Принц из тайги

Темный кабинет насквозь пропах озоновой свежестью. Стопка бумаг с громким шелестом съехала на пол. Старая напольная лампа с красным абажуром — единственный, и то слабый источник света — смущенно отбрасывала алые блики на всю комнату. Райков хмыкнул сам себе. Смущенно отбрасывала блики, надо же было до такой-то ассоциации додуматься. Жесткий стол под собой — ровно настолько удобно, чтобы не быть проблемой. Райков вроде должен быть повыше, чем обычно, но Евгению все равно приходится наклоняться довольно сильно. Черная кожа на щеках в шрамах; красная — на аккуратном подбородке и затылке, мелкими разрядами хватает, мурашки по спине посылая. Жар поцелуя, но его так мало. И Иван тянется за ним, впечатывая себя в него, держа его крепче и ближе притягивая, будто он вот-вот опять сорвется и убежит куда-то в командировку на съезд партийный на соседний объект да куда угодно и бросит Ивана тут, опять одного. Волосы в кулак, у Райкова влажные искорки перед глазами. Плечи передернуло, поясница прогнулась до хруста. Острые зубы на ключице; Иван тихо пискнул, дернув плечами. Саднить будет еще долго, это точно. Но это потом, а важно лишь сейчас. Перчатка прижата к лицу. Он обычно слишком громкий, а сейчас слишком не хочет, чтоб их заметили. Полу-стон-полу-вскрик застрял где-то в глотке; сбитое дыхание восстановить не получается. Шершавые губы касаются нежной кожи шеи, целуют-кусают-дразнят. Через раз Райкову приходится пальцы кусать, лишь бы не быть таким громким, лишь бы держать себя хотя бы как-то. И это Волгин его просто дразнит пока что. Холодная древесина под лопатками. Мурашки неприятные туда-сюда бегают. Боль на тонкой грани с удовольствием; Райков шипит, ногтями в перчатках по столу скребет, дышит глубоко, пытаясь привыкнуть. Получается плохо. Медленно, и тягуче, и аккуратно, но все равно садняще-неприятно. Иван знает, что будет лучше, что надо просто перетерпеть. И он терпит. А потом сдавленно стонет, прогибаясь и костяшки кусая. Тихо ну вот никак не получается, хотя уже плевать как-то, не до этого. Толчок — всхлип или стон или писк или вскрик. Затылок по столу елозит. Электрические разряды прошибают тело; слабо, но ощутимо. Не быстро и методично, держа ритм. Ивану так мало, Ивану ещё нужно. Иван сейчас по ощущениям умрет, если не будет быстрее, и сильнее, и жестче. Иван не любит с нежностью, Волгин, почему-то, без неё не может. Хотя может Волгину просто в кайф наблюдать за таким Райковым. За закатывающимся глазами и щурящим взглядом. За дрожью от каждого дразнящего и испытывающего медленного движения, от каждого прикосновения, конечно же электрического. За разъезжающимися коленями; казалось бы куда ещё, но ещё шире. Руки цепляются за что угодно, лишь бы зацепиться. — Быстрее, — еле слышно, на выдохе в стоне. Пальцы на плечах до хруста костяшек сжались. Волгина дважды просить не надо. Холодные мысли так отлично выбиваются из головы. Райков на несколько секунд забыл как думать. И как дышать. И как вообще быть. Пятна перед глазами вспыхивали маленькими молниями. Руки вокруг Евгения обвились туго. Иван голову ему на плечи положил. Колени потряхивает и дыхание всё еще рваное. Но рука Волгина в волосах ощущается так приятно. ~~~~ Теплый травяной чай по сорванному горлу тоже приятно. Евгений стоит напротив, опершись на каменную столешницу. Отхлебывает из своей железной кружки, смотрит исподлобья, улыбается. Иван ему в ответ тоже улыбается. Лениво так, глаза прикрыв как кот. Чай сладкий. Волгин все еще помнит что Райков такой любит. Хотя почему он должен забыть?