STD

      Вергилий отвел взгляд. Неро честен до абсурда.       Интерес не позволил отступить. Ножны остались в руках отца, а Неро вынул Ямато, рассматривая ее на свету. Красивые наплывы стали казались выведенным от руки узором, а не чистой случайностью, образовавшейся на стали благодаря искусным рукам мастера. Кто его ковал? Сам Спарда приложил руку к ее созданию, или кто-то иной, с ощутимым уважением, с запретной любовью, подбирал компоненты для дара своему повелителю?       Неро пробежался пальцами по оплетке. Белая твердая кожа. Золотой дракончик. Как там Вергилий его называл? Он описывал каждую деталь в строении клинка, каждую мелочь, которая, казалось, даже названия-то иметь не должна. Неро растерянно гладил узоры на цубе, а перед глазами стояли воспоминания, как отец вручал ее, как реликвию, нежно гладил грани и чистым, будь он проклят, шипящим голосом объяснял — вот это хабаки, а вот это сеппа, фути, вот тут мэнуки, посмотри, как детально выполнен дракончик и в пасти его лежит самэ, и не перетирается, это все из-за того, что эта белая кожа оплетки принадлежит демону.       Вероятно тому, чья душа в нем. Неро вспоминал тот белокожий образ и задыхался от восторга.       Неро сглатывал слюну, безрассудно прижимался языком к холодной стали. Конечно, с дола. Острейшая заточка способна разделить что угодно и малейшего давления хватит, чтобы порезать себе лицо — этого он ни в коем случае не хотел, но это ощущение опасности, ощущение, что от неловкого движения его может вполне настигнуть смерть, скручивала комок возбуждения в животе все сильнее и он вполне мог разгореться пожаром, что опустится ниже.       Он приласкал каждую выемку. Каждый сантиметр ее стали. Прикрывая глаза от наслаждения, сам не зная, отчего, просто ощущая это — как холод с ее тела переплетался с его жаром, и она постепенно сдавалась, принимая его внутри себя, и даже твердые сплавы казались мягкой кожей, которую не просто приятно ласкать. Желанно.       Проведя мокрым следом от самой гарды до кончика, Неро рискнул — сжал ее острие зубами, оскалился. В бесцветных глазах напротив зажегся какой-то дикий огонек, грозивший перерасти в нечто большее, чем обычный секс, до которого отец снисходил так же неохотно, как и до любой физической близости, выстраивая из своей боязни и болезни какие-то оправдания в виде асексуальности.       Вергилий наклонил ножны. Неро без слов понял это, уже не удивляясь тому — вставил Ямато обратно, но у него все никак не получалось того замечательного щелчка, с которым Вергилий возвращал ее в ножны. В этих деталях и крылся дьявол: она позволяла ему подобные вещи, а сыну нет. Она признала Вергилия, буквально, своим хозяином, а Неро не хотела даже полноценно даваться в руки, потому что её призрачная копия была слабее. А ведь Миражом отец владел вполне уверенно. Но…       Холодная касира коснулась губ. Неро открыл рот, подчиняясь отцу беспрекословно, прихватил самый кончик зубами, но просчитался — Вергилий настойчиво толкнул рукоять глубже. Он не мог взять ее прямо в горло, ребристая поверхность царапала нежные стенки неба, и Неро захныкал, закатывая глаза — жар вдруг ударил в голову, когда последние капли воздуха выжгло в легких. Капля слюны прочертила блестящий след по подбородку.       — Молодец.       Маленький фейерверк схлопнулся в голове. Неро раскрыл рот до хруста в челюсти, хватая воздух, жмурясь до слез — хотелось еще. Что-то больше, чем Ямато у самой кромки горла, ее давление на челюсть, запрет глотать слюну. Но властная рука продолжала давить, продолжала приказывать без слов. «Мама» — у Неро кружилась голова. — «Я не могу…»       Внезапно, давление пропало. Вергилий выдернул ее резко, но рука его безвольно обвисла, почти волоча Ямато по полу. Этот вздох… никогда воздух не казался таким сладким. Сердце глухими ударами набата стояло в ушах, но громче этого ритма звучало только тяжелое дыхание отца, впервые, кажется, за столь долгое время, получившего свою долю возбуждения и огня в крови визуально, без настоящих касаний.       Кривая улыбка исказила губы Неро.       — Я хочу еще.