all my nights taste like gold

СЕЙЧАС. Как только Чонын последовала за Джинсоль в Сеул и была представлена барам и фруктовым коктейлям, у них появилась негласная традиция, которая брала место после вечеринок. Они возвращаются домой вместе, спят до середины или позднего утра, обнявшись вместе. Чонын либо начинает пытаться вытащить жалующуюся Джинсоль на улицу, чтобы поесть, либо готовит завтрак сама, зависит от того насколько плохо она себя чувствует. Всегда Чонын, Джинсоль — никогда, потому что проклятие кухни Чон затронуло не только Чэвон. Потом они либо садятся на диван, либо возвращаются в кровать, снова всё зависит от самочувствия, и смотрят какую-нибудь дораму, выбранную Чонын, потому что актриса, играющая главную героиню, горячая, либо смотрят очередную глупую документалку Джинсоль о природе, пока сама Джинсоль жалуется на похмелье и Чонын оказывает ей экстра-внимание. Чисто из-за единственного бредового, пропитанного в текиле момента, когда Чонын убедила себя в том, что Джинсоль собирается её поцеловать, не значит, что эта традиция должна нарушиться. Это вообще не значит, что должно измениться хоть что-то. Чонын всё ещё не до конца убеждена, что подобное вообще имело место быть, и что это не было просто странной галлюцинацией вызванной тем, что она каким-то образом усмотрела намёк в том, как Джинсоль закусила напиток лаймом, дурманя её сознание и заставляя видеть то, чего на самом деле не было. Кроме того, Джинсоль выглядит так, словно ничего из ряда вон выходящего и не было. Она растянулась на кровати, играя на телефоне, когда Чонын зашла в свою комнату, после подготовки ко сну, сразу же начала дуться и жаловаться, что Чонын делала это слишком долго и она хочет обнимашек. — Тебе хотя бы раз говорили, что ты подруга с высокими запросами? — Не-а, никогда, — отвечает Джинсоль с невинной улыбкой, двигаясь и похлопывая по месту освободившемуся рядом с ней. Джинсоль явно уже и не думает о том, какого это было, когда они были так близко друг к другу, поэтому так же поступает и Чонын, погребая эти мысли в глубине. Выключив свет, она забралась на кровать, ложась рядом с тем самым человеком, о котором старается не думать, устраивается поудобнее и проверяет уведомления на своём телефоне. Хёнджин прислала серию сообщений, которые начинаются с: «Хиджин только что пыталась подкатить к водителю такси», и заканчиваются на: «Хиджин только что проблевалась в раковину на кухне». По крайней мере они добрались до дома, даже если завтра Хиджин умрёт. Далее идёт вереница непонятной бессмыслицы и смайликов от Джиу, для понимания которой придётся потратить время на перевод. Она предполагает, что оканчивается всё словами: «Люблю тебя, шлюшка», и куча различных смайликов с языком как бы сами за себя говорят. По крайней мере теперь, она знает, что Джиу не убили или ещё что-нибудь. Суён отправила один смайлик с ковбоем без какого бы то ни было контекста. Чонын игнорирует это сообщение. В Instagram тоже есть уведомление: «jjinsoul97 отметила вас в посте!», и когда она открывает его, то видит, что Джинсоль выложила селфи, которое она сделала с Суён в такси по пути в «Эден». Чонын зажата между ними, обе держат знак «мира», Суён подмигивает в камеру, а Джинсоль положила свою голову на плечо Чонын. На этом фото Чонын не выглядит столь уж плохо, скорее наоборот, если бы только она могла сказать это самой себе. Но она ничего не может поделать и замечает лишь Джинсоль рядом с ней, которая выглядит невероятно красивой даже при таком ужасном освещении уличных фонарей, свет которых проникает в такси через окно, она лишь подумала: «С какой стати она вообще захочет тебя?». Она больше, чем обычно, обеспокоена тем, что Джинсоль лежит рядом с ней и то как незначительно расстояние между ними. Помимо (мёрзнущих) ног Джинсоль, пытающихся проложить себе путь к ногам Чонын, они не касаются друг друга, но краем глаза Чонын видит руку Джинсоль, ту, которая не держит телефон, она слегка ёрзает ею, словно пытается себя сдержать. После того, как она дважды нажала на фото и прокомментировала несколькими сердечками, Чонын положила телефон на прикроватный столик и хватаясь за плечо Джинсоль перекатила себя на её сторону. Ей хочется побыть тем, кто обнимает, хотя бы раз. Она чувствовала себя слегка выбитой из колеи, после того, как в клубе Джинсоль была вся вокруг неё и вариант провести остаток ночи в руках Джинсоль, ощущать её мягкое, щекочущее дыхание на шее, как это обычно выходит… Чонын не уверена, что сможет выдержать такое. Джинсоль, однако вступает в борьбу за свою позицию и толкает Чонын в ответ, потом Чонын перебрасывает её обратно и так они перекатывали друг друга, повизгивая и жестоко сражаясь на кровати Чонын, словно дети. Или подвыпившие двадцатилетние люди. Их потасовка продолжается, пока обе пытаются одолеть друг друга, Джинсоль вскрикивает в какой-то момент так громко и Чонын очень надеется, что Рюджин и её «подружка» отправились не сюда на своё небольшое рандеву. Чонын отважно старается противостоять Джинсоль, однако она больше и сильнее её, и в конце-концов выигрывает, побеждающе прижимая Чонын к её кровати, так крепко, что у неё не получается вырваться. Это ни чем не отличается от несерьёзных потасовок и драк, в котором было единственное оружие — щекотка, когда они были детьми, гонялись друг за другом по площадке или во дворе Джинсоль, или в парке, пока мама Чонын кричала им быть более осторожными. То были лучшие моменты в жизни Чонын. Сейчас, смотря на Джинсоль, тепло заполняет её грудь и будоражащее чувство возникает в животе, что уже разительно далеко от их безобидных детских игр. Так близко, что она может видеть каждую деталь на лице Джинсоль. Шрам между её бровей, возникший после той злополучной игры в гусь-гусь-утка, каждую ресничку и слегка размазанную тушь, которую она пропустила, на левом глазу, то какие всё ещё блестящие и красные её губы, даже после того как она смыла помаду, словно всё это время, пока она лежала рядом с Чонын, она облизывала и покусывала их. Ещё чуть ближе и Джинсоль должно быть почувствовала бы то, как сердце Чонын бьётся о грудную клетку. В комнате Чонын темно. Половина лица Джинсоль утопает в тени, когда другая освещена лунным светом, пробивающимся сквозь щели в шторах. Темно, но Чонын всё же замечает то, как слегка наклонилась Джинсоль и в этот раз ей уж точно не мерещится. Здесь не мерцают прожектора и нет людей, что врезались бы в них, чтобы найти оправдание вещам, которые она замечает. — Чон-и, — бормочет Джинсоль, её взгляд скользнул вниз, к губам Чонын. Чонын не может дышать. Не может сделать ничего, кроме как замерев пялиться в лицо Джинсоль, которое в сантиметрах от неё. Её голос ниже, чем она ожидала и слабее, когда, наконец, у неё получается выдавить из себя: — Джинсоль, что ты делаешь? — Чон-и, — повторяет Джинсоль, игнорируя вопрос и опуская голову ещё ближе, настолько, что Чонын чувствует как их носы столкнулись, — можно тебя поцеловать? Сердце Чонын останавливается, перезагружается и снова начинает биться в слегка тревожном темпе. — Что? — Не то чтобы… Мы не целовались раньше, — говорит Джинсоль. Её язык заплетается, голос стал низким, а предложения произносились медленнее, чем обычно, что служило напоминанием, что никто из них на самом деле не находится в том состоянии, чтобы задумываться об этом. Она не пьяная в стельку, но и не трезва. — Ты пьяная, я пьяная, мы обе здесь, мы обе… Ну, ты знаешь… Нет, Чонын не знает. Она уже совершенно ничего не знает, потому что, ну, не может же Джинсоль — Чон Джинсоль, её лучшая подруга на протяжении десяти с лишним лет, половину которых Чонын была безнадёжно в неё влюблена, которая не могла быть никак иначе, как болезненно и мучительно гетеросексуальна — предлагать то, что Чонын думает она предлагает. — В этом нет ничего особенного. В этом нет ничего особенного. Это отдаётся лёгкой болью. Та самая ноющая боль, которую Чонын пыталась игнорировать все эти года. Но определённо такую боль никогда не испытывала Джинсоль и сейчас она предлагает нечто, что вряд ли предложит снова, потому что, а почему она вообще должна предлагать это? Может она сейчас и одинока, но зависит лишь от времени, пока какой-нибудь 1,8 метровый адонис с ямочками и прессом, с чёлкой, которая идеально сочетается с его глазами, появится в её жизни и собьёт её с ног, а Чонын… Ну, под конец дня, Чонын всегда была слишком слаба к тому, что касается её лучшей подруги. Поэтому вместо того, чтобы сказать хоть что-нибудь, она обхватывает затылок Джинсоль рукой и притягивает её ближе, прижимая их губы друг к другу. Джинсоль издаёт тихий звук удивления, словно она на самом деле не ожидала согласия Чонын, пока не отвечает жадно и с желанием, с ощущением электричества. В её голове пусто, там нет ничего, кроме тёплого и влажного ощущения на губах. Губы Джинсоль мягкие, и она чувствует привкус зубной пасты и слабое присутствие персикового соджу. Чонын почти стонет, когда язык Джинсоль задевает её нижнюю губу. Она выгибается, чтобы стать ближе к жару, исходящему от тела Джинсоль, она ещё больше растворяется в поцелуе, когда Джинсоль обхватывает её челюсть рукой, большим пальцем мягко поглаживая по скуле. Цепляясь за футболку Джинсоль, на которой была уже стёршаяся надпись «Я люблю Нью Йорк», которую Джинсоль украла у Чонын несколько лет назад, другой рукой она скользит с шеи Джинсоль в её волосы, наклоняя её голову, чтобы углубить поцелуй. Джинсоль всасывает нижнюю губу Чонын, своим языком заставляя её открыть рот, с таким звуком, который Чонын больше чувствует, чем слышит. Это выхватывает воздух из лёгких Чонын, все мысли в голове заняло лишь осознание, что такой Джинсоль ей никогда не будет достаточно. Ей всегда будет мало и Чонын всё ещё будет хотеть её завтра и послезавтра, и через неделю, и даже через месяц. Сложно представить картину мира, в котором она не хочет Джинсоль настолько, что это отдаётся болью. Они продолжают так, кажется, часами, Чонын теряет ощущение времени и пространства, всё сходится лишь на губах и языке Джинсоль, который двигается против её языка, до тех пор, пока она не начинает сражаться с желанием закрыть глаза и зевать между поцелуями. — Иди сюда, — сонно бормочет Джинсоль, обхватывая руками Чонын и притягивая её ближе, обволакивая её. Джинсоль тёплая и уютная, выдыхает, когда Чонын обвивает свои руки вокруг её талии, её пальцы случайно задевают нижнюю часть спины, где, задранная футболка, оголяла кожу. Чонын прячет свою голову под подбородком Джинсоль, вдыхая знакомый запах, и засыпает в считанные секунды. / (Они не говорят об этом.) На следующее утро Чонын проснулась, оказавшись погребённой под чёрными волосами и чувствуя покалывание в левой руке. У неё примерно две секунды этого приятного недавно-проснувшегося состояния покоя, прежде чем воспоминания о прошлой ночи всплывут у неё в голове и засядут слова: «твою мать». Джинсоль здесь. Джинсоль всё ещё здесь, в её кровати, потому что они пошли домой, после клуба и тогда Джинсоль спросила о том, может ли она поцеловать Чонын и Чонын согласилась, потому что она идиот с нулевым чувством самосохранения. Неприятное онемение её левой руки является последствием от лежащей на ней всю ночь Джинсоль, потому что они уснули обвив друг друга руками, после того, как целовались века́ми, достаточно долго, чтобы Чонын до сих пор чувствовала фантомное ощущение губ Джинсоль на своих. Джинсоль всё ещё здесь, скорее всего пускает слюни на постельное бельё Чонын, пока бормочет что-то сквозь сон, а это значит, что Чонын не нафантазировала всё это. Это не было чем-то вызванным текилой, чересчур детальным лихорадочным сном. Это было по-настоящему. Твою мать. Ей удалось высвободиться из сонной хватки Джинсоль, не разбудив её. Под обволакивающим чувством безопасности душа Чонын пережила небольшую истерику, а когда она смогла собрать достаточно смелости, вернулась в свою комнату, где Джинсоль потихоньку просыпалась. — Доброе утро, — пробормотала Джинсоль, медленно моргая смотря на Чонын, потом зарылась лицом в подушку. — Хочу кушать. Чонын уже хотела открыть рот, намереваясь сразу перейти к делу и сказать что-то по типу: «а мы вообще собираемся обсудить то, что было прошлой ночью?» или «стоит ли нам обсудить твои бросающиеся в глаза новообретённые сапфические наклонности за завтраком?». Однако вид устроившейся в её кровати Джинсоль, обнимающей плюшевую сову, которую ей на день рождения подарила Джиу, словно саму замену Чонын, дёргает что-то внутри её груди и слова застревают в её горле. Если Чонын вынесет это, если они обсудят это как должны были бы сделать взрослые, Чонын придётся выслушать как Джинсоль будет отшучиваться: «хаха, просто сумасшествие, то, как прошлой ночью мы сосались, да?», или она обвинит алкоголь: «я была очень пьяна, Чон-и, я не особо помню, что произошло…», или назовёт это ошибкой: «этого, наверное, не должно было произойти, я не хочу, чтобы между нами возникло недопонимание», — и тогда она просто кивнёт в знак согласия, словно поведение Джинсоль ничего не значило, словно это не втолкнуло нож ещё глубже в рану лучшей-подруги в её сердце. Поэтому и впрямь, что такого в ещё нескольких часах притворства, словно ничего не произошло? Это просто в целях самосохранения. Несмотря на то, что диктуют текущие обстоятельства, Чонын приятно от мысли, что произошедшее останется хотя бы в её воспоминаниях. Поэтому вместо всего этого, Чонын говорит: — Ты хочешь, чтобы я что-то приготовила или сходим куда-нибудь? — Может сходим куда? — Джинсоль зевает. — Рядом с кампусом открылось новое кафе, которое рекомендовала Сыльги, поэтому хочу сходить туда и свежий воздух нам не помешает. Вот и всё. Они не говорят об этом. Они пошли завтракать и Джинсоль не поднимает данный вопрос, как и Чонын. Они вернулись к Чонын, чтобы начать смотреть дораму, о которой оставляла восторженные отзывы Суён, и Джинсоль не поднимает данный вопрос, как и Чонын. Рюджин объявилась после часу и сразу же начала детально описывать всё своё случайное знакомство с Соён и Джинсоль не поднимает данный вопрос, когда Рюджин покинула зону слышимости, как и Чонын. Чонын переживает и слишком много думает, сталкиваясь с очередным небольшим кризисом, когда Джинсоль ушла после полудня. Она закапывает это глубоко внутри, там же, где находятся другие связанные с Джинсоль страдания, и отказывается даже думать об этом. Она не думает о руках Джинсоль на её талии в клубе или о низкой тональности голоса Джинсоль, когда она спросила разрешение поцеловать её, или о губах Джинсоль, прижимающихся к её, отталкивая её от кого бы то ни было ещё. Чонын отказывается думать об этом хоть сколько-нибудь ещё, потому что это очевидно единичный случай и явно такого не произойдёт снова. / Это произошло снова. На день рождения Джинсоль все собрались в её с Суён квартире для разогрева, а потом они отправились в одно из самых любимых мест этой компании — в танцевальный клуб в Хондэ, носящий название «Рандеву», в котором магическим образом совместились дешёвые напитки и на удивление хорошая музыка. По окончанию вечера, Чонын отправилась домой вместе с Джинсоль, потому что это то, что они всегда делали и этот раз не стал исключением. Как только входная дверь закрылась за ними, Джинсоль прижала Чонын к ней и целовала так, словно жаждала это сделать весь вечер. Они всё ещё не говорят об этом. Начало июля, Чонын застряла на смене в кафе, где она работает не на полную ставку, после которой она побежала домой, переоделась и встретила других в караоке-баре. Джинсоль уже была достаточно пьяна, чтобы схватить Чонын за кисть, когда никто не видел, вывести её из комнаты и повести в туалет, прижать её к одной из кабинок и целовать до тех пор, пока у неё не закружилась голова. Они всё ещё не говорят об этом. Пару недель спустя они пошли в «Vivid», ново-открывшееся на территории университета кофе, чтобы поддержать Хиджин и Джиу, которые выступали на вечере открытого микрофона, организованного самим заведением. Хиджин играет на гитаре, а Джиу поёт. Они исполнили каверы на три популярные песни и две оригинальные, которые написала сама Джиу. После мероприятия Хёнджин предлагает отправиться на барбекю, отпраздновать бурные аплодисменты, которые вызвало выступление Хиджин и Джиу. Но Джинсоль отказалась, оправдываясь тем, что у неё с Чонын уже был запланирован фильм на вечер. Планы, о которых Чонын совершенно не была осведомлена, но она подыгрывает чисто из любопытства и позволяет Джинсоль увести её домой. Она наблюдает за тем, как та включает «Поезд в Пусан» и говорит: «Извини, я просто хотела побыть с тобой наедине» и потом целует её. Но их прерывают час спустя, прямо тогда, когда Чонын пыталась собрать всю свою смелость, чтобы забраться рукой под футболку Джинсоль, Суён и Джиу вернулись домой. Они словно обожжённые отскакивают друг от друга, когда до них доносится звук открывающейся двери. Но ни Суён, ни Джиу, кажется, не заметили растрёпанные волосы Чонын и покрасневшие щёки Джинсоль, когда они зашли в гостиную. — О, эй, я люблю этот фильм! — Жизнерадостно говорит Джиу в совершенном неведенье, заставляя Чонын подвинуться, устроившись рядом с ней на диване. Суён плюхнулась рядом с ней, жалуясь на то, что она слишком быстро поела, поднимая и устраивая свои ноги на их коленях. Чонын старается, и в основном проваливается в своих попытках, сфокусироваться на фильме, вместо того чтобы поглядывать влево от себя, на то, какие розовые и опухшие губы Джинсоль. Они всё ещё не говорят об этом. И это нормально. Это просто то, что они делают, новая грань их дружбы. Всё нормально. Чонын в порядке. Как Джинсоль сказала в первый раз — в этом нет ничего особенного. Порой она хотела бы просто знать, что происходит в голове у Джинсоль. В любое другое время, если что-то беспокоило её, то Чонын сразу начинала искать источник проблемы и настояла бы на диалоге, пока проблема не была бы решена. Ей не нравится неясность, непонимание в каких она отношениях с кем-то. Но в данной ситуации, которая подобна неизвестной территории, где Чонын совершенно не знает как ориентироваться, неизвестность — почти что идеальный вариант, чем реальное знание о всех границах, которые были пересечены. Это определённо самый безопасный вариант, меньшее из всех зол. Джинсоль не жестока, она не тот человек, который будет играться с чувствами другого просто, чтобы удовлетворить собственное любопытство. Однако дело в том, что даже учитывая все эти поцелуи, Чонын до сих пор склонна верить, что Джинсоль гетеросексуальна. Она может быть бисексуальна, конечно, но также может и экспериментировать. Она единственная гетеросексуальная девушка в большой группе, участники которой явно далеки от такого определения, поэтому Чонын не будет винить её за такого рода любопытство. Или может быть ей просто наскучило и она в настроении поразвлечься с кем-нибудь, и Чонын, так оказалось, стала самым близлежащим тёплым телом. И то, что она не мужчина не имеет значения. Помимо всего Джинсоль встречалась только с парнями и даже спала только с парнями. Хису в выпускном классе старшей школы, череда свиданий и встреч на одну ночь, «обыденных вещей» в её первый год обучения в университете, а потом появился Сокмин на втором курсе. (Чонын встречалась с Сынён, подругой одной из её коллег, несколько месяцев во время своего первого курса. Это единственный период времени, когда она и Джинсоль были в отношениях, и за эти скоротечные три месяца, Чонын почти что смогла убедить себя, что справилась с чувствами к Джинсоль. Даже учитывая то количество двойных свиданий, на которых настаивала Джинсоль. Пока Сынён не бросила её, сказав Чонын: «Ты всегда смотришь на неё так, как ты должна была бы смотреть на меня». Самое ужасное было в том, что Сынён даже не злилась. Она звучала так, словно проиграла, словно она всё это время знала, что сердце Чонын никогда по-настоящему не будет принадлежать ей и она предвидела такой конец ещё задолго до самой Чонын. Возможно в другой жизни Чонын смогла полюбить Сынён так, как она заслуживала того. Но в этой — она влюблена в Джинсоль. Джинсоль и Сокмин расстались месяц спустя или чуть позже. Джинсоль дала расплывчатое объяснение этому, что у них просто разошлись пути, но Чонын до сих пор не была полностью уверена в том, что она говорит правду.) Чонын совершила коминг-аут Джинсоль, когда им было семнадцать, Джинсоль лишь одарила её электризующей улыбкой, что заставило её невинное, ничего не подозревающее сердце ускориться, и сказала: «Ты моя лучшая подруга, я люблю тебя, не смотря ни на что». И так оно и было. Она никогда не говорила ничего о себе. Никогда не вызывала уверенность в Чонын, что она испытывает те же чувства к девушкам, что и к парням, никогда не встречалась с девушками и никогда не говорила о том, что её привлекает хоть какая-нибудь девушка, кроме невинного: «ты такая красивая!», обращенного приодевшейся Чонын или кому-либо другому. Ничего, что могло бы разрушить её уже сложившийся образ сто процентной натуралки. До тех пор, пока она не прижала Чонын к её же кровати и не спросила о том, может ли она поцеловать её, вот и всё.