Власть над прошлым

…она пыталась вырваться. Ее руки были стиснуты в тисках, тело болело, особенно грудь, которую словно пронзили кинжалом, или очень сильно в нее ударили, а сердце колотилось от страха. Где-то вдали она слышала чьи-то крики и они разрывали ей душу. Почему-то ей хотелось утешить того, кто кричал, но не могла. Она даже ничего не видела! Попытка вырваться или что-то увидеть были провальными, пока вдруг ее зрение не прояснилось, отчего голова на миг закружилась от резкой смены света перед глазами, ее руки больше никто не сжимал, и она в ужасе увидела перед собой раскрытую пасть золотого дракона. — Пожри ее, Солнечный Огонь, пожри! — с торжеством крикнул мужской голос, но обернуться, чтобы увидеть кто это, она не успела. Сначала дракон вонзил свои зубы ей в плечо. Никогда еще она не испытывала такой агонии. В ее ушах стоял хруст ее костей, треск разорванных мышц и вен. Она чувствовала, как на ее лице брызнула кровь, а крик так и застыл в горле. В глазах вновь потемнело, но уже от боли, а потом она ощутила, как дракон крепче сжал зубы и дернул… …Рейнира резко села в кровати, отбрасывая от себя руки, которые хватали ее за плечи и запястья. Боги, ей было больно! Больно! Разве они не видят, что ее разорвали на части?! — Принцесса, принцесса! Что с вами? — причитали знакомые, звонкие голоски Мирии и Либеты. Рейнира несколько раз моргнула и быстро огляделась, понимая, что нет никакого дракона, что никто ее не рвет на части, и что она была в своих залитых рассветным солнцем покоях, а разбудили ее две верные служанки, чьи круглые глаза удивленно смотрели на нее. Но!.. Она лихорадочно осмотрела свои пальцы, ладони, ощупала плечи, но все было на месте. Обе руки все еще были прикреплены к тем местам, где им и положено было быть, как и ноги, но… Это было так реально! И боль, и хруст костей, и звук рвущихся сухожилий. Рейнира даже до сих пор могла ощущать теплое дыхание того незнакомого золотого дракона на своем взмокшем от пота теле. Но даже несмотря на это, она могла бы решить, что это просто ее буйная фантазия подкидывает ей сюжеты для кошмаров, и отмахнуться, если бы этот сон не снился ей уже в который раз с тех пор, как у отца родился столь желанный сын. Эйегон, второй своего имени. Она почти не видела этого ребенка, инстинктивно зная, что он-ее соперник: за внимание отца, за трон и за любовь народа, и, может даже убийца. Рейнира прекрасно знала, что в их семье бывали провидцы, и многим Таргариенам снились, так называемые, драконьи сны. Она была уверена, что этот сон такой же, как и другие, что стали ее посещать с той поры, как отец женился на… Алисенте, и у них появилось потомство. Но Рейнира не хотела в это верить. Она не хотела умирать так! Как угодно, даже на родильном ложе, как и мать, что некогда Рейниру пугало свыше всего, но не так. Только не от зубов дракона, который будет медленно ее рвать на глазах у кого-то, кто ей был дорог. Судя по снам, которые ей снились, помимо этого, то этим человеком мог быть ее сын. Или одним из них. Рейнире снились мальчики, чьи лица исчезали с рассветом, но за которых ее сердце болело так, будто они были уже реальностью. Ведь чаще всего она видела их смерти. Как ни странно, но все они пали со спин драконов. Один из них пал со своего крылатого «коня», пронзенный сотней копий, видела, как другой был убит в небесах, где бушевал дикий шторм, убит другим драконьим всадником с одним глазом и копной серебряных волос на голове, а третий… А третий пал со спины Сиракс. Ее Сиракс. Было ужасно осознавать, что если эти сны и впрямь правдивы, то ее дорогая драконица когда-то в будущем скинет ее сына с себя и тот разобьется насмерть, упав с огромной высоты. Переломает свои косточки, разорвет сухожилия, и чья голова будет расколота подобно перезрелому арбузу. Рейнире снились еще два мальчика, которых, в отличие от первых трех, она видела взрослыми мужчинами, в отличии от братьев, явно погибших совсем молодыми, и даже в коронах, но… Один был всегда отстраненным и облаченным в черное мужчиной, в чьих глазах не было ничего, кроме пустоты и вечной меланхолии, а второй был лишь размытой фигурой с золотым обручем на челе, будто был тенью, а не живым существом. Однажды, ей еще приснилась девочка. Совсем крошка, явно новорожденная, и… Она была скрюченная с большой головой, с неправильно выгнутыми пальчиками на слишком тоненьких ножках и ручках, серокожая и явно мертвая. Как Бейлон, ее брат не проживший и дня, и еще несколько младенцев, рожденные ее матерью, но умершие вскоре после рождения, чем разбили сердце ее бедной родительнице. Это было только единожды и Рейнира, проснувшаяся в тот раз еще до рассвета, рыдала остаток ночи так, что ее в конце концов даже вырвало, чем она весьма напугала пришедших на звуки сира Райма, охранявший ее в ту ночь, и прислугу. Впрочем, к этому уже стали привыкать, как ее гвардейцы, так и служанки. За последние два года — это стало ее привычным способом проводить ночи, отчего Рейнира почти все время чувствовала себя уставшей, нервной и истощенной. Не то, чтобы это многие замечали. Слуги привыкли, мейстер мог предложить только сонное вино, которое совершенно не помогало, лишь «запирало» в этих видения-кошмарах, а отец… Нет, сначала он был обеспокоен, волновался о ней, спрашивал, что ей такого снится, — она не отвечала, поскольку все еще не могла простить, что отец отобрал у нее единственного друга. Если, конечно, Алисента была ее другом, а не согревала койку ее отца еще до того, как ее матушка отдала богам душу — но когда это стало происходить из ночи в ночь, отец стал думать, что она специально это делает. Кричит и будит ползамка, не давая никому в семейном крыле наслаждаться своим отдыхом. «Не давая ему наслаждаться своей новой женой, было бы точнее», — рассеяно подумала Рейнира, и с молчаливой благодарностью выпила воды из кубка, который ей подала сердобольная Мирия. Она откинула покрывало и села на край кровати. Ее плечи были устало опущены, а ночная рубашка неприятно липла к телу. Нужно было встать и готовиться к новому унылому дню, но у Рейниры не было на это сил. Порой ей даже казалось, что ей не пятнадцать лет недавно исполнилось, а все пятьдесят. Боги, она так устала! Иногда ей было настолько плохо, что она проклинала тех самых богов, что мучили ее этими снами-видениями, которые становились мутными по утру, оставляя после себя только чувство обреченности, неизбежности и бесконечную усталость. Рейнира не понимала, на что ей они. Что она могла, пекло побери, сделать, даже если они правдивы? Деталей она все равно не помнила. А скажи она кому-то о них, то ее тут же сочтут сумасшедшей. Или того хуже, завистницей, которая просто хотела отвлечь внимание от брата, способного сместить ее с места наследницы и отобрать у нее титул принцессы Драконьего Камня. Даже отец, который ей столько рассказывал о вещих снах Эйегона Завоевателя и снах Дейнис. Ведь Визерис Таргариен всегда блестяще умел не замечать то, что ему не нравилось или тревожило его маленький хрупкий идеальный мир. А ее сны все бы разрушили. Особенно его идиллию с сыном, которого он так жаждал и наконец получил. А вскоре может получит и еще одного, ведь его… женушка вновь была беременна и ей вот-вот рожать. Невольно Рейнира сжала край кровати. Каждый раз, когда она думала об Алисенте, которая была для нее опорой после смерти матери, а потом так подло ударила в спину, раздвинув ноги перед отцом, как послушная шлюшка, ее пробирала злость и жгучая обида. И даже не из-за того, что та заняла место ее матери. А из-за того, что Рейнира узнала о предстоящем браке при всем Малом совете, а не от девушки лично. Что та утешала ее днем, а по ночам просачивалась в покои короля Визериса и его к груди прижимала. Мерзость. Рейниру пробирало от отвращения стоило подумать о том, что сначала та обнимала ее, шепча нежные слова поддержки, а потом этими же руками Алисента ласкалась с ее отцом и журчала ему на ухо уже куда более интимные вещи. Более того, она до сих пор пыталась с ней вести себя, будто ничего не случилось! Будто не понимала, что дети, которых она родила и тех, который только ей предстоит родить, были для Рейниры опасностью и несли ей только смерть. Отцу это не нравилось, и в его глазах она вновь предстала лишь капризной девчонкой, которая не любила брата и вертела нос от такой доброй и милой мачехи. Он тоже ее не понимал и не хотел начинать. В те несколько раз, когда Рейнира все же пыталась ему рассказать о снах, к сожалению, как Дейнис Сновидице, ей не удалось достучаться до отца. Тот лишь пожурил ее и сказал, что это просто сны, рожденные ее детской обидой, а не предсказания о будущем. А Отто Хайтауэр успешно подпитывал слухи о ее истеричности. Он вливал в уши Визериса ядовитые слова о том, что нужно назначить Эйегона наследником, а не нестабильную девчонку, которая уже два года не может смириться с тем, что король живет дальше, вместо того, чтобы утонуть в трауре о мертвой королеве. От этого пропасть медленно, но верно, росла между ней и отцом, и Рейнира была не уверена, что ее можно преодолеть в ближайшее время. Ох, если бы дядя был здесь, он бы ей поверил. Но Деймона Таргариена больше волновала его война на Ступенях, чем чахнущая в Красном замке племянница, которой он даже больше не писал писем, и не слал подарков даже на именины. Рейнире не хотелось так думать, но она не могла себя остановить, и не винить за это отца, который назначив ее своим наследником, лишил ее внимания любимого дяди. Даже чересчур любимого и отнюдь не так, как должно племяннице. Щеки Рейниры невольно вспыхнули, а рука потянулась почти бессознательно к ожерелью из валирийской стали, которое она не снимала даже на ночь. Эти чувства были для нее такими неловкими, но что она могла поделать, если ей и думалось о мужчинах, или о будущем муже, которого отец скоро будет ей наверняка искать, то только дядя перед взором и вставал? Впрочем, это было все реже. Ей было не до мужчин и своей неловкой влюбленности к собственному дяде. Слишком уж Рейнира была уставшей почти каждый миг своей нынешней жизни, а паранойя сжирала разум. Иногда ее обуревало такое отчаяние, что хотелось схватить подушку, ворваться в покои Алисенты, — или Эйегона — и задушить причины ее снов, в надежде, что если их не станет, то и те просто уйдут. Что ей больше не придется жить с мыслью, что она умрет молодой, будучи съеденной драконом, что любимые ею мужчины канут в лету только потому, что любили ее, а ее дети, которым только предстоит родиться, либо умрут, либо будут жить, но никогда не будут счастливыми. Но она сдерживала свои порывы, поскольку убийцей родичей Рейнире не хотелось быть. Она хотела думать, что могла быть выше этого. К тому же, хватает и того, что Десница отца тщательно портил ее репутацию в лице всего народа, распуская слухи о ее нестабильности, замкнутости и истеричности. Нет, Рейнира не могла точно утверждать, что это он, но глубоко в душе была уверена в этом. Отто Хайтауэр ее, казалось, всегда недолюбливал, даже до того, как матушка умерла, хотя всегда поощрял дружбу между ней и Алисентой. Видать для того, чтобы подобраться ближе к королевскому ложу. Змей. Наконец она собралась с силами, чтобы просто встать и начать день, который точно будет отвратительным. Рейнира чувствовала это, как и странное ощущение, что именно сегодня все изменится. Она умылась, ей заплели волосы, после чего Рейнира уже привычно отвергла все платья, которые ей предложили служанки. В последнее время, ей было куда удобнее в костюмах для охоты, и полетах на драконе. Хотя бы потому, что уже несколько раз путалась в юбках из-за своей усталости и чуть не пересчитала своим носом все ступеньки на лестнице, по которым для нее стало опасно ходить. Ей было жалко наряды, из которых она скоро вырастет, а их так никто и не увидит, но что поделать? В штанах для нее было куда безопаснее ходить, чем в платьях и это факт, который ее безмерно печалил. К тому же, если последние два года ей если и хотелось облачится в шелка, то только в траурные. От завтрака Рейнира также отказалась. Есть ей не хотелось, а сидеть с отцом и его новой семьей, где ей не было места, за одним столом и смотреть, как он фонтанирует от радости и гордости, при взгляде на Эйегона, или на раздутый живот Алисенты, Рейнире хотелось еще меньше. Слушать лекции о своем поведении, которое расстраивало всех, тем более. Хотя что она могла поделать, если сны, что были для него лишь ее подростковой блажью, Рейниру измучили так, что у нее не осталось сил даже на фальшивые улыбки? Богороща, книга, вино и бард. Вот ее любимое отныне времяпрепровождение, помимо полетов на Сиракс, хотя к той Рейнира порой даже не могла подойти. Ноги просто деревенели и отказывались слушаться, а слезы так и наворачивались на глаза. Чаще всего, это случалось, когда ей снилась смерть одного из ее будущих сыновей, сброшенном ее любимой драконицей со спины во время полета. Но даже в Богороще ей не дали хоть ненадолго отвлечься от того беспорядка, в который превратилась ее жизнь, и погрузится в мир древних Королей Зимы. Пришла Алисента, разодетая в красные цвета, которые ее отнюдь не красили, обнимая свой огромный живот, и вновь пристала к ней со своей грустно-милой улыбкой и укоризненной беседой. Та стремительно переросла в лживые мольбы и заверения, что они же могут жить как раньше, которые Рейнире не хотелось слушать, как и смотреть на Алисенту. Потому что они не могут жить как раньше! Как она не поймет? Поездка на охоту в честь второго дня рождения Эйегона, в которой Рейнира даже не хотела принимать участие, была еще одной пыткой. Странное напряжение и ожидание чего-то, что ей овладели с самого утра, сводили ее с ума. Еще Алисента с ее этими жалкими карими глазами, и отец, который глядел на нее с недовольством и изнуряющей усталостью, словно это он не спит, видя свою смерть, и смерть своих детей, из ночи в ночь, а не она. Словно Рейнира помеха, которая мешает ему наслаждаться жизнью, а не некогда любимая дочь. Боги, если бы он только ее слушал, то все было бы иначе!.. Ей захотелось сбежать отсюда, как только она вышла из кареты, а после совсем не тонкого флирта Джейсона Ланнистера, явно метившего ей в женихи, Рейнира была готова убивать. Может даже отца, который перестал скрывать то, что был готов ее продать любому, кто заплатит хорошую цену за нее, будто она была просто породистой кобылой, а не его дочерью. Но все же Рейнира решила ограничиться побегом. Это было проявлением слабости, а в глазах знати еще одним признаком того, что она — жалкая пародия наследника Железного трона, которая неспособна сдерживать эмоции, но ей было плевать. Рейнира только хотела убраться отсюда: с этой охоты, с этих земель, континента, и даже мира!... и забыть обо всем хоть на один проклятый миг. Она вскочила на лошадь, которая столь удачно была привязана неподалеку от шатра и помчалась прочь. Ветер свистел в ее ушах, а сердце стучало как бешеное. На секунду Рейнира даже могла представить, что она летит в небесах, на спине своего верного дракона, а не скачет на лошади куда-то в чащу Королевского леса. Она слышала, что за ней гнались, и слышала голос сира Кристона, но не хотела останавливаться, или даже оборачиваться. Прочь, прочь, прочь!... Неожиданно для себя, кроме жажды свободы, Рейнира ощутила внезапную потребность бежать куда-то конкретно: будто ее живот обернули канатом и тянули в неизвестном направлении, словно сами боги ее куда звали. Краем глаза, она видела сверкающие доспехи и белый плащ сира Кристона, но… Она не была точно уверена, но ей показалось будто в тот момент, когда рука сира Коля вытянулась вперед, чтобы схватить ее поводья, время замерло. А когда лошадь внезапно свернула в сторону, перед Рейнирой будто открылось два пути. Две дороги, которые она почти могла видеть: одна старая, увитая колючками и заляпанной засохшей кровью землей, и ведущая к жизни, где ее продолжают мучить мутные ведения о безрадостном будущем, где она взрослеет в полном одиночестве, выходит замуж за нелюбимого, а ее дети умирают, как и она сама. Умирают, может быть даже от рук потомства проклятой Алисенты. Та жизнь, которая стала для нее жестоким настоящим, если рыцарь бы ее поймал. А вторая дорожка была неясной. Путь был полон тумана, и не было видно, что ее ждет впереди. Лишь отблески пламени, изредка прорывающиеся сквозь туман, и снежинки, которые медленно кружили в воздухе, подобно маленьким танцорам, кружащимся в каком-то своем неведомом танце. Но эта тропа была куда более желанной в любом случае, просто потому, что Рейнира знала, что хуже чем то, что боги изначально для нее задумали, быть не может. «Прости, сир Кристон, но нам с вами не по пути», — вдруг подумала она, бросив последний взгляд через плечо на рыцаря, который растерянно смотрел ей вслед. Как ни странно, ей не было жаль, а былая небольшая влюбленность к сиру Кристону в один миг испарилась, подобно огоньку свечи, затушенному порывом ветра. Будто и не было ничего. Рейнира отвернулась, ощущая небывалую легкость и полузабытую жажду к приключениям и, подстегнув лошадь, чтобы та скакала быстрее, помчалась к другой судьбе. Той, что ждала ее где-то впереди.