Романов азбуку пропил

Володя крепко сжимает Сашину руку, когда становится на эскалатор, глубоко уходящий под землю. Романов только щурится и незаметно тянет улыбку, внимательно наблюдая за реакцией Вовы. Поехать до студии на метро было отличной идеей: Вове ужасно интересно, а Саше приятно поглядеть на чужую реакцию. Первая поездка в Петербург случилась не так скоро, как они планировали. Всё время обучения Володи в ВУЗе казалось, что все выходные и каникулы должны быть только друг для друга. Не хотелось вылезать из своей норки, где так уютно царила идиллия. Но сейчас, когда Володя почётно отучился и превратился во Владимира Николаевича, было самое время съездить куда-то помимо раменной на Фокина. Саша в глубине души надеется, что Петербург настолько понравится Вове, что он всё-таки согласится здесь остаться. В густо набитом вагоне Владимир оказывается воткнутым в чужую шею. Рост уже давно был почти с Сашин, поэтому становилось вдвойне неловко. — Чего вы мнётесь, Владимир? — Саша тянет улыбку и уверенно дёргает Вову за пиджак на себя. — Саш… — краснеет юноша, прикрывая глаза. Им бы не опоздать. До студии ещё дойти надо. На выходе из метро солнце пыталось пробиться сквозь серые тучи. Улочки вели в разных направлениях, в таком большом городе Вова терялся. — Подожди, сейчас Коле отвечу, — Вова, чтобы не вписаться в столб, хватается за Сашин рукав пальто, залипнув ненадолго в телефоне, — раз в тысячу лет в сети появляется… Саша кивает, позволяя Владимиру поговорить с лучшим студенческим другом. Они идут вдоль тротуара, игнорируя проезжающие машины и всеобщую слякоть. Романов хочет что-то сказать про здание справа от них, но останавливается, глядя на улыбающегося Приморского. — Как дела у Николая? — спрашивает Саша, привлекая к себе внимание. — Он где-то в академгородке в Новосибирске работает… Там что-то серьезное, вроде как, но он очень рад. Сказал, что будет дополнительно преподавать в ВУЗе и сейчас пытается у меня узнать, как делать планы занятий. Отвечу ему полностью вечером… Там долго. — Он может написать Константину, уж он как никто другой разбирается в ведении занятий у ребят в ВУЗах, — Романов вновь подхватывает парня под руку и ведёт за собой, — Ты ещё не решил, будешь преподавать на базе репетиторства или программы в ВУЗе? Пойти по стопам своих друзей и сверстников не так плохо. Думаю, во Владивостоке вы с Юкой смогли бы стать тандемом преподавателей, валящих за незнание не своего предмета. Он улыбается самыми кончиками губ и резко выдыхает носом, имитируя смешок. Вова неловко смотрит под ноги. Он пока сам не понимает, куда ему податься, но репетиторство не звучит плохо. Хотя во Владивостоке учителя корейского на каждом шагу… было бы замечательно попробовать преподавать где-то, где будет поменьше конкуренции. — Просмотрим, как карта ляжет, — кивнул сам себе Вова, — я бы хотел перед началом работы всё-таки увидеться с Верой и Лёней. Они так засели в Хабаровске, что их вытащить невозможно. Но за Лёню, конечно, страшно, сам понимаешь… — За Леонида всегда было страшно, не поверишь, но ему, а может и вообще всем повезло, что Вера его смягчает, несмотря на её радикальные методы, — лишь ловкость рук и никакого домашнего насилия ни с одной стороны. Как фигуру матери в обществе Лёня нашёл себе сильную, впечатлительную и добрую девушку, что и самого Амурского на скаку остановит, что в сгоревшую квартиру с трупом зайдёт. — Хорошо, что они сошлись, — кивает Вова, устало вздыхая в прохладу Петербурга, — осталось нам найтись. — Нам на Якорную, mon cher, — Саша без стыда берёт Владимира под руку, поворачивая на нужный тротуар. — Ты… такой… — Вова вздыхает, подбирая синоним на русском, — домашний. Александр Петрович удивлённо косится на своего спутника, ожидая объяснений. — В плане того, что ты ведёшь себя, как дома. — Ну конечно, — гордо соглашается Романов, — Петербург — мой дом. Никакой город Европы его не заменит. Саша хитро сверкает взглядом, поворачивая к парадной и придерживая дверь. — Только один дальневосточный, — добавляет он, невзначай погладив входящего в помещение Владимира по спине. Сюрприз, который уже как три дня терзает голову Володи догадками и возможными вариантами, на деле, видимо, настолько большой, что к нему самому пришлось ехать. Перед обычной входной дверью в обычную студию Володя в последний раз подумал про перевязанную большим красным бантом лошадку по-официальным документом названию Ниссан Скайлайн Владимировна. И больше не думал. Длинный коридор, бесчисленное множество неподписанных дверей, и как только Саша запомнил в какую именно им нужно? Он вежливо стучит и заходит только после разрешения, подтягивая Володю за руку. — Можно мне всё же узнать этот сюрприз? — ещё одна комната внутри комнаты, Вова потерял им счёт, но воспринял именно эту как конечный пункт, поскольку ему разрешили присесть. — Стены родительского дома принято с давних пор украшать семейными портретами, эта традиция ещё с девятнадцатого века неотъемлемая часть узаконивания семейных уз, — Романов разворачивает Володю на гримёрном стуле к себе, откуда-то найдя неизвестный Володе тюбик и спонж для нанесения макияжа, — Я хочу, чтобы наш большой семейный портрет висел так же гордо, как и остальные. — Саша… Володя удивляется, как спустя столько лет совместной жизни, Романов всё ещё способен вогнать его в краску. В гримёрке тихо, а свет исходит только от зеркал и небольших настольных ламп. — Для меня будет честью стать частью твоей семьи, — Приморский берёт Сашину ладонь в свою, доверчиво смотря в серые глаза, — надеюсь, твои родители действительно не против. Саша в секунду сам не скрывает смущения: отводит взгляд и совсем немного краснеет. Потом, конечно, исправляется, приближаясь в Володе, чтобы одним воздухом дышать. — Костюм-тройка тебя ждёт, — шепчет Романов, легко и непринужденно целуя Вову в уголок губ. Руки без спросу утекают на талию, заставляя Вову только лишь усмехнуться. — Я этот фотосет на аватарку в поиске работы поставлю. — Вместе со мной? — удивлённо тянет Саша, опаляя дыханием чужую шею. — Тебя обрежу, — Вова берёт романовское личико в ладони и крепко целует, ощущая только бесконечное тепло, — только мой. Саша по-хозяйски гладит Володю по бедру и наконец-то отстраняется, давая время на переодеться. Вове на удивление идёт кремовый цвет, очень подчёркивает остаток нежной натуры, скрытый за уже взрослыми чертами лица. Саша, как любитель классики, выбирает чёрное и серое. Они смотря друг на друга в зеркало, пока Романов не перестаёт самолично укладывать причёску Вовы. — Всё, — кивает Александр, оценивающим взглядом проходясь по Вове, — ну, жених. Вова звонко смеётся, смущённо отмахиваясь. — Ты как твоя мама говоришь. — Быть не может, — наигранно парирует Саша, выходя с Володей на студию. Всё уже было готово. Строгая фотография семейного портрета не приветствовала улыбок, расслабленных поз или хоть какого-то намёка на эмоции. Володя, кажется, в последний раз так ровно сидел только в самое первое сентября в первом классе. Многочисленные компьютерные игры и недавно оконченная высосавшая всю энергию дипломная работа сильно повлияли на осанку: Володя сидел слегка покосившись вперёд, но вовремя взявшийся за здоровье Александр Петрович помог выпрямить уставший позвоночник с помощью простого школьного корсета и лёгких ударов по мягкому месту, чтобы на их семейном фото всё выглядело хорошо настолько, насколько это возможно. Романов что стоит, что смотрит прямо в камеру, лишь руками показывая свою живость на фото, а не игру в манекен. Левая рука отведена за спину, символизируя уверенность в себе, а правая держалась за спинку стула Вовы, продолжая гармоничное окончание композиции портрета: «Мы вместе, он часть моей семьи, моя жизнь». — Ещё ведь даже фотографии не выгрузили на компьютер, а ты уже хочешь всему миру показать то, каким красивым ты получился? — Саша с расстёгнутым галстуком, свисающим по обе стороны от воротника рубашки ассиметричной чёрной нитью. Вид неряшливый, но как же хорошо он сидит на нём, что глаз невозможно отвести, — Или только Николаю похвастаешься? — Всему миру, — кивает Володя, захватывая в объектив фронтальнй камеры самого Сашу, — чтоб все знали, какие мы красивые. Володя щёлкает и убирает телефон в карман. Как замечательно всё сложилось, верно? Приморский опускает голову на Сашино плечо, крепко и внезапно обнимая. За его спиной Петербург, полный новых, неизведанных вещей и немного другой портовой жизни. Саша на фоне города не контрастировал, а сливался, как одно целое. Им не помешает немного европейского и культурного флёра. Володе, как оказалось, вполне себе комфортно в таком официальном прикиде. Теперь он точно Саше соответствует. — Хочешь, чтобы мы тут сбросили якорь? — тихо спрашивает Володя, оценивая свою готовность к переезду. — Не сравнивай лёгкий бриз и шторм в центре моря, мы ведь здесь всего лишь на пару недель, — Романов поглаживает Вову по спине, прихлопывая и обнимая лишь крепче, — Если… Под парусами ещё бьёт ветер, то и дрейфовать этому кораблю от моря до моря. Если же спокойно на корабле, то… можно и якорь сбросить. Прошло немало времени, далеко не один год летит мимо, а Саша до сих пор нежно целуется. Многие вещи стали обыденностью, к которым Вова уже привык, как, например, объятия перед сном, но эти, чёрт их побери, поцелуи никогда не будут забыты, никогда не надоедят, никогда не станут привычкой. Саша подхватывает лицо своими тонкими пальцами и заботливо тащит с собой в поцелуй, наклоняя голову к самому себе, будто Володя недостаточно близко. — В моём сердце всегда штиль, — шепчет Вова в Сашины губы, мягко улыбаясь.