Мой маленький темный век

Прошел час. Люси и Питер уже давно вернулись на диван. Дон дремал в своем кресле, а Люси взяла на себя инициативу снять наручники с Питера, как только их перемирие стало официальным. Ее голова была подперта рукой, она прислонилась к дивану, ее глаза были закрыты. Питер уже понял, что если он хоть немного сдвинется с места, ее глаза откроются и сфокусируются на нем. Дверь Дона захлопнулась, ударившись о стену. В одну минуту они выпрыгивают из кожи, а в следующую ТК валит Дона на пол. Люси и Питер вскакивают на ноги, когда ТК оказывается на груди Дона и вгоняет ему в лицо несколько ударов. «Какого хрена?!» кричит Люси, прежде чем оттащить ТК от Дона за воротник рубашки. «Сделка на хрен отменяется!» кричал ТК на Дона, тяжело опираясь на железную хватку Люси на его рубашке. «Тебе чертовски повезло, что она сказала, что хочет этого!» «ТК!» завыла Люси. Дон даже не вздрогнул от размахивающих кулаков ТК, когда он сел. «Попробуй ударить меня еще раз, парень, я думаю, я действительно почувствовал последний удар». «Сделка расторгнута!» ТК выскользнул из рубашки, успешно освободился от захвата Люси и бросился на Дона. «Ты не можешь использовать ее, чтобы саботировать остальных!» Было легко понять, что Дон даже не пытался, что он мог бы легко повалить TK на землю и раздавить его горло. Один удар в челюсть ТК, и он оказался на земле. Дон вытер окровавленную губу тыльной стороной запястья. «Сделка состоится только в том случае, если ты готов поменяться местами с вон тем ублюдком». Он размахивал чем-то и нажимал на спуск. Он каким-то образом украл нож ТК. Люси, не колеблясь, бьет Дона ногой в подбородок. Тот опрокидывается навзничь, все еще сжимая нож. Питер вздрагивает, но прежде чем повернуть хвост, он встречается взглядом с Люси. «Останься с Т/и», — умоляет она. Не уходи. Это ее невысказанная просьба, прежде чем она начинает действовать, а он выбегает за дверь. Он не спрашивает ее, полагая, что она знает двух других гораздо лучше, чем он когда-либо мог. Что бы с ними ни случилось, это не имеет значения. Ему нужно увидеть тебя. Он входит в квартиру, дважды запирает за собой дверь, прежде чем сделать несколько длинных шагов, необходимых для того, чтобы добраться до твоей комнаты. Войдя, он видит, что там темно. Ему это не нравится. Почему так темно, ты здесь? Затем он видит тебя, уложенную в постель и плотно укутанную в одеяло. В воздухе пахнет сексом и потом, и, несмотря на обстоятельства, это успокаивает его. Это заставляет его забыть о том, от чего он бежит. Он считает твои вдохи. Ты спишь. Питер смотрит на подоконник, считая количество винтов, удерживающих окно закрытым. Их слишком много, чтобы он мог просто выдернуть окно, они просверлены слишком глубоко, чтобы он мог достать их рукой. Он гримасничает, делая единственное, что он может сделать в этот момент. Он заползает к тебе в постель. Ты хнычешь и ворочаешься, как только он просовывает руку под твою голову. Когда он кладет другую руку тебе на бок, прижимаясь к твоему телу, ты спрашиваешь: «Питер?». Он не борется с ухмылкой, которая появляется в ту же секунду, когда ты произносишь его имя. «Привет, дорогая». Ты извиваешься, хнычешь, когда поворачиваетесь в его руках, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Его руки сжимаются вокруг тебя, пытаясь остановить твои движения. «Тебе нужно отдохнуть, у тебя были долгие три часа». «Но ты…» «Давай не будем и скажем, что так и было». Он знает, что тебе больно. Он знает, что ты согласилась на это. Но это не значит, что он должен быть счастлив от этого. Если он увидит на тебе хоть одну отметину в этот момент, есть приличный шанс, что он пойдет и убьет себя от твоего имени. Несмотря на всю помощь и согласие Люси, не так он хочет провести свою первую ночь внутри тебя. Ты задыхаешься, устраиваясь на спине, и наконец встречаете его взгляд. «Твои глаза светятся», — шепчешь ты. «Как это возможно?» Он ухмыляется, запустив пальцы в твои взмокшие от пота волосы и прижавшись к твоей щеке. «Тем лучше видеть тебя, моя дорогая». Ты смущенно хихикаешь. «А зубы — тем лучше, чтобы есть меня, я полагаю». Он кивает, озадаченный тем, как хорошо ты говоришь. Может быть, ТК смог дать тебе передышку, в которой ты нуждалась, прежде чем ты продолжила. Это не имеет значения. Питер не хочет, чтобы ты заставляла себя пройти через соревнование, которое явно тебя измотало. Ты закрываешь глаза, пока он размышляет. «Ты уверен, что не хочешь ничего делать?» Большой палец Питера гладит твою щеку. Твои слова сливаются. Ты, должно быть, так устала. «Хотеть — это совсем другое, чем нуждаться». Он оставляет нежный поцелуй на твоем лбу. «Я хочу тебя, но тебе нужен отдых». Он провел много ночей, смотря на тебя, — трения достаточно, чтобы насытить его, не причиняя тебе боли. Он мог бы провести еще одну ночь, не чувствуя тебя рядом со своим членом. Ты сдвигаешь одеяло ниже, пока не обнажится твой торс. Со стоном ты опускаешься на его грудь и позволяешь его рукам обхватить тебя. Твоя кожа такая теплая на его коже, как будто ты была в коконе какое-то время. Он почти не ненавидит ТК, зная, что он завернул и укутал тебя задолго до прихода Питера. Ему приходит в голову мысль, что вы оба могли бы уйти прямо сейчас. Он мог бы завернуть тебя и помчаться отсюда. Параметры сделки были ясны. Ты понятия не имеешь, что сделка сейчас находится на реконструкции, ты просто знаешь, что не можешь позволить себе, чтобы хоть один человек здесь погиб. Поскольку Питер кажется наиболее вероятным адресатом такого исхода, у тебя нет выбора. Ты должна заставить этого неуклюжего человека подчиниться твоей воле. «Питер?» Ты ненавидишь свой голос. Ты знаешь, что это из-за усталости, но все равно звучит так тревожно слабо и неприятно слышать, как ты говоришь. Питер хмыкает в ответ. Ты вздыхаешь, поворачиваешь голову, чтобы поцеловать его ключицу. Он напрягается, явно не готовый к этому прикосновению. От его заикающегося вздоха у тебя по позвоночнику пробегает дрожь: «Если бы я не знал лучше, я бы сказал, что ты меня дразнишь». Питер старается говорить ровно, но ты видишь, что он застигнут врасплох. С этим можно работать. «Может, и так.» Если бы ты не была так тщательно укутана в одеяла, ты могла бы перекинуть ногу через него и просто забраться на борт. Одна только мысль о том, чтобы раздвинуть ноги на такое расстояние самостоятельно, без посторонней помощи, кажется невозможной. Ты целуешь его в шею, чувствуешь, как его горло бьется о твои губы. Тебе нравится, что он старается вести себя хорошо ради тебя, но все, что тебе нужно, — это один оргазм. Один, и тебе больше не придется терпеть до конца ночи. Эти люди сделали тебя чувствительной, это не может быть нормальным. Ноги Питера дергаются, напоминая щенка. Он снова скулит, когда твои губы ласкают его челюсть, а конечности обмякают, как лапша, прижимаясь к тебе. Ты таешь так быстро, что задаешься вопросом, выживет ли он вообще после твоего прикосновения. «Т/и», — шепчет он. Твое лицо пылает, и ты прячешь лицо у него на шее. Умоляя ТК, ты многого лишилась, поэтому ты надеешься, что тебе придется сказать это только один раз. «Питер, пожалуйста, прикоснись ко мне». По его лицу разливается жар. Ты можешь поклясться, что он покраснел с головы до груди, судя по тому, какой горячей становится его кожа. Его дыхание становится тяжелым, а ладони крепко сжимают тебя. «Разве тебе не достаточно?» Да, но и нет. «Я хочу тебя». Это волшебные слова. Питер перекатывается, подстраиваясь под тебя, пока одной рукой не обхватывает твой затылок, а другой поглощает твой рот. Его язык заставляет твои губы раскрыться, его зубы захватывают нижнюю губу. Его свободная рука скользит по твоему животу, прежде чем погрузиться дальше на юг. Когда кончики его пальцев находят твой все еще болезненный, но уже не мокрый от капель вход, ты непроизвольно выгибаешься и хнычешь ему в рот. Ты хочешь, чтобы твое тело вело себя хорошо, делало то, что должно, приветствовало его, но тебя так много использовали этой ночью, что это невозможно. И он это знает. Это самое страшное. «Если я причиню тебе боль, я никогда себе этого не прощу». Эти слова обескураживают тебя. Ты думаешь, что все кончено, пока он не начинает стягивать одеяла с твоих бедер. «Я просто надеюсь, что этого достаточно для тебя». «Все, что угодно. Я приму все». Ты снова обнажена, и он ползет по твоему телу, пробираясь поцелуями до самых мягких волос. Он поднимает на тебя глаза, зрачки раздуваются и сверкают, и выпускает свой язык на волю. Он неестественно длинный, выходит за пределы подбородка и дразнит кончиком твой капюшон. Ты запрокидываешь голову назад и выкрикиваешь его имя, твои руки опускаются, чтобы вцепиться в его рубашку. Твои бедра вздрагивают от легкого прикосновения его языка, и ты едва не сжимаешь его голову, прежде чем он успевает пошевелиться. Он не сводит с тебя глаз, сжимая твои ноги, чтобы они не мешали ему. Его голова опускается, и он медленно погружает свой язык внутрь тебя. Ты громко вскрикиваешь, твоя спина болит от того, как ты извиваешься для него. Твой вход, все еще такой чувствительный, все еще пульсирующий от непривычного использования, жадно принимает этот длинный, обхватывающий, скользкий мускул. Слюна — это ключ, спасительная благодать, которая позволяет ему войти. Когда он полностью входит в тебя, он издает дрожащий стон, и ты чувствуете его глубоко внутри себя. Ты снова хнычешь, твое тело напрягается. Боже, как тебе больно. Тебе больно от всех них, но сейчас тебе больно от него, и это восхитительно. На долю секунды встретившись взглядом ты снова застонала и закричала, как только его язык начал двигаться. Внутри тебя все словно разбито и горячо, а он просто собирает осколки, чтобы разбить их еще больше. Твои глаза мокры от слез, ты знаешь, что переполнена, но не хочешь, чтобы он останавливался. Он горячий и влажный внутри тебя, плотный и успокаивающий. В этот момент лучше чувствовать себя наполненной, чем выпотрошенной, и он дает тебе это. «Т/и.» Ты не знаешь как, но ему удается выдохнуть твое имя на своем длинном, погруженном в тебя языке. Вибрации проникают в тебя, заставляя вздрагивать. «Не останавливайся». Если он остановится, ты уверена, что умрешь. Ты чувствуешь, как он вздрагивает, снова стонет, прежде чем вынуть язык и снова погрузить его в тебя. Ты сжимаешь его в объятиях, твой голос становится почти далеким и нереальным, когда он погружается в тебя. Его рот находится вровень с твоей щелью, и ты чувствуешь, как его острые зубы впиваются в твой горячий, переполненный пах. Текстура его языка внутри тебя восхитительна, даже когда твое тело кричит о передышке. Скоро, думаешь ты. Скоро, но не сейчас. Прямо сейчас ты сжимаешь мышцы внутри себя, пока Питер доводит тебя до последней кульминации за эту ночь. Ты хнычешь, пытаясь прорваться сквозь натиск ощущений к конечной цели, жаждешь большего и одновременно морщишься. Ты стискиваешь зубы, прежде чем вцепиться в лицо Питера. Он издает еще один стон, его веки трепещут, словно это убивает его так же, как и тебя. Ты качаешь бедрами, стремясь к этому великолепному, последнему освобождению. Когда оно наступает, даже руки Питера на твоих бедрах не останавливают тебя от того, чтобы сжать его между ног. Он слабеет, и ты уверена, что еще одно давление может проломить ему череп. То, как Питер падает на тебя, когда твоя хватка ослабевает, заставляет тебя думать, что ты действительно убила его. Ты не помнишь, что произошло потом, кроме вспышек. После звездной вспышки чувств, пронесшейся сквозь тебя, он каким-то образом снова оказывается свернутым вокруг тебя. Одеяла снова натянуты, и ты наконец-то погружаешься в комфортную дрему. Ты в безопасности, прижавшись к его груди, в его объятиях, окутанная его теплом. Из всех присутствующих ты знаешь его меньше всего, и он оказался таким же неистово заботливым, как ты и ожидала. Ты никогда не захочешь никого отпустить.