REVIVED

      Томми находит Уилбура только на следующий день, когда тот, застыв, пялится на разноцветные цветочки из чьего-то сада. Томми физически больно смотреть на его кривую осанку.       — Уилблять, вот ты где! — тут же выкрикивает Томми, быстрыми шагами идя к названному.       Тот чересчур резко оборачивается, так, что позвонки шеи аж хрустят, оценивающе оглядывает Томми с ног до головы, будто сканируя. Томми даже пугается: Уилбур смотрит на него, как на врага, пока не осознаёт, кто стоит перед ним на самом деле. В глазе Уилбура — тот, который не помутнел — мелькает что-то, и сам Уилбур, широко улыбнувшись (даже оскалившись), машет ему.       — Привет, Томс! — прозвище почему-то отзывается теплотой в сердце. — Давно не виделись.       — И из-за кого? — фыркает Томми, скрестив руки на груди. — Ты где был вообще?       Улыбка Уилбура становится какой-то угловатой, ломаной. О, проблески чувства вины.       Глаза Уилбура сужаются, и он наклоняется чуть вперёд, вглядывается в лицо Томми.       Честно? Это жутко.       — Гулял, — выдыхает Уилбур, и из его пасти несёт сигаретами, кисло-горькой гнилью и ещё какой-то хернёй. Томми морщится. — Знаешь, пытался вспомнить хоть что-то самостоятельно.       — И… как? Получилось? — спрашивает Томми. Ещё тогда, когда Томми думал, что сожрал плесневелый хлеб, он в порыве чувств рассказал Уилбуру про изгнание, Судный День, немного про отель, который отобрал Джек, — в общем, про то, что случилось уже после его смерти.       События до шестнадцатого ноября он не трогал. Не хотел.       Если хоть кто-то спизданёт про Погтопию или старый, незапятнанный кровью Л’Манбург, тоталитарный Манбург, Томми самолично прибьёт этого дармоеда за то, что тот лезет не в своё дело.       Уилбура нужно отгородить от этого дерьма. Нельзя допустить, чтобы он вспомнил о всём том дерьме, что им пришлось пережить.       Его и сейчас нельзя назвать… нормальным. Вот эта его стрёмная угловатость, непонятная ярость, мелькающая в глазах, не является нормальной.       Сколько же Уилбур был в Лимбо? Время там растягивается: будучи мёртвым два дня, тебе покажется, что ты провёл там уже два месяца.       Томми невыносимо было сидеть в той нескончаемой пустоте и осознавать, что он всю оставшуюся вечность проведёт там. В кромешной тьме.       Но зелёный ублюдок вытянул его с того света.       Как он там, интересно? Не помер?       Ну, Томми похуй, даже если помер. Он больше в жизни не навестит этого уёбка, чьё радушие к гостям ограничивается их убийством.       И Уилбура он не подпустит ни на шаг.       — Ну… так, — Уилбур неопределённо машет ладонью. — Что-то очень смутное, понимаешь? Я вспомнил про Камарван благодаря тебе, но на этом всё. И ещё мне не очень нравился Эрет… и ещё какой-то… стрёмный алкаш…       — Шлатт, — выдыхает Томми. Трудно не узнать его по такому описанию.       И тут у Томми в голове что-то складывается.       — Слушай, Уилл, — Томми ждёт, пока Уилбур посмотрит в его глаза. — А ты помнишь Лимбо?       И Уилл застывает. Его руки, пальцы, волосы и шея замирают в пространстве, грудь совершенно не вздымается, а глаза не шевелятся. Серьёзно, его зрачки даже не двигаются.       А потом Уилл снова корчится. Он начинает сутулиться, слишком сильно наклоняя голову, его пальцы начинают люто трястись, будто сам Уилбур вот-вот упадёт в приступе эпилепсии. Зрачок видимого глаза слишком сильно расширяется.       — … Нет, — говорит Уилбур. Он резко хватается одной рукой за голову, сильно оттягивает каштановые волосы, намеренно причиняя себе боль. Некоторые он даже умудряется выдернуть. — Точнее, да, помню… я помню, что мне было больно и что… я был на станции.       Станция. Станция грёбаного метро, как описывал её Уилбур. Томми её не видел, как и не видел Уилбура. Он даже не ощущал присутствие Уилбура: он не слышал шуршание его одежды, не чувствовал запах пепла и пороха, не ощущал его дыхания.       Но зато отчётливо слышал чужой голос. И в той холодной, недружелюбной пустоте голос Уилбура был тем, за что Томми хватался, чтобы не сойти с ума.       Иногда он слышал Шлатта. Иногда приходил Мексиканский Дрим.       А потом Томми выдернули из этой пустоты. Вытянули из холодной тьмы и вернули в горячую тюремную камеру из обсидиана.       — Было забавно играть в карты, — подмечает Уилбур, неловко посмеиваясь. — Это всё, что я помню. Похоже, у меня сохранилось больше воспоминаний из Лимбо, чем из этой жизни.       — Наверное, — жмёт плечами Томми.       Они стоят в неловкой тишине несколько минут. И это даже немного приятно. Ветер шумит, да трава колышется, и это все звуки, которые их окружают.       Но Томми ненавидит тишину. Слишком сильно напоминает изгнание. Там тоже было тихо и умиротворённо для тех, кто туда приходил. Но не для Томми.       Для Томми это был психологический ад.       Не то чтобы это было прямо совсем ужасно… Просто Томми было тяжело осознать, что всем было абсолютно насрать на то, как он там поживает.       Даже Туббо не приходил. Конечно, в первое время к нему приходили некоторые ребята, такие как Паффи или Ранбу, да даже ебучий Техноблейд с Филзой, но регулярно его никто не навещал.       Только Дрим. И Гостбур.       Крики Гостбура резко наполняют сознание Томми, и тот съеживается, будто ему физически больно их слышать.       В любом случае, даже если Дрим был тем ещё мудозвоном, пользовавшимся уязвимым положением Томми, когда пытался его подчинить и сделать послушной собачкой, он был прав — большинству было всё равно. Это был факт.       Он может оправдать Туббо. У Туббо были дела в Л’Манбурге, а ещё его, возможно, гложило чувство вины, хотя Томми не уверен. Ранбу и Паффи не было насрать: они хотя бы пару раз навещали его.       Техноблейд пришёл просто посмеяться над ним. Филза выдал изумруды дружбы, но на этом его визиты прекратились.       Бэд подарил ему диск, что удивительно. Но Бэду определённо точно было насрать на него. Сапнапу тоже было наплевать.       Квакити и Сэм заходили… Эрет тоже, но чисто из жалости.       Томми сглатывает. Если так пересчитать, то его реально много кто навестил.       Он чувствует, как Уилбур кладёт ему руку на плечо, слегла поглаживает.       — Эй, Томс? Ты чего? — обеспокоено спрашивает Уилл, наклоняясь, чтобы увидеть лицо Томми.       — Ничё, всё в норме, — Томми отмахивается, резко выпрямившись. — Изгнание вспоминаю.       — Изгнание? — Уилбур на мгновение хмурится, а потом резко мрачнеет. — А, изгнание…       — Ага, оно самое, — фыркает Томми, скрещивая руки на груди. — Думаю, вот вроде много кто навещал, много кто подарки дарил, а в итоге…       — А в итоге всем наплевать, да? — грустно вздыхает Уилбур, и Томми угрюмо кивает. — Томми, тебе нужно усвоить одну важную вещь.       Томми поворачивается к нему, смотрит на него исподлобья своими голубыми глазами. И Уилбур смотрит в них сверху вниз прищуренным, изучающим взглядом.       — Всем на нас всегда будет насрать, — хрипит Уилбур, вновь сутулясь. — В большинстве своём всем друг на друга наплевать. Даже самым лучшим друзьям.       Что-то болезненно ёкает в груди. Туббо… Туббо, похоже, вновь засел в Сноучестере и решил больше не появляться. И Ранбу, наверное, тоже с ним.       Но всё же…       — Туббо и Ранбу не плевать на меня, — возражает Томми. — Если бы им было насрать, они бы ни за что не помогли мне убить Дрима. Ну, попытались хотя бы…       — И как, помогли? — фыркает Уилбур, и в его глазах мелькает что-то яростно. Томми сжимается. — Где они теперь? Лишь я с тобой тут, Томс. Ты едва ли знаешь этого долговязого Ранбу, а Таббо… разве не он тебя как раз и изгнал?       Томми крупно вздрагивает. Уилбур определённо задел его за больное. Но Томми категорически с ним не согласен.       — Изгнание было давно, — гневно цедит Томми, с силой сжимая свои плечи. Уилбур крипово нависает над ним, но Томми встречает его с гордой поднятой головой. — Сейчас всё иначе-       — Да? — вновь хрипит Уилбур, и Томми чувствует запах гнили из его рта. — Неужели?       И Томми замирает.       Он болезненно хмурится, смотря прямо в глаза Уилбура, а затем отводит взгляд.       В чём-то… в чём-то Уилл действительно прав. Не то чтобы Туббо и Ранбу реально желали помочь ему с восстановлением памяти Уилбура и его газлайтингом…       — Не плевать лишь твоей семье, Томс. Ты нужен лишь своей семье, — и эти слова залезают Томми под корку мозга, укладываются в его сознании и принимаются, как истина.       Возможно, тот старый мальчишка Томми, не потрёпанный войнами и не травмированный смертями, всё ещё предпочитает смотреть Уилбуру в рот и слушаться его во всём.       Более рациональная часть помнит то безумство Уилбура и понимает, что нельзя принимать за истину всё, что выходит из его рта.       Но Уилбур больше не безумен. Да, порою странноват, но в основном он даже чем-то напоминает старого Уилбура.       Именно поэтому он ему верит.       И Уилбур скалится в улыбке.       — Только мне ты нужен, Томс, — Уилбур подаётся вперёд, обнимает Томми и скручивается над ним, из-за чего лицо мальчишки упирается в чужую шею. Уилбур легонько поглаживает Томми по спине, даже похлопывает. — Только мне.       Возможно, ему когда-нибудь стоит напоить Томми. Для его развязности.

***

      — Гостбура же убили, да?       Квакити резко оборачивается, сверкает единственным глазом.       Глатт парит над полом в этой импровизированной качалке с зелёной бутылкой в руках. Как он вообще может пить вино, будучи призраком?       — Откуда ты знаешь? — резко, но тихо спрашивает Квакити, продолжая затачивать незеритовый топор специальным скрапом.       — Ну, э, — Глатт рыгает, и Квакити морщится, — чувак, я буквально в Лимбо сижу, но могу из него выходить. Хз почему и как.       Шлатт мог существовать вне Лимбо в качестве Глатта, собственного призрака, при этом сохраняя воспоминания, и это… интересно. Если Гостбур и Уилбур были двумя разными личностями, то Глатт и Шлатт, казалось, отличались лишь первой буквой в имени.       Квакити разворачивается всем телом, осматривает топор на наличие трещин. Глатт незаинтересованно обводит его взглядом и отпивает ещё вина.       — Да, Уилбура воскресили, — фыркает Квакити, замахиваясь топором куда-то в сторону. — Я его так и не встретил. Эрет говорит, что Томми, Таббо и Ранбу пытаются вернуть ему память. Похоже, у него амнез-       И Глатт резко выплёвывает недопитое вино прямо на Квакити. Тот успевает закрыться мощной рукой, но теперь его белая хлопковая рубашка пропитана ебучим вином. А его хрен отстираешь.       — Шлатт, ты чё, охрене-       — В КАКОМ СМЫСЛЕ ВОСКРЕШЁН?!       Глатт резко подлетает к Квакити вплотную. Глатт — призрак, поэтому от него не пахнет, но Квакити может буквально чувствовать этот ебучий запах пота и немытого мужика от этого серого тела с одной только майкой-алкоголичкой и строгими брюками.       — Ну, Дрим убил Гостбура и вернул Уилбура к жизни, — Квакити с какой-то тревогой смотрит на то, как Глатт непонимающе хмурится. — Ну типо, да, воскрешён.       Глатт осмысляет всю эту информацию, а потом сплёвывает куда-то в бок.       — ТАК КАКОГО ХУЯ ОН У НАС ВСЁ ЕЩЁ ТУСУЕТСЯ?! — орёт Глатт и резко пинает какую-то штангу. Та звенит, но Глатту, что удивительно, не больно. Призрак ведь.       Квакити тупо хлопает глазами. То есть как?…       — В смысле?       — На нашу катку в пасьянс вместо Уилбура залетел Гостбур и каким-то образом выиграл, — фыркает Глатт и ставит бутылку рядом с тренажёром. Он потирает руки. — Я спросил, мол «а Уилбур где?», а он весь погрустнел и такой «ходит по тоннелям станции». Типо, его Лимбо — буквально станция метро, и он там орёт, спит и курит двадцать четыре на семь. Гостбур попытался меня к нему затащить, но Уилбур там как бешеный чёт бормотал, и я съебался к хуям.       — То есть… ты видел Уилбура и Гостбура одновременно?… — уточняет Квакити, наклоняя голову набок.       — Ага- ГЛАТТ! — Глатт вновь рыгает. Он разворачивается к Квакити спиной и внезапно берёт две маленькие гантели, лежащие у тренажёра. — Обоих этих дегенератов. Уилбур с катушек слетел.       — Тогда… — Квакити хмурится, — кого воскресили?       Глатт молчит несколько секунд, одновременно поднимая гантели и качая бицепсы.       — Не знаю, — как-то серьёзно отвечает он. — Я не знаю, что произошло, когда Гостбура убили. Но Уилбур всё орёт, что ему надо выбраться из Лимбо как можно скорее.       Глатт поворачивается к нему, и Квакити видит вселенскую усталость в его глазах.       — Спроси у Дрима, — предлагает Глатт. — У него же книга возрождения, ему видней.       Квакити слегка кивает и, закинув топор на плечо, выбирается из тёмной пещеры. Глатт, кстати, почему-то очень чувствителен к свету, поэтому в солнечную погоду на улицу ему выходить никак нельзя. А он и не хочет.       Квакити несёт пиджак в другой руке и направляется в темницу Пандоры. Он совсем засиделся с Глаттом, поэтому нужно поторопиться и проверить Дрима. Тогда Квакити и спросит про Уилбура. Остаётся только надеяться, что Сэм ещё не успел уйти со смены.       Сейчас где-то полночь. Квакити практически перешёл на дневной сон и делает всю работу ночью. Это не очень хорошо сказывается на его здоровье: его кожа побледнела, губы потрескались, да и суставы начали иногда ныть, как у какого-то старика.       Квакити направляется к темнице Пандоре по тропе Прайма, освещаемой жёлтыми фонарями. Никто в это время обычно не гуляет, поэтому Квакити может не беспокоиться о том, что испугает кого-то блестящим топором.       Да и о книги возрождения и пытках Дрима распространяться как-то не хотелось. Хотя, про книгу возрождения не слышал только ленивый.       Квакити широко зевает. Всё-таки бодрствовать ночью не очень круто. Наверное, ему следует перейти на ночной сон-       Что-то резко хрустит позади него, и Квакити оборачивается. В ноздри впивается запах гнили.       Огромная долговязая фигура Уилбура Сута нависает над ним, закрывая фонарный свет. Он молча пялится на него карими глазами, засунув руки в карманы пальто.       У Квакити дыхание перехватывает. Эта неестественная угловатая поза, не присущая Уилбуру… пугает.       — Я тебя знаю? — хрипит после паузы Уилбур, наклоняя голову набок, как какая-то грёбаная птица. Голос невероятно хриплый, низкий, будто Уилбур выкурил шесть пачек сигарет за раз. Ощущение, что если коснёшься его голосовых связок, то они просто лопнут от напряжения.       Кадык у Уилбура слишком сильно выпирает. Он всё время дёргается, в отличие от грудной клетки, которая будто стоит на месте.       Так вот каков Уилбур Сут теперь.       — Эй, алё, — Уилбур щёлкает пальцами перед его лицом, и Квакити резко отпрыгивает, снимает топор с плеча.       — УИЛБУР, КАКОГО ХУЯ ТЫ ТАК ПОДКРАДЫВАЕШЬСЯ?! — орёт на всю округу Квакити, скаля зубы. Ещё и этого пришибленного не хватало.       Уилбур кажется искренне удивлённым. Он пару раз моргает, а потом неловко чешет затылок.       — А, напугал?… Извини, — он извиняется, но в единственном видном глазу нет ни капли раскаяния. — Томми говорил, что это странно, но я забываю периодически.       Квакити стрёмно. Безумно стрёмно. Кто стоит перед ним сейчас?       Может, душа Уилбура разделилась пополам? Одна часть осталась в Лимбо со всей памятью, а другая… вернулась?       Квакити не знает всех тонкостей воскрешения, и Дрим — он уверен — тоже.       Квакити сжимает рукоять топора. Даже если Уилбур потенциально опасен, именно у Квакити сейчас оружие в руке. Вряд ли Уилбур сможет хоть что-то предпринять.       — Так, э… а ты кто? — спрашивает Уилбур невзначай.       — Квакити.       — Квакити, Квакити… о, Квакити! Ты, э… бля. Имя знакомое, но не помню нихуя. Как мы познакомились вообще?       Квакити хмурится.       — Томми не рассказывал?       Уилбур смещает вес на одну ногу, задумчиво пялясь в ночное небо.       — Не. Он говорил, что после моей смерти ты был вице-президентом Л’Манбурга или типо того. Правая рука коротышки Таббо.       — Да, был, — подтверждает Квакити, кивая. Он опасается давать этому Уилбуру хоть какие-то крупицы информации о себе.       Если настоящий Уилбур и вправду сидит в Лимбо, и Глатту не причудилось это в пьяном угаре, то этот хер, занявший его тело, не заслуживает доверия.       — А как ты туда попал? — Уилбур обходит Квакити по дуге, и он делает то же самое. Нельзя позволять ему заходить за спину. — Мы вообще в хороших отношениях? Ощущение, что нет…       — Я бы сказал в нейтральных, — говорит Квакити, покачивая рукой аля «50/50». Он замечает, как Уилбур хмурится.       Он заметил, что Квакити не говорит прямо?       — А почему? Что случилось? — Уилбур подходит ближе, но Квакити делает шаг назад. Челюсть Уилбура напрягается, на ней выступают желваки.       — Ничего, — Квакити сужает глаза. — Разве тебе не надо, типо, вспомнить? Вдруг я тебе напизжу какую-нибудь ахинею.       И Уилбур стынет. Он начинает едва заметно трястись от напряжения.       У Квакити наготове топор, так что ему плевать. Пусть только попробует-       Уилбур за один шаг преодолевает расстояние между ними, резко наклоняется, смотря Квакити прямо в глаза, и хватает его за плечи. Уилбур с силой их сжимает, впиваясь грязными ногтями в кожу под рубашкой, и Квакити замирает, потому что Уилбур пропах зловонием войны, куревом и гнилью.       Томми так не пах после воскрешения. С момента воскрешения Уилбура прошла почти неделя, так почему от него так несёт?       Но… взгляд Уилбура страшен.       Кажется, что глаза не карие, а алые. И эта его мерзкая улыбочка лезет на лицо, пока в глазах читается желание прикончить Квакити к хуям, расчленить его труп и выкинуть в океан.       Такую жажду убийства Квакити ещё не чувствовал.       — Квакити, а чего от вопросов уходим? — спрашивает он, казалось бы, спокойно, но Квакити чуть потряхивает. — Почему так не хочешь говорить со мной?       «Потому что ты конченое непонятное хуйло», — хочет сказать Квакити, но слова застревают в горле.       — Квакити, или ты мне сейчас выкладываешь всё, что произошло со мной перед смертью, или я уничтожу всё, что тебе дорого, убью твоих родных, апотомзарежутебянахуйи-       — Квакити!       И Уилбур тут же отпускает его. Так быстро, что Квакити даже очухаться не успевает.       К ним идёт Сэм. Сэм, облачённый в полный комплект охранника Пандоры, идёт к ним быстрым шагом. В одной руке он держит переливающийся трезубец.       — Квакити, нам нужно- О, Уилбур, здравствуй.       Уилбур сощуривает глаза, осматривает Сэма с ног до головы, будто вспоминает, кто это.       — О, ты тот страж, о котором Томми говорил, — резко вспоминает Уилбур, улыбаясь.       Плечи Сэма резко опускаются при упоминании Томми, да и сам он как-то… мрачнеет. Квакити знает, что произошло во время попытки убийства Дрима. И он знает, что Сэму неприятно об этом вспоминать.       Но вот, последствие его ошибок стоит прямо перед ним.       — Привет, привет, — улыбка превращается в оскал. Он закидывает руку на плечо Квакити, — а я тут с Квакити болтаю.       Квакити тут же отталкивает его, отходит поближе к Сэму. Хоть один свидетель! Даже если это Уилбур, он слетел с катушек нахуй.       — НАХУЙ СХОДИ! — Квакити показывает ему фак и оборачивается к Сэму. — Сэм, этот говнюк только что угрожал меня убить за… за какую-то хуйню!       Сэм хмурится, медленно поворачивает голову к Уилбуру. Тот выглядит ошеломленным: он выпучил глаза, даже чуть приоткрыл рот, лицо сильно вытянулось.       — Я? — переспрашивает Уилбур, хмурясь. — Квакити, не пизди. Я решил с тобой поздороваться, а ты под кайфом начал нести какую-то ересь.       Квакити широко распахивает глаза. Он что, пиздеть вздумал?! Вот гнида-       — Ты опять принимаешь наркотики?! — тем самым родительским тоном спрашивает Сэм. Он вздыхает. — Боги, Квакити-       — ЧТО?! ДА У МЕНЯ ДАЖЕ НЕТ НИЧЕГО С СОБОЙ! — Квакити начинает выворачивать карманы штанов. — Вот, смот-       Из левого кармана он случайно достаёт пакетик с амфетамином. Наполовину пустой пакетик.       Сэм выглядит разъярённым.       — Квакити, ты- знаешь что? У нас нет на это времени, — Сэм выдёргивает у него из пальцев и выкидывает в кусты. — Нам нужно срочно проверить Дрима.       Что? Какого? Он же ничего не носил! Этот ублюдок-       Квакити оборачивается к Уилбуру, но тот пялится так стрёмно, что все слова из головы Квакити тут же пропадают. Уилбур прижимает указательный палец к губам, пока Сэм не видит, а затем, резко развернувшись на пятках, пошёл туда, куда и шёл ранее.       Этот мудозвон… подкинул ему наркоту?! Серьёзно?!       Квакити становится реально страшно. А те угрозы? Почему он вообще пригрозил ему убийством только из-за того, что Квакити некорректно отвечал?       Что не так?       Ладно, у него сейчас нет времени на это дерьмо. Но ему обязательно надо будет разобраться позже.       Сэм не читает ему нотации по поводу амфетамина, молча впускает их обоих в здоровенную темницу Пандоры.       Они идут мимо постов охраны, минует все системы проверки.       — Дрим послал кого-то, кто расчленил мою собаку, — цедит Сэм, открывая здоровенную железную дверь. Квакити хмурится. — Я думаю, это тот же человек, что и попытался саботировать тюрьму, когда Томми был здесь.       Квакити прикладывает руку к подбородку, размышляя.       — Зачем Дриму убивать твою собаку? — с непониманием спрашивает Квакити, когда они доходят до лавовой стены. — Я бы понял, если бы он мне отомстил, но тебе?       — Я не знаю, почему, — вздыхает Сэм, опуская рычаг, контролирующий лаву. Какие-то механизмы сверху шипят, и лава начинает медленно стекать вниз, оголяя обсидиановую коробку. Сэм возвращается к нему и достаёт что-то из кармана, протягивает Квакити, — но на месте убийства Фрэн было это.       Квакити выдёргивает записку из рук и внимательно читает.       — Первое и последнее предупреждение? Чего? — Квакити вертит записку, но на обратной стороне ничего нет. — Ну, смайлик точно Дрима, но нахуя ему помечать, что это он?       Сэм резко напрягается. Кажется, в порыве злости он не задумывался об этом.       — Я… Я не знаю, — признаёт Сэм, когда завеса полностью опускается, показывая исхудавшего Дрима, забившегося в угол камеры. Сэм и Квакити наступают на платформу, и Сэм с помощью какого-то пульта запускает её. — Но кто ещё это мог быть? Больше некому мне мстить. Нет причины.       Тоже верно. Кто захотел отомстить Сэму?       Все мысли Квакити вертятся вокруг стрёмного поведения Уилбура… ну, Уилбур вряд ли бы убил собаку Сэма, ему незачем.       Так ведь?       Они достигают темницы Дрима, и тот резко поднимает голову. Квакити хмурится.       В последнее время Дрим резко исхудал. Его длинные косматые патлы практически закрывают лицо, будто маска, шрамы от топора Квакити отлично видны на бледной коже. Квакити даже доволен проделанной работой.       — Наконец-то, блять! — Дрим вскакивает, словно окаянный, подбегает к ним двоим.       У Квакити глаза округляются. В смысле… наконец-то? Ему что, понравились пытки? Проявляются мазохистские наклонности?       — Просто выслушайте меня-       Сэма и шанса не даёт ему сказать, взмахнув трезубцем перед собой. Дрим ошарашено отходит назад, жмётся к стене, словно загнанный в угол зверь.       Квакити опускает взгляд на пол. Вокруг раскиданы ебучие страницы из книжек. Некоторые из них исписаны аккуратным почерком, некоторые — нет. Квакити поднимает одну, вчитывается.       Это… список? «Шлатт Та пародия на меня Рандомная душа Демоны?? XD Тьма ДREмоны»       Сэм надвигается на Дрима, словно огромная машина, не дающая и шанса спастись. Он приближает зубцы трезубца прямо к чужому кадыку, и Дрим сглатывает.       — Что ты сделал с моей собакой, урод? — рычит Сэм из-под респиратора, пока Квакити с интересом рассматривает записки, опираясь на топор.       Дрим хмурится.       — Какая собака?…       Сэм сощуривает глаза.       — Дрим, не строй из себя-       — Дрим.       И Сэм, и сам Дрим переводят взгляд на Квакити. Тот уже насобирал множество листочков с неровного обсидианового пола.       — Что это за списки? — искренне недоумевая, спрашивает Квакити. Недавние слова Уилбура продолжают мельтешить в голове.       — Это как раз то, о чём я хотел сказать! — резко выкрикивает Дрим, но Сэм не даёт ему сдвинуться с места. — Блять, я жёстко проебался с воскрешением Уилбура!       На лице Сэма появляется выражение вселенской усталости, которое было и у Глатта несколько часов назад. Сэм протирает рукой лицо, вздыхает.       — Опять он за своё…       А вот Квакити становится не по себе. Холодок ползёт по спине, отчего Квакити крупно вздрагивает.       — Я не лгу, блять, Сэм! — вскрикивает Дрим, когда тот прижимает трезубец сильнее. — Мы все в опасности из-за- из-за этой хуйни!       Сэм показательно закатывает глаза.       — Из-за какой хуйни? — Квакити подходит ближе, садится на корточки. Топор оставлен за спиной.       Дрим вздыхает так, что от лица отлетают некоторые пряди волос.       — Из-за Уилбура! — отчаянно кричит Дрим, царапая себе шею о трезубец. Он морщится, когда алая кровь тонкой струйкой стекает по его исхудалой шее. Она огибает кадык и стекает куда-то под оранжевую робу. — Это не Уилбур, это какой-то- какой-то дьявол из Лимбо!       И Квакити застывает на месте.       Это… это был действительно не Уилбур. Дрим не смог вернуть душу Уилбура. Глатт не зря видел Гостбура и Уилбура в Лимбо одновременно.       — Что за ахинею ты несёшь?! — где-то сбоку слышно Сэма, пока Квакити с ошалелым лицом пытается всё осмыслить. — Какой дья-       — Сэм, — Квакити крупно сглатывает. Он вспоминает то криповое поведение Уилбура, его угрозы убить Квакити и слова Глатта, а затем осознаёт — всё намного серьёзнее, чем он думал, — он не врёт.       И в этот момент звучит сирена.