***
Слава Говорил же, что плакса. Так вот, доказываю правоту своих слов. Ною всю неделю, иногда устраивая себе передышки. Глаза уже болят от того, сколько я выплакал, лицо опухло, будто я алкаш какой… А я вообще не пью! И алкоголь не люблю, сигареты тоже. Я люблю любить! Вот в этом я мастер! Только, почему-то, всем до моей любви, как до фени. Хоть с душой нараспашку, хоть с улыбкой, хоть с лаской — никому это не нравится, никому это не нужно. И думаю об этом каждый день! Постоянно вспоминаю случившееся на чаепитии и вновь в слёзы… Вот что я ей сделал? Ленке-то… Зачем она такие гнусности про меня говорила? Хотя понятно, что она так взъелась. Небось мстила за парня своего, которого Броня отлупил. Но ведь он и сам пострадал! Максим, правда, сильнее… Говорил же всегда, что кулаками и физической силой ничего не решить! Только хуже делаешь себе, да окружающим! Ещё и Саня. Его выкинуть из головы тоже не могу. У нас же тогда, весной, только-только конфетно-букетный период начался. Он мне и цветы дарил, и сладости… Вот говорят, что парни с улиц, которые других почём зря лупят да грабят, обязательно злые и грубые. А вот и неправда! Сашка, конечно, стеснялся наших отношений, просил делать вид, что мы не знакомы… Но дома-то у меня он так себя не вёл! Хорошим он был… Чего вот только всё испортил? Сам не понимаю… А теперь сижу и думаю, дать что ли ему шанс? Но ведь это глупо. Снова расцелует, залюбует, а потом по новой заявит, что натурал! Мне это надо? Нет, конечно! На Вадиме же я вообще крест поставил. После такого-то позора, я не то, что с ним разговаривать, а даже элементарно ему в глаза посмотреть не смогу. От этого плачу ещё больше! Я же так хотел с ним сблизиться, чем больше о нём думал, тем сильнее понимал, что втюрился на всю голову! Теперь же, что… Ничего! С глаз долой, из сердца вон! Уж лучше так, чем бередить своё и без того ранимое сердце. И так плохо от мысли, что я ему теперь, скорее всего, противен. Особенно после слов Ленки да некрасивого поведения Сани. Ваденька же не такой! Он молчалив, конечно, и грубоват… Но совершенно не злой! По нему же видно, что он просто не привык к такому нежному к себе обращению. Не привык, когда внимание ему оказывают да ухаживают. Я бы его так любовью одаривал да лаской! Я ведь могу и умею! Но теперь уже всё… Только плакать и остаётся у разбитого корыта. Никакой тебе ни бабки, никакой золотой рыбки. Сплошные горести и разочарования. Даже любимые мои цветы поливаю с трудом… А их у меня дома полно! Целый личный гербарий. Даже с помощью любимых сериалов по нашим самым главным телеканалам не могу отвлечься. Показывают почему-то сплошную депрессию. Мучаю кнопку на пульте от телевизора, переключая и переключая, а везде, как назло, одно и то же! Почему я должен смотреть на любовные страдания подростков, когда у самого проблемы в личной жизни?! Или наблюдать за разборками ментов, которые в романтике ничего не понимают?! Дайте мне какую-нибудь комедию! Или детектив! Да я даже согласен на ужастик, хоть и боюсь их до дрожи… Только не эти ваши любовные треугольники, перестрелки да чужие слёзы! Но всё равно, как дурак, смотрю и плачу. Заедаю горе ведром любимого клубничного мороженого, параллельно поедая и шоколадное из ведёрка поменьше. У меня стресс, мне можно! А потом слышу звонок. Наверное, Броня принёс мои домашние задания, которые я благополучно прошляпил из-за болезни. Хотя это даже болезнью не назовёшь… Болит, да вот только не горло и не голова. А сердце! Выключаю телевизор, откладываю мороженое в сторону и иду к двери. Даже не парюсь по поводу внешнего вида, так как знаю, что Броня не осудит. Он меня и не таким видел. Не смотрю в глазок, сразу же открываю и… Резко закрываю дверь обратно. Мне же показалось? Это же Броня? Или у меня уже начались галлюцинации, и мне мерещится Вадим?! Не веря своим глазам, с громко стучащим сердцем снова медленно приоткрываю дверь, выглядываю… И правда… — Ваденька? — очень тихо, будто он сейчас испарится. Стоит в тёмной спортивной куртке, неизменных чёрных джинсах и с моими, выделяющимися на фоне его тёмных одеяний, разноцветными тетрадями. А смотрит-то как пугающе, то ли не узнаёт, то ли прибить хочет. Зачем он вообще пришёл? Подождите-ка… А почему это мои домашки у него, а не у Брони?! Что этот дурак снова учудил?! — Ой, что это я… — я хоть и неловко себя чувствую, но, как гостеприимным быть, не забыл! — Проходи, я тебе сейчас чаю налью. Уже жду, что он скажет своё любимое «нет». А он слушается и молча заходит! Я даже оторопел от неожиданности. Улыбнулся, как дурачок, так как правда не верил, что он зайдёт, и думал, что мне придётся его либо уговаривать, либо снова слёзы лить над своим корытом. Вадим же смотрит по сторонам, на меня больше взгляд не поднимает. — Не стесняйся! — с улыбкой. — Я, конечно, не ожидал, что у меня будут гости… Поэтому не злись, если наткнёшься на беспорядок. Я не так давно убирался! Просто в последние дни что-то ничего делать не хочется. Вот так вот… Да. Но я обязательно приберусь в ближайшее время! Ты какой чай будешь? — забегаю на кухню, а он следом идёт. — У меня есть обычный чёрный, есть зелёный, с мелиссой, с бергамотом, чабрецом, а есть обычный ягодный… — Любой. Оборачиваюсь и аж весь смущаюсь от такого пристального взгляда. Чего он так смотрит-то? Снова ругаться начнёт, наверное… — У тебя… — и показывает на свой нос, а я не понимаю, что он имеет в виду, — вот тут… Вздрагиваю, щупаю своё лицо и понимаю, что измазался в мороженом! Господи, стыд-то какой!***
Вадим И зачем я только согласился… Знал же, что ничем хорошим это не кончится, что буду только глупо себя чувствовать. И вроде бы чего пришёл? Поговорить же! Но вместо этого сижу на его кухне и молчу. А рыжий действительно чудо-юдо. В растянутой, явно от старости, голубой футболке с кармашком и выглядывающим оттуда маленьким динозавром и в коротких серых шортах, на которых нарисованы очередные цветочки. Ещё когда в дверях стоял, увидев его, в ступор впал от того, какой он… домашний. Всё лицо в мороженом, волосы торчком стоят, а глаза кристально чистые, яркие, под ними синяки, а веки опухшие. Сразу понял, что он недавно плакал. Только поэтому согласился зайти, а не настоял на разговоре прямо в коридоре. Даже на чай согласился, лишь бы он не ревел по новой из-за меня. Я, конечно, грубиян. Но не бесчувственный. По мне, может, и не скажешь, так как я в таких вопросах, как участие и сострадание, деревянный. Но чувствовать всё же умею. В груди, благо, не камень. Хоть Лера и утверждала обратное… Тьфу! Опять эту дуру вспоминаю. Парнишка вернулся. Видно, что умылся. Раскраснелся весь, волосы снова мокрые и липнут к щекам. Он их то и дело поправляет, а я, как идиот, на руки его смотрю. Да что же со мной такое… Я уже даже не знаю, злиться мне на себя или плакать, с этим вот за компанию. Только если он из-за того, что случилось в прошлую пятницу, а я из-за своей поехавшей кукухи. Откуда такой интерес-то к его пальцам?! Пиздец! — Я поговорить хотел, — выпалил я, почувствовав раздражение из-за своих глупых мыслей. А этот внезапно приблизился, от чего я судорожно втянул воздух. Вадим, успокойся! Он просто чай рядом с тобой поставил! Не кинется же он на тебя, в конце-то концов?! — Извини, что убежал тогда, — уткнувшись подбородком себе в грудь, внезапно начало бубнить недоразумение. — Я же сам тебя звал, уговаривал прийти. В итоге убежал, как трус и слабак. — О нет, он же не собирается плакать?! — А там этот идиот припёрся, всё настроение мне испортил. — Стоит, футболку свою мнёт руками, а у меня чувство, что я сейчас кони двину. — Потом Лена пришла и стала гадости говорить… А я ведь не такой, как она меня описала! — Я слышал всхлип, я точно его слышал! — Сл… — В смысле, да, я гей и не чураюсь своей ориентации, — о господи, только не эта тема, — но я бы никогда не стал никого травить! — Сла… — И не стал бы никогда добавлять виагру! — внезапно воскликнул он, подняв на меня глаза, давая отличный обзор на крупные, скопившиеся там слёзы. — Я же не извращенец какой! Я просто угостить хотел, думал, что тебе приятно будет! Ты же хмурый всегда, грустный, — Меня правда сейчас кондратий хватит! Что он несёт?! — Я подумал, что от сладкого ты станешь хотя бы чуточку счастливее! Что же плохого в том, что… — Слава! Я не привык к таким истерикам! Да и к слезам тоже! Я паникую, когда вижу, как кто-то плачет. Не понимаю и половины того, что этот чудной говорит! Только бы не плакал, а дальше и решить можно все разногласия! Но этот, наоборот, ещё громче заревел! Да что же я снова такого сказал, что он воет не своим голосом?! Как его успокоить-то теперь?! Чёрт возьми, он же маленький, хрупкий, чуть тронь — сломается. А я его боюсь, как огня! Не знаю ни как себя с ним вести, ни как разговаривать. Подходить и тем более прикасаться вообще не хочу! Да и не могу! Мне и без того чепуха разная в голову лезет после того случая на дурацком чаепитии! Я ещё толком пожить не успел, двадцать пять лет недавно исполнилось, а ощущение такое, что этот рыжий у меня уже десяток… нет, все двадцать лет отнял! Я себя постаревшим чувствую! Не удивлюсь, если гляну в зеркало и седину у себя на башке увижу! — Ну чего ты ревёшь?! — не удержался я, на эмоциях подскакивая со своего места. А рыжий воет, глаза трёт, аж захлёбывается в слезах. — П-потому ч-что… Ты думаешь, что я-я… Извращене-е-е-ц! Ну что ты будешь делать?! Я сейчас сам заплачу! — Да не думаю я так! — Думаешь! — очередные надрывные вопли. — И яблоки мои т-тебе не п-понравились! Может, его водой облить, чтобы он успокоился?! Да сколько можно истерить, Господи, Боже мой! — Понравились мне твои яблоки, чёрт возьми! И пирог понравился! Вкусно ты готовишь, только не реви! Сам не понял, как из меня весь этот поток слов вырвался. Аж пульс участился, да дыхание. По ощущениям как стометровку пробежал! Но зато подействовало. Рыжий аж выть перестал, глаза открыл и смотрит не веря. — П-правда? — Правда. — Правда-правда?! Терпение, Вадим! С таким, как он, главное терпение! — Правда-правда. — А можешь повторить? — на его губах возникла улыбка, а у меня наконец на душе отлегло. Он больше не ревёт. У меня даже ощущение возникло, будто я Афганскую войну прошёл… — Что именно? — я уже на всё готов, лишь бы он не выл, как серена. — Про яблоки и пирог? — Нет-нет! Моё имя. Нихуя не понял, зачем ему это надо, но ладно. — Слава? — немного тупо и неуверенно. И лучик снова засиял. В глазах столько счастья, что меня им ещё чуть-чуть и с ног снесёт. Остатки слёз капают с подбородка, футболка вся мокрая и мятая, несчастный динозавр заляпан мороженым, что я заметил только сейчас. И зачем так пристально его разглядываю, сам понять не могу! Боюсь, наверное, упустить момент начала новой истерики… А рыжий вдруг подрывается с места и… обнимает меня. Я только руки вверх поднять успел, как этот меня схватил и щекой своей прижался. Дышать даже перестал, настолько сильно он застал меня врасплох. Пиздец. Я в ловушке! Что теперь делать?! Он мне в футболку сопит, я даже влажность от его щеки чувствую! Мне неприятно и сыро! Ну за что мне эти страдания, Господи… Кому я так в прошлой жизни насолил?! Не могу ни пошевелиться, ни вдохнуть из-за обуревающего шока, отчего очень быстро начинаю терять не только терпение, но и остатки кислорода. Потому не удержался и, в конце концов, сделал медленный вдох. Твою ж мать… А от этого пахнет ещё так вкусно. Не приторно сладко, как от типичных женских духов, а ненавязчиво, какими-то цветами и выпечкой. Глаза мне в довесок слепит своими космами, что лезут прямо в лицо. Морщусь, носом вожу, чтобы не щекотали, а следом, не замечая этого, неосознанно руку поднимаю, чтобы… Чтобы что? Пожалеть? И откуда только во мне, в человеке, который терпеть не может сюсюкаться с другими, сейчас такое стойкое желание сделать обратное?! Точно ведь пожалею, зуб даю. Руку на отсечение! Недавно же только думал, что должен держаться от него подальше… Но всё равно не могу удержаться. Кладу руку ему на макушку и… поглаживаю. Прям как кота или собаку. Так ведь надо? Это его успокоит? Я даже не удивлюсь, если он замурлычет. От него чего угодно ждать можно! А волосы то какие мягкие… Прям, как у ребёнка. Не путаются, через пальцы, как шёлк, просачиваются. Я ни у одной девчонки, с которыми имел контакт, таких не видел и не чувствовал. Эти блестят, как солнечные лучи, и на ощупь приятные: не жёсткие и не колются. Так. Нет. С этим надо заканчивать. Я уже корю себя за то, что позволил себе эту мимолётную вольность! — Всё, благотворительная акция окончена. И тот послушно отодвигается. Всё ещё красный как помидор, но смотрит без страха и с улыбкой. Неужели это правда закончилось… Стоп. Подождите… Я, вообще, зачем пришёл?! Я же хотел поговорить с ним о том, чтобы прекратить наше общение! — Спасибо, — отозвалось недоразумение, — за акцию, — и улыбается ещё шире. Я в полной жо…***
Слава Счастья полные штаны! Вот как можно описать меня прямо в эту самую минуту! Смотрю на Вадима, на его потеплевший взгляд и сам таю, как мороженое, которое оставил в комнате. Какой же он на самом деле ласковый! А притворялся-то сколько злыдней… Сам меня по голове даже погладил! Сам! Я даже не просил! Не давил! Не умолял! От него ещё и пахнет так… мужественно что ли? Одеколоном или гелем для душа. Я в восторге! И никакой Саня мне больше не нужен! Алексей и Мишка тем более забыты! Вадим их всех затмил… И слёзы мои какой раз уже терпит, бедолага! Кстати, об этом… — Я снова разревелся, прости, пожалуйста, — расстроенно произнёс я, а Вадим аж весь напрягся. Забавный! — Нет-нет, не волнуйся, я плакать больше не буду. По крайней мере, сейчас не буду. Только если от счастья! Но не буду… Давай лучше я в благодарность за терпение тебя пирогом угощу! Точно! У меня же теперь весь холодильник в выпечке, девать некуда! — У меня всегда так… Когда много из-за чего-то переживаю, то либо реву, как ненормальный, либо пеку без остановки. А переживаний у меня, ты и сам понял, было навалом. Но давай больше не будем о грустном! — достав из холодильника несколько тарелок с пирогами и шарлоткой, я поставил всё это добро на стол. — А ты садись! Чай небось уже остыл… Сейчас новый сделаю! Бегаю по кухне, как пчела, а из головы не могу выкинуть его ласковое «Слава»… Впервые ведь сам и по имени ко мне обратился! Ещё и так много раз его повторил! Неужели мы теперь правда сможем дружить?! А вдруг… — Ты же это… — неуверенно пробубнил я, поставив перед ним новый чай, — не из жалости остался на чай? Да и вообще… Истерики мои терпишь. А ещё, я не понял… Почему ты принёс мои тетради? Их же Броня должен был принести… Вадим же почему-то в глаза мне не смотрит, только на стол и в кружку с чаем. У меня аж холодок внутри… — Я хотел извиниться, что снова нагрубил, — как-то подавленно произнёс он, поднимая взгляд и разглядывая уставленный пирогами стол. — Ой, да что ты! — и потянулся к руке, желая успокаивающе погладить, но вовремя себя одёрнул, вспомнив, чем закончилось подобное в прошлый раз. Спасибо, что хоть не оттолкнул, когда я с обнимашками полез! Большего мне и не надо… — Я же на тебя даже не злился. Сам ведь виноват… Я всё говорю и говорю, а Вадим всё больше хмурится, разглядывая что-то на столе. Не понимая, что не так, я проследил за его взглядом и увидел, что так сильно привлекло его внимание. Один из пирогов я украсил цветами из глазури, пытаясь сделать… — Это астры! — Вадим аж подпрыгнул от неожиданности. — Не похоже совсем… да? Я сам вижу, что не похоже. Но зато я старался! Честное слово! А чего ты сидишь, ни чай не пьёшь, ни ешь? Кушай! Как раз попробуешь эту пародию на благородный цветок! Схватив нож, я стал отрезать кусок от пирога с тем самым произведением пекарного искусства. Пододвинув поближе к Вадиму, я проследил за тем, как он, сначала напряжённо посмотрел на меня, а после на предложенный кусок и… действительно попробовал! — Вкусно? Черныш прикрыл глаза, а после шумно выдохнул и как-то обречённо кивнул. И если ромашки мой самый несчастливый цветок, то астры, однозначно, счастливый!