Раздор — отец всем общий и всем общий царь,
и одних богами объявляет он,
а других — людьми,
одних рабами сотворяет он,
а других — свободными.
Гераклит Эфесский
I. Урания
- Есть ли ещё вести из Элевсина, Пантолеон? – мужчина зорко взглянул на гостя глазами, черными и блестящими точно маслины. – Цены на товары из порта поднялись вдвое, с чего бы это? Ни войн, ни бедствий не намечается… Потускневший лик его собеседника ясно показал, что хозяин попал в самую точку. Келей был наблюдателен и умел складывать факты воедино. Этот скромный талант не принёс ему славы героя или поэта, но обеспечил успех в торговле и богатый дом, в котором не жалели вина и угощений для художников, философов и многочисленных гостей из других земель, порою весьма примечательных. Иногда – вовсе необыкновенных, как нынешняя. Дева внимательно взглянула на торговца своими небывалыми морскими глазами. Пантолеон нервно оправил синий гиматион. Он разъезжал по торговым делам по всей Элладе, и постоянно становился источником новостей, но дурных известий не любил, справедливо полагая, что тень их падет и на него самого. Но делать было нечего. Вино в кратере плескалось на самом дне. Хозяин ждал. - Ничего особенного, но…в городе поговаривают о чудовище, убивающем людей. Цири навострила уши. Келей нахмурился и в задумчивости запустил руку в курчавую бороду. - Продолжай, друг мой. В Элевсине живёт мой родственник. Что тебе известно? - Почти ничего. Всё началось месяца три назад…В старом заповедном лесу, где-то в тридцати стадиях от северных ворот. Погибло двадцать шесть человек. Случайные путники, любовники, торговец, пара солдат…Есть ребенок. Связи между убитыми – никакой. Вещи нетронуты. Тела брошены в лесу. Мужчина умолк, надеясь, что сообщил достаточно. Но любопытство Цири лишь загорелось. Она торопливо вспоминала все известные ей слова. - Чудовище... съело часть? Кровь? Сердце? - осторожно спросила ведьмачка. Торговец покачал головой. - Некоторые были подъедены зверьми, но в целом всё на месте…почти. У некоторых отрублена голова, у других – ступни. Пьяный солдат болтал о теле с отсеченной половиной головы, разрази его Громовержец! Но самое худшее – ребёнок… - Проклятье богов! Всё безалаберность магистрата, - мрачно прогудел хозяин. - Давно бы послать солдат да прочесать лес! Торговец не хотел говорить дальше - она это заметила. - Что с ребёнком? - Тело мальчика, - тихо ответил мужчина, - прокрусто. Не знаю, как, но... его раскатали, точно тесто для лепешки! Я лично не видел, но по описаниям - нечто ужасное. Он сопроводил свои слова жестом, который не давал усомниться в том, что Цири поняла всё правильно. Для верности она ужом скользнула в его мысли – там царили растерянность и страх. Слухи о теле, растянутом чудовищным образом. Отвратительно. И что самое худшее - это просто не может быть делом рук обычного бандита. Это явное проявление магического существа…в мире, абсолютно лишённом магии. - Солдаты наотрез отказались идти в лес, когда увидели это. Заявили, что то воля олимпийцев, пожелавших покарать город. Позиции магистрата шатаются – народ недоволен и начинает поговаривать, что гнев богов навлекли вожди…Пока что ограничились тем, что короткую дорогу в Афины, пересекающую этот лес, перекрыли. Все едут по старой военной, в объезд, ну и торговцы, конечно, тут же решили взвинтить цены, сам понимаешь… - Скверно…Нужно принести жертвы Афине-хранительнице! - А каково... время убийств? - вдруг спросила Цири, ребром ладони ударяя по столу через равные промежутки. - Она спрашивает про периодичность, - пояснил Келей, гостья кивнула. – Может ли быть, что жертвы появлялись в определенное время? Торговец с подозрением посмотрел на девушку. - Насколько я знаю - нет. Убиты те, кто ходил лесными тропами. Но последние две жертвы были уже после того, как ходить через лес запретили, а дорогу перекрыли. Поговаривают, что монстр…заманил их. Люди в великом страхе. Рядом – деревня, да и до города рукой подать… Цири торопливо соображала. На банальную кровососущую дрянь не похоже, на звероподобное чудище – тоже. В этом мире они странные, конечно - трехглавый пёс, отрастающие змеиные головы…но всё равно нет. Здесь явно имеет место быть разум. И цель. Ритуальные жертвоприношения?...Но тогда жертвы должны быть строго определенные. Не все подряд. - А может рядом живёт кто-то, - Цири замешкалась, пытаясь подобрать нужное слово. –Медея? Киркея? - Она спрашивает, не живет ли рядом темная жрица, Гекате дары приносящая, - вновь пришел на помощь Келей. - Точно нет, - покачал головой его собеседник. – Впрочем, богине уже приносили в жертву черного быка, облитого медом диких пчел. Как полагается - в полночь, на перекрестке дорог. С тех пор – четыре жертвы. Ребенок в том числе. Увы, боги желают покарать Элевсин, и лишь мойрам одним ведомо, за что… В тягостном молчании прошло несколько минут. Келей, насупившись, обмакнул кусочек оливкового хлеба в килик с вином. Цири доела кусочек копченой рыбы, плоской, точно блин, - и решительно произнесла. - Я должна съездить туда. Посмотреть. Возможно…смогу помочь. - Ни в коем случае, - ужаснулся Келей.- Чудовище не тронет чистота юной девы. Среди убитых были женщины! Цири незаметно поморщилась. Здесь, в этом прекрасном цветущем мире, женщин тоже не воспринимали всерьез – и с этим было необходимо считаться. - Помочь советом, - уточнила она. – Возможно, мне знакомо это…чудовище. Пантолеон уже открыл рот, собираясь с присущей истинному афинянину учтивостью усомниться в возможностях странной девы, но хозяин пресек его резким взмахом руки. - Наша гостья – храбрая воительница, в одиночку побеждавшая исполинского змея. А отец Кирии – знаменитый герой, победивший многих чудовищ. По ту сторону Ойкумены все знают Геральта Ривия! Он побеждал и свирепых горных тварей, и морской народ тритонов, и даже злобную сирену, воем смерть несущую. - О, сколько же гадов породил скверный союз Тифона с Эхидной! - с негодованием произнес гость. - Несомненно, назван сей славный муж в честь великого Геракла, Зевесова сына. Верно говорят мудрецы: правильное имя само выбирает судьбу! - И подобно Гераклу проявлял милосердие, - кивнул Келей. – Змея с золотой чешуей он пощадил и отпустил. Оттого-то и дочь его, добрая сердцем, теперь желает помочь нам! - Змей был ни в чем невиновен. Его хотели убить злые люди, - уточнила ведьмачка. - То, верно, был сам титан Ладон! - с восторгом вскричал Пантолеон. Он подскочил, снова сел и уставился на Цири так, что ей стало неловко. – Воистину мир полон чудес! Я бы счел всё это выдумками поэтов, но лишь взглянув один раз на твою гостью, понимаешь, что всё то – правда. Ибо много в Афинах есть красавиц, достойных быть свитою Артемиды, но ты, дева, рождена быть спутницей самой Эвплои! Кожа твоя белее морской пены, волосы – точно серебристые спинки дельфосов, веселых спутников богини. А глаза зеленее самого чистого моря. Верно, ни у одной девы в Аттике нет таких глаз! Цири вежливо улыбнулась. Она пробыла в этом мире уже довольно долго, чтобы привыкнуть к тому, что здесь комплименты не являются неизменным спутником желания затащить в постель. Здесь было принято восторгаться красотой - громко, цветисто и образно. - Путешественники сказывают о том, что где-то на севере, невообразимо далеко, лежат северные моря, окованные льдом и туманом. И живут там суровые люди с белоснежной кожей и волосами цвета молока. Не оттуда ли ты, дитя? Цири кивнула. - Рядом с моей родной Кинтрой есть такая страна. Торговец уже изготовился засыпать девушку вопросами, надеясь выведать побольше подробностей, которые потом можно будет выгодно продать торговцам-мореплавателям. Но Келей, поморщившись, широко зевнул и сказал: - Обожди до вечера, Пантолеон. Гостья устала. Лучше скажи, поедет ли Пилад завтра днем в Элевсин с товарами? - Конечно. Гермес благоволит делам его. - Отлично. Ты, Кирия, можешь отправиться вместе с ним. Лошадь твоя, Нюктой рожденная, с легкостью преодолеет сотню стадий. А я передам с тобой письмо Иринию – это племянник моей жены. Он поможет тебе. Юноша надежный и неглупый. - Благодарю, - поклонилась Цири. Гость уже одернул гиматион, собираясь встать, как вдруг хлопнул себя по лбу и повернулся к ведьмачке. - Чуть не забыл! У меня есть весть и для тебя, мореокая дева. Клэйтия Анаитис желает видеть тебя сегодня вечером! - Клэйтия? Сама Клэйтия? – переспросил хозяин, глядя на Цири с неподдельной завистью. Та просто cгорала от любопытства. - Дева, мудростью и красой сравнявшаяся с харитами самой Киприды, драгоценность и гордость Афин, Клэйтия Анаитис желает видеть тебя сегодня, дивная чужестранка, - торжественно, словно зачитывая указ, провозгласил Пантолеон. – Хочет послушать истории о дальних землях и подвигах твоих, а также Геральта Ривия. Её дом сразу за оливковой рощей, в трех кварталах от рынка. Можешь спросить у людей. На входе покажи это страже. Цири повертела в руках пластину из молочно-бежевого, очень гладкого и легкого камня. - Чудна воля олимпийцев, - вздохнул Келей, - Не забудь рассказать Иринию о встрече с самой Клэйтией! Уверен, ему будет интересно. Толковый парень. Кто знает, может, пойдет дорогой самого Анаксагора! Лишь бы Эротовы стрелы да женские чары не сгубили юнца! Гость понимающе улыбнулся.***
Солнце, впитавшее всю пыль и трудности дня и ставшее от того тусклым и красноватым, торопилось закатиться за густые леса. Как сказал бы любой житель этого мира – Гелиос уже стремится омыть свою колесницу в море. На рынке всё ещё шла бойкая торговля – в воздухе пахло фруктами, хлебом и ароматными курениями, а люди толклись и гудели, стремясь скорее обменяться новостями и мнениями, нежели что-то купить. Цири торопливо шла сквозь рыночные ряды, отвечая приветливой улыбкой на возгласы восхищения и попытки вовлечь в разговор. Поначалу её злило и настораживало повышенное внимание, но со временем она с изумлением поняла, что соответствует местным канонам красоты. Более всего мужчин приводили в восторг её волосы – здесь золотистые и рыжие кудри были редкостью и считались особым даром богов, а уж пепельных не видел никто и никогда. Как и глаз такого яркого зеленого цвета. И даже на шрам, всё ещё отчетливо видневшийся на щеке, внимания особо не обращали - что было чертовски приятно. Но более всего эллины воздавали почести её невиданному уму – всего за два неполных месяца она бегло освоила их язык, язык самого просвещенного народа Ойкумены. И даже когда не могла выразиться – удивительным образом понимала всё, что ей говорили. Конечно, на самом деле всё дело было в телепатии – единственной магии, которую ей удалось освоить. Но об этом Цири мудро помалкивала, посчитав, что вера в её особенный ум поспособствует её безопасности. Впрочем, ей здесь и так ничто не угрожало. В этом мире не было ни магов, ни ведьм, ни эльфов. Никого, кто мог бы заинтересоваться Старшей кровью. А даже если они и появились бы – им было бы неоткуда черпать энергию. Ни одной магической жилы Цири здесь ни разу не почувствовала, как не увидела и ни одного проявления волшебства. Она даже не была уверена, что сможет покинуть этот мир - но проверять не торопилась. После нескольких месяцев блужданий по местам странным и пугающим она наконец-то нашла мир, который был ей по душе. Теплый, изобильный, красивый. Составляющий разительный контраст с обманчиво-гостеприимным миром Камелота. Там постройки давили мрачным великолепием, здесь – словно стремились ввысь. Там было принято надевать на себя множество одежд, здесь – ходить в легком хитоне, открывающим ноги, руки и ключицы. Легкая и цветущая Эллада, расположенная у моря, чем-то напоминала ей родную Цинтру, а ещё более – эльфийские города. Не заброшенный Лок-Муинн – скорее, великолепный Тир-на-Лиа. Да, архитектура эльфов была гораздо более сложной, но было что-то неуловимо общее в этой геометрической стройности, плавности линий и природных мотивах. А прекрасные мраморные статуи были ничуть не хуже тех, что показывал ей Аваллак`х. В них было даже больше жизни - порой Цири казалось, что сейчас белоснежные богини улыбнутся и сойдут со своих постаментов, как, поговаривали, и бывало в прежние времена, в Век героев. Цири, неоднократно слышавшая от Искры о тесном родстве нильфгаардцев с эльфами, даже заподозрила нечто подобное. Но о народе с долгой жизнью и острыми ушами здесь никто не слышал, да и рассказы про эльфов не вызвали у эллинов особого интереса. Их быстро записали в народ таинственной Атлантиды где-то на краю Ойкумены и выбросили из головы, сосредоточившись на куда более захватывающих историях о чудовищах и чародейках. Впрочем, была своя темная изнанка и у этого солнечного мира. Пройдя мимо черно-золотых амфор, Цири оказалась на самой шумной части рынка. Сегодня был большой день – в Афины с победой вернулся флот с Самоса, а с ним – корабли, полные захваченных рабов-чужеземцев. И вот теперь бойкие торговцы с умасленными бородами крикливо предлагали свободным гражданам свой товар, дергая за веревки, привязанные к рукам и ногам рабов. Неподалеку от Цири двое мужчин торговались о покупке юной девчушки в разорванном хитоне, стройной и темноглазой. На щеках будущей рабыни застыли грязные дорожки от слез. На предплечье уже вспухал гнойной раной косой удар плетки. Она покорно прикрыла глаза, позволяя осмотреть зубы и десны, а затем и тело под хитоном. Цири отвернулась. Девочку повел за собой на веревке грузный мужчина. Смуглый мальчик, ростом едва доходивший ей до живота, бессмысленно уставился на неё золотистыми глазами. В них разливалась бессильная покорность. Мальчик был одет опрятно и богато, его руки и волосы были чисты. Кем он был до того, как потерял свободу? Сыном знатных горожан? Где теперь его мать и отец? Гниют в земле или также стоят, дрожа от страха, на одном из невольничьих рынков? Ребёнок потер одной ногой, за которую был привязан к столбу, за другую, искусанную оводами. Жадно посмотрел на компанию молодежи, расположившуюся неподалеку с лепешками, вином и финиками. - Интересуетесь, госпожа? – вкрадчиво спросил торговец, безошибочно заметив её интерес. – Берите! Мальчик крепкий и здоровый, чуть подрастет – будет хорошим рабом. - Сколько стоит отпустить…на свободу? Торговец фыркнул. Глаза его стали холодны. - Невозможно, госпожа. Такова судьба. Ананкэ. Самосцы снюхались с персидскими дикарями, но проиграли. Участь побежденных – стать рабами. Впрочем, им повезло попасть в Афины, а не в Спарту. Это лучший полис для рабов. Здесь им, пожалуй, живется лучше, чем гражданам! - Чушь! – резко сказала Цири. – Не может рабам житься лучше, чем свободным! - Я вас уверяю, госпожа. Берите мальчика, уступлю всего за двести драхм! Или вы желаете поспорить с самой судьбой? Можете купить и отпустить, но поверьте, он всё равно станет рабом. Таков неотвратимый ход вещей. Помните царя Эдипа?... В горле горько заскреблось. У нее не было таких денег даже близко. Она молча выложила несколько драхм. Торговец насмешливо выгнул бровь. - Этого недостаточно - даже для прелестной нереиды, явившейся украсить собой Афины. Краса красою, а торговля – торговлей, морская гостья! - На них купите ребенку еды и воды. Сейчас же, - приказала она. - И не продавайте пока. Несколько дней. Я вернусь. Торговец пожевал губами, затем взглянул на ее пепельные волосы и молча кивнул. Не глядя на ребенка, Цири развернулась и пошла прочь. Она совершенно не представляла, что делать дальше.***
В просторной комнате царил полумрак – лишь по углам горел таинственный огонь в бронзовых чашах. В воздухе стоял легкий травяной аромат. На столе были фрукты и вино, а за ним сидела красивая молодая женщина. Длинные волосы цвета спелой пшеницы - чуть темнее у висков и совсем светлые к кончикам - вились полукольцами после сложной косы. Длинный хитон всё того же молочно-бежевого цвета был схвачен в тонкой талии поясом из золотистых пластин. Больше украшений не было, не считая браслета из крупных дымчато-оливковых камней, вплавленных в золото. Глаза были им под стать - золотисто-зеленые, по-кошачьи приподнятые и вытянутые к вискам. Они не просто притягивали к себе внимание - они выпивали его досуха, так, что глядеть на что-либо другое становилось невозможным. - Госпожа Клэйтия, - поклонилась Цири. Женщина указала ей на место рядом с собой. Она поспешила сесть. - Клэйтией меня прозвали здесь, морская гостья, - ответила хозяйка голосом низким и тёплым, точно летний день. – Мать дала мне имя Клотия. Зови меня так. Тебе известно, кто я? Цири кивнула. Ей приходилось видеть эту женщину, одетую в роскошный гиматион цвета розового мрамора, на одном из симпосиев. Она сидела рядом с высоким мужчиной-воином с пронзительным взором – лучшим гиппархом Афин. Молодой герой не отрывался от кошачьих глаз ни на секунду, а Клотия непринужденно щебетала то с другими командирами, то с пожилым философом, то с парой торговцев. И всякий раз, когда золотисто-зеленый взор ускользал, лицо воина становилось угрюмым и злым. Цири помнила, как её вдруг кольнула игла зависти. Нет, она никогда не желала подобного...рода занятий, но мужчина был красив, мусклист и слыл храбрецом…он определенно заслуживал большего! - Вы - знаменитая гетера. Жрица Афродиты. Женщина склонила голову, внимательно глядя на неё. - Ты, верно, презираешь меня? Думаешь, что гетеры отдаются мужчинам за деньги... как это делают многие женщины других стран и дочери побеждённых городов? - Я не знаю, - выдавила из себя Цири. - Разве вам платят не за это? И разве не этим...заканчиваются подобные вечера? Женщина улыбнулась и постучала кончиком пальца по столу - словно кошка, потянувшись, выпустила коготки. - Для меня они обычно заканчиваются тем, что охрана провожает меня домой. Затем я принимаю ванну, служанка делает массаж с розовым маслом, и я ложусь спать. Никто не вправе требовать удовлетворения своей похоти у гетеры. На то есть рабыни... и жены. Цири открыла рот, но не нашлась, что ответить, поэтому просто положила в него спелую оливу. - Что же касается любви физической - я даю её тому, кого выбираю. Сейчас лишь двоим. Геласию, которого ты уже видела. И Асфирею. Иногда. Он прелестный юноша, а Геласию порой не хватает чуткой нежности...ну ты понимаешь, о чем я. Да и в походах он слишком часто. Мне скучно становится. Цири вспомнила могучие мышцы на руках воина и его хищный взор…Да они тут с ума все посходили, не иначе! - И за что же тогда платят мужчины? Гетера тонко улыбнулась. - За наслаждение красотой. За ускользающую прелесть Терпсихоры и задумчивую сладость кифары. За мир, в который можно окунуться, забыв о горестях. За разговоры о вечном, за философские споры, за беззаботную шутку, что разглаживает чело. Но более всего - за внимающее молчание. За сочувствие без унижения, за принятие без домыслов. За возможность посмотреться в зеркало, в котором увидишь себя самого. - И это стоит…так дорого? - протянула Цири, разглядывая роскошную чашу для омовения рук из чистого золота. - Это – дороже всего на свете. Впрочем, скоро ты сама поймёшь... Расскажи о себе, морская гостья. Молва кличет о том, что однажды необыкновенная дева в странных одеждах с колдовской лошадью вышла к рыбакам прямо из волн моря. Как ты оказалась у нас? Цири замешкалась. Она не любила этот вопрос. После него всегда нужно было думать - какую часть правды рассказать на сей раз, в какой пропорции смешать её с ложью, как превратить грустное в смешное, а собственную горечь – в веселую байку. Но неяркий огонь согревал травяным ароматом, душистое вино уже теплело внутри, а кошачьи глаза смотрели с таким всепоглощающим вниманием, что она почувствовала – сказать можно всё. Нужно. И она вывалила всё - от начала и до конца. С тех самых дней, когда во дворце Цинтры она впервые услышала шепотки о Предназначении, и до того самого момента, когда она, одинокая скиталица, оказалась здесь – в очередном мире, который был для неё пуст и лишён всякого смысла. Клотия долго молчала. Пламя плясало в кошачьих глазах. - Вы думаете, я смогу когда-нибудь вернуться туда? На остров Яблонь? - тихо спросила Цири. Ей был важен ответ. - Великий мудрец Гераклит сказал, что нельзя дважды войти в одну реку, - также тихо отвечала женщина. - И воды уже не те - и ты уже другая...Но может, получиться войти в новую? Положись на богов, что уже проложили пути, Кирия. Страх неизвестности гложет, но твоё упорство будет вознаграждено. Только ли это тревожит тебя? Теплый ароматный полумрак призывал раскрыться полностью. Поколебавшись, она рассказала последнее. О снах, которые выделялись среди вереницы других видений своей мрачном яркостью. О страхе, накрывавшем её с головой. И о том, кто угрожал, пугал и грозился догнать её в одном из миров. - Я знаю, я чувствую, это не просто сны. Он насылает их магией… Это возможно. - Зачем? - Не знаю. Думаю, чтобы я паниковала. Боялась. Прыгала по мирам всë быстрее, а там, рано или поздно, он встретит меня. Он так сказал! - Но ты сказала, что тот злой народ чародеев остался далеко. Что они не могут покинуть Спираль… - Верно. Но я не знаю, где окажусь в следующий раз, - пояснила Цири, пытаясь подобрать нужные слова. - Это словно... лабиринт Минотавра! Никогда не знаешь, куда придешь и за каким поворотом чудовище. А волшебной нити у меня нет! - Мужчина, который преследует тебя. Он красив? - вдруг спросила гетера. Она чуть не поперхнулась от негодования. - Вовсе нет. У него мерзкое хищное лицо. Он груб, жесток и…просто отвратителен! Он ненавидит меня за то, что я унизила его! Мечтает отомстить. Хочет забрать меня себе, после того как они получат своего трехклятого ребенка… - Зачем? - Чтобы убить! А может… может, и сделать что похуже… Клотия посмотрела на неё внимательным и странным взглядом. - Он так сказал? - Нет. Я не разговариваю с ним! Мне становится страшно, я кричу, убегаю…и просыпаюсь. И так всё время… Она повертела в руках пустой кубок и угрюмо добавила. - Я должна прекратить это, но не представляю, как…Разве что перестать спать! Клотия долго молчала, постукивая пальцем по столу. - Все бодрствующие живут в одном мире. Но во снах каждый из нас отправляется в свой собственный. - Как верно сказано! - И это сказал Гераклит Эфесский, чью мудрость признал сам Сократ. Иначе говоря, ты сама хозяйка своему миру. Сама можешь управлять им. - Но как? - Афродита научит тебя. Цири горько усмехнулась. Она истолковала это по-своему. - Когда-то меня уже хотели обучать другие... влиятельные женщины. Они собирались подложить меня под местного…царя. Обещали обучить волшебству и всяким штукам…Афродиты, чтобы он делал всё, что я скажу. Точнее то, что скажут они. Гетера засмеялась, разливая вино. - Какие затейницы! Передай им, если ещё встретишь, что замысел их темнее Стикса, и эринии подстерегают их во тьме… - Почему это? - с недоумением спросила она. - А ты разве бы стала терпеть, что тебя используют? Цири пожала плечами и съела еще одну маслину. - Они считают, что мужчины слишком глупы, чтобы распознать обман. И недостаточно умны, чтобы управлять миром… Клотия в задумчивости провела рукой по волнистым светлым прядям. - Слышала ли ты об амазонках - народе воинственных дев, что отвергли мужчин? - Слышала. И что же? - Ни мой Геласий, ни его отец их не видели. И отец его отца. Поэты уверяют, страна амазонок всё ещё есть, но по мере нашего познания Ойкумены она отодвигается всё дальше. Сто лет назад говорили о землях за Фракией, теперь – о дальних степях озера Мелада… - Вы имеете в виду, что они не выжили? Гетера строго посмотрела на неё. - Тех, что пытается отрезать и отринуть часть себя, презрев вечное течение жизни, ждет кара богини. Не повторяй их судьбу! Цири уставилась на женщину. - Я не понимаю… - Знаю. Сейчас поймёшь. Идём со мной. Клотия вывела её через небольшую дверь во внутренний дворик, облицованный мрамором. По углам здесь шумели миртовые деревья, а прямо по центру был небольшой прямоугольный бассейн с прозрачной водой. В ней отражались яркие звезды чужого мира и половинка луны, похожая на дольку сладкого яблока. С обеих сторон бассейна стояли статуи женщин на одинаковых постаментах. Они остановились возле первой - прекрасной женщины, чуть склонившейся в соблазнительном изгибе. - Афродита, которую ты знаешь. Пэйто - она же Морфа и Анфея. Покровительница влюбленных, подарившая счастье Пигмалиону. Богиня, пробуждающая в мужчинах тягу к красоте, духовной и физической… Цири молча рассматривала статую – в свете факела, который был в руках Клотии, её глаза, по-кошачьи вытянутые к вискам, казались живыми. - Как вы похожи! - Я позировала скульптору, - скромно пояснила Клотия. – Богиня одаряет не только мужчин, но и женщин. В них она пробуждает способность вести искусную игру, подобную танцу мотыльков в ночи. Игру, в которой нет проигравших. Сейчас ты, верно, презираешь её. Но однажды и ты почувствуешь желание станцевать… Гетера показала на статую напротив – обнаженную юную деву, гораздо более тонкокостную, с развитыми мышцами на руках и ногах. Её окружали искусно вырезанные из дерева дельфины и морские раковины. - Эвплоя. Дева Понтия, столь похожая на тебя, удивительная чужестранка. Но она явилась из моря гораздо раньше, чем ты. Афродита древнее людей и богов, древнее всех живых существ. Она носит в себе память первородного хаоса, соединившего землю, небо и океан. Она родилась из капли древнейшей крови. Первой крови. - Знаю. Сыновья восстали против Неба-Урана, который запирал их внутри Земли… - Рожденные землей, они тянулись к отцу, к звездному небу, - тихо сказала гетера. – Но отец отверг их, и тогда они обратились против него. Но даже из смерти рождается жизнь, так миру явилась Киприда. И теперь каждое живое существо носит в себе её часть. Всё живое стремится найти себе пару, чтобы слиться воедино и продолжить вечный поток жизни. На этом построено всё, что окружает нас с тобой. Это основа мира. Взгляни – Афродита Доритида, дающая плодородие. Дающая потомство. Они остановились перед следующей статуей – спокойной полной женщиной в длинных одеждах. Округлые линии и мягкая улыбка отчего-то неуловимо напомнили Цири мать Нэннеке, оставшуюся в далёком храме Элландера… - Еще тысячи лет назад первые эллины чтили её. Другие народы также поклоняются ей под другими именами – Кибелы, Астарты, Иштар. Великая мать хранит святую обязанность жизни – продолжаться, повторяясь вновь и вновь. А тех, кто решил посягнуть на непреложный закон, карает она… Взгляд гетеры обратился на соседнюю статую из черного мрамора, изображавшую женщину с резкими чертами, длинными волосами и пугающе пустым взглядом. По телу Цири вдруг прошла дрожь. Она вспомнила ту страшную ночь в пустыне Корат и своё видение. - Разрушительница. Афродита Меланида, губительница людей. Это она покарала Главка, запретившего коням покрывать кобылиц. Наказала Нарцисса, отказавшегося любить кого-либо, кроме себя. Запомни, Кирия: каждого человека и каждый народ, что в гордыне возомнит себя выше законов природы, ждёт её неминуемая кара. Смерть. Ей стало ещё более не по себе. Звенящие слова казались не просто словами – грозным пророчеством. Но Клотия была лишь образованной афинянкой, а не эльфийской знающей, а мир вокруг был лишен магии. Или ей так только казалось?... Они остановились у следующей статуи - худощавую девушки в шлеме с круглым щитом. - Афродита Никафора. Воительница. В древности богиня часто изображалась с копьем и щитом, что не мешало ей оставаться прекрасной дочерью моря. Позже она уступила копье девственной Афине, а этот её лик ныне почти забыт…особенно здесь. Но он никуда не исчез. В Трое нежная Киприда выбежала на поле боя безоружная, чтобы защитить любимого… «Бабушка!» - с легкой грустью подумала Цири, прикасаясь к мраморной сандалии богини. Именно такой – стройной, дерзкой, гордой – изображали Калантэ-львицу цинтрийские художники после её первых военных побед. Они перешли к противоположному краю, где стояла последняя статуя. Обнаженная мраморная женщина напоминала ей своим совершенным телом мадам Риту, а смешливой улыбкой и едва заметными ямочками – рыжеволосую Трисс Меригольд. - Пандемос. Всеобщая Афродита. Нынешние ученые мужи любят называть ее вульгарной и делать символом плотской любви. Отрезая одно и растягивая другое, они убивают истину. Афродита – богиня всех и каждого. Мы рождаемся разными, Кирия. Богатыми и бедными, свободными и рабами, умными и глупыми. Кому-то достается любовь богов, кому-то – их проклятие. Лишь две вещи равняют нас. Неизбежная смерть – и любовь, которая возвышает каждого. - Каждого? И даже рабов? – вызывающе спросила Цири. - Всех. И раб умеет любить, превращаясь в героя и поэта. И как бы не пытались придворные мудрецы убедить народ, что любовь духовная доступна не всякому - богиня едина для всех. Каждый может обрести дары Афродиты…и даже её. Наивысшую любовь. Гетера поманила за собой. В миртовых зарослях скрывалась ещё одна статуя – она стояла ровно напротив дома. Перед Цири предстала женщина в одеянии до пят, спокойная и величественная. Пламя факела дрогнуло – богиня вдруг улыбнулась, насмешливо и ласково. В сердце вдруг кольнуло. Именно так порой улыбалась Йеннифер, когда была довольна ею или хотела сказать что-то важное… - Небо-отец отказал нам в своей любви, но её подарила она. Афродита Урания. Любовь небесная и возвышенная, доступная существам разумным. Та, что вела Прометея, решившего подарить нам огонь. Героев, идущих на верную смерть. Любовь, доступная счастливцам, открывающим звездное небо в глазах любимого. Та, ради которой мы преодолеваем даже страх смерти. Это – великий дар богини, вышедшей из океана. И в нём, как капле, можно узреть весь океан! Клотия стояла молча, держа факел в вытянутой руке. Цири долго всматривалась в улыбающийся мраморный лик женщины. А потом вдруг крошечная горячая слезинка сбежала по щеке. Она видела такую любовь. Чувствовала. А потом потеряла – тогда, в тот самый проклятый день, туман которого навсегда скрыл от неё родителей, и смысл, и счастье… Она вдруг вытянула руку и умоляюще схватилась за мраморную щиколотку. «Верни мне их, прошу! Верни мне любовь! Хочу вновь её чувствовать. Вновь стать живой! Переживать, беспокоиться, строить планы! Неужели я так плоха? Неужели всего, что пережила недостаточно, чтобы вновь заслужить твоего дара?...» - Богиня поможет тебе, Кирия. Она выведет тебя из темноты, - спокойно сказала женщина. Цири подняла на нее глаза, полные слез. - Вы хотите, чтоб я служила ей? Афродите? Гетера покачала головой. - У тебя - иная судьба. Взгляни еще раз, морская гостья! Всё это разные лики, но всё – она. И ты можешь открыть каждый из них в себе. Нужно проявить терпение и мудрость. Нужно захотеть увидеть…Но ты отыщешь. Ведь сама судьба назвала тебя Владычицей. Женщины на постаментах смотрели на Цири. В ушах зашумело - будто она оказалась на берегу моря. Ей даже показалось, что она чувствует вкус соли на губах. Ощущение наполненности, давно забытое, охватило ее. - Взгляни. Сила моря, сила природы и даже темная сила хаоса – все они дремлют в тебе и готовы пробудиться. Разве ты можешь бояться снов? - Я…Я не знаю, с чего начать… - Запоминай. Страх опутывает, точно морские водоросли. Чем больше вырываешься – тем крепче путы. Оставь копье воительнице Афине. Остановись. Будет страшно. Но только так ты выскользнешь из пут. Запомнила? - Да. - Чтобы победить, нужно понять. Афродита-Урания наделяет вещи смыслом. Чтобы понять смысл, задавай вопросы и слушай ответы. Слушать не для того, чтобы тут же отрезать все лишнее и обрубить то, что тебе не нравится. Чтобы понять. Цири кивнула. Женщина взяла ее за обе руки и внимательно посмотрела в глаза. - И последнее. Самое трудное. Теперь ты знаешь, что Афродита была первой - раньше богов и людей. Любовь – мера всего. Её избыток, её недостаток, её отсутствие…Минотавр был рожден с бычьей головой, но чудовищем стал после того, как отец запер его в лабиринте. И даже самые жестокие существа мечтают отразиться в ком-то, чтобы увидеть себя…Помни об этом, Владычица. Твоя путеводная нить уже ждет тебя. - Благодарю тебя…прядущая нить, - прошептала Цири, склонив голову.***
То ли летняя ночь выдалась особенно душной, то ли волнения дня не отпускали её - Цири ворочалась на уже привычном ложе, накрытом мягкой козьей шкурой. Ей снились кошмары – липкие, вязкие, сбивчивые. Она долго убегала от кого-то, продираясь сквозь чащу. Потом вдруг оказалась на рынке. В ноги и руки больно впивалась веревка. Вокруг нее ходили то чародейки из Ложи, то нильфгаардские ниссары, то высокие эльфы с холодными лицами. Кто-то раскрыл ей рот, проверяя зубы. Рванул на себя дырявый хитон. Цири кричала, кусалась, отбивалась…Обернувшись, она увидела, как мальчик с золотыми глазами вытаскивает большой нож. Все смешалось, потонуло в привычном клейком страхе. А потом она вновь обнаружила себя за столом в доме Клотии. Только теперь напротив были совсем другие глаза. Холодные и яркие. Она вскочила, готовая, как всегда, бежать…но вдруг вспомнила слова гетеры. «Это сон. Это же просто сон, - думала она, пытаясь унять бешеный стук сердца. – Я должна попробовать…Я сама хозяйка своим снам, и ничего страшного не случится!» Она вновь села за стол, невзирая на дурноту. Вцепилась руками в столешницу. Зелёные глаза бесстрастно наблюдали за ней. - Эредин, - с легкой дрожью в голосе произнесла Цири. Усмешка тронула хищное лицо. - Зиреаэль. Она молчала, глядя на него. Он не двигался. Ждал, что будет дальше. - Я не боюсь тебя, - твердо сказала она. Он чуть склонил голову, продолжая рассматривать её. - Но боишься своих снов. А ещё больше боишься спросить себя, почему они приходят снова и снова…Впрочем, ответ ты уже знаешь, не так ли? Она не ответила. Лицо эльфа стало видно отчетливее. - Зачем я тебе, Эредин? – наконец тихо спросила она. - Ты знаешь и это, me luned. Ты не выполнила уговор. Уговор с моим народом. Она собиралась сердито возразить, что они свою часть уговора и не думали выполнять. Напомнить ему про черепа и кости в овраге. Но…не стала. Они вновь долго молчали. Цири буравила взглядом край стола. Затем скользнула взглядом по его лицу. Тут же опустила взгляд. Ей показалось - или в зеленых глазах мелькнуло…что-то? Что его лицо будто стало мягче? Нет. Притворяется, как обычно. Решившись, она вновь заглянула в холодные глаза. - Ты злишься на меня? За свою рану? Эльф удивленно приподнял бровь. Убрал за острое ухо непослушную смоляную прядь. А потом вдруг рассмеялся так легко и беззаботно, будто перед ним сидел лопочущий ребенок, смешно коверкающий слова. - Я должен благодарить тебя за это, пташка. Теперь я не то, что хочу…я просто жажду найти тебя! Dymniedd. Она не позволила и мускулу дрогнуть в лице, продолжая пристально смотреть на него. - А если найдешь… - Никаких если, Зиреаэль. - То захочешь отомстить? Скажи, Эредин. Ты хочешь…хочешь причинить мне боль? Он долго молчал, глядя на неё. Его лицо не выражало ничего. - Нет, - тихо сказал он и вдруг нахмурился, точно сам удивляясь своему ответу. – Нет. Она встала, опрокинув кубок. Он дернулся. Рука воина молниеносно легла на пояс, к которому был прикреплен кинжал. Её сердце бешено стучало, страх обволакивал с ног до головы, но Цири его уже не замечала, ведомая каким-то безумным озарением. «Что же я делаю, - мелькнула в голове мысль, далекая и чужая. – И зачем…» Он ждал, глядя зло и настороженно. Она вдруг услышала в темноте его дыхание. Медленно, точно он был диким зверем, она поднесла руку к его лицу и слегка коснулась щеки… Он дернулся, будто она ударила его. В глазах вспыхнуло что-то непонятное, лицо исказилось – она моментально ощутила, как он сдавил её руку словно в тисках. Острая боль пронзила до локтя. Цири вскрикнула. - Не смей, - зашипел он, с яростью глядя на неё. – Не смей, dh`oine! Она распахнула глаза, дернувшись всем телом. Рука, которую она умудрилась вывернуть во сне неестественным образом, затекла – теперь её то и дело сводило судорогой. Шумно вздохнув, она села и стала медленно растирать запястье, морщась от боли. Страх. Вот что мелькнуло в его глазах, когда она коснулась его. Но почему?.. Цири выскользнула в сад и долго стояла, вдыхая посвежевший воздух. Лунный свет заливал тусклым серебром неподвижные листья смоковниц и лип. «Он придет снова, - вдруг поняла она, глядя на лунные листья. – Теперь он точно придет».