Someone Else's Dreams

— Давно не виделись? — спрашивает Тайлер. Он облизывает пересохшие губы, делая осторожные шаги назад, пока не упирается спиной в решетку. — Не слишком ли банально? Существо напротив него не могло выглядеть менее угрожающим ни по позе, ни по выражению лица (на самом деле Размытый выглядит пустым, как будто это относительно нормальная обстановка для встречи со старым знакомым), но Тайлера это не обманывает. Каждая его частичка наэлектризована и насторожена. Его инстинкты предупреждают его, что это хищник, а Тайлер — добыча. И каким-то образом Тайлер в клетке. — Клише есть клише, потому что они работают, — говорит Размытый. — Не говоря уже о том, что в моем трюке с птицей не было ничего банального. Как часто ты видишь, как девушка самопроизвольно превращается в птиц? Меня вечно недооценивают. — Впечатляет, — замечает Тайлер. У него так пересохло во рту, что трудно говорить. Он откашливается, но это не помогает. — Где Эшли? Размытый склоняет голову набок, пока его висок не упирается в кривую перекладину. Он протягивает обе руки, чтобы небрежно прислониться к внешней стороне клетки. Всё ещё одетый в белый наряд, который был на нем во время их последнего совместного сна, он олицетворяет беззаботность. — Полагаю, она всё ещё в больнице. С ней произошел несчастный случай, разве ты не помнишь? Это было очень трагично; Я там был. Тайлер не может ответить. Его сердце словно птица, застрявшая в грудной клетке, крылья бьются о ребра, умоляя об освобождении. Тихий голосок шепчет где-то в глубине его сознания: это нехорошо. — С Эшли было приятно проводить свободное время, — продолжает Размытый. — Лекарства от депрессии, которые она принимает, вызывают у неё сонливость, поэтому она много спит в течение дня. Терапия неплохо продвигается, но мы знаем, как это бывает, да? Первые несколько сеансов — это всегда прогулка в парке: знакомство друг с другом, болтовня. Вскоре терапевт заставит Эшли столкнуться с тем, о чём она не хочет думать, и когда это произойдет? Я буду там. К тому времени я стану как старый друг. Она примет меня с распростертыми объятиями. — Оставь Эшли в покое. — Эшли — детская игра; хобби, пока я выжидаю, — говорит Размытый. Он переминается с ноги на ногу, кроссовки скрипят. Взглянув вниз, видно, что подошвы его ботинок мокрые от снега, который тает в луже под ним, как будто он пришел оттуда, где холодно. — Чего ты хочешь? — Честно? — спрашивает Размытый. — Я хочу поговорить с тобой. — Говори, — повторяет Тайлер. Это слово — сироп во рту, медленное и липкое. Размытый слабо улыбается, но улыбка не затрагивает его глаз. — Да. Я знаю; это на меня не похоже, но у меня было время подумать, пока я отсутствовал. Можно сказать, что я немного покопался в душе — разумеется, в твоей. Я не из тех, кто бьет дохлую лошадь. Иногда приходится завести новую лошадь, чтобы победить. Итак, мы хорошенько всё обсудим, и когда мы закончим разговор, ты сделаешь выбор. Этот выбор напрямую повлияет на то, что нам делать дальше. Звучит разумно? Да. Ужасно, но это так. Этот Размытый кажется Тайлеру странным, а его стратегия незнакомой. Он сглатывает, пытаясь найти влагу во рту, чтобы ответить. Боясь, что его голос прозвучит слабо, он просто кивает. Его позвоночник вжат в промежуток между двумя прутьями позади него, но он всё равно не чувствует себя достаточно далеко от Размытого. И далеко бы было недостаточно, учитывая, что они связаны друг с другом, как близнецы в одной утробе. Размытый начинает говорить, тихо и спокойно. Это явно разумный взрослый голос: голос, используемый, чтобы посадить дикое животное на привязь и уговорить самоубийцу слезть с карниза. Пока он говорит, он расхаживает так, словно он дикое животное, волк в овечьей шкуре. — В последнее время у тебя были некие трудности, — тихо говорит Размытый, водя пальцами по прутьям тук-тук-тук. — Я старался сидеть сложа руки и наблюдать, чтобы не вмешиваться в это, а ты всё барахтался и извивался, как червяк на крючке. Понятно, что ты не создан для этой жизни: ты хрупкий. Так вот, это не обязательно твоя вина. Не думай, что это неудача, думай, что это скорее маленькое невезение, случайность, как карты розданные за игральным столом. Помогает? Я попытался придумать полезные метафоры. Так или иначе, генетика, факторы окружающей среды — всё это объединилось, чтобы сделать тебя мягким и слабым. Ты как соломенный домик из сказки про трех поросят. Всё, что нужно, — это вдохнуть и выдохнуть, чтобы тебя сломать. Размытый прекращает ходить взад-вперед, сжимая руками прутья, чтобы посмотреть сквозь них. Его костяшки блестят серым от силы его хватки, белые под черной краской. — Мы оба знаем, что я более стойкий. Боль, которая тебя калечит, для меня не более чем песчинки на десерте. У меня нет никакого желания соглашаться с социальными ограничениями, которые ты каждое утро надеваешь на свои лодыжки и запястья. Я мог бы сотворить великие свершения с твоим телом, то, чего иначе ты никогда не достигнешь в этой вселенной. Это разовое предложение, поэтому я надеюсь, что ты внимательно его обдумаешь. Позволь мне обрести контроль. На тебе больше не будет никакой ответственности. Никакого беспокойства. Никакой неопределенности. А в глубине души? Ничего. Ни одиночества, ни страха. Отдайся мне, Тайлер. Позволь мне управлять тобой. Ноги Тайлера подгибаются, и он мягко соскальзывает по решетке и садится среди стекла. Есть что-то в том, чтобы свернуться калачиком, что заставляет его чувствовать себя в большей безопасности, даже если это кажется немного по-детски. Предложение Размытого не должно быть заманчивым, но маленькая эгоистичная часть Тайлера испытывает искушение. Мысль о том, чтобы отказаться от ответственности, хоть раз сесть на пассажирское сиденье и не быть за рулем своей судьбы — кажется слишком заманчивой; дорога, по которой он едет, иногда настолько темная, что нет никаких признаков того, что он на правильном пути или что уже слишком поздно возвращаться. — Но ты злой, — шепчет Тайлер. — Зло относительно. По сравнению с одними я могу быть злым, но по сравнению с другими я святой. — Ты навредишь моей семье. — Возможно. — Ты навредишь Джошу. — Вот в чем разница между нами, — тихо говорит Размытый. — Я причиню боль всем, чтобы защитить себя. Ты причиняешь боль себе, чтобы защитить остальных. Только одно из этого имеет смысл. Тайлер мотает головой. — Я… я не могу позволить тебе этого. Не могу позволить навредить им. — Не торопись с ответом. — Впервые в голосе Размытого слышится резкость, приглушенная, но угрожающая, как острота меча в матерчатых ножнах, как невидимая угроза бритвенного лезвия, завернутого в бумажную салфетку. — Потому что, как я уже сказал, это разовое предложение. Ты должен понимать, каковы будут последствия, если ты скажешь «нет». — И какие? — Я завладею твоим телом силой. Так или иначе, у меня будет господство. Если ты скажешь «нет», весь этот процесс затянется, но не обманывай себя! Все пути ведут к одному и тому же. Я буду управлять тобой. И если мне придется сначала потратить впустую много времени и сил, можешь не сомневаться, будет больно, Тай. Я сделаю это больно. Спаси себя от мучений и сдайся. — Ты хочешь сказать, что в любом случае причинишь боль тем, кого я люблю, и ты думаешь, что я с этим смирюсь? — возмущение делает его храбрым. Тайлеру иногда трудно быть храбрым ради самого себя, но когда дело касается людей, которых он любит, храбрость пылает в нём словно огонь. Возможно, в словах Размытого была доля правды: Тайлер не может постоять за себя, но пал бы на меч ради самых близких ему людей. Но разве это так уж и плохо? Может, любовь просто пробудила в нем лучшее. — Ты ожидаешь, что я выберу один из этих вариантов? Я так не думаю. Вот мой выбор. Я всё ещё за рулем, здесь, так что это я выбираю пункт назначения, и так уж получилось, что все твои пункты назначения отстой. Ты можешь выбрать свой вариант, взять эту… эту фальшивую дипломатию и засунуть куда подальше. Я всё контролирую, я никогда не уступлю тебе, и никогда не позволю тебе победить, — мягко говорит Тайлер. — Можешь быть уверен. Размытый запрокидывает голову, чтобы рассмеяться, но в этом звуке мало юмора. Звучит подло, скептически. Он проводит языком по внешней стороне зубов, поправляя хватку на прутьях — руки всё время соскальзывают, испачканные черной краской. — Ты знаешь. Я действительно думал, что это сработает. Он всё поймет, думал я. Похоже, мы оба дураки, Тай. — Я не дурак, — шепчет Тайлер. — Ты король дураков, — шипит Размытый. Он хлопает ладонью по решетке, и Тайлер вздрагивает от звука, который эхом отдается в его голове. — Надеюсь, тебе здесь нравится. Здесь довольно уютно. Уверен, очень скоро ты почувствуешь себя как дома. Тайлер ничего не отвечает. Как только Размытый исчезнет, ​​он проскользнёт обратно через решетку. Теперь, когда он знает, что может вытерпеть боль, он уверен, что его побег будет легче, чем вход. Словно читая его мысли, тот, кто снаружи клетки, кладет руки на изогнутые прутья. С тихим стоном скручивающегося металла он возвращает прутья обратно на место. Тайлер с замиранием сердца наблюдает, как брешь в его побеге исчезает, словно птица в его груди сжала крылья в прыжке и начинает падать всё ниже и ниже. — Я не дурак, — повторяет Размытый. — Привыкай к своей клетке. — Я не задержусь здесь надолго, — говорит Тайлер, не подумав. — Джош придет за мной. — Джош? — спрашивает Размытый, высоко поднимая брови на лоб. Он смеётся, и на этот раз громко, как будто Тайлер рассказал анекдот, который является вершиной юмора. — Джош заснул около десяти! Я был с ним последние четыре часа: только мы вдвоем. Думаю, мы действительно сблизились. К сожалению, он не в том состоянии, чтобы быть твоим рыцарем в сияющих доспехах, так как он слишком занят выполнением всех моих маленьких прихотей. У него очень хорошо получается. Не то чтобы ты знал… Голова Тайлера кружится, как будто кто-то вытащил пробку, сдерживающую кровь в его мозгу. Его глаза бегают туда-сюда, пытаясь найти за что зацепиться, в то время как его разум лихорадочно крутится, застряв на единственной мысли: Джош был с Размытым в течение нескольких часов. Он слишком хорошо помнит версию Джоша, с которой Размытый был ближе всего. Жуткий. Тот, в маске инопланетянина, который оскорблял и унижал себя так быстро, как только требовал Размытый. Извращенная манера, в которой существо говорило о Джоше, заставляет Тайлера краснеть. Мысль о том, что Размытый может причинить вред Джошу, была отвратительной; и всё же было что-то непостижимо ужасающее в мысли, что Размытый может навредить ему каким-либо сексуальным образом, может воспользоваться Джошем, когда тот не может сказать «нет». Это приводит Тайлера в ярость. Это заставляет его чувствовать себя беспомощным. — Когда-нибудь я тебя убью, — говорит Тайлер. Его руки сжимаются и разжимаются в апоплексическом, бесполезном гневе. Его руки касаются стекла на полу. Ему хотелось бы взять осколок и проткнуть им глаз Размытого. Он не жестокий человек и никогда никому не желал насилия, во сне или наяву, но для Размытого Тайлер готов сделать исключение. — Можешь попробовать, — вежливо отвечает Размытый. Он смотрит на свое запястье, на котором сидят знакомые золотые наручные часы. — Впрочем, мне нужно возвращаться к своему восхитительному инопланетянину. Надеюсь, тебе понравится в своей тюрьме. Ты пробудешь здесь очень долго. Тайлер улыбается, но кожа кажется слишком туго натянутой на щеках. — Нет. Голова Размытого наклоняется, глаза темные и проницательные, повсюду ищущие, что Тайлер имеет в виду. Тайлер поднимает осколок стекла. Он вертит его в руках, любуясь блеском на свету. Когда оно переворачивается лицом вверх, он видит в разбитом зеркале осколок самого себя: усталого, смирившегося мальчика. Он поднимает глаза и видит себя, стоящего по другую сторону решетки и наблюдающего за движением своих рук. Осознание ползет по лицу Размытого, как монстр, выползающий из шкафа, когда выключается свет. — Ты не посмеешь. Тайлер двигается прежде, чем успевает струсить. Он протягивает руку и проводит лезвием по горлу. Рана наполняется кровью и болью. Адреналин маскирует её отчасти, но Тайлеру пиздецки больно. Он кричит, но изо рта не вырывается ни звука, только теплая пузырящаяся кровь, и Тайлер представляет, что его собственное удивлённое лицо отражается в шоке Размытого: разинутый рот, широко раскрытые от удивления глаза. — Нет! — выкрикивает Размытый, но звук отдалённый из-за шума крови в ушах. Тайлер наносит удар себе в лицо один, два, три раза. Разгоряченный, Тайлер смотрит вниз и видит, что он весь в собственной крови и сжимает стекло так сильно, что оно режет ладони. Слышится скрежет металла, когда Размытый раздвигает прутья и проскальзывает в клетку. Кроссовки скользят по стеклу и крови, когда его двойник опускается на колени, прижимая руки к зияющим ранам на шее и щеке Тайлера. — Ебаный идиот. Тупой ебаный идиот. Ты ответишь за это. Ты и твоя мелкая шавка. Но Тайлер умирает, глаза закрываются, а слова Размытого теряются в тумане белого шума. Наступает момент, когда всё погружается во тьму, когда он не может пошевелиться, а рев в ушах становится слишком громким, чтобы слышать что-либо ещё. Это загробная жизнь? — спрашивает себя Тайлер. Его глаза открываются, и он видит белые стены Домика на дереве. Он выдыхает имя Джоша так, будто это самый важный вздох в его жизни, но ответа нет. Тайлер обыскивает всю комнату (хотя искать особо негде), роясь в подполе, швыряя игры и баночки с краской, которые разбиваются о деревянный пол. Часть его верит, что Джош должен быть где-то здесь, прячась за стопкой паззлов или свернувшись калачиком за стволом дерева, спящий и ожидающий, когда его разбудит пропитанный кровью принц. Но Джоша нигде нет. Тайлер перестает ломать подпол. Он сидит, сгорбившись среди беспорядка, чувствуя, что вот-вот разрыдается от злости. Его щеку щиплет, и когда он прикасается к ней, с пальцев стекает свежая кровь, которую он вытирает о свою изодранную рубашку. Размытый не солгал: он держал Джоша в своих лапах, и кто знает, что с ним происходило, и кто знает, где Тайлеру вообще его искать. Тишину домика на дереве пронзает стук. Дыхание Тайлера сбивается, когда он прислушивается, умоляя сердцебиение успокоиться, а кровь замедлиться, чтобы он мог уловить малейший шум. На мгновение воцаряется тишина; затем раздается ещё один стук. Не настолько четкий, чтобы его можно было назвать стуком, скорее ритмичными ударами кулака по дереву. Он подтягивается, чтобы выбраться из подполья. — Джош? — шепчет он в тишину. Бам, бам, бам. Звук доносится из люка в полу, заколоченного досками. У Тайлера бегут мурашки по коже, как будто что-то поползло по его шее сзади. Он ни за что не ответит на этот стук. За люком не Джош. Это уж точно. Но кто бы это ни был, он настойчивый. Бам, бам, бам. Теперь удары настолько сильные, что дерево дрожит, и он слышит скрип веревки от того, что кто-то нетерпеливо переминается на лестнице, ожидая, когда его впустят. БАМ, БАМ, БАМ. Треск дерева заставляет Тайлера броситься к окну. Он прыгнет, если ему придется. Он не настолько высоко, чтобы сломать ногу, и надеется, что тот, кто ждет его внизу, не состоит в баскетбольной команде последние шесть лет, работая над силой ног. Если нет, он сможет убежать. Конечно, сможет. Но в этом нет необходимости, потому что, как только он собирается прыгнуть, его локоть задевает что-то шершавое. Это веревка, свисающая вниз и исчезающая наверху, вдоль домика на дереве. Это спасение. Это самое приятное, что он когда-либо видел. Треск дерева нарастает, доски ломаются под руками, подпитываемыми нечеловеческой яростью. Тайлер приподнимается и садится на шаткий подоконник, сжимая веревку в руках. Она жжет — одна из его ладоней разорвана в клочья, и он вытирает скользкую кровь о свою испорченную рубашку. Боль минимальна по сравнению с тем, что произойдет, если преследующее его существо поймает его. В любом случае, скорее всего, Джош находится где-то в Домике выше. Он надеется. С последним громким треском люк открывается. Входит газовщик, его выпученные глаза обшаривают домик на дереве и останавливаются на подоконнике, где сидит Тайлер. Не обращая внимания на жгучую боль в руке, он крепко сжимает веревку, опрокидывается назад и вылетает в окно. Гравитация делает большую часть работы, и он оказывается снаружи, цепляясь кроссовками за грубые деревянные доски домика на дереве. Два, четыре, шесть газовщиков врываются в люк, и домик как лодка, наполняющаяся водой. Однако Тайлеру нужно всего лишь мгновение, чтобы исчезнуть за стеной домика на дереве… …но он всего на мгновение слишком медлителен. Свирепые руки сжимают его лодыжки, и тащат обратно через подоконник, больно ударяя его наполовину зажившим горлом о край окна. Его голова небрежно бьется о половицы, когда Газовщики окружают его, прижимая руки и ноги, полуавтоматическое оружие мягко покачивается на ремнях поперек их груди. Тайлер мог бы прожить всю жизнь, так и не увидев этих существ снова. Вблизи они — то, из чего сделаны кошмары. Из моря белых защитных костюмов появляется знакомая фигура, закутанная в белое, в красной шапке, низко надвинутой на лоб. Он останавливается перед портретом Джоша на стене, усмехается и ласково потирается костяшками пальцев о нарисованную щеку, размазывая черную краску. Размытый опускается на колени рядом с Тайлером, который перестал сопротивляться, в равной степени побежденный и измученный, тяжело дыша в сыром воздухе. Размытый по-мальчишески улыбается, шутливо салютуя Тайлеру двумя пальцами. Он поворачивается к Газовщику нежным голосом: — Эй, можно я это одолжу? Спасибо. Очень признателен. Ты чемпион. — С AR-15 в руке Размытый позволяет себе рассмеяться, обнажая слегка кривые зубы. — Тай. Привет! Ты на меня смотришь? Что насчёт ещё одной фразочки, ещё одной банальщины, о которых ты говорил свысока. Скажи, нравится ли она тебе больше. Ты имеешь право хранить молчание. Резким взмахом он бьёт Тайлера по виску концом винтовки, одним мощным ударом лишая его сознания.