Мне сегодня не найти себе места.
Мне сегодня стало на Земле тесно.
Я ушел в открытый океан, в темень.
Только затонувших кораблей тени
Видели, как молния вошла в темя!
джинсоль разлепляет свои глаза. осматривается по сторонам и понимает, что она не в лодке. не там, где сейчас должна находиться. она спросонья пытается подняться, ухватившись за тумбу, на которой находятся какие-то таблетки и вещи. их она чуть ли не сносит, но чонын быстро поднимается со стула и подходит к кровати, на которой находится джинсоль. хватает ее слабо за плечи и ласково укладывает обратно, приговаривая:
— тише, тише... ты в порядке? как себя чувствуешь? ложись... ложись обратно, джинсоль, — чонын садится рядом, слыша, как джинсоль стонет, и видя, как она потирает свои глаза.
— где я? почему я не на рифе? и почему я... что это за комната? — джинсоль осматривает помещение, прищуриваясь время от времени. это не ее каюта и не ее комната на этой станции. это нечто новое, то, где она еще не была.
— это моя комната. мне положено за тобой следить, поэтому... да, ты здесь, — какой бы вредной и противной чонын ни была, она все равно сама вызвалась помогать джинсоль. вот просто так. без всяких лишних разговоров.
чон понимает, что ей вставать не стоит. единственное, что она помнит, это черноту, пелену, покрывшую ее глаза и разум. она снова закрывает глаза и поворачивается на бок, к стене, смотрит в нее и морщит лоб. голова болит, на виски боль сильно давит.
чонын находится рядом, и это успокаивает джинсоль. она чувствует повсюду ее запах: он исходит от стен, от подушки, от самой кровати, от чонын, которая время от времени перемещается по комнате туда-сюда, а еще ею пахнет кофта джинсоль, в которую ту одели. это явно не ее кофта. теплая и мягкая, приятная к телу, как чьи-то касания. чонын снова садится рядом и кладет аккуратно свою руку на талию джинсоль, трепетно ее поглаживает и поджимает губы, боясь сделать лишних движений. из-за них чон наверняка будет или злиться, или возмущаться, но она молчит и тяжело вздыхает время от времени.
снова тишина в комнате. чонын слышит, как идут часы, как они тикают, висят на стене, но она к ним даже головы не поворачивает, потому что на джинсоль отвлекается, которую пытается пожалеть мягкими поглаживаниями. она поднимается немного выше, руку тоже перебирает вверх и укладывает ее сначала на плечо соль, а затем на ее голову, мягко перебирает темные волосы, кое-где мокрые из-за воды. совсем невесомо запускает пальцы в них и массирует кожу головы. джинсоль кажется, что она расслабляется. вскоре и вовсе засыпает, нахмурив обеспокоенно брови.
чонын, поняв, что джинсоль спит, совсем тихо к ней склоняется и губами касается ее виска. задерживается на нем, но ненадолго. сразу же отрывается и приподнимается с места, накрывает девушку покрывалом и выходит из своей комнаты, чтобы встретиться с суен в столовой.
они встречаются в коридоре, глазами сталкиваются и вздыхают в унисон, в столовой находят один столик и располагаются на нем с кружками чая и блюдечками, на которых лежат белоснежные кубики сахара.
— как она? ты сказала, что она потеряла сознание, — суен обеспокоенно смотрит на чонын, которая также обеспокоенно кивает и берется обеими руками за белую кружку с горячим чаем. хвостик от пакетика она наматывает на ручку и вздыхает время от времени, отрывая веревочку от заварки. чонын поджимает губы, пытаясь не покраснеть от своей глупости, но сдерживается и переводит свой взгляд на суен.
— да. мы ее вытащили буквально на последних секундах... она как будто неживая... знаешь, слишком много в ней переживаний... мне так кажется, — чонын качает головой, на что суен осматривается по сторонам и прочищает свое горло.
— если оклемается сегодня, предложи ей выпить. она, когда напьется, столько всего тебе рассказать может. это же вас еще и сблизит, я думаю, — предлагает ха, подмигнув, и чонын кивает. это повод для того, чтобы задуматься. решиться на такое, конечно, непросто, но чонын должна узнать, что именно происходит с джинсоль. по ней это видно: по тому, насколько она отрешенная, какая же она тихая и потерянная, а еще задумчивая и молчаливая.
но она признаться самой себе не может, что чон ее чем-то к себе притягивает, тянет, обвивает ладонями ее талию и шею, крепко-накрепко связывает руки, не давая оттолкнуть и уйти. последней ее каплей станет этот вечер, который она хочет провести вместе с джинсоль и выпивкой.
даже если вечер и наступает быстро, для чонын это время длится ровно столько же, сколько длится один год. она находится в одной комнате с джинсоль, проверяет ее самочувствие, находится с ней рядом, часто сидит на краю кровати и держит девушку за руку. потому что джинсоль сама этого хочет, и чонын отказать ей не может. синдром спасателя в ней резко развивается в последние дни после появления чон на этом острове.
часам к восьми джинсоль становится лучше. она уже может сесть на край кровати, зачесать свои волосы назад и потереть сонные глаза, а еще поморщиться из-за странного чувства в голове, похожего не только на боль, но и на перетекание крови под кожей.
чонын встает напротив джинсоль, которая ухватывается руками за край стола и поднимается, слегка пошатнувшись. она подхватывает чон за ее руку, прижимает крепко девушку к себе, не давая ей упасть. чон изредка пошатывается и хнычет, чувствуя, как неприятные мурашки оббегают всю ее спину.
— можешь держаться на ногах? — спрашивает чонын, у которой на лице написано, что она безумно беспокоится. джинсоль цыкает и свою руку высвобождает от хватки ким.
— могу... как видишь, держусь, — чуть ли не рыча произносит джинсоль, а затем наваливается на чонын, трясущимися ладонями хватаясь за ее плечи.
видно, как джинсоль может. чонын усмехается сама себе, совсем тихо, чтобы джинсоль этого не услышала, а после руками обвивает ее талию, опускаясь чуть ниже. крепко держит за штаны, за петельки для ремня, прижимает немного к себе, но джинсоль возмущается, потому что ей меж ног немного давит ткань, и тогда чонын хватку ослабляет. только почему-то потом чувствует, как красное лицо джинсоль касается щекой скулы ким. они молча стоят, и чонын ощущает неловкость, повисшую меж ними. джинсоль кажется, что она достигает финальной точки кипения, благодаря которой ее чувства вспыхивают, загораются, а затем начинают пылать и извергаться, как из вулкана. горячее дыхание опаляет ухо чонын, и она сглатывает нервно излишки слюны вместе с комом, стоявшим в ее горле.
— ты в состоянии выпить? — снова интересуется чонын, выбивая этим вопросом джинсоль из колеи. она подрагивает, но молчит до определенного момента.
— не уверена... — отвечает та, носом прижавшись к шее ким.
— я думаю, тебе нужно расслабиться, — томно выдыхает чонын прямо на ухо джинсоль, чуть ли не проводя по нему языком, ужасно желая это сделать. она сдерживается, понимает, что это всего лишь страсть, бушующая в ее сердце
вместе с недотрахом, окутывающим все ее тело.
— ким, вы, вроде бы, биолог, врач здесь же, а предлагаете мне после моего плохого самочувствия спиртное, — джинсоль усмехается, на что чонын тихо рычит, но не возмущается.
— я вижу, что в тебе куча проблем скопилось. когда мы вытащили тебя из воды, на тебе живого места не было. джинсоль... ты... буквально ходячий труп, понимаешь? твоим щекам нужно хоть немного розоватый оттенок принять, — чонын не то, что бы уговаривает, а просто пытается дать джинсоль понять, что она ничего ей плохого не сделает, не навредит, даже поможет. не делом, так советом.
джинсоль кивает. чонын усаживает девушку за стол, убирает с него свои дневники, записные книжки, убирает свою сумку под него, оставляя на поверхности ровным счетом ничего. из шкафа затем достает бутылку коньяка, припасенную еще полтора года назад.
— коньяк? серьезно? — джинсоль устало прыскает себе в кулачок, а чонын кивает, улыбнувшись.
— сейчас стаканы принесу. только сиди... если плохо станет, то сиди на месте. я тебя перемещу на кровать. и даже не пытайся двигаться сама! — чонын уходит из комнаты и через считанные минуты заявляется обратно с двумя стаканами.
джинсоль удивленно смотрит на них. конечно, здесь не подадут бокалы, которые нужны под коньяк, потому что никто тут пить особо не собирается. если это не джинсоль и чонын.
чонын сама открывает бутылку коньяка, разливает жидкость по бокалам, и чон следит за каждым движением ким, особенно за тем, как осторожно она наливает содержимое бутылки, наливает по половинке и ставит на стол. обе садятся по краям и смотрят друг на друга, пока джинсоль первая не совершает пробу.
она делает два глотка и поджимает губы, вдыхая запах чонын, повисший в этой комнате. они все также молчат, перебрасываются только взглядами, а джинсоль время от времени чуть ли не задыхается, стоит ей столкнуться со взглядом чонын.
чонын вслед за ней пьет и посматривает на девушку, за ее состоянием следит, боясь, что ей действительно станет хуже. но со временем, у джинсоль на щеках появляется еле заметный румянец, благодаря которому чонын понимает, что все в порядке. чон хорошо держится, даже улыбается и от своих мыслей смеется, от их бесполезных разговоров и историй постоянно прыскает себе в кулак или стакан, делая один за другим маленькие глотки.
— когда я отправилась в первую экспедицию в индию, мне удалось там повидать таких красивых рыб, — джинсоль делает еще один глоток, и чонын тянет к ней бутылку, чтобы подлить.
— расскажешь? я никогда там не была, но мне доводилось работать в японии три месяца. лучшие месяцы в моей жизни... — чонын посмеивается, а джинсоль кивает ей в ответ.
— мой любимый — рыбка клоун. я видела черно-белого. он был красивым очень... я бы хотела у себя их держать дома, в аквариуме, но боюсь, что не смогу содержать рыбок, — джинсоль смотрит на свой стакан. чонын приближается к ней, двигает со скрипом стул, и они смеются, ярко улыбаясь друг другу.
— мне оранжевые нравятся. думаю, вы чем-то похожи.
— тем, что мы клоуны?
— не сказала бы, — чонын рукой машет, а джинсоль усмехается. — а кого ты еще видела?
— спинорогов! видела спинорога-титана. они реально огромные! а еще с хрустом откусывают куски кораллов. прикольно, да?
чонын с мягкой улыбкой наблюдает за тем, как джинсоль рассказывает ей о рыбах. она сама прекрасно знает про них, потому что видела и изучала когда-то, ее учитель давал ей какие-то документы из архивов, которые помогали ей изучать все больше и больше новых видов. слушать про спинорогов и вправду интересно, особенно от джинсоль, которая постепенно переходит к своим любимым рыбам и заводит тему про мечту.
— вот у тебя есть мечта? у меня тоже есть. я желаю опуститься в какую-нибудь впадину без акваланга, но я боюсь умереть. там же давление... еще и дыхание нужно задерживать. но еще у меня есть мечта — увидеть собственными глазами морского зайца...
— это те самые слизни, самые большие в мире? — переспрашивает чонын, и джинсоль ей кивает, подняв стакан ввысь.
— да! у них еще на голове пара чувствительных придатков, похожих на ушки зайца... — джинсоль резко меняется в лице, как только тема заходит об этих слизнях.
она все вспоминает. моментально. их походы с хиджин к реке, к морю, как они проводили там свое время, часами болтая о природе и бросая камни прямо в воду. как хиджин ей рассказывала о научных открытиях, а джинсоль ей о ярких и не очень звездах. вся их дружба строилась на взаимном понимании, а еще на поддержке, которую они друг другу оказывали. нет, они не были влюблены, просто джинсоль видела в хиджин того самого человека, которого по истине можно назвать своим
соулмейтом. ближе нее никого не было. и она так тяжело переживает до сих пор потерю хиджин, что прячет свое лицо в ладони и совсем тихо плачет, сглатывая излишки слюны, скопившиеся во рту.
горечь вместе с комом неприятно сдавливают ее глотку, и джинсоль шмыгает носом. чонын наблюдает за ней и берет сразу же за руку, крепко ее сжимает и даже переплетает с ней пальцы. приближает ладонь к своим губам, оставляя на них сухой поцелуй. она не знает, как поддержать и что лучше сделать в такой ситуации.
— джинсоль? что-то случилось? — чонын придвигается к джинсоль еще ближе, и джинсоль убирает свою руку от лица, смотрит ким в глаза своими красными, заплаканными, полными сожаления и
вины.
— просто... это не только моя мечта, чонын, — джинсоль касается своим лбом плеча чонын, и тогда чонын понимает, что пора действовать. руку свою кладет на голову чон и мягко поглаживает, перебирает ее волосы, не позволяя себе чего-то большего.
— чья-то еще?
— да. у меня... была подруга, еще с первого класса, хиджин звали. я любила ее, но не как девушку. сильно любила. она была для меня всем: и подругой, и сестрой, и человеком, на которого я могла положиться. она поддерживала меня во всем. даже в том, что я занимаюсь дайвингом, хотя все мои родственники были против этого. я ее поддерживала в желании быть биологом. она правда была умной... она о многом знала. может быть... ты слышала, но шесть лет назад состоялась экспедиция на кермадек. но корабль потерпел крушение... там была хиджин. знаешь, спаслось только несколько человек, и говорят, что останки этого корабля до сих пор плавают где-то в океане. тело ее.. нашли спустя несколько месяцев. и хиджин пару лет назад... она... попросила меня нарисовать ей морского зайчика. белого, с черными "ушками". такого... маленького... чтобы он находился у меня в синей книжке. это наши общие труды с ней. и я до сих пор его не нарисовала, хотя уже второй год нахожусь в этой экспедиции. просто... это так тяжело, чонын... когда ты понимаешь, что она тебя на улице не ждет, и что ты никому не нужна, кроме своей матери.
джинсоль обхватывает руками плечи чонын и продолжает горько плакать ей прямо в шею, смазывая запах ее кожи своими слезами. чонын обнимает ее, прижимает к себе и тяжело вздыхает. теперь ей понятно, почему джинсоль такая, почему все это с ней происходит.
любой бы на ее месте смирился, но наверняка хиджин была чем-то большим для джинсоль. джинсоль хоть и говорит, что не рассматривает хиджин, как свою девушку, но между ними явно была связь, похожая на платоническую любовь, а возможно, они и вправду были родственными душами, нашедшими друг друга.
джинсоль еще долго плачет чонын в плечо. настолько долго, что постепенно задыхается и глотает ртом воздух, появляющийся у нее на пути. чонын поднимает вскоре ее лицо и вытирает целую кучу мокрых дорожек от горьких слез, а после прижимается своим лбом ко лбу джинсоль.
— я обещаю тебе... все будет в порядке. да, ее не вернуть, но... я буду рядом, — шепчет чонын, и джинсоль кивает ей в ответ, носом своим жмется к носу чонын, слабо им потираясь.
спокойствие. оно проходится по их спинам, сильно давит на позвоночник джинсоль, и она приподнимается со своего стула. чонын делает то же самое, как будто невидимая сила тянет ее вверх, заставляя сделать это. она делает все против своей воли, повторяя за джинсоль, руки которой неуверенно ложатся на поясницу чонын. чонын сглатывает. снова. она же ртом воздух глотает и привстает на носочки, обвивая руками шею джинсоль, крепко прижимаясь к ней и выдыхая ей прямо на губы.
опьяненный разум бушует и шалит, развлекается так, как только может. джинсоль немного толкает чонын, давит на ее поясницу и ведет ее назад, к стене, жмет к ней и нависает немного сверху, лбом прижимается ко лбу чонын и просто молчит, не пытаясь как-то объяснить свое поведение. для чонын не нужны оправдания, ведь она все понимает, потому и жмется к джинсоль поближе, рукой касается ее щеки и томно выдыхает, как только рука чон касается ее талии под футболкой.
чонын поддается вперед к трепетным касаниям, и джинсоль обхватывает обеими ладонями талию чонын. они касаются подвздошными костями, выдыхают в унисон друг другу в губы, и джинсоль не может сдержаться: приоткрывает свои губы, готовясь поцеловать чонын, но она отворачивается, не позволяет джинсоль это сделать. вместо этого она кладет на ее нижнюю губу палец, оттягивает легонько, и чон принимает его в рот, проходясь горячим языком.
ким не морщится и не вздыхает, а только нервно сглатывает, чувствуя жар, повисший меж ними. то, что невозможно описать словами, царит внутри их сердец, и джинсоль прикусывает палец чонын, выпуская его изо рта.
и что бы это могло значить? страсть, которая просто мелькает меж ними? или же нечто большее? джинсоль думает об этом, не замечая того, как чонын опускается вниз, к ее шее, которую сладко целует и языком проходится по выпирающему кадыку. она прикусывает кое-где кожу, чуть ли не стонет, ощущая запах персика на коже, а затем носом утыкается в плечо джинсоль.
—
я буду рядом, джинсоль, — совсем тихо шепчет чонын и оставляет сухой поцелуй прямо на ткани одежды джинсоль.
джинсоль счастливо улыбается куда-то в пустоту и прикрывает глаза, наполняясь радостью и счастьем, пронизывающими все ее тело.
в том числе и разбитое когда-то давно сердце, не имеющее ни единой возможности снова биться.
