Я покажу тебе участь оступившихся,
И тех, кто светом ослеплён…
Забудут всё, лишь провалившись в сон…
Ночь. В темноте от взора ускользает неуловимое, как вода, время. Его быстротечность, неотвратимость и… лёгкость. Истинная вечность в её естественном воплощении. Без приторных прикрас, без громких слов, без напыщенной уверенности. Лишь тишина – её объятия. Если ли бы только он понял это раньше… Клинок легко лежит в руке. Он не только её продолжение, но и мысли. Не просто инструмент, которым вершат судьбы, а олицетворение новой, невысказанной философии. Только зоркий глаз заметит, какое элегантное искусство владелец меча вплетает в сверкающее лезвие, как он двигается, как смотрит на мир. Лёгкий взмах. В смирении склоняются стебли одуванчиков, и маленькие белые зонтики начинают свой тяжёлый путь на запад. Привычка определять направление ветра досталась ему от Бэй Доу, а в море иначе и никак. Да и находясь в чужих краях было весьма сложно находить дорогу, ведь напев Барбатоса был иным – незнакомым, но манящим. Вместе с тем он отчётливо слышал зов родины, а точнее её плач и стоны. И едва ли рыдающая лира да терпкий запах свежего виноградного вина могли заглушить его. Нет… Юноша не мог отвернуться от скорби, не хотел забыться, окунувшись в сладострастные речи местных красавиц, но был готов пропустить страдания людей через своё сердце, дабы обрести заслуженную вечность и вдохновенный покой. Его конь. Такой понимающий для простого скакуна и такой же сильный и верный. Волнения хозяина тревогой отзывались и в нём, отчего зверь нетерпеливо рыл копытом землю, словно приглашал своего спутника в дорогу. И юноша поспешил собраться, не имея сил ему отказать… Тихо и мелодично скрипнула дверь гостиничного номера. Коридор ветхого двухэтажного фахверка утопал в лунном свете, скрывая лишь любопытных насекомых в своих тёмных уголках, где пауки плели паутины судьбы. И сам он – комар, лишённый воли выбирать своё будущее. — И как солнце неизбежно встаёт на востоке и заходит на западе… — он вдохнул пыльный запах бытия и затворил дверь. Возможно, именно в этой комнате он оставил себя, свою жизнь, ступив на стезю, где только кицунэ могли указать ему дорогу. Тогда он вспомнил о письме, украшенном подписью Верховной жрицы храма Наруками – подруги вечности… Пророческие намёки он видел и в этих односложных на первый взгляд строчках, а наличие «лапок» у его собеседницы придавало тексту лёгкий привкус обмана… Или присущей всем лисам хитрости. Однажды, повстречавшись с девятихвостой жрицей, он невольно стал героем её романа, примеряя роли то путешественника, то поэта, то музыканта. Пленённый воображением прекрасного ёкая, он плыл по течению, исполняя волю автора, чьи руки изящными движениями кисти описывали каждый шаг, каждый вдох, увековечивая его путь на белоснежной васи. И каждая глава его жизни могла стать последней… но многоликая сохранила его для последней повести…«Полночь лесная
Смахнула хвостом ловко
Лиса скорбь мою»
Ступени винтовой лестницы уходили в почти кромешную тьму первого этажа. Ночную тишь нарушал лишь чей-то мирный сон, да звон ложек о стенки стаканов от резвящегося ветерка. И еле видимый свет, словно от свечи, горел где-то в глубине. Когда ступени наконец кончились, за стойкой регистрации послышался шорох. Не желая будить Ноэлль, юноша почти беззвучно положил рядом со спящей горничной мешочек, щедро набитый морой. Расставание навевало приятную тоску, но куда больше, чем поспешный отъезд, его огорчало то, что даже тысячи монет из Золотой Палаты не хватит, чтобы отплатить ей за заботу о бездомном страннике. Он спешил, и в тоже время боялся раствориться для неё в вечности. Её хрупкая, по-доброму наивная душа могла смутиться от его поступка, а присущая ей эмпатия и вовсе стала бы для неё ядом. И мечта… Как трепетно она передавала ему содержание книг о рыцарях, как скрупулёзно готовилась к экзаменам, безостановочно повторяя одни и те же правила! О, слепая доброта!.. Если бы эта девушка только заглянула в его глаза, то в их отражении непременно увидела бы себя тем истинным рыцарем, каким мечтала стать… Возможно поэтому от так заботливо положил перед ней и письмо, написанное ему рукой Яэ Мико. В нём отчасти было больше вопросов, чем ответов, но и этого казалось достаточно, чтобы приоткрыть завесу тайны о судьбе загадочного мечника. Часы пробили полночь. Пора… У порога он последний раз обернулся на хрупкий силуэт, воспоминания о котором он унесёт с собой за море. Строчки незаконченной поэмы, словно сок спелого винограда на винокурне «Рассвет» изливались наружу, и он шёпотом пропел:«Я растаю, пленённый закатом прощальным,
Красной бабочкой скроюсь в колосьях пшеничных,
Утону, забываясь в прощании бальном,
Спрячу песню печали в ключах скрипичных.
Знаю только, что в мире столь ярких грёз
Ты сердце оставишь своё, устремляясь к успеху.
Даю тебе слово, лишь с первым цветением роз,
Лёгкий бархат заменят стальные доспехи…»
— Да хранит вас Анемо Архонт… — сквозь сон произнесла девушка, прежде чем мечник навсегда покинул своё пристанище. Благостным трепетом и ритмичным стуком сердца отозвалась в нём бескрайняя Долина Ветров, что вдали соприкасалась с горным подножием. Призрачный дух Веннессы, чьё чудесное вознесение в лике свободного Сокола будоражило сознание, навсегда сокрыт в древесной коре векового древа да в вольном ветре, что и теперь игрался в волосах юноши. Пожалуй сейчас он как никогда чётко ощущал рядом с собой присутствие Кадзухи, что в неведении своём возможно был более счастлив. Познакомить бы его с просторами Мондштадта… Незримым свидетелем его мыслей скорее всего был сам Барбатос. Иначе и нельзя было объяснить, отчего вдруг в небо взвились стаи белоснежных зонтиков одуванчиков, устремившихся на сей раз к востоку. Настоящая снежная буря, но тёплая. Так он и скакал, благословлённый на свою миссию архонтом ветров, затянутый в пляс тысячи чистых пушинок. Парень уже был готов оставить бренную суету во имя чего-то более важного и раствориться в небесной глади, сбросив бремя страстей и отчаянья, прежде лишь одним глазком узрев истинное, непорочное искусство. Ли Юэ было его следующей остановкой. Последний оплот дружбы адептов и людей встречал гостей тёплым светом фонарей, ласкающим слух звоном монет, редчайшими благовоньями и, конечно, той самой неповторимой атмосферой, соединяющей воедино жизни существ разного уровня могущества. Пожалуй, мудрое управление Цисин и бесценное наследие Моракса сплотили народ монолитной идеей. В фейерверке соблазнов можно было оставить всё: начиная с кошелька и заканчивая душой. Тому способствовала и суматоха на главной торговой площади Фэйюнь, которая в ночное время оживала, принося с собой поток иностранных купцов, жаждущих наживы. Иллюзия богатства и достатка тем не менее казалась более реальной и правдивой, нежели слепая ярость охоты за Глазами бога на его родине И пускай Миллелиты, вооруженные до зубов, напоминали ему о страдающем доме, в их глазах он всё же видел именно стабильную умиротворённость, а не самурайскую жестокость.«Каменный град пел
Нефритовые глаза
Покой хранили»
Порт. Словно самый важный пункт в контракте Властелина Камня, он стал колыбелью Южного креста и пристанищем многих торговых судов, благоговейно бросающих здесь якорь из года в год. И сам контракт, что ныне был запечатлён в камне, прокладывал для капитанов незримые пути, неизменно приходящие в мирную гавань. В нескольких милях от берега, на сверкающей от лунного лика водной глади размеренно и властно покачивался «Алькор», умело направляемый своим легендарным капитаном. Уже через четверть часа юноша поднимется по трапу на палубу, где начнётся его последнее путешествие. Что он скажет Бэй Доу? Что она скажет ему? На самом деле, это мало его волновало, ведь… В тишине причала его слуха коснулись лёгкие шаги. В сознании мигом промелькнули поэтические образы десятков знакомых ему людей, и, словно настраиваясь на нужную волну, юноша покорно сел на помост, протянув ноги в бескрайние объятия моря. Как сладок был воздух, так и ощущение неминуемой вдохновенной встречи волновало разум, рисуя прекрасные силуэты незнакомки. Да, так порхать могла лишь девушка, несущая на своих плечах бремя владелицы Глаза Бога. Стоящий сзади верный конь юноши пугливо топтался на месте, опасливо всматриваясь в тёмные уголки пристани. Шаги замолкли. Гостья остановилась, видимо, в нерешительности глядя на сидящего парня. Глаз Бога на его груди слабо заискрился, резонируя с подобным ему. Девушка однозначно тоже седлала молнию, день ото дня оттачивая своё мастерство. Надежда и страх сплелись в ней воедино, рождая новую форму созвездия на ночном небе – громовой стилет, пронзающий врагов во имя спасения мирной гавани. Будучи ярым скептиком, она пожалуй была одинока в своём мировоззрении, невольно вызывая душевный отклик в груди юноши. Противление воле богов… Тонкий шёлк сиреневой юбки… Взгляд тёмного аметиста… Эталон баланса и гармонии, что прокладывал путь к процветанию земли Гео Архонта. Юноша не обернулся, но знакомый шёпот вверял ему тайны незнакомки, завещая хранить негласную исповедь до скончания века. Уста обоих хранили молчание, и лишь когда небо обронило свою самую яркую звезду, шлейф которой разрезал свод пополам, дремлющие во мраке тусклых фонарей торговцы смогли услышать их разговор. — Вы продаёте лошадь? — скромно, но настойчиво произнесла девушка. С первых нот можно было понять, что дело срочное. — Не знаю… Смотря кто спрашивает… — последовал загадочный ответ юноши, что прекрасно осознавал, кто стоит за его спиной. «Алькор» лениво двигался к берегу, а значит времени было полно. — Едва ли у меня есть время торговаться, — в голосе девушки чувствовалась усталость, — может быть, ваш спутник сам назовёт себе цену? — обратилась она к скакуну. Конь заметно успокоился и явно был доволен оказанной ему честью, весело подпрыгивая на месте. — Весьма занятно будет наблюдать за вашей сделкой. — Откуда вы? — девушка попыталась разглядеть силуэт незнакомца, у которого от её взгляда по спине забегали приятные мурашки. — А впрочем знаете… Если вас устроит 50000 моры, то я оставлю вас без лишних расспросов. И тем не менее рука девушки медленно скользила по фиалковой ткани платья в поисках рукояти кинжала… — Что вы… Бросьте. Сколь бы силён не был соблазн увидеть «Нефритовое равновесие» в деле, я предпочту отплыть с миром, оставив вашу страну без жутких легенд о «разбойнике с причала», — юноша поднялся на ноги и наконец встретился взглядом с членом «Цисин». — Хорошо… — с лёгким недоверием протянула девушка. — Дак что насчёт цены? — Близится сезон урожая, а техника Фонтейна плохо подходит для обработки грубой почвы Ли Юэ. Лошади – последняя надежда жителей близлежащих деревень остаться на плаву в вашем буйном море контрактов и сделок… — Вы весьма точны… — в тоне девушки проскользнула нотка уважения, после чего она добавила, — для пугающего чужестранца, что скрывает своё лицо за маской ночи. Юноша усмехнулся, с радостью заметив, что голос его собеседницы обрёл положительный настрой. Он сделал пару шагов ей навстречу, но оказался столь близко, что мог чувствовать её тёплое дыхание. Девушка в свою очередь не отстранилась, но наоборот, с интересом разглядывала заморские черты лица юноши, чьи глаза сверкали цветом её платья. — Надеюсь, теперь вы не будете так меня называть, — лица парня коснулась лёгкая улыбка. — Я не ищу проблем. Можете забрать моего коня даром. Ваше дело – поддержка равновесия в этом славном краю, и кто я такой, чтобы мешать вам? На лице «Нефритового равновесия» отразилось малозаметное удивление, скоро сменившееся на неподдельный интерес и любопытство. Подобрав слова, она наконец медленно заговорила: — Мечнику из Инадзумы известно содержание «Указания о процветании»? Во главе города стоит идея о честных и неподкупных контрактах, а значит ваше любезное предложение рассыпается в прах о философию нашей страны. Возьмите деньги и мирного вам плавания… — Холодает… — отрешённый взгляд парня был устремлён в небо. Он словно и не слышал тех колких формальностей, что так подробно описывала ему девушка. Ростом она едва доставала ему до груди, и парень имел дерзновение думать, что весьма неучтиво с ней обошёлся. — Накиньте моё хаори, иначе простудитесь… Девушка замерла в нерешительности, всё ещё прокручивая его слова в голове. На удивление её тело не думало сопротивляться, когда юноша, заметив её колебания, аккуратно укрыл её хрупкие на первый взгляд плечи тёплой красной тканью. Хаори было столь огромно и потрёпано, что напоминало лоскутное одеяло, которым дедушка кутал её в детстве. По телу разлилось тепло, и она отчётливо поняла, как сильно замёрзла. — Инадзумская ткань… — прошептала девушка, пробуя тёплое одеяние на ощупь. — Вы слишком любезны, я не… Её слова сначала утонули в шуме накатившейся на пристань волны от причалившего «Алькора», а затем окончательно рассыпались о звон корабельной рынды. Команда Бэй Доу уже приветственно махала своему будущему попутчику. Трап был сброшен, и юноша незамедлительно поспешил подняться на палубу, оставляя позади растерянную девушку. Он словно нырнул в аквариум: со всех сторон его окружили бравые моряки, приветствуя, обнимая, засыпая разнообразными вопросами… но сквозь морскую суету юноша вновь увидел её… Приблизившись к трапу, девушка аккуратно поставила на него одну ножку, одетую в элегантную туфлю, и пригласила парня склониться к ней с края палубы. Не обращая внимания на недоумевающих друзей, он обратил весь свой слух к ней. — Когда мы встретимся вновь, я обязательно верну вам ваше хаори… и спрошу ваше имя, конечно… — девушка благодарно поклонилась, делая шаг назад. — Обязательно, Кэ Цин, — тихо ответил парень, прежде чем его вновь затянули в приветственные объятия. Силуэт города медленно таял в ночном тумане, укрывая от взора парня ещё одного человека, чьи сокровенные тайны он сподобился услышать. Волна поглощала волну, а вместе с тем чертоги времени растворяли в себе мысли о жизни иной. Он любил Кэ Цин, как любят сестру, и краткость знакомства не была преградой для этой любви. Бэй Доу по-дружески грубо положила ему руку на плечо. Пожалуй, он и её любил… по-своему. Только разве ей скажешь об этом… От этой мысли он усмехнулся и взглянул ей в лицо. Капитан, видимо тоже желая отвлечься от мыслей о скорой разлуке, произнесла: — Ты же в курсе, что она может позволить себе тысячу заморских одеяний, куда лучше твоих, и всё ещё останется богатой? — Вы совершенно правы, капитан! — шутливо отрапортовал юноша, и они оба громко и искренне рассмеялись. Впереди лежал грозовой путь на восток. — Суровые ветра сожрут тебя с потрохами, если будешь разгуливать по палубе в одном лишь кимоно! Джуза в свободное время увлёкся шитьём и заодно заштопал твоё старое хаори. В каюте валяется… — Обязательно отблагодарю его, — юноша и думать забыл о своих личных вещах, плавающих без него на этом судне, — а с ветрами я как-нибудь договорюсь… — Лучше бы ты со своим храбром договорился! Куда лучше твои навыки на убийство морских чудищ было пустить, да на охоту за наживой! — Бэй Доу хмуро вглядывалась в горизонт, прикрываясь ладонью от начавшейся мороси. — Дрейк! Держим курс правее той скалы, на юго-восток! И не вздумай уснуть за рулём как в прошлый раз. До слуха юноши донеслось недовольное ворчание рулевого, видимо стыдившегося свой недавней провинности. Сам парень не раз выказывал ему своё уважение: мастерство и бесстрашие этого опытного моряка спасало ему жизнь в самые страшные шторма. Бэй Доу нетерпеливо ждала его ответа. — Выходит, ты меня уже похоронила, — добродушно отшутился парень… и тут же пожалел об этом. Хлёсткая пощёчина ошпарила ему щёку. Капитан не скупилась на эмоции, да и крепкие женские мышцы совместно с гигантским двуручным мечом не оставляли сомнений — такой пощёчиной она и акулу могла уложить. — Отставить нести бред на моём корабле, сопляк! — к слову, возраста они были одного и того же. — Не ты ли читал мне нотации о ценности жизни? Или забыл всю ту пургу, что нёс однажды? Я головой отвечаю за каждого на этом судне, и, хочешь ты того или нет, за тебя, остолопа, тоже! Одно моё слово, и твоё катану сбросят за борт! Вместе с твоей беспечностью она опустится на морское дно, а ты будешь драить палубу до конца своих дней... живой… в безопасности… — дыхание закономерно сбилось, и последние слова дались ей особенно тяжело. На всегда суровом и уверенном лице проступила еле заметная печаль. Бэй Доу и сама это понимала, и всячески избегала прямого зрительного контакта с парнем. Слабость в плавании была равносильна смерти. Мечник застал её врасплох… заключив в объятия. Бэй Доу, всегда резко реагировавшая на проявление подобных нежностей, не могла двинуться с места. — Прости… я знаю, как тяжело тебе бывает бороться со штормами. Куда проще плыть по течению, но ты знаешь, что это потопит твой корабль. А капитан всегда идёт в след за своим кораблём, в бездну… — Я заплачу тебе, — Бэй Доу отстранилась, устремив взгляд уцелевшего глаза на парня, — будешь жить в достатке, под парусом. Тебя здесь все уважают…, и я в том числе. Парень устало покачал головой. Здесь и обсуждать было нечего. Из уст капитана призыв к трусости было особенно странно слышать. Та, что могла одним ударом снести грот-мачту и парой взмахов порубить морское чудище на колбасу, сейчас сгибалась под тяжестью ливня и осознания неизбежности грядущих событий.«Море взревело
Солёная боль режет
Глаз капитана»
Новый гребень волны распахнул свою пасть, и, желая полакомиться одиноким судном, облизнул палубу, залив водой юношу и девушку с каштановыми волосами. Оба остались неподвижны, не обращая внимание на бешеный рёв морского ветра. На мгновение на лице Бэй Доу отразилось полное безразличие. Парень хорошо знал, что это значит. Краем глаза он заметил выбежавшего на палубу Сулинга, что активно размахивал руками. Он что-то кричал… Парень не слушал — буря была громче. Всем его вниманием сейчас владела Бэй Доу — причина этой бури. «Владычица морей и океанов» — народное прозвище убийцы Хай Шань, чьё громогласное имя стало притчей на устах пиратов, травивших байки в потаённых бухтах. Каждый юнга знал, что по-настоящему вступить в схватку с морской стихией — это значит взять на абордаж сам «Алькор», самого его капитана. Все мечты разбойников избавиться от всевидящего надзирателя разбивались вдребезги, как разбиваются о скалы яростные волны, а вся контрабанда неизбежно шла либо на морское дно, либо в казну Ли Юэ. Вместе с пассатами по морю разносились легенды о её мастерстве: Сулинг не раз рассказывал, как она одним взмахом меча обезглавливала вражеские судна — лишала их всех мачт, а затем почти в одиночку сражалась со всем экипажем, не оставляя шанса даже отпетым головорезам. И лишь стоит мачтовому пиратского корабля увидеть в подзорную трубу развевающийся на ветру красный парус — отчаянный плач рынды будет гулять по морским просторам, пока в воде не утонут ночные звёзды, да не потухнет последний пылающий чёрный флаг. Капитан небрежно откинула полу плаща-дождевика, и взглянула прямо в глаза юному мечнику. По спине парня невольно пробежали мурашки, и ноги, одетые в карусан-бакаму, сами приняли более устойчивое для тела положение. Между тем, рука Бэй Доу медленно потянулась к рукояти громадного меча, висящего на её спине. Черногорская бритва — оружие крепкое, как камень, сверкающее, как лёд и яростное, словно бурлящая кровь. Способный прорубить путь через горы, в руках командующей «Южного креста» он казался панацеей для любой схватки. «Опора Небес» лично выгравировал на нём: «Он раскалывает горы и разрывает моря, вспарывает облака и способен сокрушить Луну». Слава клинка, достойная славы своего нынешнего обладателя. Длинные волосы капитана рвал ветер, на мгновения скрывая её лицо и, вместе с тем, её намерения. Неистовая решимость витала в воздухе, и Бэй Доу уже не сдерживала игривые фиолетовые токи вокруг себя. Неприступная оборона, что в любом момент могла перерасти в наступление. Одной рукой держась за рукоять, она склонила клинок под углом к земле, а ладонь другой изящно положила на лезвие, что позволяло начать схватку по её правилам. Широко расставленные ноги в кожаных сапогах позволяли игнорировать пляшущий на волнах корабль. Идеальная стойка. — Впрочем… забудь! Есть идея получше. Ты и я — сразимся. Упаду я — катись на все четыре стороны, как причалим, — она выдержала паузу, сверля его взглядом, — но упадёшь ты — откажешься от своей самоубийственной затеи. Парень молчал, анализируя свою подругу. Он был искусным бойцом, пускай и вовсе бесславным, но схватка с Бэй Доу не пророчила ничего хорошего. Стальные мышцы налились силой, когда он непроизвольно сжал рукоять катаны обратным хватом. Лезвие аккуратно выглянуло из саи, показав часть своего сверкающего лица. Ладони вспотели, а дыхание участилось. Он не желал её ранить, нужно лишь лишить её опоры. Такой задачей была обременена и Бэй Доу. — Сочту это за согласие! — холодно произнесла девушка, оценив волнение друга. Крик Сулинга усилился, стали слышны отдельные фразы: буря… опасность… хватит… капитан… Парень встряхнул головой. «Не слушай», — произнёс он про себя. Необходимо вложить силу Глаза Бога в стремительную атаку — «Полёт фантазии». Миг: клинок выскальзывает из саи, кожа трескается от взрывающей её молнии, и парень в мгновение сокращает дистанцию, разрезая пространство позади себя. Лезвие тупой стороной стремительно движется к коленям Бэй Доу, в попытке снести соперницу с ног, но его траектория быстро меняется, столкнувшись с защитным приёмом «Призыв волны». Капитан победно хмыкает, выставляет вперёд одну ногу, мгновенно переносит весь вес на неё и, выполняя изящный оборот вокруг своей свои, отражает всю силу удара в самого парня. Чёрная тушь меча, прошитая электричеством, отбрасывает мечника в грот-мачту. Та натужно скрипит, лишь чудом уцелев. Не давая и секунды для передышки, Бэй Доу прыгает удивительно высоко, заносит над головой меч и обрушивает удар тупой стороной лезвия… мимо. Ловким кувырком парень оказывается за спиной соперницы и, демонстрируя идеальную растяжку, пробует лишить её равновесия резкой подсечкой. Нога молниеносно скользит по палубе, а широкие штаны поднимают в воздух фонтаны брызг — безуспешно. Бэй Доу была настоящим крушителем бури, игнорируя не только физическую силу парня, но и его Электро-потуги. Широкое лезвие, послужившее щитом от ловких манёвров юноши, взвивается вверх, словно пёрышко в руках гордой покорительницы морей. Перехватив его в воздухе другой рукой, она вновь совершает разящий рубящий удар сверху-вниз, вынуждая парня скрестить лезвие катаны с Черногорским кровавым убийцей. На лице Бэй Доу сверкает довольная ухмылка, искажаемая азартом боя. Сейчас перед ней как никогда близко маячит шанс спасти своего друга от смерти, и капитан была готова вцепиться в этот шанс, словно голодная акула в добычу. Плевать, что он думает о ней теперь, когда она всем телом наваливается на меч, стараясь обезоружить его. Плевать, ведь он останется жив, если сдастся сейчас. Стук крови в висках напоминает удары молота о наковальню. Изо рта парня невольно вырывается хриплый рык, и силы постепенно оставляют его. В глазах мутнеет: окружающий мир сливается в единое масляное пятно, смазывая лица выбежавших на палубу матросов. Рискнуть разнять дерущихся никто не решался. Похоже, его мечте не суждено было сбыться… Минуя поселившийся в его сердце страх, слуха коснулся знакомый звук. Приятный свист, идеальная нотная конструкция. Так пели птицы с восходом солнца, так музицировал ветер, проходя сквозь горлышко бутылки… так играл на дудочке его друг. Юноша вспомнил… Катана сверкнула, озарённая вспыхнувшим вдохновением:«Мы не встретимся вновь, расколов целый мир пополам…»
Силовое поле окружило девушку слишком поздно. Металл лязгнул о металл, когда юноша, собрав последние силы, сбросил меч Бэй Доу, ударив по его боковой стороне гардой катаны:«Но на смертном одре, разыграв именную монету…»
Потеряв точку опоры от неожиданного манёвра, меч капитана с треском воткнулся в палубу, успев лишь поцарапать пальцы парня:«Растворишь наваждение скорбей и пройдёшь по следам…»
Пользуясь замешательством Бэй Доу, юноша внезапно толкнул её плечом. Девушка поскользнулась на мокрой палубе:«По которым когда-то и я вышел к свету».
В последний момент она ухватилась за промокшее до нитки кимоно парня, рванула его на себя, резко повернулась к нему спиной и бросила юношу через плечо, почти не прилагая никаких усилий. Поединок был окончен. Буря стихла вместе с ним. Парень не стал подниматься. Смысла в этом более не было. Он бессильно закрыл глаза, чувствуя, как пульсирует боль в позвоночнике, и унёс своё сознание поближе к берегу. Туда, где когда-то повстречал Кадзуху… Даже погружённый в свои мысли он чувствовал, что на палубе ещё полно зрителей, слышал их шёпот: подошедшие к началу боя, которые видимо не испугались бури, во всех подробностях нашёптывали опоздавшим о ходе поединка. Ждали вердикта Бэй Доу, но капитан молчала, всё ещё переводя дух. «Алькор» наконец-то нашёл свой темп, и вёл себя куда спокойнее. — Эй, Дрейк! — к всеобщему удивлению прогремела Бэй Доу. — Держим курс к земле обетованной! И притащите кто-нибудь его хаори — сёгун ждать не будет… Парень поднялся одним прыжком и, разом окинув взглядом всех собравшихся, уставился на Бэй Доу. Та в свою очередь, сплюнув кровавую слюну, хмуро ухмыльнулась, и тихо, почти шёпотом произнесла: — Делай, что должен. Мы с ребятами будем ждать тебя… — заметив удивление парня, поспешила добавить, — но ты мне должен поединок. Считай, что отдаю тебе победу в долг… Парня вновь обступили ликующие матросы, аплодируя его храбрости и великодушию Бэй Доу… Но и в этот раз, сквозь мечущиеся головы радостных товарищей, он заметил знакомый силуэт… с фиолетовой косой. Приложив все усилия, чтобы протиснуться сквозь толпу, парень наконец оказался на свободе… Он не верил своим глазам. Воспоминания градом обрушились на него: поединок уже свершился, Кудзё Сара одолела его, он погиб, попал в царство эвтюмии, говорил с Сёгуном. Осознание пришло не сразу. Он обернулся в надежде вновь увидеть своих приятелей — палуба «Алькора» была пуста. Штурвал свободно вращался, потеряв своего рулевого, и весь корабль заполонила гробовая тишина. Словно ничего и не было... Лишь меч Бэй Доу всё ещё торчал меж деревянных досок палубы — памятник ушедшей реальности. — Я впечатлена… Ты превзошёл все мои ожидания, — сёгун плавно прогуливалась по кораблю, легонько постукивая своими деревянными босоножками. — Зачем всё это нужно? — парень уныло опустил голову. Вернувшись в реальную жизнь, хоть и на мгновение, но он вновь почувствовал тягу к жизни. — Я с интересом наблюдала за тобой, — сёгун внезапно оказалась за его спиной, и с каждым её шагом «Алькор» рассыпался, песком опускаясь в морскую пучину. Ориентация пространства нарушилась, а вместе с ней и конфигурация сторон света. Солнце закружилось по горизонтальному кругу, образуя яркую полосу, переливающуюся оранжевым и красным, а затем остановилось, став привычного для царства эвтюмии тёмно-фиолетового цвета. — Я не понимаю… — Тебе это уже и не нужно. Я же лишь желала увидеть твой последний день, — сёгун остановилась прямо перед ним и несколько ласково подняла его голову за подбородок. — И я увидела достаточно. Пальцы парня сжались на кисти Эи. Он мягко отодвинул её руку в сторону, вновь возвращаясь к решению вопроса вечности. — Только вот… — выражение лица Райден приняло ещё более любопытный вид, — за весь этот день никто, даже ты сам, не произнёс твоего имени. Парень нахмурился: — Твоя кукла и Сара знают его. Если ты хотела, чтобы я сам его вспомнил, то необязательно было устраивать весь этот фарс. — Не обманывай себя, — Эи сделала шаг назад и отвернулась в сторону. — Ты был рад вновь увидеть своих друзей, я ведь права? Парень не нашёлся с ответом, и тогда сёгун продолжила: — Ты не лукавил, когда рассказывал о людских мечтах, — Эи вновь взглянула на него, — и всё же их жар не обжёг меня, а свет не ослепил. Мечтать о рыцарстве, спасении народов или хотя бы одного друга — всё это умилительно… и жалко. Бренный мир с их бренными желаниями — ты больше не часть него, и всё же жалеешь об этом. Мне тяжело на это смотреть. — Это значит… — парень не успел закончить. — Это значит, что я учту твоё ходатайство о них и их мечтах, ведь и порывы твои благородны, но… Воздух пронзил оглушительный плач. Сёгун исчезла, и мир погрузился во мрак. От истошного рыдания душа уходила в пятки. — Помоги прежде ей… Так плакать могла лишь ведьма...