* * *
Прижавшись плечом к толстому стволу дерева, Кэли наблюдала за тихо переговаривающихся и постоянно смотрящих друг другу за спину Двэйна и Майлза. Она изучала повзрослевших парней, так сильно непохожих на прошлые версии себя, и не верила, что действительно их видит. Что они не только умудрились выжить, но и сблизились. Их всех окружали жесткие условия, но доверие между этими двумя не вписывалось во все ее знание мира. Как это произошло? Сколько Кэли знакома с Майлзом, он всегда был до ужаса принципиален. Они впервые встретились пятнадцать лет назад, и уже тогда десятилетний мальчишка походил на беснующегося гормонами подростка, не принимающего людей с иным мировоззрением. Что уж говорить о более поздних годах, когда ему удалось услышать судьбу рода Арман и особенности его конфликта с семьей Двэйн, глубже погрузиться в грязь истории круга и, что повлияло на его мнение сильнее всего, подружиться с самой Кэли. Двэйну мазанул по ней пустым ледяным взглядом, и она неосознанно поежилась, кутаясь в плотный материал куртки. С годами он стал напоминать своего отца еще больше. Прошедшее время явно не пошло ему на пользу. Как и никому из них. Три года изменили всех. Друзей не стало — само понятие пропало. Только враги, которые убьют тебя без раздумий, и те, кто сделает все, чтобы сохранить не только свое существование, но и того, с кем повязан единой, неразделяемой судьбой. В толстую упругую нить сплелись жизненные пути как случайных людей, так и тех, кто когда-то стоял по разные стороны баррикад, втайне мечтая убрать другую общину волшебников с шахматной доски мира еще тогда, когда перед человечеством не стояла слишком острая, самая страшная проблема в мире. Проблема вымирания. Насколько бы это ни казалось Кэли противоестественным, годы объединили этих двоих и заставили научиться прикрывать друг другу спину. Это сквозило в том, как они переглядывались. В бессознательной проверке обстановки и доверии к тому, что ближний обязательно встанет рядом, если ситуация изменится. В том, что Двэйн, которого Кэли всегда считала жестоким бездушным ублюдком, встал на колени, чтобы спасти жизнь Гленис. — Кто бы мог подумать, — она нахмурилась, заметив, как они снова посмотрели друг на друга, стоило мимо них пройти двум парням их группы, держащим за плечами по арбалету. — Нас тоже объединили лишенные, — с усмешкой прокомментировал ее недоверчивый тон Кей, приблизившись и свесив руку ей на плечо. — Ставлю все, что у меня есть, что они сейчас в панике. — У тебя ничего нет, — хохотнула Ноа, сидящая на ветке над их головами. Кей дернул ее за ногу, вырвав у девушки возмущенный вскрик. — Что скажешь? — спросил он у Кэли, склонившись к ее уху. Кэли сузила глаза, рассматривая Двэйна. Если бы не он, они пропустили бы группу, не направься те в сторону лагеря. Как поступали со всеми, кто ступал на их территорию без умысла. Они видели, что помимо тех, кто разоряет город, присутствует еще кто-то, более скрытный. Надеялись, что «туристы», невольно забредшие в не самое безопасное место, просто пройдут мимо, но во всем лагере объявили полную боевую готовность на случай, если что-то пойдет не так. Не так пошло абсолютно все. Граница, настроенная на присутствие амоков и меченых, отреагировала на Двэйна чрезвычайно сильно, и Ноа собрала лучших, чтобы проследить за появившейся в лесу группой. Они ожидали встретить кого-то на грани обращения, судя по тому, как громко барьер взвыл в мозгах Кэли, считав присутствие темной ауры. Однако Кей подал сигнал, что тот, кто привлек их внимание, все еще в своем уме, и исход стал неизбежен. Кэли требовалось самой на него посмотреть. Она совершенно не рассчитывала, что меченый окажется не только адекватен, но и будет потерян из-за воздействия кристалла, а то, что он не среагировал на барьеры, значило именно это. Она никак не могла уложить в голове, что граница и ее ощущения кричали о его могуществе тогда, когда он в крайне слабом для себя состоянии. Кэли ни разу за последние годы не встречала меченого, непосредственно после очищения имеющего такую силу. Они не сталкивались с подобным даже тогда, когда очищение происходило напрямую, а не через суррогат, оказывающий лишь легкое воздействие, всегда ослабляющего человека за счет простого подавления амока, а не его настоящего контроля. Двэйн — крайне странный феномен. — Я не уверена, — на грани слышимости ответила Кэли. — Он другой. Непохож на всех, кого мы встречали до этого. Под кристаллом он где-то между третьим и четвертым классом. — Ну не так уж он и силен, — презрительно процедила Ноа. — По классификации Лукаса, не нашей, — уточнила Кэли, и ее собеседники совершенно идентично недоверчиво хмыкнули. — Перед обращением он встанет на ступень выше того, кто сейчас считается сильнейшим… Кей обошел ее и, опершись спиной о ствол рядом с ней, скрестил руки на груди. — Мифический первый класс… — язвительно протянул он, и Кэли на автомате кивнула. — Бред. Лукас был чокнутым. — Никто лучше Лукаса не разбирался в том, кто такие амоки. Двэйн другой, — уверенно произнесла Кэли. — Ноа? — Что «Ноа»? — невинно пропела та. — Что ты можешь о нем сказать? — Не понимаю, о чем ты, — пожала Ноа плечами, демонстративно натягивая перчатки повыше к локтям. — Я видела, — Кэли выразительно на нее посмотрела, вскинув брови, и провела ребром ладони по своему носу. — Что ты говорила ему в этот момент? Девушка тяжело вздохнула, видимо смирившись, что ей все равно придется выдать то, что она узнала, коснувшись Двэйна кожа к коже. Перебросив ногу через ветку и повернувшись спиной, она откинулась назад и, повиснув на стволе вниз головой, оказалась на одном уровне с Кэли вновь лицом по направлению ее настороженного взгляда. — Что ускорю его обращение и отдам ему на расправу его друзей, — равнодушно ответила Ноа. — А потом вытащу его и заставлю пережить их потерю. — И? — Он обозлен, — скрестив руки на груди, поведала та. — Я бы тебе вообще голову отрезал за такие слова, — вставил Кей. — Он был зол не на меня, — повысила голос Ноа. — Злость всегда в нем. Как и страх. Они пожирают его изнутри, но не мешают ему при этом действовать. Они его подстегивают, опасность обращения заставляет его двигаться вперед. Этот ваш Двэйн отлично соображает и совершенно не боится ни амока, ни обращения. Я не понимаю, чего он боится, но это не связано с риском оказаться на той стороне. Он… Она замялась, подбирая точную характеристику. Кэли нетерпеливо отбила нестройный ритм носком ботинка о землю. — Они словно вступили в симбиоз, и в моменты, когда амок слаб, Двэйн позволяет злости захлестнуть его и использует это состояние. Думаю, это практически то же самое, с чем постоянно сталкиваемся мы, только его контроль хуже. Он довольно легко справляется с эмоциями, когда амок набирает силы, но я видела в его воспоминаниях, что, когда голос становится слишком громким, Двэйн перестает бороться. Просто позволяет амоку занять ведущую позицию. Добровольно отдает контроль, — Ноа повернула голову к Кэли и тихо спросила: — Что нам делать? — Без понятия, — Кэли прислушалась к внутренним ощущениям, но так и не смогла их распознать. — Нужно еще понаблюдать. Мне нужно больше времени. — Мы не можем держать их тут против их воли, не вызывая подозрений, — напомнил ей Кей. — Значит, нужно сделать так, чтобы у них не возникло никаких сомнений… — опустив веки, тихо произнесла Кэли. — Два хищника на одной территории… Если будет так, как с Маркусом. — Он гораздо сильнее Маркуса, — прошептала Кэли. — По крайней мере, его потенциал точно выше. Если его не опьянит власть и он сохранит себя… Распахнув глаза, она вновь посмотрела на Двэйна. Если то, о чем они слышали несколько лет назад, действительно возможно, это изменит все. За годы она успела смириться с тем, что все они погибнут. Они давно знали, что однажды мир будет расколот на части тем, кого они пытались сдержать, отдавая этому все силы. Но сейчас появился шанс. Шанс, небрежно коснувшийся отпечатка, сулившего Двэйну власть, способную разрушить все, что осталось. Или спасти всех, кто еще надеялся на будущее. Если сумасшедший старик был прав, то именно тот, кто ежедневно разгуливает по окровавленному лезвию ножа, не осознавая своего могущества, в конце определит, какая из чаш весов, отмеряющих исход судьбы человечества, перевесит. — Кэл, это опасно. Если Лукас предположил реальное и Лекс действительно тот, о ком ты думаешь, он легко уничтожит мир, стоит тебе допустить ошибку, — настоял Кей. — Мир уже уничтожен, — отрывистым шепотом произнесла Кэли, зажмурившись оттого, что одни из худших дней ее жизни начали всплывать, утягивая в черноту. Шум разрушения замка свободных не мог сравниться с тем, как целое здание, коридор за коридором, дробилось в крошку от взрывных волн темной магии. Крики десятков волшебников, доносящиеся приглушенно сквозь обломки стен, снящиеся ей какое-то время после первого пришествия, очень быстро пропали за звуками, с которыми ошметки тел военных разлетались, забрызгивая кровью стекла панорамных окон перед тем, как те вылетали из рам, рассыпаясь снежинками осколков. Страх в глазах очнувшегося Кея и его надрывные стоны скрылись за всхлипами меченых детей, затравленно смотрящих на приближающееся чудовище, — они разлетались в пепел, закручивающийся в маленькие воронки и следующий за тем, кто страшнее любого чудовища на планете. Клубы темного густого тумана, вырывающиеся из светящихся искрами молний ладоней и поглощающие все, что осталось после первой атаки, стало ее самым страшным воспоминанием. Кэл, не оглядывайся! Ничего не осталось! Нужно уходить! Убей их всех. Ноа, очнись! Это весело. Кей, я не чувствую ее пульс! Тебе понравилось. Уходим! — Возвращайся, — ворвался в непрекращающиеся панические крики мягкий голос. — Не сопротивляйся. Отдай их мне. Кэли встретилась с ярко мерцающими нефритовыми радужками Ноа, спрыгнувшей с дерева и вставшей напротив нее сразу, как заметила, что ее затягивает в прошлое. Когда щек коснулись теплые ладони, Кэли сконцентрировалась на тихом успокаивающем шепоте, позволяя воспоминаниям отступить. С каждым поглаживанием постепенно становящихся еще горячее ладоней она чувствовала, как возвращается в легкие воздух, пропавший, словно ее грудную клетку передавили ремни из шкуры скорпены и запустили под кожу яд. Слова текли по венам лидокаином, обезвреживающим шипы, царапающие сосуды изнутри. — Умница, — прошептала Ноа, прикрыв глаза, наполнившиеся разводами тьмы. Молча наблюдавший Кей протянул к тяжело дышащей девушке руку, но та покачала головой. — Я в порядке. — Уверена? Кэли показалось, что в тоне Кея промелькнула обеспокоенность, но, посмотрев на парня, она вновь увидела лишь равнодушие. Как и каждый день до этого. — Абсолютно, — шумно выдохнув, улыбнулась Ноа. — Всего лишь небольшое неприятное воспоминание. В этот раз затянуло не слишком глубоко. Ноа встала между ними и, соскользнув по стволу вниз, уселась прямо на землю. Взяв лежащие под их ногами перчатки, сброшенные ей за минуту до этого, она натянула их, стараясь прикрыть как можно больше участков кожи плотной тканью, спасающей от лишних потрясений. Кэли тихо вымолвила благодарность, но та лишь отмахнулась. Им не привыкать. — Лукас всегда считал, что первый класс окажется чем-то иным. Новой ступенью эволюции, — продолжила Кэли, ощутив, что ей не грозит помутнение рассудка. — Что, если Двэйн до сих пор не понял своего могущества только потому, что убедил себя в превосходстве амока? Представь, Кей, какие у него могут быть реальные возможности. — А если нет? — настойчиво возразил тот, посмотрев на нее и вскинув бровь. — Вы готовились к этому месяцами и все равно не справились, почему ты думаешь, что осилит он? — Потому что он помечен иначе. Истинные лидеры рождаются не в лабораторных пробирках, — прошептала Кэли. — Мы должны рискнуть. Все равно мы все погибнем рано или поздно. Однажды… — Я этого не допущу, — возразила Ноа, и ее голос больше не дрожал. Она снова готова рваться в бой до конца. — Ты не всесильна, — Кэли мягко погладила ее по плечу. Та положила на ее ладонь свою и немного сжала, передавая уверенность если не через кожу, то хотя бы таким невинным жестом. Кэли потянула уголки губ вверх, но следом вновь стала чрезвычайно серьезной и посмотрела на Двэйна, кивнувшего Гленис. Девушка присела между ним и Майлзом, который тут же приобнял ее за плечо и на секунду прижался губами к ее щеке. Кэли слабо улыбнулась, убедившись, что ее бывшие лучшие друзья все еще любят друг друга. Хоть что-то оптимистичное и светлое в окружившей человеческий род туманной мгле. — Однажды мы перестанем справляться, — Кэли сделала несколько глубоких вдохов, не позволяя себе вновь окунуться в прошлое. — Если Двэйн до того, как потеряет себя, достигнет нужного могущества, он сможет предотвратить неизбежное вымирание человечества. Если я права, он составит конкуренцию нашему злу. — Если ты права, его амок взбунтуется, когда почувствует наше зло, — тихо возразила Ноа. — Он может оказаться гораздо страшнее нашего монстра. — Если ему окажется по силам наше зло, у него появится шанс приручить и свое, — Кэли поморщилась оттого, что ее голос наполнился надеждой. — Слишком много неподтвержденных предположений, — отставив палец, поучительно произнес Кей. — Никто не смог достичь такого уровня контроля, и то, что Лукас посчитал это возможным, — всего лишь гипотеза, для проверки которой придется ему довериться. — И у нас восемьдесят шесть причин пойти на это, — Кэли обняла себя за плечи. Посмотрев на Кея, она нахмурилась, вспомнив, что так и не задала вопрос, который хотела озвучить еще в лесу после встречи с их общим прошлым. — Когда ты увидел его, что ты почувствовал? — То же, что и последние два с половиной года, — пожал плечами Кей. — Когда что-то изменится, я обязательно сообщу. — Мне жаль, — печально прошептала Кэли. — Я надеялась, что ваши с ним отношения… — В этом есть своя прелесть. Мне не жаль, — равнодушно ответил тот. — Решать тебе, Кэл. Может, то, как мы живем сейчас, не так уж и плохо. — Мы не живем, — возразила Кэли. — Мне нужно понаблюдать за ним, когда кристалл перестанет сдерживать его инстинкты. Только тогда я пойму, есть ли какие-то надежды. Придумай, как задержать их здесь. И до тех пор, пока не поймем, кто он, не стоит вдаваться в подробности нашей жизни в первый год. Оттолкнувшись от дерева, она посмотрела сперва на уставшего Кея, который четыре ночи подряд ходил в дозор и отдыхал только три часа в сутки, и следом на Ноа, прикрывшую рот в попытке спрятать зевок. — Спать. Завтра сложный день, — бескомпромиссно проговорила Кэли и направилась к самому дальнему домику. — Кэл, — окликнул ее Кей, и, остановившись, она оглянулась на него через плечо, вопросительно вскинув бровь. — Тебе не помешает твое отношение? Кэли поморщилась, визуально демонстрируя все свое мнение о высказанном. — Я отлично умею расставлять приоритеты, Верджил, — пренебрежительно отмахнулась она. — Твой друг, конечно, редкостный придурок, но, если придется, я вознесу его на пьедестал. Мои ошибки для меня гораздо важнее, чем рефлекс хвататься за оружие каждый раз, когда я вижу кого-то, так сильно смахивающего на старшего Двэйна. Она проигнорировала недоверчивый хмык, донесшийся в спину, и, преодолев поляну, открыла дверь в дом Мии. Услышав радостный говор девочки, разбавленный поучительными нотами голоса ее матери, Кэли улыбнулась. Ребенок, появившийся в их группе год назад, привнес в их жизнь немного радости. Новое поколение давало хоть какую-то надежду на то, что у человечества есть будущее. Возможно, когда-нибудь они смогут перестать прятаться. Обернувшись через плечо, Кэли посмотрела на того, кто появлением воскресил мечты на спокойную жизнь хоть для кого-то. В глубине солнечного сплетения раздалось тихое рычание, скорее номинальное, чем истинно агрессивное, но Кэли сдержала жгущий кончик языка точно такой же утробный рык. Двэйн и раньше жутко походил на своего отца: те же ярко-синие радужки, абсолютно черный оттенок волос и снисходительная надменность, от которой хотелось склониться над унитазом и вытошнить пренебрежение, витающее вокруг отца и сына вместо магической ауры. Но раньше было больше отличий. Раньше младший Двэйн не дотягивал до старшего ни ростом, ни комплекцией, на фоне отца напоминая ребенка. Да и по уровню серьезности и хладнокровия они не просто на разных ступенях, а в противоположных концах лестницы. Кэли помнила вспыльчивого самовлюбленного мальчишку, уверенного в том, что мир лежит у его ног. Она со злорадством думала о том, как просто было вывести его из себя, чтобы напускной холод в его глазах исчез, сменившись мерцающей злобой, настолько не вписывающейся в навечно впечатанный под ее веками образ старшего Двэйна, что ей удавалось унять нервную дрожь на кончиках пальцев. Сейчас же худощавый несдержанный мальчишка превратился в молодого мужчину, закаленного судьбой. Он стал еще выше и немного шире в плечах, словно только так мог удержать опустившийся на него груз ответственности. Его взгляд пропитался являющейся ей в кошмарах ледяной пустотой. Кэли видела перед собой того человека, который в мгновение ока запускал липкий страх под кожу острой насмехающейся ухмылкой, выдергивающей ее из страшных снов по истечении долгих безопасных лет. Именно того, кого всей своей истерзанной душой ненавидела. Кэли отвернулась и скрылась в доме, сразу после хлопка двери мотнув головой в попытке отогнать страшные воспоминания. Она должна абстрагироваться от навязанного прошлым образа и воспользоваться ситуацией. И ей не стоит провоцировать лишние подозрения. Двэйн не должен сейчас чувствовать, что она давно не человек, а всего лишь марионетка в руках поводырей, подавляющих ее волю по щелчку. Но он все равно что-то подозревал, и не нужно давать ему повод убедиться, что он правильно относит ее к числу тех, кто последовательно разрушает остатки мира. По крайней мере до тех пор, пока она не поймет, что сделает Двэйн, когда в полной мере ощутит, на что она способна. И пока он сам не осознает, насколько могущественнее может стать, если ему захочется выйти победителем, оказавшись рядом с тем, кто может составить ему конкуренцию. А в том, что они стоят примерно на одном уровне, Кэли не сомневалась. Она слышала шепот, не затыкающийся с той самой минуты, как она столкнулась лицом к лицу с Двэйном. Голоса паниковали, предлагали как можно быстрее поставить в его существовании жирную точку. Ее зло вновь вступило в какую-то понятную только ему игру, и Кэли знала, что, если она позволит себе отвлечься на личное отношение, она упустит что-то важное. Что-то способное предотвратить ее конец, который вместе с ее личностью разрушит мир настолько просто, словно все его столпы не прочнее крохотного замка из мокрого песка. Она не понимала почему, но мысль о том, что у Двэйна может хватить сил укрепить мокрый песок, превратив в цемент, с каждой секундой становилась фундаментальнее. Она почти верила, что, если он постарается, сможет приручить свое зло, сделав из него послушного щенка, выполняющего любой приказ. И, если внутреннее чутье не подводило, оставался единственный вопрос: Захочет ли Двэйн спасти мир, когда станет самым ужасным существом на планете?* * *
Последний крупный костер потух, погрузив поляну практически в непроницаемый мрак. Лишь по границам окруженной защитным барьером опушки остались небольшие очаги, но Лекс прекрасно уловил по настороженным взглядам лишенных, направленным в его сторону, что вечер в лагере подошел к концу. Решив не продолжать провоцировать и так напряженных людей, он поднялся со ступеней и зашел в дом, напоследок осмотревшись еще раз. Внушить себе, что он в безопасности, так и не удалось. Он уже давно не позволял зародиться даже крохотному спокойствию, зная, к чему это приводит. Каждый раз, когда кто-то из их группы расслаблялся, это заканчивалось потерями, остающимися ноющими шрамами на потемневших душах. Лекс направился в сторону кухни, откуда проще всего продолжить одиночный дозор, но стоило ему заметить в конце коридора полоску приглушенного света на полу, он замедлил шаг. Замерев в проходе, он прислонился плечом к косяку и едва слышно усмехнулся. Словно следовало ожидать чего-то иного от Судьбы, вплетающей в повороты бесконечное количество иронии. Открывшийся вид опустился на него острым чувством дежавю. Подобную картину три года назад он наблюдал чуть ли не ежедневно — почти всегда, когда они с Арман пересекались вне тренировок и ее нудных заумных лекций или в те моменты, когда он проходил мимо ее комнаты и задерживался взглядом на полоске света, скользящей под ее всегда — она точно делала это специально — немного приоткрытой дверью. Арман восседала на столешнице перед окном к Лексу спиной, и по движениям, навечно отложившимся в памяти, он без сомнений определил, что она все еще рисует. Он заставал ее за листом бумаги почти так же часто, как за десятком ее мониторов, по которым она отслеживала новости в мире лишенных и занималась черт его знает какой еще дрянью, просиживая все вечера и ночи в мерцании голубоватого свечения экранов. Ее хрупкий силуэт окружали толстые свечи, на фитилях которых танцевало синее пламя, напоминающих о прошлом и ее совершенно больной одержимости этим цветом еще острее. Волосы того же оттенка, казавшегося в окутавшем помещение свете еще ярче, Арман распустила, и, несмотря на то что они были до этого заплетены в косу и отросли с их последней встречи, все еще спадали на спину идеально прямым каскадом. Лекс не видел наушников, которые, похоже, все же отличались от того огромного убожества, вызывающего у нее раньше восторг, но до его слуха доносились басы. Его почти не удивило то, что после утраты систем энергоснабжения она как-то умудрилась сохранить и эту часть жизни. Не хватало только… Он удивленно вскинул брови, когда до него донесся подозрительно знакомый звук, раньше бесивший до нервной дрожи на кончиках пальцев. Леденцы, которые худая сука предпочитала вместо большинства приемов пищи, отвратительно стучали по ее зубам, перекатываясь ядовитым языком во рту. Арман погрузила ложку в пластиковый контейнер, стоящий рядом с ней, и, приглядевшись, Лекс опознал этикетку даже сквозь тусклый свет и истертые временем трещины на картинке. Повторившийся звук о зубы засвидетельствовал появление новой странности у девушки, поглощавшей посреди ночи раздобытый где-то сухой порошок какао. Арман всегда казалась ему чудаковатой. Когда он готовился к первой встрече с адаптантами, он ожидал кого-то другого. Судя по тому, какие истории до них доносили, на их порог должны были ступить наивные и не слишком интеллектуально развитые особи, ничего не смыслящие в магии и смотрящие на мир сквозь розовые очки. Лекс ждал буквально белые невинные платьица и благоговейные улыбки. Адаптанты воспринимались как фанатики, вознесшие лишенных на пьедесталы выдуманных обычными людьми богов. Каково же было его удивление, когда, наблюдая из окна за появившимся десятком адаптантов на территории замка круга семерых, он не обнаружил тех, кого ожидал. Они, разительно отличались как от его представлений, так и от того, что ему привычно. Одежда лишенных чрезмерно сильно выделялась на фоне официального стиля свободных, чем-то смахивающего на тряпки обычных людей конца двадцатого века и принятого в их обществе за основной. Но Арман стала ярким пятном и на фоне адаптантов, которые ни разу не напомнили наивных тупиц, оказавшись оживленной сплоченной группой с кучей особенностей, впечатавшихся в сетчатку при первом же воззрении. Взгляд Лекса сразу задержался на идущей позади остальных девчонке. Впечатление до сих пор заставляло затаить дыхание — настолько оно было непохоже на все, что он ощущал до того дня. Шел дождь, и тонкий силуэт до последнего прикрывал зонт, обнажая обзору с угла Лекса только стройные облаченные в узкие джинсы ноги и обувь, похожую на ту, что Арман предпочитала и сейчас. Она ступала по газону медленнее остальных, и, застыв у фонтана прямо у входа в замок, сложила зонт, позволив каплям упасть на волосы, которые, подхватываемые ветром, перекрывали лицо. На голову девушки были натянуты большие наушники, и, стоило Арман отбросить спутанные пряди и обнажить черты, Лекс заметил шевеление губ. Тогда он почему-то сразу понял, что она поет. Она быстро осмотрела величественный замок, и ему даже с огромного расстояния показалось, что ее губы искривились в брезгливой усмешке. Арман опустила взгляд на гаджет и пошла дальше, развеяв впечатление, воскресшее позже, когда они столкнулись в одном помещении. На первом собрании Майлз, заставив потушить свет и развесив полотно для проектора, поучительно повествовал о перспективах полной потери эффективности защитной магии в ближайшие пять лет, перечисляя тогда еще совершенно непонятные слова. Арман сидела в самом отдаленном конце стола и следила за чем-то на коммуникаторе, время от времени вставляя комментарии в речь друга, но кроме него будто вообще никого не замечала. Позже Лекс узнал, что Арман настолько не переносит свободных, что буквально не выдерживает один их вид. Он наблюдал за ней, не в силах отвлечься ни на секунду. Она его интриговала и, если признаться совсем честно, завораживала. Арман отличалась от всех людей, что он когда-либо видел. Тем более от девушек его круга, воспитывающихся в патриархальном обществе с четким пониманием своего места. Каждое ее замечание на высказывания свободных о вариантах преодоления тех или иных возможностей лишенных неизменно сопровождалось пренебрежительным тоном и снисходительной ухмылкой. Она казалась ему красивой с этими своими привлекающими внимание синими волосами, строгим, не омраченным ни единой положительной эмоцией выражением лица, тонким изящным носом, глубокими карими глазами и чуть пухлыми губами, удивленно округляющимися на то, что она отслеживала на коммуникаторе. Ровно до того момента, как их взгляды пересеклись. Арман единственный раз отвлеклась от своего занятия, резко взметнув голову в тот момент, когда Лекс впервые подал голос. Он до сих пор мог воспроизвести в памяти стук леденца о зубы, пока она смотрела на него, сдвинув брови. И высказанное: «Так и думала, что ты такой же дегенерат, как твой подохший папочка, Двэйн». Прозвучавшая следом от ее начальника краткая фраза стала приговором и его исполнением: «Веди себя как профессионал, Арман». Он пялился на привлекательную девчонку и вспоминал события, полностью перекроившие его и так далеко не беспечную жизнь сына лидера круга семерых. Новость о смерти его отца прогремела на все общество свободных. Погиб ведущий политик, имеющий самый большой вес во всех принятых решениях. Когда-то один из сильнейших род Двэйнов потерял самого примечательного представителя и стал слабее, чему, конечно же, обрадовались другие шакалы из круга власти. В неполные шестнадцать Лекс остался наедине с долгом отца и практически без поддержки. На протяжении следующих лет на него давили другие лидеры круга, его мнением манипулировали, а он ошибался, спотыкался, вновь и вновь вставал и шел вперед, упорно продираясь сквозь нескончаемую ложь в поисках собственного пути. И вот он встретился с последней представительницей семьи, постаравшейся, чтобы от фамилии Лекса ничего не осталось. Арман. Бывшие лидеры круга, которые на протяжении всей истории свободных были самыми сильными, сдвигая род Двэйнов на вторую позицию. Вечно противостоящие семьи недолюбливали друг друга столетиями, но именно на поколении их родителей постарались найти выход: смешать кровь, чтобы наконец перестать враждовать за лидерство. Этот союз нес в себе огромные политические перспективы. Отец Лекса с радостью согласился на договорной брак, оценив по достоинству. Вот только Эстер Арман была другого мнения. Она сбежала прямо со свадьбы. Поговаривали, что с другим мужчиной. Уязвленный Аластор Двэйн выбил себе возможность покидать территорию свободных вопреки всем законам и долго искал нерадивую невесту, чтобы вернуть и предать суду. Но, когда нашел, не вернулся. Больная сука размозжила ему череп в такое месиво, что узнал отца Лекс только по шрамам на руках. Справедливость так и не восторжествовала, потому что адаптанты, среди которых, как выяснилось, и скрывалась Эстер, засвидетельствовали ее самоубийство. В качестве наказания последнего члена рода Арман — старшего брата Эстер — отстранили от круга и лишили всех привилегий высшего класса, а через несколько лет он скончался. До момента встречи с Кэли Арман Лекс считал, что ее семья полностью стерлась из истории. О том, что Эстер родила, не было известно. Адаптанты, зачем-то вставшие на ее сторону, скрыли данный факт от свободных, когда проводилось расследование. А те не стали проверять информацию, доверившись общине, с которой не особо хотели контактировать в годы, еще не объединяющие волшебников союзом. В тот день последствие глобального просчета сидело перед его глазами и с раздражающим стуком гоняло леденец во рту, прожигая торжеством на дне зрачков до самого позвоночника. Желание справедливости, которое практически свело его с ума в пятнадцать, вновь воскресло, но статус Арман среди адаптантов и заключенное между общинами соглашение сделали ее невозможной. Однако это не заглушило лютую неприязнь, вспыхнувшую между ними в минуты контакта взглядов, активно развивающуюся с подачи Арман, которая вечно его провоцировала, и достигшую апогея к последней встрече. За несколько дней до первого пришествия они впервые опустились до боевой магии не в рамках тренировок. В их последнюю встречу Арман познакомила его с тем, как искрит электрический ток на коже, ну а он в свою очередь оставил на ее ключице след любимого намерения отца, после которого лечебное волшебство не помогало избежать долгого и мучительного заживления. Лекс метил в горло… Сейчас, в противовес прошлому, он был рад, что Арман увернулась. Если бы она погибла тогда, вряд ли ему удалось бы наладить перемирие с адаптантами и дожить до сегодняшнего дня. С той последней встречи они не виделись. Лексу запретили приближаться к девчонке на расстояние выстрела. — Ты настолько по мне соскучился, Двэйн? — подала голос Арман, вырвав его из воспоминаний об их общем прошлом. Она отложила лист и, медленно развернувшись через плечо, выдернула белые наушники из ушей. Отвлекшись на лежащий рядом круглый плеер, она нажала кнопку и сложила на него провода, не заботясь о том, чтобы они не спутались. Так и не получив ответа, она вопросительно вскинула бровь, подняв уголок губ в намеке на тоже знакомую досконально ехидную ухмылку. — Музыка после конца света, — все же заговорил Лекс, и это прозвучало практически нейтрально. — Заслуживает уважения. — Эта старинная рухлядь? Технологии нулевых проще всего поддерживать — они гораздо элементарнее современных и энергии для них требуется не так много. Вот если бы мне удалось оживить что-то работающее не на батарейках… — Арман осеклась и, с притворным сожалением хлопнув себя по лбу. — Не забывай, с кем разговариваешь, Кэли. Ба-та-рей… — А ты все так же считаешь всех, кроме себя, идиотами, — прервал ее уничижительную речь Лекс и, заметив, что девчонка сдерживает смех, сцепил зубы, не позволяя себе лишнюю грубость. Хоть кто-то из них должен оставаться взрослым, чтобы не вернуться к тому, на чем они расстались. Лекс медленно прошел внутрь помещения и, придвинув стул к столешнице в трех шагах от Арман, развернул его спинкой вперед. Усевшись, он склонил голову набок, окидывая девушку снисходительным взглядом. Она проследила его действия хищником, ожидающим выгодную позицию для того, чтобы сделать смертельный для жертвы бросок. — Не надоело? — озвучил что-то вроде предложения о перемирии Лекс, мерно постукивая указательным пальцем по спинке стула. — Ты никогда не умел развлекаться, — презрительно фыркнула Арман и, поднявшись, встала на столешницу. Проследовав прямо по ней, она затормозила рядом с Лексом и опустилась на корточки, выдерживая между ними расстояние чуть меньше протянутой руки. Он уставился на цепочку, болтающуюся на ее шее, но его отвлекло поцокивание языка, и он вновь посмотрел в темные глаза. — Как же ты умудрился выжить? — перейдя на полушепот, спросила Арман. — Как изнеженный мальчик, привыкший, что все стоят перед ним на коленях и, открыв рот, ждут приказаний, прожил так долго? — Вот что тебя всегда бесило? — льду в его голосе позавидовали бы вершины самых высокий гор. — Необязательно было привлекать мое внимание, ведя себя как бешеная сука. Кто знает, встань ты на колени, может, тебе удалось бы гораздо лучше. Арман вздрогнула, словно ледяной тон, исказивший озвученные ей намеки в еще более извращенный смысл, проник ей под одежду и ударился о кожу колючими снежинками. Она опустила голову, с силой сжав кулак на брюках, и, перестав чувствовать потребность выиграть хотя бы пересечение взглядов, Лекс опять уставился на ее шею. И то, что он все же узрел на цепочке, мгновенно испепелило напускное спокойствие. Арман панически дернулась, стоило ему сделать резкий выпад и обхватить перстень на ее шее. — Если ты хочешь что-то сохранить, нужно тщательнее это оберегать, — ядом, которым пропиталась каждая буква, могли бы отравиться все присутствующие в лагере. — Особенно в присутствии хозяина того, что украла твоя семья. Лекс нарочито медленно обернул цепочку вокруг кулака и, замерев на долю секунды, рванул, обрывая тонкое золото. Арман, к его огромному разочарованию, удержала равновесие, перенеся вес на пятки, и так и не свалилась со столешницы к его ногам. Брезгливо отбросив цепочку на пол, Лекс проскользнул по витиеватой заглавной букве «Д», украшенной узорами белого золота и крохотными сапфирами. — Твоя подохшая мамочка оставила это тебе вместо наследства? — задал Лекс очередной уничижительный вопрос, остро нуждаясь в том, чтобы водрузить перстень на средний палец, на котором должен был находиться последние десять лет, но сначала необходимо проверить, не омрачила ли Арман его собственность проклинающей магией. С ее предками чего-то подобного стоило ожидать. — Нет, Двэйн, — прошипела Арман, потирая шею. — Его оставил твой подохший папочка в качестве напоминания о самом хладнокровном беспринципном ублюдке, который только мог родиться в нашей убогой реальности. Поднявшись, она шагнула в сторону и спрыгнула на пол за его спиной. Лекс не позволил себе продемонстрировать опаску оглянувшись, насколько бы сильно его внутреннее чутье ни твердило о том, что выпускать ее из поля зрения — огромная ошибка. Раздавшийся стук тяжелых подошв по паркету почти позволил ему облегченно выдохнуть. — Не самом, — пробормотал Лекс себе под нос тогда, когда перестали слышаться шаги. Повертев перстень перед глазами, он покачал головой. Одна из главнейших реликвий его рода хранилась у дочери убийцы его отца все это время. Он должен был догадаться еще тогда, когда при Аласторе не обнаружили то, что никогда не соскальзывало с его пальца. Лекс сдвинул брови, силясь понять, зачем Арман позволила ему увидеть кольцо. Вряд ли она ожидала другой реакции. С годами забыла о том, что носит на шее? Поднявшись, он подошел к оставленному Арман листу и, оценив «шедевр», усмехнулся. С годами ее провокации просто стали извращеннее. Безумная дрянь. Лекс подумал бы, что Арман нарисовала его, однако настоящая личность очень четко читалась в постаревших чертах. Он смял бумагу, но изображение петли, обнявшей горло Аластора Двэйна, так и осталось в памяти.