Второй Круг

Этот дом словно находится отдельно от остальных, в иной плоскости реальности и на другой стороне бытия, он одновременно принадлежит и Изнанке, и Наружности, и вместе с тем не стоит ни там, ни тут. Он – как мост, соединяющий сотни реальностей, в одной из которых оказался я. Дом избрал меня, единственного из взрослых он выбрал меня, и только теперь я окончательно понял и принял то, что мне говорили мои подопечные, будь то Слепой или Стервятник. Мне все стало понятно. Я не просто так вернулся обратно в Дом, то был так называемый «зов», что испытывают все обитатели, когда-либо покинувшие это место. Мне было плохо вне Дома, я чувствовал себя не на своем месте, но теперь… теперь я на Изнанке. Не сказать, что эта Изнанка чем-то отличается от обычного человеческого мира, все вроде то же самое, все те же деревья, дома, солнце, небо, люди, бродящие по улицам по своим делам – все то же самое! Но и реальным это место не назовешь, я словно попал в пропасть во времени, словно Изнанка застыла в том периоде, когда Серый Дом был построен. Должно быть, да, меня отбросило лет на триста назад, хотя, может, я просто хотел уйти сюда, в это время? Если верить Сфинксу, Изнанка выглядит для нас так, как мы хотим ее видеть: трасса в пустыне; старый город; дремучий лес. Одним словом, все что угодно! И, видимо, даже в этом странном городе внутри Изнанки я сумел найти тот мост между реальностями, тот Дом, что стоит и здесь, словно отгородившись и ощетинившись от остального мира. А может, это и не тот Дом, конечно же нет, это просто очень похожее на него серое в три этажа здание, все такое же старое и полуразвалившееся, такое родное, несмотря на отталкивающий внешний вид. И я живу здесь, да, я хранитель этого места, так давно не видевшего людей, не чувствовавшего человеческой руки, что вернула бы красоту и порядок в него, обратило бы вспять энтропию, разрушавшую его. Я, подобно тарантулу, вернувшемуся в давно покинутую всеми паутину, начал восстанавливать ее, стежок за стежком, ожидая, когда кто-то попадет в ее клейкие нити. Но мое присутствие не могло навечно остаться незамеченным. Вскоре делегация людей из, с позволения сказать, соседних домов, прибыла к моим дверям. Они были напуганы, но и не скрывали любопытства. Некоторые даже были преисполнены жалостью, ибо считали меня бродягой, а то и бедным сумасшедшим. Но сумасшедшие и бродяги не носят чистую одежду, не бреются раз в два дня и не могут себе позволить закупаться на месяцы вперед продуктами в ближайшем магазине. Я не стал прогонять любопытных зевак, наоборот, я с радостью принял их в своей новой обители, уже слегка отретушированной моей рукой. И хоть для меня изменения в Доме были колоссальными, для тех людей это все еще был тот легендарный «дом-с-привидениями», а я лишь один из духов этого страшного места, верно? Верно то, что они думали так ровно до того момента, как я им показал найденные в одиноком сундуке на чердаке Дома бумаги, подтверждающие мое владение домом, точнее подтверждающие «опекунство» над ним. «Дорогой Р Первый, в столь сложные для моего Дома времена я, за неимением возможности лично взяться за восстановление столь дивного места, вынужден попросить тебя взять на себя опеку над ним, всячески стараться его оберегать, заботиться и подготовить к тому, что вскоре к нему потянуться новые души, ибо ты сам знаешь, что Его зову сопротивляться невозможно» - снизу стояла подпись «Старик». Некоторые засомневались в подлинности бумаг, да и тем более кто в здравом уме подписался бы как Старик, но один юрист, также присутствующий в делегации из Наружности сказал, что нет ничего криминального в том, что кто-то по-дружески подписался как «Старик» и попросил своего хорошего друга позаботиться о его полуразвалившемся доме. – Я вижу, что вы очень порядочный человек, Ральф – ответствовал юрист – И нам не стоит переживать из-за вас и за вас. Сами понимаете, наш городок мал и слухи в нем распространяются со скоростью лесного пожара и, что в слухах правды не больше, чем в детских сказках. Если бы тот человек только понимал, что именно сейчас, именно в этот момент он находится в Доме, что только скупому взгляду видится нагромождением досок и камня, но истинно зрячему человеку видно, что он целиком и полностью состоит из детских сказок и фантазий. Под конец своего визита вежливости соседи все хотели меня направить в постоялый двор или еще куда-то, подальше из сюрреалистичного Дома, но я был непреклонен: я останусь вплоть до того времени, пока Старик не скажет мне, что мой надзор над Домом окончен. Должно быть, именно это и рассердило большую часть людей, не знаю почему, но после этого они старались обходить и Дом и меня третьей дорогой, лишь бы случайно не пересечься со мной взглядом. Помню, спустя, может, год, Дом словно задрожал, зазвенели все невидимые колокола внутри него, оповещая то ли о тревоге, то ли о празднике. Вот и первая жертва, попавшая в мои сети, в мою наспех восстановленную паутину. В двери громко, что было силы, постучали. На пороге стояла девушка, худая настолько, что в вечернем сумраке показалась мне каким-то демоном, прибывшим из потусторонних миров. И притом демоном голодным. Но лицо девушки показалось смутно знакомым, словно я ее видел когда-то давным-давно, будучи еще Р Первым, а не Тарантулом. Те прямые черные волосы, та татуировка крысы на все плечо, то ожерелье из острых осколков зеркал вокруг шеи… – Остался последний ребенок – сказала она, и только сейчас я заметил, что к тонкой, обтянутой джинсами, ноге-спице прижималась маленькая девочка с пшеничными кудрями – Она глухонемая. Должно быть, потому ее никто не взял. Еще она не знает язык жестов, но, я думаю, ты научишь ее – девушка бросила прощальный взгляд на испуганного ребенка, села на корточки, дабы их глаза были на одном уровне, улыбнулась ей и, показав пальцем на меня, ушла к своему железному коню. Не помедлив ни секунды, мотоцикл унес эту знакомую незнакомку в темнеющую вечернюю даль, оставив меня наедине с этим травмированным ангелом. Девочка застыла подобно фарфоровой статуе, смотря все на то же место, где еще мгновение назад стоял мотоцикл. Кажется, она так и простояла бы там вечность, если бы я легким касанием ее хрупкого плеча не вырвал ту из оцепенения. Девочка резко, по-звериному развернулась и с выражением немого испуга уставилась на меня своими бездонными глазами цвета индиго. Я протянул ей руку и улыбнулся, показывая этому дикому человеческому зверьку, что я безвреден, я не желаю ей зла и лишь хочу помочь. Девочка посмотрела на руку, подобно испуганному зверьку повела носом и, посмотрев вновь в мои максимально старающиеся показаться доброжелательными глаза, положила свою маленькую ладошку поверх моей. От девочки исходило тепло, от ее маленькой, нежной ладошки веяло чем-то родным и уютным, да и сам Дом, такое чувство, что преобразился, стал светлее и живее после этого. Должно быть, рев мотоцикла пробудил всех соседей на пару миль вокруг, ну да и плевать! Плевать на то, что они, сгрудившись невидимыми кучками глаз столпились вокруг окон и глядят на эту немую картину, плевать на слухи, которые вновь пойдут, как волны от брошенного камня, вокруг Дома и обитающих в нем бродяги и девочки, плевать на все то, что будут думать люди из Наружности, ибо Он снова обрел душу, а душа его – дети, а в паутину Тарантула попал, летя на свет вдали, первый Мотылек…