Капкан для лисицы

      Тихое мирное утро очередного дня было прервано криками у двери особняка. И я догадывалась о причине шума: только вчера я столкнулась с Люциусом во дворце — и вот он на пороге. Бери спешила привести меня в порядок, а мне так хотелось чуть дольше полежать под одеялом. Найтлин явно не стал тянуть с нашей беседой, но даже так это ещё не значит, что я проиграла спор с Бери. Я не верю в чудеса, по крайней мере, в приятные. Мне надо быть готовой к очередному трюку со стороны мужа. Именно с такими мыслями я и вышла во двор. Вот только мои ожидания не оправдались. Ведь я даже замерла от шока и растерянности. — Убирайся прочь, тварь поганая! Да я на порог тебя не пущу, не то что с внучкой повидаться! — Старик занёс трость и с размаху ударил мужчину.       Я думала, Люциус увернётся или поймает трость, но, к моему удивлению, он просто принял удар. И, судя по его внешнему виду, он был далеко не первый. Пока я пребывала в состоянии некоего шока, маркиз, что не заметил моего присутствия, не останавливался. — Хоть Шарли тебя покрывает, но я всё вижу. Несмотря на старость, на зрение я пока не жалуюсь. — Старик кричал, злясь только больше от молчания моего мужа. — После участия в войне я прекрасно знаю, как выглядят многие травмы, в том числе следы от удушения! — Очередной удар, кровь потекла по лицу Найтлина. Старик рассёк левую бровь и часть виска. — Проваливай! Словно тебя тут и не было, так же тихо, как Шарли скрывала за косметикой следы твоих поганых рук! — Дедушка не собирался останавливаться, намереваясь нанести очередной удар. А я думала, что смогла всё скрыть, но, оказывается, дедушка просто тактично подыграл мне. — Хватит, я сама пригласила его на разговор. — Старик замер, а после медленно опустил своё оружие избиения. — Бери, ты знаешь, что делать? — спросила я служанку, приближаясь к мужу. — Будет исполнено, Лору. — Как хорошо, когда тебя понимают с полуслова. — Дедушка, мы займём на время гостиную. — Достав платок, я зажала кровоточащую рану. — Пошли. — Он положил свою руку на платок, и я тут же поспешила внутрь.       Я не видела Лю таким кротким с тех пор, как он перепутал меня с Алией. Он тихо и покорно шёл за мной, не проронив и слова. Вот опять почему-то мне кажется, что за мной идёт брошенный провинившийся пёс, а не человек, которого я так боялась. Граф даже слова не сказал мне, от чего я невольно оглядываюсь назад. В его взгляде читалась неуверенность? С тех пор, как он вернул мне память, совсем не понимаю, что у него в голове творится. Его поведение кардинально изменилось. Почему-то вспомнились его слова перед тем, как он начал душить меня: «Я так старался быть для тебя хорошим». Может, он правда старался измениться? Нет, этот человек неисправим... Но если бы это было так, то разве Бери затеяла бы тот спор? А что, если он правда хотел измениться, но просто не знал как? Пытался повторить за кем-то или следовал чужим советам, которые ему не подходят? Бесполезно гадать, пока он сам не скажет, что он на самом деле чувствует, это лишь догадки.       В гостиной нас уже ждала Бери с лечебными принадлежностями и ромашковым чаем. Служанка подготовила всё, чтобы наша беседа прошла как можно спокойнее, а после покинула нас. «Я буду у двери, если понадоблюсь — зовите», — сказала она, перед тем как закрыть дверь. Теперь можно не волноваться, что кто-то помешает нашему разговору. Указав мужчине на кресло, я пошла рассматривать лекарства на наличие кровоостанавливающих и дезинфицирующих средств. — Я окажу лишь первую помощь, дома закончите магическим кристаллом. — Найдя нужный пузырёк, я направилась к неожиданному пациенту. — Хорошо. — Он не стал спорить и убрал окровавленный платок от лица.       И снова эта тишина, гнетущая и непонятная. Стоило мне положить на кровоточащее место чистый кусок ткани, смоченный в травяной настойке, Люциус лишь чуть нахмурился, но не подал признаков боли. А я, как никто другой, знала, насколько это больно. Даже я, привыкшая к побоям отца, не могла сдержать вскриков, а Лейла вообще рыдала в три ручья от боли. Интересно, это выдержка или он плохо чувствует боль? — Шарли, — тихо позвал меня мужчина. — Да? — Кровь останавливалась очень плохо, из-за чего приходилось менять тряпку несколько раз. — Я... — Он снова замолчал, смотря себе куда-то в ноги. Я ждала, не собираюсь его подталкивать, если он хочет, то должен всё сказать сам. — Вот и всё. — Наложив бинты, я стала мыть свои руки в тазике с водой, после чего занялась ромашковым чаем. — Прошу. — Поставив чай перед мужчиной, я села напротив в кресло. — Шарлиза. — Лю вдруг встал со своего места и опустился на одно колено передо мной. — Я был неправ, — Он снял с моей ноги туфлю, от чего я даже растерялась, не понимая, что он делает. — Я очень долго размышлял о содеянном. Шарли, я приношу тебе свои извинения, прошу, вернись ко мне. — Мужчина начал целовать мою ногу, заставляя меня тут же покраснеть до кончиков ушей. — Ты что творишь? — Мурашки побежали по телу, мой голос предательски дрогнул. Может, такое поведение графа можно было бы назвать милым, но это изменение в характере пугало. — Доказываю свою искренность? — Сказав это, он лизнул мою ступню, от чего я тихо пискнула, зажимая себе рот. — Извращенец. — Я попыталась вырвать свою ногу, но ничего не удалось. — Уж каков есть, зато я сейчас предельно честен с тобой. — Он легонько прикусил большой палец, и снова этот взгляд, что словно пожирает меня. — Шарли, прошу, возвращайся, я больше не могу без тебя… — О-о-отпусти мою ногу. — Мой голос дрожал от его действий, все чувства смешались. — Продолжишь так делать — я ударю тебя. — Это сводит с ума, да что с ним снова не так? — Сколько угодно, если тебе от этого станет легче. — И снова он выцеловывает каждый миллиметр кожи. — Но я не отпущу, пока ты меня не простишь, поэтому вымещай свою злость сколько захочешь. — Так вот почему он позволил себя избить… — Но это неправильно... — Почему-то эти слова сами вырвались, заставляя моего мужа удивлённо замереть. — Тем, что ты молча будешь принимать гнев окружающих, ничего не исправишь. От этого отношения не улучшатся. — Возможно, ты и права, но я просто не умею иначе. — Эта грусть в его глазах, почему мне всегда больно видеть такой взгляд? Возможно, я правда слишком мягкосердечна, но… — Может, тогда расскажешь? Это разве не правильнее будет — объясниться вместо того, чтобы ставить меня в неловкое положение, чтобы добиться своего? — Он вздрогнул и притих на время, словно задумавшись о чём-то. — Я неплохой слушатель, Лю. Иногда стоит быть честнее, чтобы окружающие тебя поняли. Я понимаю, что при твоей работе это невозможно, но я и так неплохо тебя знаю. Поэтому... — Я запнулась, понимая, что, кажется, проиграла пари с Бери, так ещё и по собственной инициативе. — Поэтому простого и искреннего извинения иногда более чем достаточно. Просто скажи, почему ты так поступил… — Мой разум помутился, но даже если это так, это никак меня не оправдывает. — Найтлин всё же отпустил мою ногу, но с колен не встал. — Я и так это понимаю и спрашиваю совсем не об этом. Лю, если ты правда сожалеешь и хочешь начать всё сначала, то расскажи всё, как есть. Может, это и эгоистично с моей стороны, но если ты действительно хочешь доказать свою искренность, то лучше приоткрой мне своё сердце. — Его привычная улыбка исчезла, маска треснула, показывая лицо, полное боли. — Вот всегда ты так... Ты всегда пытаешься залезть в самые потаённые места. — Он упал в кресло, смотря куда-то вбок, в пустоту. — Хорошо... Если это поможет вернуть тебя, то я расскажу всё с самого начала. Но этот рассказ будет очень долгим. — Было видно, что согласившись на это, он сейчас переступает через себя. — Я никуда не спешу, а сейчас только утро. — Я пошла к двери и крикнула: — Бери, приготовь новый чай, этот остыл. И скажи бабушке и дедушке, чтобы завтракали без меня, разговор изрядно затянется. Также проследи, чтобы рядом не было ни одной души. — Будет исполнено, Лору, дайте мне минут десять... — Я услышала, как служанка удалялась с большой скоростью. — Ты не ела? История может затянуться до позднего вечера... — Неужели он правда волнуется обо мне? — Тогда я скажу, если захочу поесть, ты же тоже не сможешь говорить столько часов без перерыва. — Я села в кресло, ожидая, когда служанка закончит с моими поручениями.       И вот, когда Люциус сделал первый глоток горячего ромашкового чая, он начал свой долгий и очень болезненный рассказ...