***
Прошло уже десять проходов барса-карибу с той ночи, и Сокка становился всё беспокойнее. Принцесса Юэ просыпалась редко и была слаба настолько, что едва могла сесть на постели. Волосы, всегда бывшие белыми, теперь стали тёмно-каштановыми, и от этого становилось неуютно. Говорила девушка тихо-тихо, и её не разрешали посещать — конечно же, это не останавливало вождя Арнука и Ханна. Так случилось и в этот раз: Ханн, напыщенный пингвин, исчез за резной деревянной дверью, а Сокке пришлось остаться снаружи — и нет, не из-за того, что Югода взглядом приморозила его к полу. Эта добродушная, спокойная целительница могла быть пугающей, когда дело касалось пациентов и традиций. «Ну да, я же никак не связан с Юэ», — юноша тихонько вздохнул и облокотился о стену. Идти на тренировку или гулять по полуразрушенному городу не хотелось. Аанг и Катара наверняка с мастером Пакку — тот не изменил график тренировок, хоть и чаще пропадал на советах с вождём Арнуком. Халлаан восстанавливался медленно. Люди выбивались из сил, пытаясь воссоздать домики и улицы в том виде, в котором те пребывали изначально. Но больше всего возни требовала разрушенная часть стены и система входных шлюзов и каналов. Подсчитывались потери, лежали в лазарете раненные и выволакивались за пределы города тела врагов. Сокку передёрнуло. Тогда он впервые убил, и кого? Своего ровесника в тёмно-красной броне. Юноша зажмурился, прогоняя назойливое воспоминание о теле, свалившемся в снег. Почему никто не говорил, что убить так сложно, даже если это огненная мерзость? Почему папа не говорил ему об этом? А что, если у того солдата были те, о ком он заботился? Нет, хватит нести ерунду, огненная мерзость не может о ком-то заботиться! Но что, если? Те солдаты из Гайпана тогда… они же заботились обо всех жителях, они помогали собрать вещи; некоторые несли на руках или держали за шкирку вырывающихся детей во время эвакуации, потому что их матерям нужно было тоже кому-то помогать; один солдат кивнул тогда Сокке, благодаря за помощь, и в чужих карих глазах даже на миг проявилось одобрение. Наверное… они не такие уж монстры. А что же те, кто был в Северном Храме Воздуха? Они — монстры? Скорее всего, тоже нет, со смутным страхом подумал юноша, они просто действовали по приказу. Один раз Сокка пролетел на шаре достаточно низко, чтобы увидеть лица тех солдат. В них не было азарта или жажды крови — только смирение и мрачная решимость. Они не хотели драться? А Халлаан? Сколько погибло с обеих сторон? С каким отчаянием и, возможно, страхом шли огненные солдаты? Те огненные солдаты — по крайней мере, многие из них, — шли не совсем по своей воле. И они не хотели драться? Наверное, и они тоже не монстры. «Прекрати так думать! Нельзя сломать клыки морскому леопарду!» — юноша замотал головой, но противный внутренний голос уже было не остановить. У этих огненных солдат могли быть семьи, друзья; они могли заботиться о них — как те, из Гайпана. У них могли быть свои устремления, свои планы на будущее; они, в конце концов, действительно могли думать, что поступают правильно. Так почему никак не выходит увидеть в них… людей? «Потому что в деревне их всегда называли огненной мерзостью». Они не хотели видеть того, что скрывалось под бронёй. А там были… люди? Нет, нет-нет-нет, они не могут быть людьми. «Нет, я всё неправильно думаю», — Сокка ещё раз тряхнул головой, а после постарался глубоко и размеренно дышать. Неважно, были эти солдаты монстрами или не очень, они в конце концов сами выбрали, драться им или нет. «Если кто-то хочет сражаться — он сражается. Если не хочет — не сражается. Просто же, разве нет?» — но всё же что-то было не так с теми солдатами. Разве не должны были они пылать жаждой крови и с ликующими криками бросаться в атаку? «Не так уж важно. Они в конце концов всё та же огненная мерзость, монстры или не очень». Да, всё верно, зря он так рассуждал, последняя мысль куда спокойнее и привычнее. И всё-таки что-то в голове стало не так…***
— Скоро должны дойти, — оторвавшись от стирки, Шукен указал на оставшуюся позади узкую гряду Змеиного перевала. Зуко отложил рубаху для просушки и покачал головой: — Минимум неделю будем наблюдать за бухтой Полнолуния. Нужно понять, как сменяется вся имеющаяся охрана и как устроена контрольно-пропускная система. — С большой вероятностью там просто сидят билетёрши и паспортистки, да охрана для галочки, — беспечно сложил Шукен и также отложил свою одежду. — Они не станут тратить высококвалифицированных таможенников на десятки тысяч людей. — По-моему, станут, — не согласился Зуко. — Десятки тысяч как раз и могут представлять большую опасность, и нужен тщательный контроль за всеми прибывающими и их вещами. Шукен, хоть и видно было, что задумался, гнул своё: — Контроль нужен, твоя правда, но и денег накапает куда больше, если они в день пропустят, предположим, восемнадцать сотен человек, а не пятнадцать. Ох. Точно. Проклятая машина, работающая на количество, а не на качество. Зуко чуть поморщился, после вздыхая; Шукен же сложил, хитро улыбнувшись: — Спорим? Если я окажусь прав, ты оплачиваешь мой счёт, если ты — плачу я. Зуко фыркнул и закатил глаза: — Ты ведь просто хочешь поесть и выпить на халяву, везучий засранец, — это даже не было вопросом: о фарте Шукена не знали разве что гилакорны. О чём бы ни был спор, Шукен выигрывал всегда, и особо суеверные сослуживцы из Похай поговаривали о том, что юноша «любимчик Кахо». Зуко в это не особо верил, считая удачу слишком переменчивой штукой, а Шукена — просто смекалистым парнем, который знал, какую сделку предложить. Именно поэтому он с лёгкостью согласился сейчас, протянув руку для крепкого пожатия. Сомнения всё ещё мерцали растревоженными искорками в мыслях, но Зуко легко отгонял их. В самом деле, разница действительно будет большая в зависимости от того, кто будет на контроле в бухте Полнолуния, так стоит ли накручивать себя раньше времени? Хотя нельзя исключать и того, что их попросту развернут или арестуют, едва заметят что-то подозрительное или, не дай Агни, разоблачат их как людей Огня. «А потому мне лучше не глазеть по сторонам, когда вздумается», — Зуко отложил в сторону штаны и вновь опустил руки в воду, нагревая её. В самом деле, его глаза цвета солнечного золота, бывшие на родине редкостью, скупой гордостью Азулона и неким «знаком свыше» (честное слово, от этих Мудрецов Огня никакой конкретики не дождёшься), здесь могли стать ещё одной проблемой, куда большей, чем полузвериные повадки, жестовый язык и необходимость притворяться совершенно другим человеком. «В Кохову берлогу волнения. До сих пор проносило, нужно просто следовать общему плану и по ситуации его корректировать», — юноша медленно выдохнул и подвинулся, уступая место с нагретой водой Чжуну.***
После стирки и мытья пришлось надолго задержаться — хотя бы потому, что настал вечер, а Зуко не мог высушить всю одежду разом. На это уходило много сил и концентрации, кружилась голова, и после десятой стопки одежды пришлось пить чай, а остальное — досушивать у разведённых костров. От такого «чая» дядя бы наверняка плевался — простой кипяток с яркой горечью сосновой коры, иногда хрустящей на зубах. Для Зуко же такой чай сейчас был вкуснее жасминового: юноша с наслаждением щурился, чувствуя отступающее головокружение, и наблюдал за сослуживцами. Касуми с Аканэ находились в состоянии перемирия и без лишних споров набирали воду в походные котелки; Шукен скучающе вертел над костром рыбу, дежурные обходили периметры лагерей, Туком опять что-то потерял. Якон уже привычно сидел под боком, старательно разучивая новые знаки, капитан Хаоши зачем-то устроился напротив. Это не то чтобы настораживало, но заставляло думать о предстоящем… неловком диалоге. Хаоши был хорошим командиром, умел направлять своих подчинённых, много знал о культурных различиях, но просто отвратительно общался на «личные» темы. И если Зуко сейчас правильно понял это сконфуженно-мрачное выражение лица мужчины, то стоит готовиться к разговору «о личном». — Ты не из простолюдинов, я ведь прав? — о да, просто замечательное неловкое начало. — Если позволите спросить: по каким признакам Вы поняли это, капитан? — лучше задавать вопросы, вернуть офицера на привычную почву, к привычным разговорам об анатомии, манере держаться и прочему. Лучше никогда не ставить своего командующего офицера в неловкое положение, это Зуко тоже усвоил отлично. — Черты лица. Не грубые, достаточно тонкие и правильные для того, чтобы судить о тебе как о родственнике какого-нибудь аристократа. Осанка и походка, выверенные, такие редко бывают у детей тринадцати лет. Сейчас ты перекрыл это военной выправкой, и черты более хищные, но всё можно заметить, если приглядываться. Да взять хоть твой уровень образования, детям фермеров такое не дают, — капитан Хаоши подпёр голову рукой, заканчивая диалог, и засмотрелся на потрескивающий костёр — словно пытался что-то высмотреть в весело пляшущем пламени. Зуко же сидел и обдумывал ответ; вертел его так и сяк, и по всему выходило, что капитан давным-давно догадывался о его «некрестьянском» происхождении. В целом, он не был так уж удивлён — капитан Хаоши был проницательным человеком, с текучим и изменчивым, словно вода, мышлением. В один миг он бьёт прямо, словно прорывая плотину — а в следующий находит с десяток обходных путей, чтобы не пришлось течь под лежачий камень. «Но неизменными остаются его преданность Юянь и мрачное лицо», — Зуко с выдохом повернулся к Якону, любопытствуя о его прогрессе. Улыбнулся легко, когда мальчик радостно показывал знаки, с такой же улыбкой поправил кое-где положение рук и пальцев. И, наверное, это стоило вида просиявшего мальчика и его крепких объятий. Может быть, в этот раз он сможет не провалиться окончательно в роли старшего брата? Он не готов, пока что не готов, но, возможно, в скором времени… И лучше ответить утвердительно на вопрос капитана. Уж хоть в этом стоит побыть честным — и немного поддержать мужчину в его желании пообщаться на «личные» темы.***
Иногда бывали такие ночи, когда Азула не могла заснуть. Пусть и говорилось повсеместно, что покорители огня ложатся с закатом, это не было такой уж константой. «А может, мне и не надо так сильно зависеть от Агни, раз я идеально контролирую своё пламя и мне не нужно бояться, что я слишком сильно обожгу какого-нибудь служку за оплошность». Девушка сладко потянулась, садясь на постели. Тонкая полоска лунного света просачивалась через щель меж задёрнутыми шторами. «Надо бы той девчонке как следует напомнить завтра, что я не люблю темноту в покоях», — Азула тихо цыкнула и поднялась, чтобы подойти к широкому окну. Приятно холодило босые ступни, однако портили впечатление мурашки. Хорошее настроение вернули отдёрнутые шторы и свет, широким потоком хлынувший в комнату. — Так гораздо лучше, — Азула удовлетворённо вздохнула и вернулась на кровать; она не была большой поклонницей Туи, ей куда больше импонировал солнечный свет. Но в такие ночи, подходящие для размышлений… На чём она остановилась? Ах, точно, на идеальном контроле и том, что ей не нужно бояться слишком сильно кого-то обжечь. О нет, она никогда не обожжёт слишком сильно, если сама этого не захочет. Мягкий и слабый Зу-Зу был на такое не способен — да что там, он вообще не был способен кого-то обжечь! «А ведь могло сложиться по-другому, учись он на своих ошибках», — девушка растянулась на многочисленных подушках, посматривая изредка на окно. Что-то действительно могло быть по-другому, если бы Зуко просто не был таким твердолобым и быстрее учился покорению огня. Но нет, брат постоянно задавал вопросы, как будто не мог понять самых простых вещей. Азула тогда гордилась, до сих пор гордится, что понимала всё с первого раза, что выполняла быстрее, сильнее, лучше брата. Сколько бы лет ни было Зу-Зу, он никогда не мог её догнать. Сколько бы ему ни было лет, он всегда злился на её безобидные проделки и кричал, что нельзя превращать огонь в игрушку. Сколько бы лет ему ни было, он всегда вспоминал маму; всегда оставался мягкотелым и наивным; всегда был жертвой в прятках-пугалках. Наверное, ему и вправду просто повезло родиться. Азула тихо, недовольно вздохнула и повернулась на бок. Ладно, стоило признать то, что с возрастом Зу-Зу прятался всё лучше и лучше. Однажды, когда брату было одиннадцать, его искали все слуги, стражники и другие служащие, возглавляемые и подгоняемые управляющей дворца; вернулся Зуко только через два дня. Тогда Азула почему-то позорно сорвалась на крики и во время спарринга обожгла брату плечо. На её капризное «почему даже я не смогла тебя найти?» Зуко непривычно тихо и твёрдо ответил: «Сестрёнка, если я не хочу, чтобы меня нашли, меня не найдут». А ещё с возрастом Зу-Зу становился всё более невыносимым. «Когда ему было восемь, я легко могла втянуть его в наши с Мэй и Тай Ли игры», — о, как же она тогда улыбалась, когда брат — эмоциональный, вспыльчивый, — снова и снова попадался в её капканы. Ну и что, что мама потом тяжело вздыхала и бормотала «что не так с этим ребёнком?», а Тай Ли с Мэй долго обижались? Зато она оставалась довольна результатом, а в голосе отца слышалась гордость за умную и талантливую дочь. Но вот когда Зуко было одиннадцать, двенадцать… он становился всё невыносимее потому, что становился тише. Он прятался в тёмных закоулках, известных Азуле, или вообще Агни пойми где в этом огромном дворце; он ходил только по теневой стороне коридоров, и его шаг с каждым проходящим месяцем становился легче. Азуле в какой-то момент пришлось начать напрягать слух, чтобы вовремя вцепиться в брата (хорошо, что он всё так же легко попадался в паутины из слов), но потом и это стало бесполезно. Тогда же всё реже можно было услышать от Зу-Зу привычный взрыв, возмущённые возгласы — он начал молчать всё чаще и дольше; еженощно он запирал дверь в свои покои, и почти до рассвета там горела свеча, а на столе Зуко она «случайно» видела странные, совершенно неподходящие наследному принцу книги. Тогда, наверное, в груди Азулы и заронилось семечко тревоги. С годами не ставшая более ясной, эта тревога сейчас и подтолкнула Азулу к ночи размышлений. Девушка скривила губы и с прежним недовольством цыкнула. Она не могла тогда начать терять контроль над Зу-Зу, это было просто невозможно. Зу-Зу был хоть и слабой, но послушной куклой, которая отзывалась на любое ядовитое слово или сладкий голосок. Что же происходило с тех пор, как ему исполнилось одиннадцать? «Надеюсь, это не означало того, что мне стоило опасаться брата? — Азула фыркнула и откинулась на подушки. — Он был слишком слаб, чтобы даже попробовать мне противостоять». Гордая, самодовольная улыбка показалась на губах. Всё-таки она всегда была ярчайшим имперским пламенем, гордостью отца, а Зу-Зу… так, ничего не значащий уголёк. Эта ночь, как и многие подобные, не принесла никаких сомнений.***
Утро началось с голоса личной служанки, принесшей весть о том, что отец желает поговорить. Весть отозвалась поднявшимся в груди восторгом. Неужели отец наконец-то решил отпустить её в путешествие по островам и колониям? «Надеюсь, за стенами дворца будет интереснее», — восторг всё не унимался, однако это не помешало отвесить пощёчину забывчивой новенькой девчонке, задёрнувшей шторы. В тронный зал Хозяина Огня Азула зашла с уже привычной нейтральной маской, идеальной осанкой и в приподнятом настроении. Сейчас следовало приблизиться к стене пламени, колышущейся в такт дыханию отца — так, чтобы оставалось ещё шесть да-о, нельзя оскорблять чрезмерной близостью; а потом опуститься на одно колено, руки упереть в холодный плиточный пол и чуть склонить голову — так наследник или наследница обязаны приветствовать правителя на аудиенции. Стена пламени чуть выросла, и Азула незаметно для себя почувствовала укол досады и тревоги — сегодня отец не будет расспрашивать об успехах в области покорения огня, не попросит продемонстрировать, чему она научилась, не будет спрашивать её мнения о какой-нибудь стратегии; однако он разгневан. Но на что? — Сядь, дочь моя, — голос Хозяина Огня был спокойный, но Азула не обманулась: в спокойствии отца всегда таилось предвестие пожара. — Ты уже слышала о провале Джао на Северном Полюсе и о… разгневанном Духе Океана, — последние слова отец произнёс с нескрываемым скепсисом. — Но, как оказалось, это не было нашей единственной неприятностью. Сидящая в подобающей сейдза, девушка чуть напряглась: лёгкая стянутость ощутилась в плечах. «Вот оно, — прокралась мысль, — то самое, о чём желал поговорить отец». А Хозяин Огня, по-прежнему сокрытый всё возрастающей с его гневом стеной пламени, продолжал: — Твой дядя — гнусный предатель, прячущийся от правосудия. Некоторые верные люди сообщили, что он помог Аватару, нашей главной угрозе. Ты отправишься за ними и приведёшь их в Кальдеру в цепях. Это будет твоим особым заданием. Азула не смогла сдержать тонкой полуулыбки, когда вновь склонилась перед отцом и ответила подобающе и идеально, как должно наследной принцессе: — Я верно служу своему Хозяину Огня. Его воля — моя воля, его честь — моя честь. Да будет так, как он прикажет. — Иди и готовься к нелёгкому путешествию, — тон отца едва-едва смягчился, когда он отпускал её. Нужно было собрать всё самое необходимое, а это значило, что больше одного сундука она взять не сможет. «Выходит, не более трёх комплектов сменной повседневной одежды», — Азула ненавидела ограничения, но сейчас приходилось мириться. В любом случае всё нужное будет и на корабле. Уже сидя в паланкине, Азула задумалась о своём задании. «Значит, Его Высочество Любитель Чая вздумал помешать ходу войны? После его провала в Ба Синг Се и добровольного изгнания вместе с Зу-Зу это было ожидаемо, — девушка поплотнее задёрнула занавеску. — Но неужели он действительно не опасался того, что это станет известно Хозяину Огня? Или его голова вконец забилась чайными листьями, и он ведёт себя подобно ребёнку или старой даме». Скорее всего, так и было. Дядя Айро всегда отличался каким-то весёлым добродушием и часто пытался уговорить их на «всего одну» чашечку чая или партию пай-шо. Конечно же, Азула всегда в таких случаях слушала отца, который говорил ей не тратить время и заниматься более полезными делами. Но дядю Айро также величали генералом и мастером покорения огня. «Значит, схватить его будет не так просто, — девушка недовольно цыкнула и коротким окриком поторопила носильщиков, — как и Аватара. Интересно, что из себя представляет этот покоритель воздуха?» Линкор имперского класса уже был готов, и взвод Императорского кортежа ожидал на палубе. Слуги тоже выстроились перед Азулой, старухи-близняшки Ло и Ли следовали за паланкином. Девушка с тихим вздохом откинула штору и спустилась на пыльные плиты личного дока. Светило солнце, ветер поздней зимы порывами налетал с тёмного, почти что чёрного моря, а линкор перед ней мягко гудел, готовый отправиться по сигналу. Принцесса позволила себе чуть улыбнуться. Путешествие обещало быть приятным. Не без некоторых неудобств, но успех её определённо ожидал.***
Лежать на животе и постоянно ёрзать для лучшего обзора было неудобно, и Зуко, возможно, даже пожаловался, если бы не учился у Юянь. Офицеры, под чьим шефством кадеты выходили «на учения», именно что учили. Спать под открытым небом в любой местности, устраивать лёжки для наблюдения, разводить бездымные «костры разведчиков», ориентироваться на местности в любое время суток и при любой погоде, ловить и откапывать всё, что подойдёт для еды… «Отдельное спасибо лейтенанту Мизуру, да осветит Агни его путь в Мир Духов, за жареных жуков и за лепёшки и кашу из жёлуде-шишок», — Зуко тряхнул головой и вновь сдвинулся, уставившись в круглый провал кратера. Там, внизу, дремала бухта Полнолуния, и туда же было запущено несколько групп для разведки. Вот скользнули среди палаток беженцев Чжун с Касуми и приблизились к стене, отгораживающей паромы: начали проверять. Задачи — яснее ясного: зарисовать план, отметить все проходы и лазейки, составить график работы, узнать уровень контроля в билетных кассах. Не привлекать внимания, вынюхивать осторожно, вести себя естественно, осанку и походку подстроить под гражданскую. А тем, кто остался снаружи и вне поля чувствительности покорителей земли (довольно посредственных) — не разводить костров. Зуко чуть улыбнулся, покосившись на Шукена, серьёзного и изредка сдувающего со лба пушистую чёлку. Вне заданий каждый мог быть самим собой: сержант Итто — странным шутником, Касуми и Аканэ — вечными спорщиками, Туком — неисправимым растяпой. Но здесь и сейчас все работали точно, единым слаженным механизмом. Осталась неделя, и они будут запущены на паромы, интервалом в сто двадцать градусов по две группы. «Добровольно загоним себя в клетку», — почему-то Зуко казалось, что Ба Синг Се станет именно клеткой: огромной, занявшей нехилую часть континента, со своими правилами и запретами. Рассказы дяди о высоте стен этого города и тогда повергали маленького Зуко в восторг и ужас, не хотелось думать о риске свихнуться внутри стен сейчас. Можно будет забираться на крыши, но это не то же самое, как вместе с приятелями скакать по руинам Таку или нестись по ветвям и тропам в вечернем лесу: просто так, потому что хочется и потому что увольнительная. «Не будет свободы», — юноша выдохнул и чуть подтянулся, заворчав, когда камень впился в бок. Внизу Чжун с Касуми уже что-то обсуждали, судя по позам и характерным движениям рук. Никто не наблюдал за ними, зато они наблюдали за всеми. Зуко едва подавил желание оскалиться. Хорошо, пусть Ба Синг Се будет огромной клеткой. Пусть они добровольно войдут в распахнутую решётчатую дверь. Но все эти билетёрши, стражники и паспортистки… они просто пока не знают, кого запускают в клетку. Уж они-то постараются расшевелить «город-утопию».