***
Альбус еще раз остро взглянул на мальчика, утонувшего в глубоком гостевом кресле напротив и, дружелюбно улыбнувшись, подвинул к нему поближе вазочку с разноцветным фруктовым мармеладом. — Угощайся, Гарри. — Спасибо, — кивнул тот и, поколебавшись, отправил себе в рот апельсиновую дольку, щедро посыпанную сахаром. Немного скривился — видимо, слишком сладко. Альбус мысленно сделал себе пометку приобрести специально для таких разговоров что-нибудь менее приторное — может быть, молочный шоколад с орехами или что там любят современные дети? Он вспомнил редкие сладости из собственного грустного детства, казавшиеся тогда изысканным лакомством: лакричное ассорти да липнущие к зубам безвкусные ириски. — Зачем вы меня вызвали, директор? Что-то случилось? — Нет-нет, — поспешил заверить его Альбус, но Гарри продолжал смотреть на него настороженно и недоверчиво, исподлобья. Дамблдор тяжело вздохнул про себя, вспомнив точно такой же взгляд у совсем другого мальчика много лет назад. — Видишь ли, скоро лето, и я беспокоюсь о тебе. До меня дошли тревожные слухи о твоих неладах в приемной семье. — Вы разве не знали, что дядя и тетя меня терпеть не могут? — спросил Гарри, вызывающе задрав подбородок, но его голос все равно слегка дрогнул. Все-таки он совсем еще ребенок, — подумал мимоходом Альбус, — но когда-нибудь он научится держать лицо, и наблюдать за ним станет еще сложнее… — Я не знал, — покривил душой Альбус, скрещивая пальцы домиком и впериваясь в мальчика внимательным взглядом поверх очков-половинок. — Но теперь знаю и могу принять необходимые меры. Я предлагаю тебе провести часть лета в семье магов, в самом настоящем волшебном доме. Ты увидишь, как живут обыватели магической Британии, отдохнешь на свежем воздухе, вдалеке от опекунов и их придирок. Я не могу забрать тебя у них насовсем: все же они — твоя ближайшая кровная родня, но уж один месяцок как-нибудь можно устроить, — он хитро подмигнул мальчику, но тот почему-то молчал и обрадованным не выглядел. Странно, Альбус рассчитывал на то, что Гарри не выносит свою маггловскую родню и будет прыгать от восторга, если предложить ему альтернативу. Над этим стоило поразмыслить. — Разве безопасно лишать меня кровной защиты моей мамы? — неожиданно спросил Гарри, поднимая на Альбуса глаза. — Я думал, я живу у Дурслей именно из-за нее. А ведь неглуп, — подумал Альбус с легкой досадой, чуть прикрывая веки. — И очень, очень себе на уме. Ах как жаль, что ему не пришлась по вкусу славная мисс Грейнджер! Она сумела бы направить интеллект друга в нужное русло… — Я наложу на дом, в который тебя приглашают летом, очень мощные охранные чары, — мягко сказал Альбус. — Там также будет камин, мы подключим его напрямую к моему кабинету, и ты сможешь в любой момент оказаться в Хогвартсе, в безопасности. Но если честно, Гарри… я не думаю, что тебе на самом деле есть чего опасаться. С момента падения Волдеморта прошло уже больше одиннадцати лет. Это большой срок, но его последователи никак не проявили себя за это время. Видимо, они окончательно смирились с поражением и не лелеют планы мести в отношении тебя. Разумеется, не стоит терять голову, у тети тебе безопаснее всего — кровная защита твоей мамы не даст тебя в обиду, — но маленький глоточек свободы никому не повредит, верно? — Верно, — медленно произнес Гарри, глядя куда-то за плечо Альбусу, а затем перевел на него взгляд. — А что это за семья, к которой вы хотите меня отправить? — О, — улыбнулся Альбус, довольно откидываясь на спинку кресла. — Это прекрасные, очень добрые люди, мой мальчик, и живут они в весьма живописном месте — старинном волшебном анклаве по соседству с маггловской деревенькой Оттери-Сент-Кэчпоул. В семье несколько детей, и родители точно знают, что придется по вкусу подрастающему поколению. Уверен: они организуют тебе превосходные каникулы. Против ожидания Гарри только сильнее напрягся. — Вы хотите отправить меня в гости к Уизли, правда? — Да, — немного обескураженно подтвердил Альбус и потянулся дернуть себя за бороду, но в последний момент удержался. С этим ребенком опять все шло не по плану. — Ты что-то имеешь против? Мне казалось, тебе будет интересно и очень полезно взглянуть на быт волшебников изнутри. — Я не очень-то дружен с Роном, — кисло сказал Гарри и наклонил голову, словно упрямый бычок. — К тому же, я надеялся летом хоть разок увидеться с Драко и Панси. Альбус улыбнулся. Ну конечно, Малфой и Паркинсон. Про них он тоже не забыл, Гарри переживает совершенно напрасно. — Они смогут навещать тебя в доме семьи Уизли, — пообещал он, ласково глядя на мальчика. — Им наверняка ужасно скучно и одиноко в их огромных пустых домах. Мне жаль этих детишек, Гарри, — доверительно понизив голос, добавил Альбус. — Их семьи помешаны на соблюдении традиций, в них нет места простому человеческому теплу и безусловной любви к детям независимо от их успехов. Я не забыл тот день, когда Драко и Персефона попросили перераспределить их — они мечтали вырваться из-под гнета фамильных обязательств, хотели торить свой собственный путь. Я хочу показать им, какой любящей и дружной может быть семья, Гарри. Может быть, если придет время выбирать сторону, они вспомнят эти летние каникулы и сделают правильный выбор. — А такое время может прийти? Разве война не закончилась много лет назад? — скептически прищурился мальчик. — Вы ведь сами сказали, что последователи Волдеморта давно сложили оружие. Альбус внимательно посмотрел на Гарри и мысленно покачал головой: логическое мышление развито отлично, для этого ребенка надо куда тщательнее подбирать аргументы. И, пожалуй, все же чаще общаться один на один — и дракклы с ней, с чистотой эксперимента! Том, Том, что же ты сумел разглядеть в этом мальчишке, когда он был еще в пеленках? — в очередной раз подумал он. — Ты не мог знать, что он вырастет таким похожим на тебя… или все же мог? Неужели тебе было дано еще одно пророчество, которое так и не дошло до моего слуха? — Мы делаем выбор каждый день, — вслух сказал Альбус и мимолетно удивился тому, насколько правдивой оказалась эта избитая фраза, по крайней мере, для него самого. — Любая мелочь может изменить судьбы мира к лучшему. Возможно, юный мистер Малфой, заняв место своего отца в Визенгамоте, проголосует за закон, который сделает устройство магической Британии немного справедливее. Или мисс Паркинсон позволит своим будущим наследникам поступить на факультет по собственному желанию, сломав этим изжившую себя вековую традицию… — ему вдруг вспомнилась Вальбурга Блэк, после скандального поступления Сириуса метавшая громы и молнии в этом самом кабинете. Да, если удастся избежать повторения той неприятной сцены, Альбус приложит к этому все усилия. — Я понимаю, директор, — чопорно кивнул Гарри и встал. — Разрешите идти? — Конечно. Уверен, что в гостеприимном доме четы Уизли тебе понравится, — подмигнул Альбус. — О тете с дядей не беспокойся, я беру их на себя. Он отечески улыбнулся, и мальчик, послав ему в ответ несмелую улыбку, бесшумно вышел за дверь. Альбус снял очки и устало потер глаза. Что же ты такое, Гарри Поттер? — привычно подумал он и достал свой верный лабораторный журнал за этот год — записать свои впечатления от беседы. Пока было очевидно одно: загадочным образом Гарри становился все больше похож на Тома. Как? Почему? Что связало этих двоих — только ли пророчество? Или есть что-то еще, что-то, что Альбус упускает? Короля делает свита… Возможно, этот холодный расчетливый взгляд, эта проницательность на грани цинизма — следствие общения с чистокровными ровесниками? Том Риддл был дружен с Абраксасом Малфоем и Натаниэлем Лестрейнджем, а внук одного из них крутится вокруг Гарри Поттера… Альбус вздохнул и закинул в рот мармеладную дольку — на этот раз вишневую. Ничего, каникулы в «Норе» пойдут на пользу им всем. Артур и Молли присмотрят за Гарри в естественной обстановке и поделятся своими впечатлениями с Альбусом. Сам мальчик сможет отдохнуть и расслабиться, а также проникнуться к приютившим его магам симпатией. Возможно, даже наследники Малфой и Паркинсон задумаются над собственным грустным и одиноким детством в путах всевозможных запретов и обязательств. Альбус вспомнил Сириуса и скорбно покачал головой. И все же, какая это славная пора — раннее отрочество! Еще не наскучили детские игры, но уже зарождается первый робкий интерес к противоположному полу. Возможно, там, где сплоховала мисс Грейнджер, удастся добиться успеха очаровательной рыжеволосой Джиневре? Дамблдор вспомнил любимицу семьи Уизли: большие карие глаза, премилые веснушки, ослепительно-рыжие волосы — совсем как у Лили Эванс… А вдруг долгие летние вечера и романтичный стрекот цикад в саду смогут преодолеть стереотипы, которые наверняка вдалбливали в голову Персефоне, и она тоже сблизится с кем-то из семьи Уизли? Маленькая Паркинсон могла бы заинтересоваться Роном или одним из близнецов — у Молли вышли весьма харизматичные дети… Походы на речку веселой дружной компанией, полеты на метле наперегонки, вкусная сытная стряпня добродушной Молли… Мальчику нужно что-то доброе и светлое, к чему хотелось бы тянуться душой. А он, Альбус, поможет ему в этом. И, возможно, таинственная сила, которая так взбудоражила Тома, проявится именно в непринужденной обстановке дома Уизли…***
Поликсена вышла из камина в деканской гостиной и внимательно огляделась по сторонам. Пустых стаканов не наблюдалось, равно как и осколков стекла. Севера, впрочем, не было тоже. Она нарочито громко кашлянула и потопала ногами. Тишина. Поликсена прошлась по гостиной, осматриваясь. Как и ожидалось, на столе стоял думосбор, а возле него валялись пустые, выпотрошенные бутылочки из-под ее воспоминаний. Она неодобрительно цокнула языком и похвалила себя за свой незваный визит — как она и опасалась, Север все же не утерпел и успел ознакомиться со всем, что она ему передала. А ведь как заливался соловьем, что нужно быть осторожнее и продвигаться медленно, шаг за шагом, чтобы не сойти с ума! Поколебавшись, Поликсена подошла к двери в спальню и постучала. Изнутри не донеслось ни звука, и она, нажав на ручку, медленно открыла дверь и вошла в комнату. Спальня пустовала. Поликсена попятилась назад и, вернувшись в гостиную, села в кресло — дожидаться хозяина покоев. Ей было неожиданно тревожно, интуиция раздраженной кошкой царапалась изнутри. Может ли Северус вытворить какую-то глупость? Конечно, может, это же Север. Может — и с большой вероятностью вытворит. Она задумчиво похлопала себя по колену и встала. Наложила дезиллюминационное, закрыла дверь фамильным заклятием и отправилась на поиски приятеля, костеря себя за излишнюю впечатлительность. Коридоры уже опустели, отбой был с полчаса назад, и замок дышал влажной весенней прохладой, серебрился в лунном свете. Ничего со Снейпом не случится, — ожесточенно подумала Поликсена. — Уж кто-кто, а он точно способен совладать с собственным сознанием — не зря ведь стал менталистом не из последних! И вообще, она должна быть совсем не здесь, а на Гриммо 12! Но иррациональный, нелепый страх подгонял ее, и Поликсена все ускоряла шаг. Север, Север, Север… куда бы он мог направиться? Она достала палочку, вытянула ее перед собой и применила поисковое заклятие. Палочка нервно дернулась туда-сюда, будто стрелка компаса, а затем медленно описала полукруг и указала влево. Поликсена двинулась в выбранном направлении, отгоняя от себя мысли о том, что как раз в той стороне находится Астрономическая башня, с которой так удобно прыгать, если жизнь внезапно становится немила. У подножия лестницы, ведущей на вершину башни, палочка дрогнула, замерла, будто в раздумьях, а затем уверенно указала вправо и немного вверх. Поликсена вздохнула и убрала ее прочь — дальнейший путь она знала прекрасно и развилок там не было. Дезиллюминационное решила пока не снимать — надо сначала присмотреться к Северу со стороны: вдруг он вовсе не думает о самоубийстве, а любуется на звезды и смакует вино в романтической обстановке. Возможно, даже не один. Эта мысль ее удивила и позабавила — а и вправду, почему бы Снейпу не провести весенний вечер с дамой? Взрослый мужчина ведь, физиология требует свое, а то, что он по сей день влюблен в давно умершую женщину, — так одно другому не мешает, ей ли не знать. Она покачала головой, поражаясь сама себе, и ускорила шаг. Перед последним пролетом стала ступать осторожно и мягко, чтобы остаться незамеченной, — благо дверь на площадку была открыта нараспашку и не выдала бы ее неуместным скрипом. Северус стоял у парапета, тяжело облокотившись на каменный зубец, и неотрывно смотрел вниз. Он был один, и во всей его позе было столько обреченности, столько безнадежной тоски, что Поликсена неожиданно почувствовала, как горло сдавили непрошеные слезы. — Кто там? — голос у Севера был глухой и ровный. И как только заметил чужое присутствие? — Я не в настроении разговаривать. — Я надеялась, что для меня в твоем черством сердце найдется местечко, — нарочито шутливо заявила Поликсена, снимая с себя дезиллюминационное. Северус даже не обернулся, так и продолжил смотреть вдаль, на темную громаду Запретного леса, перемежаемую мертвенно-синими болотными огоньками. — Пришла тебя проведать, а ты оказался здесь. Север, ты ведь не станешь делать глупостей? Предупреждаю: у меня плохо с колдомедициной. — Не стану, — сказал он после паузы. Поликсена за это время успела осторожно подойти ближе и встать с ним рядом, справа, готовая в любой момент оттолкнуть друга от парапета. — Хотя еще полчаса назад была у меня такая трусливая мысль. — Так плохо? — помолчав, спросила она и тут же оборвала себя: и так ясно, что плохо, — от хорошей жизни люди в одиночку на Астрономическую не лезут. — Она и правда была как очаг зимой, — надтреснутым голосом сказал Северус. Его профиль выделялся в густых апрельских сумерках белым пятном. — Ты была права: мне не следовало копаться в прошлом. Но уже поздно. — Уже поздно, — эхом откликнулась Поликсена и покрепче ухватилась за шершавый каменный зубец — до боли в пальцах. — Мы еще можем остановиться, Север. Просто скажи — и я никогда больше не упомяну Каролину при тебе. Мы сделаем вид, что того разговора в баре не было и что ты никогда не видел моих воспоминаний. А хочешь… хочешь, я все-таки сотру тебе память заново? Для тонких манипуляций у меня руки растут не из того места, но уж простенький Обливиейт я наложить сумею. Он какое-то время молчал, и Поликсена чувствовала, как борются в нем желание сдаться, отступиться, забыть — и готовность продолжить поиски утерянной памяти, сколько бы боли это ни принесло. — Если ты наложишь на меня Обливиейт, я все время буду думать о том, что именно тогда случилось и почему я решил опять об этом забыть, — сказал Север наконец и повернулся к ней. Поликсена поразилась тому, как глубоко запали его глаза, как углубились горькие складки у губ и обострилась линия носа за то время, пока они не виделись, — хотя с носом, казалось бы, куда уж дальше-то? — Рано или поздно я опять приду к тебе с тем же вопросом и так или иначе опять разузнаю всю историю. Так что стирать мы ничего не станем. Я хотел узнать правду — я ее узнал. Поликсена кивнула, отводя взгляд, и старательно всмотрелась в кромку леса на горизонте, подсвеченную лунным светом. Правда… Есть правда, есть очевидная ложь, а есть сто тысяч оттенков серого между ними. А еще есть чувство долга — и долг этот куда больше нее самой, бабочки-однодневки по имени Поликсена, и больше всего, чем она дорожит. Как пройти по тонкой грани между тем, что хочешь, и тем, что должен, как нащупать один-единственный верный путь? С запада задул холодный ветер, и она поежилась. Север заметил это, снял мантию и молча накинул ей на плечи, оставшись в своем неизменном грачином сюртуке. — Пойдем вниз, — сказала Поликсена и удивилась тому, как жалобно это прозвучало. — Пойдем, поговорим спокойно. Обсудим наш далекий третий курс за чашкой чая. — А ты меня недолюбливала, — внезапно усмехнулся он краешком губ. — Почему? Почему мы вообще не подружились сами по себе, до появления Каролины на третьем? Поликсена пожала плечами. Настал черед неловких вопросов — ей следовало догадаться, что они возникнут. — До Каро нас ничто не объединяло, — объяснила она. — Ты всегда был сам по себе, с самого первого дня. Гениальный, но бедный мальчик, выросший у магглов. Я насмотрелась на гениев еще дома — перед глазами вечно маячила моя великолепная младшая сестрица — и меня тошнило от вас, таких талантливых и неординарных. К тому же, я точно знала, с кем мне можно дружить. — И я в эту категорию не входил, — понятливо уточнил Север, и она против воли почувствовала приступ обжигающего стыда, скрутивший желудок в тугой узел. — Не входил, — сказала резче, чем хотела, и устало потерла лоб, пытаясь облечь в слова то, что было для нее само собой разумеющимся. — Северус, послушай… Слизерин до войны не прощал выскочек. Вернее, до появления Каро — она умудрилась привить тут свои американские представления о свободе и равенстве, и другие змеи отступились, позволили нам троим сблизиться. К тому же, мой брат как раз учился последний год, и ему было уже не до того, с кем я провожу время, — хотя раньше он наверняка запретил бы мне общаться с тобой. Слово наследника стоит почти столько же, сколько слово главы, и я не смогла бы ему перечить. Ей вспомнились неотступные взгляды однокурсников, провожавшие ее в коридорах, заставлявшие выше поднимать подбородок и прямее держать спину, и пристальное внимание Патрокла, маскируемое под братскую заботу. Дочь рода Паркинсон не могла дружить с кем попало, о нет. Для нее были заготовлены подходящие подружки из правильных семей — вот только Поликсене не было до них никакого дела. За гербом и девизом, за гобеленом с родословной и сундуками с золотом они в упор не видели ее. А Поликсене так хотелось, чтобы хоть кто-то заметил ее саму… — Я не в обиде, — неожиданно сказал Северус. Он вглядывался в ее лицо, будто видел впервые. Поликсена поняла, что он пытается спаять их в своем воображении воедино: ее нынешнюю и ее прошлую — ту дерзкую девчонку с третьего курса, которая впервые в жизни поступила так, как хотела. — Только мне все равно интересно, почему даже тогда ты постоянно пыталась меня отшить. Она рассмеялась и шутливо пихнула его в плечо кулаком. — Мерлин, Север, ты же видел все моими глазами — неужели так ничего и не понял? Ревновала я, — смущенно проворчала она, пряча лицо. — Каролина была первым человеком, который заинтересовался мною просто так, не из-за моей фамилии, не из-за моего положения — а просто потому, что я ей понравилась. Именно я, Поликсена, а не мисс Паркинсон. И тут, только я успела привыкнуть к этой мысли, возле нее начинаешь отираться ты! Я ужасно ревновала к тебе свою первую настоящую подругу. А потом мы как-то притерлись, привыкли, и я начала получать удовольствие именно от нашего общения втроем. Ей опять вспомнился тот летний день, когда все казалось таким простым, и венок из одуванчиков, смотревшийся на гордом Северусе смешно до колик, и тихий плеск Черного озера почти у самых ног. Мысль о том, что она могла прийти на уже опустевшую площадку Астрономической башни и узнать о его смерти из завтрашних газет, внезапно стала совершенно невыносимой. Сколько можно терять дорогих ей людей? — Поклянись мне, — глухо сказала Поликсена. — Поклянись мне, Север, что, какими бы ни оказались твои воспоминания, ты ничего с собой не сделаешь. — А если нет? — как он может так спокойно улыбаться, говоря об этом? — А если нет — то я все-таки награжу тебя Обливиейтом, причем сотру все, до чего смогу дотянуться, ясно? — Поликсена блефовала, но иногда цель все-таки оправдывала средства. Северус опять улыбнулся своей странной улыбкой — тонкой и неуловимой, как дорожка лунного света на черной воде. — Ладно, клянусь. Моего честного слова хватит или потребуешь полный обет? — Так и быть, поверю тебе на слово, — поколебавшись, сказала Поликсена, снова отворачиваясь к лесу. Ей было неловко. — Запомни этот момент, Север. Когда притащишься сюда опять — а ты притащишься, я уверена, — помни, что ты пообещал мне не делать глупостей. — Будешь плакать обо мне? — шутливо осведомился друг, но Поликсена шутку не поддержала, потому что эти слова каким-то образом сумели пробиться за стену насмешливой отчужденности, которую она выстроила вокруг себя давным-давно. Будет. Конечно, будет. По тому человеку, которого уже нет, и по тому, который сейчас есть, а еще больше — по тому, который может получиться, уже получается из слияния этих двоих. Она тяжело вздохнула и резко шагнула назад, прочь от показавшейся такой заманчивой пустоты впереди. — Пойдем уже, байронический герой, — фыркнула небрежно. — Поговорим.