Leave It at That

      Неофициальное воссоединение группы вывело Гарри из равновесия. А если точнее: всего несколько часов в обществе Луи Томлинсона спустя много лет разлуки заставили Гарри буквально дрожать от потребности быть рядом с ним.       Это вина Луи. Очевидно. Этот ублюдок всегда был тактильным маньяком, но ему не обязательно было так часто невзначай прикасаться к Гарри в течение всей ночи. А еще ему не нужно было быть таким открытым. Такой милый и расслабленный, каким он никогда не был в свои двадцать с небольшим.       Это называется «чувствовать себя комфортно», — подсказывает Гарри мозг. Верно. Луи совершил каминг-аут и теперь чувствует себя комфортно. Это видно.       Гарри помнит, как они с Луи были близки. Как легко могли залезть в личное пространство друг друга. И как он переживал, что его ориентация могла все испортить. В последние годы существования группы он стал более замкнутым. Но даже с этими воспоминаниями, то, что Луи снова был рядом, все еще сбивало с ног словно поезд. Мысли разлетались, и весь вечер он был не в своей тарелке.       А потом Луи захотелось целоваться. Ах да, и Гарри поцеловал его, не так ли? Две недели спустя он чуть не трахнул его в уборной, и теперь все стало намного хуже.       Гарри варился во всем этом. Он вырос известным, богатым секс-символом, и хотя большинство сплетен были фальшивкой, он определенно точно совершал в своей жизни не самые высокоморальные поступки. Но измена в этот список никогда не входила. Как и помощь кому-либо в совершении измены. Он не мог даже...       Просто не мог.       (Не в первый раз Гарри мечтает никогда не встречать Луи на своем жизненном пути, но в очередной раз немедленно заталкивает эту мысль на задворки сознания).       Видеть, как Луи управляет чем-то внутри него и понимать, что даже спустя столько времени порознь, ничего не изменилось, превращает внутренности Гарри в эмоциональное рагу. Все эти чувства и эмоции роились в голове, у большинства из них даже не было имени, поэтому он сделал то, что делал всегда — начал писать.       Комок мыслей превратился в текст, текст — в песню, и вот так, за две недели до начала Home тура, вместо того, чтобы убедиться, что все готово и идеально отрепетировано, Гарри буквально в последнюю минуту просит своего помощника выпросить у студии часы для записи, потому что песня застряла в легких, и ее нужно было записать, пока эмоции еще окутывают тело. Прежде, чем он потеряется в... ну, во всем остальном. Жизнь.       Он практически уверен, что песня никогда не будет выпущена. Он почти готов удалить ее навсегда, лишь бы убедиться, что ее не сольют. Но ему нужно было совладать с эмоциями, зафиксировав их на маленьком компакт-диске. Чтобы осознать. Чтобы сделать осязаемым.       Это не легко. Совсем. Последнее о чем он мечтал, это столкнуться с Луи, направляясь в уборную. Именно с ним из всех, блять, людей в мире. Из всех чертовых городов мира, из всех студий звукозаписи в Англии...       В тот момент Гарри был поглощен глубоко личным творческим процессом, и увидеть Луи приравнилось к ушату холодной воды, которую ему вылили прямо на темечко. Паранойя возникла из ниоткуда, и он вдруг убедил сам себя, что это не совпадение. Думал, что кто-то сказал Луи, что Гарри здесь и записывает жалкую песню о нем, либо кто-то из команды Гарри проговорился другу, который также был другом Луи, либо, может быть, владелец студии услышал их разговор и продал сплетни кому-то из индустрии... да все, что угодно. Он был уверен, что Луи был здесь по какой-то из этих причин, и разозлился, главным образом, чтобы не смущаться.       Честно говоря, это было невероятное совпадение.       Гнев, тем не менее, породил огонь, а огонь осветил спящее желание, и теперь Гарри предстоит пережить совершенно новый кризис, потому что он буквально навязал тот поцелуй, а у Луи есть парень. Технически.       «Он не будет возражать, — сказал Луи той ночью. — Все сложно».       Черт, как же обидно, что нет никаких ответов. Луи сказал, что у них не свободные отношения, но в тоже время Томми будет не против. Это еще больше запутало Гарри.       Что, черт возьми, сложного? Измена? Да, кэп.       Ну, и вишенкой на торте стоит отметить, что поцелуй ощущался как возвращение домой.

* * *

      Два дня Гарри мучается молча. Луи не связывается с ним. С одной стороны, слава Богу, но с другой, с какого? И Гарри знает, что ему нужно что-то сказать. Извиниться, например. Но не знает, как это сделать, и эмоционально задыхается от осознания того, что, возможно, Луи всегда был для него немного важнее, чем другие люди.       Это не совсем то, что вы хотели бы узнать о себе в ретроспективе. Гарри нравится думать, что в последнее время он находится в контакте со своими эмоциями. Как оказалось, нет.       Ему нужна поддержка, и спустя два дня это очевидно. Обычно он шел к Митчу и Саре или звонил Бену Уинстону, а иногда даже своей маме. Но ситуация была деликатной, для нее нужен очень специфический эксперт, поэтому из всех людей Гарри решает написать Найлу.       «Я всегда увлекался Луи?» — говорилось в нем.       Найл отвечает примерно через полчаса, и это всего лишь длинное:       «Ахахахахахаха», — а затем еще одно сообщение, в котором говорится: «насколько ты пьян?!??».       Это немного раздражает.       «Я не пьян.»       Ответа нет еще несколько минут.       «Вот дерьмо», — пишет Найл в ответ на это заявление. — «Ты серьезно.»       «Да. Я спрашиваюююю»       После этого Найл практически сразу звонит ему.       — Давай теперь без смеха, — говорит Гарри вместо приветствия.       — Да, друг, — немедленно соглашается Найл, голос серьезный. — Прости, неправильно понял тон.       — Ладно, — неловко говорит Гарри.       Тема странная, и он до сих пор не знает, почему вообще задал этот вопрос, в то же время отчаянно желая знать ответ.       — Гарри, все в порядке? — спрашивает Найл после короткой паузы.       — Да. Нет. Все в порядке, — протягивает Гарри. — Я просто… просто размышлял. Наверное. Потому что мне кажется, что между мной и Луи что-то есть, понимаешь? Как будто в воздухе витает, не знаю. Но при этом кажется, будто все так, как и было раньше. А ты знаешь, какое безумство творилось в группе…       — Нет смысла думать об этом сейчас, — тихо добавляет Найл, потому что да, он знает. Они все прекрасно знают.       — Ага, — задумчиво соглашается Гарри. — Поэтому сейчас я, кажется, нахожусь в той точке, когда задаюсь вопросом: может, не всегда все было так. Эта… связь. С Луи. Просто потому, что, не знаю, мы могли упустить ее из виду? То есть, не обратить внимание…, — Гарри колеблется. — Потому что я… был потерян, наверное. А он изо всех сил старался не быть геем…       Звучит совсем грустно, когда он произносит это вслух. Боже, как грустно.       — Гарри, приятель, — говорит Найл так мягко, как только может. — Я буду честным с тобой. Мы все, вроде как… Мы все предполагали, что половина твоих песен о нем.       Очевидно, что говоря «мы», он имеет в виду Лиама и нескольких ребят, с которыми они были близки во времена существования группы.       Реальность Гарри вновь немного пошатнулась. Это становится проблемой.       — Я всегда говорил, что вкладываю в песню разный опыт, — слабо протестует он. — Она практически никогда не бывает только об одном конкретном человеке или событии… Для меня это набор чувств, вложенных в песню, понимаешь?       — Ну, да, — теперь Найл практически извиняется. — Но мы думали, что это шаблонный ответ пиарщиков. И что некоторые из них о… Луи. То есть, некоторые из них звучат так, будто они о Луи, приятель. Не знаю, что сказать…       — Ох, — просто говорит Гарри, спускаясь вниз по дивану. Ну, что ж. Разве это не занимательнейшее открытие? — Какие? — спрашивает он через мгновение. Кажется, он смирился.       — О, черт, нет, — ответил Найл мгновенно. — Мы это не обсуждали.       — Давай, Найл, — настаивает Гарри. Совершенно очевидно, что он сдался.       — Пожалуйста, не заставляй меня делать это, — вздыхает Найл на том конце провода.       Это в какой-то степени даже весело, решает Гарри.       — Выкладывай, — требует он.       — Ну, например… Two Ghosts?       Ладно. С этим Гарри, возможно, согласен. Все не так плохо.       — И, эм, Sweet Creature? — Найл откашливается. — И, возможно, Adore You?       Останавливаться он не собирается, да? Гарри чувствует, как в желудке расцветает благодатная почва для очередного экзистенционального кризиса. Ох, он будет великолепен.       — Что-нибудь еще? — спрашивает он, откидывая голову назад и уставившись в потолок.       — Ты правда хочешь знать? — спрашивает Найл, а это очень плохой знак. — Это просто наше мнение, друг. Написал-то ведь их ты, и только ты знаешь правду.       — Очевидно, нет, — Гарри подначивает сам себя. — Что еще, Найлер.       Найл делает глубокий вдох и признается:       — Love of my life.       Несколько долгих секунд Гарри хранит абсолютное молчание.       — Боже мой, — наконец выдыхает он. — Кажется, я схожу с ума.       — Если тебе станет легче, мы также считаем, что половина альбома «Walls» – о тебе, — успокаивает его Найл. Весь разговор нелеп. Найл неожиданно спрашивает: — Ты все еще в Лондоне или уже гастролируешь?       — В Лондоне, — говорит Гарри, отвлекаясь на собственные мысли. — Еще десять дней. А потом начну с Глазго, Манчестера, Дублина.       — Супер, слушай, — сразу же говорит Найл, — это же просто прекрасно. Я тоже в Лондоне. Как насчет того, чтобы встретиться? Поговорим об этом лично, а не по телефону.       — С удовольствием, — говорит он, тепло улыбаясь стене.       — <i>Потрясающе, — Найл по-прежнему остается самым позитивным человеком, которого знает Кудрявый. — На самом деле, я сейчас с Эдом, он тоже в Лондоне по делам. Будем очень рады, если ты к нам присоединишься, Эйч. Или, если это очень личный разговор, я могу подъехать к тебе позже.       — Ширан? — спрашивает Гарри, просто чтобы убедиться.       — Единственный и неповторимый.       Боже, как же давно Гарри не видел Эда. Забавно, что спустя шесть лет его прошлое вдруг возвращается к нему огромным снежным комом.       — Я бы встретился с Эдом, — честно говорит он. Эд великолепен и, что более важно, он тоже был там. В эпоху существования группы. Он мог бы взглянуть на всю эту историю с Луи, на которой Гарри внезапно так завис, свежим взглядом. — Сообщу службе безопасности. Пиши адрес.

* * *

      Спустя четыре дня после поцелуя Луи получает ряд сообщений от Гарри.       «Прости», — гласит первое.       «Я пересек черту»       «Я записывал песню, которую написал из-за нашего неофициального воссоединения, и в голове возникла бредовая мысль, что именно поэтому ты оказался там»       «Я не имел права злиться на тебя»       Перед следующим сообщением следует пятиминутная пауза.       «Или целовать»       «За это тоже прости. И я хотел бы лично извиниться перед Томасом, если ты решил ему рассказать»       «Но если ты считаешь, что ему не нужно знать, то это, безусловно, не мое дело»       «Так что дай знать»       Дело в том, что Луи в это время находился в самом разгаре работы над текстами. У него много людей, которую выполняют всю трудоемкую работу как компании по менеджменту, так и в звукозаписывающей, поэтому у него есть время, чтобы по-настоящему насладиться творчеством. Он требователен к людям, с которыми пишет, но процесс идет. Сообщения Луи замечает лишь несколько часов спустя, и к тому времени Гарри отправляет еще одно, которое подтверждает, что тот по-своему истолковал молчание Луи.       «Мне очень жаль, Лу»

* * *

      Когда Луи наконец читает сообщения, в животе у него что-то сжимается. Он смотрит на время и понимает, что они висели без ответа почти семь часов.       Боже, неужели Гарри не может использовать чертов Инстаграм или Сигнал, как все нормальные люди? Там есть невероятно полезная функция «не прочитано». Черт побери.       Луи не дает себе времени подумать, нажимая кнопку вызова на заднем сиденье машины, пока водитель везет его домой из одной ливерпульской студии.       Гарри не отвечает. Наверняка он просто занят или спит (они еще должны быть в одном часовом поясе, но уже довольно поздно). Тем не менее, это заставляет Луи беспокоиться.       «Все в порядке», — печатает он после секундного напряженного раздумья.       «Правда», — добавляет, потому что, судя по смс, Гарри нервничает из-за произошедшего.       Затем Луи какое-то время смотрит на текст, размышляя. И, наконец, после паузы, которая, по случайному стечению обстоятельств, длится почти столько же, сколько пауза Гарри перед сообщением о поцелуе, отправляет:       «Я не сказал ему»

***

      Целый день спустя Луи получает сообщение. На этот раз единственное.       «Уверен, что все в порядке?» — спрашивает Гарри.       Луи вперился взглядом в экран. Он мог бы просто ответить «да» и жить как прежде, но он знает Гарри. Или по крайней мере знал. Парень, вероятно, душит себя неуместным чувством вины, и Луи частично виноват в этом, потому что он так и не объяснил Гарри, почему все в порядке.       (Нет, ну если совсем честно, то все далеко не в порядке. Статус отношений Луи не в порядке. Психическое состояние парня медленно ухудшается из-за того поцелуя, но Гарри об этом не спрашивал).       Так как Луи просто не может заставить себя подвергнуть Гарри страданиям из-за своей собственной пиар-лжи, он не пишет. Вместо этого снова нажимает кнопку вызова.       На этот раз Гарри отвечает сразу.       — Лу, — просто говорит он. Звучит нежно, тепло и с облегчением, как будто он боялся, что Луи сбросит вызов.       «Не называй меня так, — тут же думает Луи. Теперь ему нужно закурить. — Не называй меня так, если тебе жаль, что мы целовались».       — Гарольд, — дразнящим тоном отвечает Луи, надеясь, что это разрядит напряжение, которое каким-то образом уже присутствует в едва начавшемся диалоге.       — Я просто… — медленно начинает Гарри. Чувствуется, что он еще не знает, что сказать.       Луи делает глубокий вдох.       — Гарри, — говорит он, на этот раз более серьезно и убедительно. — Послушай. Тебе нужно перестать беспокоиться об этом, лав. Все в порядке. Все хорошо. Знаю, ты думаешь, что я говорю это от балды, но на самом деле это не так, — он не знает, что еще добавить, чтобы избавить Гарри от чувства вины. Придется доказать это ему, решает Луи.       — Подожди секунду.       Луи спрыгивает с барного стула и идет по дому в поисках Томми, а Гарри тихо ждет на другом конце провода.       Томми в игровой комнате, играет в FIFA.       — Ой-ё, — кричит Луи, останавливаясь рядом с ним. — Слушай. Несколько дней назад мы с Гарри целовались в уборной, — громко объявляет Луи, затем стучит по телефону. — Гарри, детка, ты на громкой. Томми, мой дорогой, скажи, это знание причиняет тебе эмоциональную травму?       Судя по звуку, Гарри чем-то давится. Томми тем временем смотрит на Луи с выражением лица а-ля «как же мне осточертело разгребать твое ебанное дерьмо».       — Привет, Гарри, — говорит он в телефон, который Луи держит между ними. Он все еще смотрит на Луи. — Это Томми. У нас все хорошо, — говорит он. Кажется, его абсолютно не беспокоит случившееся. — Но в будущем, пожалуйста, воздержись от поцелуев с моим парнем, ладно?       Затем Томми поднимает брови, когда Луи молча спрашивает «правда?», после чего снова переключает внимание на игру.       Луи улыбается, очень гордый тем, как гладко все прошло, и возвращается на кухню. Он переключает телефон обратно в обычный режим, а Гарри на другом конце молчит.       — Видишь? — говорит Луи, когда выходит из комнаты. — Все хорошо.       Гарри молчит достаточно долго, чтобы Луи начал сомневаться, действительно ли его решение было блестящей идеей. Потому что еще минуту назад именно так и казалось.       Видимо, нет. Точно нет. Может быть, Гарри больше не тонет в чувстве вины, но теперь он, похоже, немного злится.       Точнее сказать, он в ярости по причине, которую иначе, чем ревность, и не назовешь.       Блять. Ебаный пиздец. На самом деле он надеялся поговорить с Луи об этом поцелуе. Потому что, безусловно, Гарри ненавидит идею делать это у Томми за спиной, но в тоже время ему не хочется притворяться, что тот поцелуй не был… впечатляющим. Луи тоже пошел на это. Они оба на мгновение потеряли рассудок, и это что-то да значило. Это должно было что-то значить, иначе не ощущалось бы так хорошо.       Боже, как же хорошо это было. Хорошо на уровне «мне-нужно-написать-песню-об-этом-чтобы-я-снова-мог-нормально-спать».       Гарри знает, что у него нет права злиться. Луи не сделал ничего, что могло бы его оскорбить. Но Гарри не может справиться с разочарованием и раздражением, которые испытывает. Луи просто отмахнулся от всего случившегося, как будто ничего и не было. Пошел к своему чертовому бойфренду и такой: «ты не поверишь, какая забавная вещь со мной приключилась».       Внезапно поцелуй больше не принадлежал только ему и Луи. Он стал тем, о чем Луи и Томми говорили, сидя вместе в комнате. Гарри чувствует себя ограбленным.       В основном именно поэтому он говорит следующее:       — Ты вообще понимаешь, что встречаешься с немного искаженной версией самого себя?       Луи замирает на мгновение.       — Что? — спрашивает он, совершенно, абсолютно потерянный. И как только волна шока проходит, он хочет начать эпическую лекцию о том, насколько Гарри не прав, но внезапно ему не удается найти какие-либо аргументы. Поэтому вместо этого просто говорит: — Гарри, какого хрена?       — Я к тому, — медленно отвечает Гарри. — Кажется, у вас очень похожее отношение к многим вещам, а его жизнь представляет из себя то, что всегда было твоим запасным планом, не так ли? Профессиональный футбол…       Тон Гарри изменился на более глубокий и дерзкий. У Луи не было опыта общения с этой стороной Гарри, но складывалось впечатление, что именно так может звучать «Гарри из спальни». Который… нет. Там он не окажется.       — Ты его даже не знаешь! — говорит Луи, пытаясь казаться обиженным. Выходит скорее растерянно.       — Просто улавливаю этот вайб, вот и все, — бормочет Гарри. Трудно объяснить как, но Луи каким-то образом уверен, что тот прямо сейчас подтягивается. И он это представляет. — И в этом нет ничего плохого, — продолжает Гарри. — Думаю, все мы хотели хоть раз трахнуть самих себя.       Что ж. ладно, Гарри делает это нарочно. Луи понятия не имеет, что это такое, но он хочет, чтобы его член никогда не узнал, насколько дерзко и грязно может звучать Гарри Стайлс.       Тем не менее, без боя Луи не сдастся.       — Предпочитаю трахать других, а не себя. Хотя благодарю, что рассказал мне о своих влажных снах, Стайлс. Весьма ценю.       — Правда? — спрашивает Гарри. Сейчас в его голосе сквозит любопытство. Черт, Луи уже жалеет о своих решениях. С виноватым Гарри он может справиться. Слегка обиженный, слегка расстроенный – уже совсем другой зверь.       — Что правда, Эйч? — нетерпеливо стреляет в ответ Луи. У него нет на это времени. Он нуждается как минимум в трех сигаретах.       — Ты трахаешь людей?       Вопрос абсолютно беспардонный. Совершенно неуместный. Возмутительный.       В реальности член Луи заинтересованно дергается в штанах. Ему придется прорваться через все это дерьмо, потому что вызов Гарри теперь может быть его единственной линией защиты.       — Гарри, — медленно произносит он. — Гарри, лав, ты только что спросил сверху я или снизу?       Нужно отдать ему должное, Гарри не смущается. Лишь громко смеется.       — Что, если да? — говорит он, как только успокаивается. В голосе все еще сквозит веселье. Самодовольство.       — Придется сказать тебе идти нахуй, — небрежно заявляет Луи.       — Футбольные клубы ведь большие, да? — спрашивает Гарри спустя несколько секунд. — Уверен, что смогу найти хоть одного игрока, похожего на меня.       Какого хрена? Разговор сначала из напряженного превратился в грязный, а теперь стал настолько нелепым, что Луи даже улыбается. Потому что Гарри идиот, и чувство юмора у него идиотское, и кудри идиотские, и, черт возьми, Луи скучал по нему.       — Кажется, сольная карьера повредила твой мозг, — заявляет он. За словами не чувствуется теплоты. Он знает, что Гарри слышит его улыбку.       — Хорошо, что я красивый, — непринужденно парирует Гарри.       Луи не помнит, чтобы он был таким дерзким.       Луи улавливает какое-то движение за спиной и, повернувшись, сталкивается с выжидающим взглядом Томми. Это заставляет Луи понять, что его в очередной раз притянуло знаменитое обаяние Гарри. Даже по телефону работает.       Это опасно.       — Ладненько, Эйч, — говорит он, внезапно почувствовав себя в ловушке. — Мне пора идти. Надеюсь, мне удалось убедить тебя, что у нас здесь все хорошо, и ты можешь перестать накручивать свою хорошенькую головку.       Выходит немного неловко, и Гарри сразу же чувствует это изменение. Атмосфера снова меняется. Если этот разговор продолжится, они оба свернут себе шею.       — Хорошо, — говорит Гарри. Тихо.       — Повеселись в туре, — добавляет Луи, пытаясь казаться веселым. — Не делай детей, не ломай зубы, — отлично, теперь он просто несет чушь.       Тем не менее, Гарри тихо усмехается.       — Иногда ты такой странный, Лу, — бормочет он. Затем добавляет: — Пока. Береги себя.       Гарри вешает трубку первым.       Простой разговор. В последнее время их и друзьями-то назвать сложно, и это был не больше, чем короткий звонок, но почему-то Луи чувствует, что что-то только что закончилось. Не успев даже начаться.       Он поднимает взгляд от телефона и замечает, что Томми пристально смотрит на него.       — Ты влюблен, Томмо, — говорит Томми. Это не звучит сердито. Не весело, не устало. Даже не любопытно. Он просто констатирует факт.       Земля круглая, небо голубое, а Луи не может избавиться от Гарри. Все это – общеизвестные истины.       — Заткнись, — предупреждает Луи, театрально указывая пальцем на Томми без какого-либо гнева. Это просто глупый жест. Знакомый стёб.       Смешно, смешно, смешно. (Нет, нет, нет)