Дамы семьи Паркинсон

      О трагической гибели младшей сестры Поликсена узнала из раздела некрологов — после войны у нее появилась привычка искать там знакомые имена. Пандора смотрела на нее с черно-белого колдофото в траурной рамочке, откидывала волосы фирменным жестом и улыбалась одними глазами. Поликсена отлично помнила эти глаза: серые, как небо после дождя… Такие же были у их матери.       Поликсена отложила газету и закурила. Она редко шла на поводу у пагубной привычки, но иногда — как сейчас — иначе не выходило. Пальцы тряслись, и Поликсена только крепче сжала сигарету. Так странно: долгие годы завидовать, ревновать, ненавидеть, обвинять и восхищаться — и вот человека, вызывавшего столько противоречивых эмоций, уже нет. Совсем нет, пять дней как.       В это не верилось. Младшая сестра столько лет сияла на семейном небосклоне ярким солнцем, напрочь затмевавшим скромную луну Поликсены, что казалось: так будет всегда, до скончания века. Она вдруг почувствовала себя совершенно опустошенной. Поликсена жива, а значит вышла из соревнования победительницей — да только что толку?       «Пандора Кассиопея Лавгуд, урожденная Паркинсон, — гласила заметка, — была выдающейся колдуньей, неординарной личностью, любящей женой и заботливой матерью. Магическая Британия обязана мадам Лавгуд усовершенствованием многих заклинаний и изобретением новых, сделавших жизнь обычных волшебников проще и лучше. Поминки состоятся сегодня в доме Лавгудов в Оттери-Сент-Кэчпоул и продлятся весь день. Ксенофилиус Лавгуд и его дочь Луна будут рады видеть всех желающих почтить память их незабвенной Пандоры».       Сигарета давно прогорела, когда погрузившаяся в воспоминания Поликсена наконец приняла решение и направилась в спальню — переодеться в официальный траур. Все-таки не стало одной из Паркинсонов, почтить сестру по всем правилам — ее, Поликсены, святой долг.       Черное глухое платье в пол, рукава закрывают запястья, а скрепленный камеей воротник туго обтягивает шею. Шляпка-таблетка и кружевная черная вуаль, за которой не видно лица. Короткие атласные перчатки… Старинная заводная кукла, а не живой человек — образ, с каждым днем подходивший Поликсене все лучше. В последний раз она надевала полный траур после смерти отца — Каро не хотела, чтоб о ней горевали и пугали Панси черными одеждами... по кому Поликсена наденет его вновь?       Чье имя она встретит в некрологе следующим?

***

      Дом Лавгудов был похож на гигантскую, внушающую трепет шахматную ладью или суровый средневековый донжон, но вокруг него был разбит уютный садик с альпийскими горками и причудливыми статуями, а на лужайке красовались садовые качели с разноцветными подушками. Пахло дождем, мокрой землей и восточными благовониями. Эклектично, подумала Поликсена, кривя губы под вуалью. Узнаю стиль Пандоры.       Она медленно прошуршала платьем по гравийной дорожке и вошла в дом. Первым, что увидела, было большое колдофото на стене прямо напротив двери — сестра смеялась и обнимала за плечи поразительно похожую на нее светловолосую девочку. Луна, вспомнилось имя. Луна Лавгуд.       — Проходите, проходите, — раздался отрешенный баритон, и, повернувшись вправо, Поликсена увидела в дверном проеме Ксенофилиуса. Он смотрел своим привычным взглядом слегка в расфокусе и улыбался, но она заметила и многодневную щетину, и горькую складку у рта. Ярко-фиолетовый костюм мало подходил для траура, но Поликсена и не ожидала от зятя чего-то более подобающего. — Мы рады вас видеть. Да-да, очень рады.       Он развернулся к вешалке в углу и протянул ей руку, будто для приветствия:       — Ксенофилиус, к вашим услугам.       Поликсена напряглась: Лавгуд всегда был не от мира сего, но раньше она не замечала за ним такой рассеянности. Надеюсь, он не сошел с ума, с отчаянием подумала Поликсена. Я не хочу забирать девчонку с собой — она слишком похожа на Пандору. Не хочу, не хочу.       — Вы помните меня, Ксено? — спросила она, делая к нему осторожный шаг. Лавгуд сморгнул, перевел на нее взгляд, и его лицо немного прояснилось.       — Поликсена? — прищурился он и потер руки нервным жестом. — Какая приятная неожиданность! Я узнаю твоих нарглов из тысячи.       Она закатила глаза, пользуясь тем, что густая вуаль смазывает черты лица.       — Мои нарглы тоже рады тебя видеть. Я соболезную, Ксено.       Он отмахнулся и, подскочив неожиданно резвым движением, подхватил Поликсену под локоть и потащил за собой по извилистому коридору.       — Я знаю, что вы с Пандорой не ладили, — зачастил шепотом, с подозрением оглядываясь по сторонам, словно их могли подслушать. — Ты так ее и не простила, правда? Но я отчетливо вижу, что сегодня твои мозгошмыги очень грустные и подавленные, а лунопухов и вовсе нет, ни единого. Этому можно верить, да-да, определенно можно.       — Мои мозгошмыги переживают за вас с Луной, — честно призналась она и резко остановилась. Стоило поговорить прямо и начистоту до того, как они присоединятся к остальным гостям. — Тебе нужна помощь?       — Нет-нет, — отмахнулся Лавгуд и отбросил спутанные светлые пряди себе за спину. Потер лоб до красноты и затряс головой, как китайский болванчик. — Мы справимся. Да-да, мы обязательно справимся.       Поликсена вздохнула и откинула вуаль с лица. Заглянула ему в глаза — поймать взгляд зятя оказалось непростой задачей.       — Пообещай мне: если вам что-то понадобится, ты обязательно сообщишь.       — Ну что ты, конечно! — ненатурально возмутился Ксено и воровато спрятал глаза. — За кого ты меня принимаешь?       — За человека, потерявшего любовь всей жизни, — безжалостно отчеканила Поликсена, и он вздрогнул всем телом. — За отца-одиночку маленькой девочки. Лавгуд, я понимаю, что у тебя горе и ты справляешься с ним, как можешь, но от тебя зависит будущее дочери. Мне нужно точно знать, что ты вменяем.       Ксено замер, а потом ссутулился и будто разом постарел на десять лет.       — Да вменяем я, вменяем, — сказал уже совсем другим тоном и дернул уголком рта. — Лунопухи и мозгошмыги — это все для Луны, чтобы отвлечь ее и поддержать. Пандора… она ведь погибла у дочки на глазах. Работала над усовершенствованием аппарации и… нам даже хоронить нечего, гроб почти пустой…       Ксено помолчал, а затем неожиданно сгреб Поликсену в охапку и прижал ее голову к своему плечу, щекоча макушку сбивчивым дыханием.       — Мерлин, Поликсена, — глухо простонал он. — Твоя сестра была самой сумасшедшей и самой удивительной женщиной, которую я когда-либо встречал.       Она сочувственно похлопала зятя по спине и, дождавшись, пока Ксено разожмет отчаянные объятия, отстранилась.       — Кровь не обманешь, яблочко от яблоньки… Так и быть, я тебе поверю, — поколебавшись, сказала Поликсена. — Я вижу, что ты любишь девочку, — но у меня будет условие: обратись за помощью в Мунго, позволь специалистам ее осмотреть. Ни один ребенок не должен видеть, как погибает мать, тем более таким жутким способом.       Зять закивал и расцвел улыбкой:       — Так ты не заберешь ее? Я так боялся, что вы заявите на нее права! Пожалуйста, не забирай ее!       — Не заберу, — пообещала Поликсена, в душе радуясь, что не придется этого делать. То еще удовольствие — воспитывать дочь гениальной младшей сестры, ежедневно видеть ее маленькую копию в мэноре… — А теперь пойдем к гостям.