How Fair the Vine | Как чудна лоза

      21 марта 1999       Вернувшаяся в Хогвартс Луна Лавгуд несёт полную ответственность за то, что без четверти полночь, свернувшись калачиком под пледом рядом с Роном и Ноэлем, Гермиона лежит на траве, а не в своей тёплой постели.       — Помнишь, что она в школе вытворяла? — шипит Рон.       Луна и Гарри раскладывают камни вокруг яйца, принадлежавшего, по её словам, какой-то саламандре, о которой Гермиона никогда не слышала даже на уходе за магическими существами. Гарри делает всё возможное, чтобы уложить камни в соответствии с указаниями Луны, но это кажется довольно невыполнимой (и неблагодарной) задачей.       — Меня она даже не приглашала, — ворчит Ноэль, делая глоток огневиски. — Вот, хочешь? — Рон качает головой. Гарри возвращается к ним с горстью гладких белых камней.       — Махнёмся, Харвич? Кажется, мне мешают мозгошмыги.       Ноэль вздыхает и поднимается с травы, обменивая камни на бутылку огненного виски.       — Не повезло тебе с мозгошмыгами, — бормочет он.       — Ты отправил бедного Ноэля прямо в пекло, — улыбается Гермиона, пока тот плетётся прочь.       — Он всю неделю монополизирует твоё время. Думаю, десять минут там ему не помешают, — поддразнивает Гарри в ответ.       — Правда, Гермиона, я думаю, этот парень неравнодушен к тебе, — говорит Рон.       Её лицо ненадолго бледнеет, но одного взгляда на тёплую дерзкую ухмылку Рона достаточно, чтобы убедиться: в словах его не кроется ни тайная шутка, о которой Гермиона не знает, ни злоба — и она краснеет от приятного смущения.       — Нет, нет, мы просто… работаем вместе.       — И он работает немного больше, чем нужно, не думаешь?       Ноэль перекладывает третий камень и слышит одобрительный хлопок от Луны. Взволнованный и уставший, он проводит пальцами по волнистым каштановым волосам и оглядывается на Гермиону с мягкой улыбкой.       Она всматривается в его лицо. Традиционно красивое, приятное выражение и непринуждённая манера поведения. Ноэль высокий, но не как Рон или Малфой, а ещё у него подозрительно спортивное телосложение для того, кто проводит всё время за чтением книг.              — Ну, — пожимает плечами Гермиона, — на вид он не так уж и плох.       Гарри хмыкает, и она пихает его плечом.       — И? — подталкивает Рон.       Гермиона закатывает глаза.       — И да, с ним забавно немного пофлиртовать, но мы работаем над очень важным заданием! Правда, между нами ничего нет.       Мальчики вздыхают с притворным разочарованием.       Луна заставляет Невилла и Чжоу раскладывать цветочные лепестки в какой-то узор за пределами каменного круга. Заходить внутрь нельзя, но Алисия то и дело посылает маленькие искры в лодыжки Чжоу, отчего та хихикает и подпрыгивает. Гермиона никогда не видела, чтобы Луна выходила из себя, но задумывается, не станет ли флирт Чжоу и Алисии тем самым толчком, который переполнит её чашу терпения.       Она несколько удивлена присутствию Малфоя. Он сидит по ту сторону каменного круга и со скучающим видом смотрит на яйцо. Кажется маловероятным, что Луна пригласила его, и ещё более маловероятным, что он согласился прийти.       Наверное, его привёл Невилл.       — Кстати о важных заданиях, — начинает Гарри шёпотом. — Я не думаю, что мы пробудем в Хогвартсе долго.       Мурашки бегут по рукам — слышит ли их кто-то? Есть ли здесь кто-то, кого не должно быть? Она оглядывается. Кажется, никто не обращает на них никакого внимания.       — О, слава Мерлину, — выдыхает Рон. — Я с ума сойду, если мы останемся здесь ещё на месяц.       — Орден что-нибудь нашёл? — Гермиона наклоняется к Гарри. — Местонахождение Волан-де-Морта?       — Может быть. Может быть, это всё, ребята. Всё может быть кончено.       Конец. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Победа всегда ускользает из рук.       — Макгонагалл тебе что-то сказала? — спрашивает Гермиона.       — Ну… нет, пока нет. По крайней мере, официально. Но она посылает больше сов, чем обычно, и я видел, как она писала письмо на норвежском, а на днях они с Грюмом рассматривали карты.       — Но ты не знаешь норвежский. Как ты узнал, что это было за письмо? Оно могло ничего не значить.       Гарри морщится.       — Со мной был Малфой. Он узнал язык, хотя и не очень хорошо на нём читает. Просто сказал, что увидел слово «дом».       Она стискивает зубы. Какого…       — Ты что, совсем спятил, Гарри? — шипит она. — Ты шпионишь за Макгонагалл вместе с Малфоем?       — Мы не шпионили, Гермиона, — огрызается Гарри. — У неё на столе, на самом видном месте, лежало письмо. Наверное, она просто не думала, что Малфой догадается.       — Ну, на тебя она бы точно не подумала, — насмехается Гермиона. — Как ты вообще мог подстрекнуть Малфоя прочитать её переписку?       Гарри хмурится сильнее, и Гермиона понимает, что ему есть что сказать в ответ. И она знает, что снова выбрала этот тон — тон, который Рон особенно не выносит, тон, из-за которого все гриффиндорцы возненавидели её на первом курсе, а затем снова возненавидели как старосту, но она пытается сохранить им жизнь. Она стискивает челюсти, сжимает плед в кулак и отводит взгляд.       — Ты должен перестать ошиваться с Малфоем. Одно дело, когда Невилл занимается благотворительностью, но я точно не собираюсь бегать вокруг, притворяясь, что у него нет Тёмной метки на руке, — фыркает Рон, забирая у Гарри огневиски, и делает глоток.       — Её нет, — отвечает Гарри.       Гермиона и Рон удивлённо поворачиваются к нему.       Нет метки?       — Ты видел? — спрашивает Гермиона. — Видел его руку?       — Ну, нет, — признаётся Гарри. — Но Невилл сказал, что её нет, а я не знаю, зачем Невиллу врать.       — Я поверю в это, когда сам увижу, — пожимает плечами Рон.       — В любом случае, я так думаю, Макгонагалл планирует, чтобы мы уехали через неделю или две. Если она уже нашла убежище, то ждать осталось недолго.       — Интересно, смогу ли я взять с собой несколько книг для исследований Бабблинг, — вслух размышляет Гермиона, вспоминая стопку, которую она наметила на следующий месяц.       — Харвич, кажется, может справиться и в одиночку, — отмечает Рон. — То есть я уверен, что ты большая молодец, но он же был профессором какое-то время, верно?       — Да, — кивает Гермиона, теребя шов на свитере. — Но я не могу сказать, что Бабблинг действительно доверяет ему. Конечно, мы все вместе пересматриваем записи в конце недели, но, чтобы обсудить дальнейший план, она всегда задерживает меня.       — Но ты Гермиона Грейнджер, Золотая девочка. Легко застрять в этой тени, понимаешь? Она полюбит его, как только ты уйдёшь с нами.       Гермиона знает, что Рон делает ей комплимент — по крайней мере, кажется, что слово «тень» было сказано без горечи, — но трудно понять точно, и это её раздражает.       — Забудь об этой чёртовой книге! Книга не имеет значения, если мы знаем, где Волан-де-Морт! — настаивает Гарри. В его глазах блестит будущее. Будущее, в котором он не будет постоянно оглядываться.       Гермиона хочет этого для него. Честно хочет. И для Рона тоже, и для себя, чтобы иметь возможность смотреть вперёд, а не бояться смерти и войны. Но в тот момент, когда Гарри заявляет, что они должны забыть о чёртовой книге, она не может не чувствовать, что эта чёртова книга важнее, чем все они думают.       — Встаём! Все встаём! — призывает Луна с сияющими глазами. — Мы готовы начать.       Она приглашает всех в круг. Яйцо саламандры возвышается посередине, окружённое кольцом тщательно уложенных белых камней. Лепестки вокруг камней, кажется, образуют какой-то символ солнца или цветка.       Двенадцать человек — Гермиона, Гарри, Рон, Ноэль, Луна, Невилл, Чжоу, Алисия, Малфой, Джинни, Ханна и Дин — стоят там, потирая руки от холода и ожидая дальнейших указаний.       — Снимите обувь, пожалуйста.       Все смотрят на Луну.       — Холодно! И земля влажная! — протестует Алисия.       — Да, но вы не сможете почувствовать траву, если не снимете, — терпеливо объясняет Луна.       Джинни первой наклоняется и начинает стаскивать обувь, а остальные следуют её примеру с едва слышным ворчанием.       — Что теперь? — спрашивает Невилл, аккуратно отставляя ботинки с шерстяными носками.       — Ну, саламандра должна начать вылупляться примерно через… — Луна смотрит на небо. — Двенадцать минут, если мы сделаем всё правильно.       — Луна, что это за саламандра? — спрашивает Джинни, разглядывая яйцо. Отличный вопрос. Светло-жёлтая скорлупа не похожа ни на одно яйцо саламандры, которое Гермиона когда-либо видела. Кажется, саламандра не огненная, и это хорошо, но, зная Луну, это может быть что-то гораздо худшее.       — Саламандра-бабочка, конечно же, — отвечает она с улыбкой. — Они вылупляются из коконов в утро весеннего равноденствия.       Луна взмахивает палочкой, и скрипка, которую Гермиона до этого не видела, поднимается на несколько метров над землёй. Луна начинает напевать весёлую мелодию, и скрипка её подхватывает, смычок начинает жить собственной жизнью, танцуя в воздухе.       От звука солнечного света в груди Гермионы теплеет.       — А теперь, — перекрикивает музыку Луна, хватая Невилла за руки, — танцуйте! Неважно, как хорошо, но вы должны подпрыгнуть в воздух как можно выше, чтобы показать саламандре, как здорово ей будет летать! Только будьте осторожны, не переступайте через камни, пока не придёт время!       Джинни хватает ничего не понимающую Гермиону за руки.       — Посмотрим, как высоко ты сможешь прыгнуть, Грейнджер.       И они пускаются в пляс с остальными, кружась, напевая и вскрикивая всякий раз, когда кто-то едва не падает. Луна поёт вместе со скрипкой. Гермиона не понимает слов и пытается разобрать их, но, кажется, это не английский или не тот английский, на котором говорит она, хотя смысл кажется таким же ясным, как ночное небо. Это приглашение. Нетерпеливый манящий зов, страстный призыв вернуться к теплу, солнцу и жизни. Он пробирает до костей, заставляя визжать от восторга, пока пальцы ног погружаются в мокрую землю, а воздух играет с кудрями, вызволяя их из заколки, чтобы танцевать вместе со сладкой музыкой.       С затаённым дыханием, Гермиона почти не удивляется, когда следующий поворот вокруг себя приземляет её в объятия Ноэля. Его широкая улыбка такая же, как у неё, и она хочет сказать ему, какой он красивый, и она ценит, что он считает её умной, но слова кажутся такими бесполезными, особенно когда можно сказать всё глазами, а потом его руки крепко сжимают её талию, и Гермиона кружится в воздухе, положив руки ему на плечи, и её смех смешивается с его дыханием…       И она спотыкается, приземляясь.       На камни.       Громкая музыка стихает до мягкого гула, и все замолкают вместе с ней.       Яйцо.       Светится.       Как луна.       Что она натворила? Неужели всё испортила? Оно разрушено?       Паникуя, Гермиона смотрит поверх яйца на лица стоящих в круге.       Все, кажется, ждут, что что-то произойдёт, кроме Малфоя, который смотрит на неё дикими, испуганными глазами, перешагивая через камни в круг к ней, как будто он…       — О нет, ты не должен торопить её, — тихо просит Луна. Малфой застывает. Его глаза не отрываются от её глаз.       Гермиона не может пошевелиться.       Скрипка начинает играть более мягкую, нежную мелодию, похожую на утреннюю росу.       — Саламандры-бабочки на этой стадии довольно застенчивы, — объясняет Луна. — Понимаете, они могут немного стесняться новых крыльев, пока ещё не знают, как ими пользоваться.       О, яйцо.       — Вы должны подходить к ней медленно и стараться думать о мире добрыми мыслями, чтобы она чувствовала себя комфортно во время вылупления.       Гермиона пристально смотрит на яйцо, осторожно переставляя ноги. Мелодия скрипки становится веселее, оживлённее. Луна подбадривает всех снова начать танцевать, кружиться и прыгать, но Гермиона почти не замечает, что происходит за пределами каменного круга.       Она думает о мягкой земле под ногами. Вспоминает чувство радости после прочтения книги и ещё бóльшую радость после начала чтения новой. Смех близкого друга. Утренний дождь, когда грустно, и солнце, вызволяющее из комнаты на следующий день.       Запах сосен и ощущение чьей-то руки.       Гермиона опускается на колени перед яйцом, то же самое с противоположной стороны делает Малфой.       Он выглядит так, словно не может дышать, — настолько неподвижен, что Гермиона задаётся вопросом, не заморожен ли он. Однако его глаза пристально смотрят на неё. Раньше Гермиона думала, что может говорить глазами, говорить то, что на самом деле думает, но теперь она не уверена, способна ли понять глаза. Малфой пытается сказать ей что-то, сообщить, и это что-то знакомое. Как два года назад в коридоре Хогвартса, когда его рука коснулась её руки, их взгляды встретились и он попытался сказать ей что-то глазами, но она не поняла тогда и не понимает сейчас, что именно.       Руки дрожат. Она не может быть такой же спокойной, как он.       Луна больше не даёт никаких инструкций, но скрипка продолжает играть.       Что нам делать дальше?       Гермиона не ждёт от него ответа. Всё это крутится у неё в голове, пытаясь найти выход, пытаясь сориентироваться, что делать дальше в этом странном ритуале. Она не хочет ошибаться, но Луна ничего не сказала им заранее, не объяснила, что будет…       Малфой чуть наклоняет голову, серебристые глаза сверкают, призывая её вспомнить. Она уже знает, что делать, и просто должна делать то, что уже знает.       Гермиона неуверенно протягивает руки к яйцу, и губы Малфоя одобрительно изгибаются. Сердце согревается, наполняясь наслаждением. Исключительно из чувства любопытства она опускает глаза на его рот.       Он кладёт руку ей на шею, мягко надавливая на кожу большим пальцем, и Гермиона снова поднимает взгляд.       Она думает, Малфой говорит ей «не сейчас, не сейчас», и ещё тише «позже, пожалуйста, прошу, вспомни», но способна ли она понять глаза?       Гермиона обхватывает яйцо. Оно тёплое. Руки Малфоя накрывают её ладони, прижимая их к гладкой поверхности скорлупы. Она удивляется, насколько большие у него руки, — он, конечно, высокий и широкоплечий, но и она не маленькая девочка.       Луна сказала, что нужно думать о мире по-доброму, поэтому Гермиона думает об ощущении его рук, о запахе сосен и серебристом взгляде, который ей верит.       Резкий треск разрывает ночь.       Гермиона со вздохом отползает назад, подальше от яйца.       Вокруг раздаются радостные возгласы, и она вспоминает, что они с Малфоем не одни, а окружены дюжиной её друзей.       Она разрывает зрительный контакт и выползает из круга, когда скорлупа разбивается и из яйца появляется маленькая веретенообразная саламандра. Она блеет в ночном воздухе и стряхивает влагу с крыльев, больше похожих на драконьи, чем на крылья бабочки. Саламандра запрыгивает к Малфою на колено, один раз хлопает крыльями, обдавая его огнём, а затем уносится в ночь.       Чжоу помогает Гермионе подняться, а Рон хлопает её по спине.       — Молодец, Гермиона! Молодчина.