся за своим несносным соседом, на ходу поправляя беспроводной наушник, грозящийся вот-вот отправиться в смертоубийственный полёт на мокрый асфальт. Второй наушник — а как иначе? — был у Луффи, и Ло видел, как одними губами он подпевал закравшейся в их плейлист песне Энди Блэка. Наконец настигнув Монки, Ло схватил его под руку и рывком утянул в сторону, заставляя отойти дальше от края бордюра. Неизящно проезжающая мимо легковушка хорошенько окропила водой из лужи то место, откуда Трафальгару великим чудом удалось спасти Луффи двумя секундами ранее. — Смотри, блин, куда идёшь, — рявкнул Трафальгар, но прозвучало слишком раздражённо и строго, и он поторопился загладить свой призрак вины: — Я тебя люблю. Луффи вдруг перестал подпевать Энди Блэку. Он уставился на Трафальгара, как на прокажённого, в глазах у него читался неподдельный страх, громкое сомнение, и сначала Ло ничего не понял. А потом понял, и понимание глыбой железобетона рухнуло ему на голову. Он это сказал. — Что ты сказал? — вторил его мыслям Луффи. Трафальгар растерянно отшатнулся назад, продолжая на вытянутой руке держать зонт над Луффи, и капли дождя забарабанили по его плечам. — Ничего. — Я слышал, — Луффи шагнул ему навстречу, сокращая расстояние между ними до неприличного. — Ты сказал. — Нет. — Да. Трафальгар молчал — молчал и понимал, что облажался. Он продумывал пути к отступлению, пытался в самом себе найти оправдание этому безнадёжно глупому признанию, которое и на признание-то не было похоже — просто констатация факта как будто, как будто и признаваться не в чем, будто всё и так понятно, будто так всегда и было, и что уж тут. Луффи смотрел на него пытливо и долго, и в пронзительной темноте его глаз разливалось какое-то издевательское, сытое удовольствие. Под его взглядом Ло сдался (опять, снова, в очередной раз, и сколько ещё впереди таких обидно-приятных проигрышей — бог знает): — Чёрт. Да. Ло не успел сказать ничего кроме. Стоило этому «да» сорваться во влажный, землисто пахнущий дождём воздух, как Луффи прильнул к Трафальгару всем телом. Его мокрые, слипшиеся колючками волосы щекотали Трафальгару подбородок, пальцы где-то на спине трогательно-неосторожно сжимали чёрный габардин его пальто, и Ло не видел, но чувствовал, как Луффи улыбался ему в плечо. Ло тоже улыбнулся; глупо заниматься самоанализом, когда Луффи так близко. В конце концов, дурацкое «люблю» слетело у него с языка так легко, что в подлинность его нельзя было не поверить. — Теперь только жениться, Траффи, — весело сказал Луффи, касаясь тёплым дыханием чужой шеи, и Ло прижал его к себе свободной от зонта рукой. — Не против. Ведь — в конце концов! — дурацкое «люблю» ощущалось на губах не по-дурацки правильно.