Дамы семьи Паркинсон

      Северус вошел в фехтовальный зал мэнора Паркинсонов вслед за важным домовиком в белоснежной наволочке с фамильным гербом. Он с интересом оглядывался по сторонам: когда еще выдастся возможность побывать в мэноре одного из самых древних родов магической Британии. Темное дерево, резные панели на стенах и потолке, малахитовые овальные медальоны и розетки из мрамора с хризобериллами. Он хмыкнул, вспомнив лачугу папаши Тобиаса.       Север любил магию за то, что она была великим уравнителем, как маггловская чума. Магии было все равно, сколько золота пылится в сейфе Гринготтса, на какой факультет тебя распределила Шляпа и красив ли ты лицом. Ей было плевать на древность фамилии и на личные качества. И на розетки с чертовыми хризобериллами ей было плевать тоже.       Северус окончательно понял и принял это на пятом курсе, после той унизительной сцены у озера, от одного воспоминания о которой пальцы начинали судорожно сжимать палочку.       Всего Север вынес два ценных урока из того далекого жаркого дня.       Во-первых, магия уравнивает всех. На шестом и седьмом курсах он оттачивал свои боевые навыки, как проклятый. Надежда на реванш окрыляла: пускай у него не было наследства, статуса и смазливого лица, как у того же Блэка, но недюжинная магическая сила уравнивала его с ним и с Поттером, давала шанс отомстить и выгрызть себе место в волшебном мире зубами. Лорд понял это сразу, едва заглянул ему в глаза, и принял с распростертыми объятиями — они с Северусом были из одного теста.       Во-вторых, проявление благородства по отношению к врагу приводит к поражению. Мародеры напали на него исподтишка и коварно воспользовались его же заклинанием. В тот день Северус наконец принял, что рыцарем на белом коне ему не быть, и впредь старался бить первым, без предупреждения и объявления войны. Отныне Север поджидал мерзавцев у туалета, у квиддичной раздевалки, скрывался в тени, когда они возвращались со своих ночных подлунных прогулок. Он подлавливал их поодиночке, бил в спину и всегда добивал врага унизительным Экспеллиармусом, а затем позволял выкупить палочку обратно — отдать ее просто так было бы слишком благородно, а в эту игру он больше не играл. Так он накопил на лабораторный инвентарь, ставший ступенькой к получению звания Мастера.       Теперь эти жизненные уроки, которым он следовал, как религии, непостижимым образом привели его в фехтовальный зал Паркинсонов: сражаться за право узнать, может ли их с Каролиной дружба стать чем-то большим, против родного брата Поликсены — человека, который неоднократно спасал ему жизнь. Наверное, Северус был неблагодарным ублюдком, раз не отступился от невесты Паркинсона, но в реальной жизни благородные рыцари дохнут в драконьем брюхе, а не женятся на принцессах. В сторону благородство — ему смертельно надоело уступать.       Паркинсон уже ждал его.       — Вы явились без секунданта, — сказал он скучающим тоном, но Северус расслышал скрытую насмешку. — Смело, но глупо.       — Мне некого было позвать, — пожал плечами Север почти безразлично — он бы обязательно попросил Поликсену, не сражайся с ее же братом, и эта мысль больно царапнула изнутри. — Где ваш секундант?       — Мне он не нужен, — пожал плечами Паркинсон и склонил голову к плечу знакомым жестом — будто рассматривал его, как диковинное насекомое. Северус едва не вздрогнул: Поликсена иногда делала очень похоже. Впрочем, она ведь родная сестра Патрокла, ничего удивительного… — Купол уже активирован.       Север осмотрелся. По углам площадки в пол были инкрустированы друзы аметиста, а в них — амулеты. Будучи активированными одновременно, они создавали единый мощный щит, не позволявший пострадать окружающим.       — Даю тебе последний шанс, — неожиданно произнес Паркинсон. — Отступись, объяснись с Каролиной и откажись от притязаний на нее. Сейчас, пока мы не начали.       — Я уже сказал вашей сестре, что не сделаю этого, — покачал головой Северус и встал в позицию.       — Как знаешь. На счет «три»?       — Три! — выкрикнул Север и атаковал.

***

      Паркинсона как бойца Северус уважал не зря — он был стремителен и ловок, как кошка, и всегда умудрялся падать на лапы, Север иногда даже подозревал его в анимагии. И двигался он по-кошачьи мягко, точь-в-точь как его сестра, будто танцуя под неслышную музыку. Северус даже забыл на мгновение, что они сражаются на дуэли и ради чего, — настолько это было красиво, настолько правильно, будто вся его жизнь была лишь для того, чтобы привести его в этот зал и позволить сойтись в бою с этим человеком. Их схватка походила на смертельно прекрасный танец, и Север потерял себя в боевом азарте — пожалуй, впервые в жизни.       Однако вскоре эйфория прошла, и к своему изумлению он заметил, что Паркинсон сражается не в полную силу: он не ударил, когда Северус открылся, а потом пропустил удачный момент для контратаки. Север насторожился. Патрокл что, пытается его… пощадить?       — Сдавайся! — выкрикнул Паркинсон, когда выдался момент. Северус мотнул головой и послал в его сторону Сектумсемпру, а сам лихорадочно размышлял над странным поведением противника.       Еще через пять минут тот предложил ничью, и Север от удивления едва не напоролся на какую-то хитро закрученную фамильную дрянь. Что происходит? Какая-то ловушка? Он ожесточенно дернул уголком губ: благородство приводит к поражению, благородство убивает. Он не станет играть в эту игру снова.       Очередная атака расколотила сразу два аметистовых гнезда, и щит, радужно замерцав, исчез. Они не остановились: темп боя был слишком высок, к тому же, Паркинсон наконец начал сражаться в полную силу, и Северус задохнулся от восхищения мастерством противника. Вернулось упоительное ощущение, испытанное в начале дуэли, — он наконец встретился с равным по силе врагом.       Он не знал, сколько продолжался бой, давно потеряв счет времени. Окружающий мир слился в одно смазанное цветное пятно, звуки доносились издалека, будто шум моря из раковины. Север сражался из последних сил, но Паркинсон тоже почти выдохся: движения стали скованнее, а на левом боку проступило темное пятно, к которому он инстинктивно прижимал локоть.       Он так и не понял, кто из них швырнул то заклинание, угодившее в сломанный амулет и внезапно отскочившее рикошетом в сторону, за пределы помоста. Он мельком взглянул туда — и прирос к полу. Каролина выгнулась дугой, будто тянулась на цыпочки. Воздух вокруг нее был словно наэлектризованный, по нему пробегали искорки. На одну неправдоподобно долгую секунду она застыла в этой странной, мучительной позе, а затем рухнула на пол, как подкошенная. Север опустил палочку и рванулся к ней, но было уже поздно: Каро лежала сломанной куклой, а стремительно аппарировший к ней Паркинсон лихорадочно накладывал эннервейт за эннервейтом.       Северус молча осел на колени рядом и взял в руки тонкое запястье. Пульс был, но прерывистый и слабый.       — Надо в Мунго, — произнес чей-то хриплый голос, и он понял, что это сказал он сам.       Паркинсон словно не слышал, и Северус с силой потряс его за плечо, а затем плюнул и аппарировал их всех троих в приемное отделение.       Каролину забрали немедленно, а они остались вдвоем в коридоре. Патрокл сидел, сгорбившись на стуле, и безучастно глядел в стену. Северу вдруг стало тошно: от себя, от очередной неудавшейся попытки обрести счастье, от того, что теперь он не сможет смотреть в глаза Поликсене — и самой Каролине, когда она очнется. Если очнется.       Все, к чему он решается прикоснуться, даже кончиками пальцев, рушится, как карточный домик, — мелькнула горькая, как полынь, мысль.       Северус развернулся и, почти бегом покинув Мунго, глубоко вдохнул вечерний пряный воздух и аппарировал прочь.

***

      Увидев Каролину в постели в Мунго, осунувшуюся и бледную, почти сливающуюся цветом лица с бельем, уже вернувшая собственный облик Поликсена закусила губу, кляня себя и Севера. Но Каро подняла на нее глаза и улыбнулась неожиданно умиротворенно:       — Не вини себя и его. Вы тут ни при чем. Так должно было случиться.       — Глупости, — отрезала Поликсена, осторожно садясь рядом на кровать и накрывая рукой холодные тонкие пальцы подруги. — Никогда себе этого не прощу!       Каролина с силой сжала ее ладонь и поймала взгляд Поликсены.       — Я была самонадеянна. Играла с судьбой, думала, что смогу пойти наперекор подсмотренному будущему. Но что должно свершиться — свершится, так или иначе. Можно только сделать хуже.       — О чем ты?       — Я же видела свою свадьбу с Патроклом, — напомнила Каро, устало прикрывая глаза, но на ее губах играла грустная улыбка. — Видела нашу общую дочь. Она будет похожа на тебя, Поликсена. Патрокл назовет ее Персефоной, но ты будешь звать ее Панси. Смешное имя, мне нравится.       — А ты? — осторожно спросила Поликсена.       — А я, — вздохнула подруга. — Я и раньше не видела себя рядом с ней далеко в будущем, но моя попытка отменить свадьбу уже что-то изменила. Круги по воде… Теперь я не доживу до ее седьмого дня рождения.       Поликсена перевела взгляд в окно. По щекам текли слезы, капали на колени, а в висках стучало.       — Может, ты ошибаешься, — произнесла она чужим голосом.       — Я ошибалась, когда пыталась пойти против предначертанного, — мягко сказала Каролина. — Знаешь… когда я приняла будущее, то обрела покой. Так странно… Я боролась со своим даром всю жизнь, а теперь, когда точно знаю, сколько мне осталось, наконец смогла с ним примириться. Не плачь, Поликсена. Патрокл — хороший человек, и я думаю, я буду счастлива провести эти годы с ним. Мне не стоило убегать от судьбы.       — Что говорят врачи?       — Что никогда еще не видели, чтобы заклинания рикошетили от сломанных защитных амулетов. И что такое сочетание дает необъяснимые побочные эффекты, которые никто не знает, как лечить, — заученно повторила Каролина и отвела глаза. — Проще говоря, что-то сломалось у меня внутри, и теперь остается только ждать.       — Ничего не понимаю, — с силой потерла лоб Поликсена. — Никогда не слышала о таком.       — Судьба найдет выход, чтобы вернуть все в нужную колею. Один шанс на миллион — ей достаточно и такой малости.       — Что ты вообще там делала? — простонала Поликсена. — Почему не поставила щит?       — Вас не было очень долго, и я не выдержала. А щит был, — усмехнулась Каролина краешком губ. — Просто вы с Севером — как цунами, Поликсена. Красиво — и очень страшно. Заклинание и так было мощным, а сломанный амулет его дополнительно усилил, и оно прошло сквозь мой щит, как нож сквозь масло.       Поликсена встала, пошатываясь, и тяжело осела на кровать опять, измазывая ее кровью, прижала руки к левому боку. Раны от фирменной снейповской Сектумсемпры заживали плохо, то и дело открываясь. На нее свинцовой тучей навалилось отчаяние. Она не сможет простить Северуса. Не сможет смотреть ему в глаза, потому что постоянно будет вспоминать эту дуэль и Каро, падающую на пол, как подстреленная птица. А еще, глядя на него, будет всегда думать, чья же палочка выпустила то заклинание — что если ее собственная?       — Время лечит, — сказала Каро, заглядывая Поликсене в глаза. — Удивительно, но мой дар обострился — теперь я вижу чаще и четче, и точно знаю, что рано или поздно ты его простишь…