Имя Золотца

      В мягком утреннем свете все было пронзительно настоящим — и тяжесть головы на плече, и тепло кожи, и запах шелковистых волос. Колыхались простенькие занавески, пахло морем и соснами. Вчера Мо Жань проснулся в той же кровати один. Тогда он и подумать не мог, что следующим утром будет держать в руках мужчину с глазами феникса. Будильник продолжал верещать на тумбочке, Мо Жань потянулся выключить и случайно разбудил Золотце: тот с резким вдохом распахнул глаза.       У гостиницы, где они провели бурную ночь, жила кошачья семья: кошка-мать и пять котят. Все котята были разные: один ласковый, другой задира, а был злой ершистый котенок, который ни разу не дался Мо Жаню в руки и вечно шипел, выгибая спину и показывая тоненькие белые клычки. Совсем не опасный и очень милый. Вот Золотце сейчас очень походил на этого котенка спросонья: взъерошенный, готовый в любой момент прыгнуть и укусить, вот-вот спихнет Мо Жаня на пол и скажет проваливать.       Мо Жань замер. Может, пронесет?       Удивительно, пронесло. Кончики ушей Золотца очаровательно порозовели. Мо Жань не удержался и поцеловал их. Дикий зверь в его руках расслабился и, смутившись, сам мазнул сухими губами по щеке. Вскоре они снова целовались, опьяненные друг другом, и при свете дня зацелованный Золотце выглядел еще прекрасней. Мо Жань оторвался от него, когда опять зазвенел будильник.       — Можно заплатить за день с тобой?       Чу Ваньнин нахмурился. Его задница вчера пострадала, поясница ныла от непривычной нагрузки, он вообще не был готов заниматься сексом при свете дня. А еще он начал анализировать ситуацию, и результаты анализа совершенно не вдохновляли на акробатические этюды в постели. Потому что резюмировать анализ можно было одним словом: дичь.       Они договорились, что просто проведут день вместе, когда Мо Жань вернется с утреннего доклада на конференции. Пока он собирался, до последнего не отлипал, продолжая целовать и гладить Чу Ваньнина при любой возможности. А тот лежал, завернувшись в простыню, из-под ресниц подглядывал, как Мо Жань одевается, и наслаждался изгибами и рельефами мощного загорелого тела. А потом за Мо Жанем захлопнулась дверь, и в комнате будто свет погас.       Чу Ваньнин не мог поверить. Трезвый и образованный офицер полиции позволил незнакомцу трахать себя в задницу, а потом пригрелся в теплых объятиях и всю ночь самозабвенно продрых. Нонсенс. Было хорошо. Но что это было?       Если бы Чу Ваньнин увидел ситуацию со стороны и судил беспристрастно, у него отпали бы все сомнения в том, что он подлый вор и украл горячее сердце Мо Жаня. Однако он был абсолютно уверен в своей непогрешимости: его уродливое лицо и невыносимый характер — непреодолимое препятствие для любых манипуляций с чужими сердцами. В чем тут подвох?       Мо Жань ушел, и можно было выбраться из постели, чтобы одеться. Все тело ломило, как после интенсивной тренировки. Одежда валялась вокруг кровати, нижнее белье Чу Ваньнин обнаружил на тумбочке и сжал зубы от стыда. В своем номере он кинулся к покинутому телефону и обнаружил кучу пропущенных звонков.       «Ага, комиссар Сюэ проверяет, отдыхаю я или работаю, — фыркнул он. — Видел бы ты, что бывает с людьми, когда их не пускают на доклады по профайлингу».       Тут его взгляд упал на отражение в зеркале, и Чу Ваньнин сам все увидел. Краснота еще не сошла с губ после утренних поцелуев, а на плече красовались следы от зубов Мо Жаня, вообще весь его вид отдавал дикостью. Глаза странно блестят, волосы взъерошены — это не суровый и беспощадный шеф Чу, а настоящее Золотце Мо Жаня.       Чу Ваньнин не желал быть Золотцем. Никто не смел звать его ласковыми прозвищами — это раз. Он хотел, чтобы Мо Жань звал его по имени — это два. Но он был серьезный человек на серьезной должности и своему партнеру на одну ночь не доверял. Поэтому Чу Ваньнин поступил как самодостаточная и зрелая личность: притворился другим человеком.       Ночью ему настолько снесло башню, что он ни на минуту не задумался, за кого его принял Мо Жань. Но в свете дня без горячего тела под боком Чу Ваньнин сложил два и два. Его приняли за продажного мужчину. Мо Жань больной? Он хоть одну проститутку видел в своей жизни? Да хоть в кино? Чу Ваньнин был настолько восхищен непутевостью юноши, что даже оскорбиться не смог.       Ситуация выходила поистине анекдотическая. Дурацкая ролевая игра на грани парного увольнения из органов. Шеф Чу на роль ночной бабочки не тянул никак, а заботливый Мо Жань с ролью типичного клиента не справлялся катастрофически. Чу Ваньнин этих клиентов за свою карьеру повидал достаточно. Многие из них считали, что здоровье и жизнь другого человека можно купить за деньги. Бывало, такие молодцы соглашались на допрос до встречи с адвокатом, и поскольку были тупы, как мучные черви, начинали рассказывать, что в предоставляемые проституткой услуги входят и страдания, и увечья, и все, что душеньке угодно. Он ведь все тело купил, не только дырку. Тогда Чу Ваньнин спрашивал у них, не хотят ли они еще и за работорговлю присесть… а, постойте, за это у нас, кажется, смертная казнь.       В общем, когда Мо Жань вернулся, Чу Ваньнин уже успел проверить почту, позвонить Сюэ и проанализировать состоявшуюся ночью партию на постельной доске. Одно из двух. Либо Мо Жань идиот, который с какого-то рожна правда захотел трахнуть Чу Ваньнина и закрутил всю эту историю. Либо опасный психопат вычислил одинокую изголодавшуюся по физическому контакту жертву, что, в принципе, тоже вдохновляющий момент. Чу Ваньнин по работе за две недели очень соскучился и уже навострил свой нюх искать правонарушителей. Но поскольку пахло тут пылкой юношеской влюбленностью в него самого, Чу Ваньнин никак не мог понять, что не так.       «Настолько соскучился по работе, что готов лечь под потенциального психопата?» — вопрошал голос разума.       «Посмотри, какие ямочки на щеках», — отвечала бренная плоть.       Кровь в жилах шефа Чу закипела от предвкушения. Мо Жань тем временем ослеп от любви и не замечал, что в шкуре слабого котенка прячется тигр.       Он надеялся, что Золотце ждет его в постели, но к его приходу тот продрал глаза, переоделся и даже позавтракал. Хотя Мо Жань специально не ел, чтобы разделить с ним романтическую трапезу. А потом Золотце сказал, что собирается в горы на полдня, и пригласил присоединиться по желанию. Не прозвучало ни намека, что в горах их ждет хижина, в которой они уединятся и предадутся плотским утехам. Похоже, день с Золотцем сильно отличался от ночи.       «Это та самая техника чтения подсознательных желаний? Он вычислил, что я хочу по жаре переться в горы? Что у меня за мазохистское подсознание», — удивлялся он.       Они взяли с собой воды с небольшим перекусом и двинулись к лесу. Мо Жаню подъем давался легко, но Золотце никуда не торопился, и его приходилось ждать. На первом привале мужчина прислонился к раскидистой сосне и прикрыл глаза, восстанавливая дыхание после подъема. По виску вниз скатилась капля пота, а губы соблазнительно приоткрылись. Мо Жаня посетила будоражащая догадка: неужели Золотце хочет сделать это на природе под открытым небом?       Чу Ваньнин просто собирался вывести психопата на чистую воду. Хотел измотать Мо Жаня беготней по горам, завести туда, где можно не опасаться свидетелей. Там-то демоны и выйдут наружу. Еще на первом привале во взгляде Мо Жаня появились голод и нетерпение. Неужели правда псих?       Они шли больше двух часов и добрались до верхней поляны на маршруте. Мо Жань держал себя в руках, только пару раз спросил, не тяжело ли сердцу от жары и нагрузки, и не пора ли вернуться. Чу Ваньнин уже и сам пожалел, что устроил такое бесчеловечное испытание. На жаре он быстро вылакал всю воду, и от жажды его собственные внутренние демоны начали скрестись изнутри. Было жарко, бесило солнце, бесили камни и шишки под ногами. Бесил Мо Жань, который без устали скакал горным козлом по тропинкам и соблазнял своими ямочками. Но Чу Ваньнин сам был виноват в своих страданиях.       Мо Жань тем временем изнемогал от жара и жары. Золотце в своей свободной светлой одежде был похож на небожителя: лаской скользил по тропе, цингуном порхал с камня на камень. Хотя пот катился по его вискам и шее, лицо оставалось невозмутимым, будто все неудобства в пути ему нипочем. Мо Жань все время спешил вперед и одергивал себя: может, Золотце не торопится, потому что надо наслаждаться природой вокруг?       Чу Ваньнин плевал на природу. Он хотел пить. Несколько дней назад он уже поднимался сюда, но тогда было прохладней, а небо затягивали спасительные облака. Сегодня он сильно просчитался. То ли недооценил противника, то ли зря заподозрил невиновного и бестолкового Мо Жаня. Недалеко от верхней поляны был родник, и когда они добрались туда, Чу Ваньнин наконец присосался к водичке, напился и подобрел.       Они перекусили, и Мо Жань вместо того, чтобы проявить свою звериную сущность, вдруг попросил Чу Ваньнина обучить его игре в вэйци.       — Ты никогда не играл? Мне казалось, все умеют играть.       — А мне казалось, это игра для стариков, — пожал плечами Мо Жань. — Тебе правда нравится?       Чу Ваньнин кивнул:       — Это отличная тренировка для ума. Говорят, в древности будущие полководцы учились этой игре, чтобы в будущем управлять войсками. Отлично развивает тактическое и стратегическое мышление.       Дальше его было не остановить. Он рассказал Мо Жаню о смысле вэйци и основных фигурах, а потом нарисовал палкой на земле малую доску девять на девять и предложил сыграть. В тени платана они отыграли несколько небольших партий. Мо Жань играл черными — шишками, а Чу Ваньнин белыми — бесформенными камешками. Юноша схватывал все налету, и учить его было одно удовольствие.       — Если хочешь, приходи сегодня вечером в клуб вэйци. Я обещал господину Ли партию, а ты можешь попробовать сыграть с кем-нибудь из новичков.       — Если после семи, не получится, — Мо Жань виновато улыбнулся. — У нас закрытие конференции, и я хотел поговорить там кое с кем.       — Как сегодня прошло, кстати? — как бы между прочим спросил Чу Ваньнин.       Он и сам с удовольствием сходил бы, поэтому теперь радовался, что можно вытянуть из Мо Жаня пересказ. Юноша устроил голову на коленях Чу Ваньнина и болтал без продыху. На докладе с утра обсуждали психологический портрет людей, склонных к домашнему насилию. Пекинский профессор Таньлан благодаря профайлингу вышел на след убийцы, который подставил мужа жертвы. И только благодаря различиям в почерке убийцы и почерке типичного домашнего насильника удалось найти настоящего виновника торжества.       Чу Ваньнин это дело помнил. Таньлан был хорош, когда дело касалось семейных дрязг и убийств ради выгоды, но когда дело доходило до профилирования патологических убийц, просто не выдерживал. Не каждому под силу абстрагироваться. Иногда Чу Ваньнину казалось, что нормальные люди правда не в состоянии выносить погружение в сознание психопатов. У него самого часто возникало чувство, что он на грани, но всегда удавалось совладать с собой.       Мо Жань закончил пересказ, а потом вздохнул и добавил:       — Наши с тобой отношения в плане безопасности выглядят просто ужасно.       — Согласен, — кивнул Чу Ваньнин.       — У меня такого никогда еще не было.       Чу Ваньнин убрал со лба Мо Жаня прядку и подумал:       «И у меня».       — У моих друзей в том году было дело об убийстве ночной бабочки. Просто жесть. Женщинам вообще так тяжело приходится. Что домохозяйкам, что в вашей профессии.       — Ты думаешь, мужчины в безопасности? — Чу Ваньнин показательно приложил пальцы к бьющейся жилке на мощной шее. — По личному опыту могу сказать, это не так.       — Если тебя кто-то обижает, только скажи, — встрепенулся Мо Жань.       — Нет, я не о том. Знаешь, — Чу Ваньнин вздохнул, — вот в том деле, о котором рассказывал Таньлан… Профессор Таньлан. Муж бил жену почему? Не он ее убил в итоге, его оправдали, но почему он бил?       — Он говорил, она плохо готовит и не следит за детьми. Мешала ему отдыхать вечером и пилила. Думаю, это просто несчастливый брак. Ну и, конечно, несдержанность.       — А если бы жена могла дать сдачи? Ударить его так же сильно и так же больно? Если бы в любой момент могла забить до смерти? Стал бы он ее бить из-за того, что на него наорали на работе и ужин не готов?       — Вряд ли. Это опасно.       — Да. Мужья бьют жен по одной-единственной причине. Жены слабее. По той же причине родители лупят детей, а дети издеваются над пожилыми родителями. Дедовщина существует по той же причине. Где слабость — там и жестокость.       — Для того и нужен закон — защищать тех, кто слабее. Я потому и пошел в по… лицию.       — Я в курсе, что ты полицейский, Мо Жань. Это очевидно.       — Ты поэтому так быстро согласился? — юноша встрепенулся. — Не думай, что все полицейские порядочные люди и не будут обижать слабых. Я не такой порядочный, как тебе кажется.       — Думаешь, я слабый? — нахмурился Чу Ваньнин.       Он, конечно, позволил Мо Жаню покрыть себя, но это еще ничего не значит. Мо Жань крупнее, но на стороне Чу Ваньнина мастерство и опыт.       — Конечно ты не слабый, просто по сравнению со мной ты…       Мо Жань запнулся, но не от страха быть испепеленным на месте. Воспоминания о прошлой ночи встали перед глазами, и в них Золотце подчинялся ему, принимал его, дрожал и плавился под ним. Однако мужчина, на которого он смотрел сейчас, явно был не из тех, кого легко подчинить.       — По сравнению с тобой я — что?       Золотце поднялся на ноги, глаза его метали молнии. Вот-вот вспылит и исчезнет, и не получишь от него ни минета, ни привета, только счет за оказанные услуги и штраф за моральный ущерб. Чтобы не упустить свое Золотце, Мо Жань тоже подскочил, готовый бежать за ним хоть на край света. Не успел он и глазом моргнуть, как мощный удар сбоку по голеням выбил у него землю из-под ног.       Мо Жань перекатился по сухой земле и снова встал — на этот раз на безопасном расстоянии. Сердце бешено колотилось. Это что, было приглашение на спарринг? Он расхохотался:       — Тогда кто победит, тот платит за обед. Я собирался заплатить за тебя, можешь упустить шанс.       — Каждый платит за себя, — возразил Золотце и снова атаковал Мо Жаня.       Золотце был спецом в вэйци и философии, возможно, тренькал на гуцине, заманивая в свои сладкие сети любителей скучной классики. Его божественное тело было мускулистым ровно настолько, чтобы соблазнять своей мужественностью, но Мо Жаню и в голову не могло прийти, что каждому своему мускулу Золотце может найти практическое применение. Он чувствовал, что это не настоящий бой, а классический тренировочный спарринг по всем правилам, похожий на спарринги с коллегами. Почти то же самое, но не совсем. Может, потому что они спали, и Мо Жань искренне наслаждался каждым захватом?       Техника многое может сказать о темпераменте. Мо Жань обычно дрался как петух на скотобойне, энергия переливалась через край и тратилась в никуда. Он брал противника напором и хаотичностью движений. Сегодня ему посчастливилось столкнуться со своей противоположностью, и он не мог не восхититься тем, насколько каждый удар и маневр выверен. Золотце знал, что сил у него меньше, но определенно мог взять мастерством. Они бились в слабой тени высоких эвкалиптов на сухой земле, все кругом покрывала сброшенная кора. Цикады верещали, и пот лился с обоих в три ручья, но ни один не желал уступить другому. Ночью состоялся акт подчинения, но днем Мо Жаню показали, что его положение — это милость, а не заслуга.       Сухая кора под ногами сильно мешалась хаотичному Мо Жаню, тогда как Золотце успевал следить за тем, куда наступает, и его нога ни разу не проскользнула по земле. На этом коварный соблазнитель и сыграл: стоило Мо Жаню в очередной раз оступиться, как Золотце поймал его в такой захват, из которого можно было выбраться только нарушив правила тренировочных спаррингов. Ранить Золотце Мо Жань ни в коем случае не хотел, но в то же время жаждал доказать, что он достоин его, равен ему по силе. Они сплелись руками и ногами, как на ложе любви, но он не мог двинуть ни одной конечностью, лишь трепыхался и судорожно соображал, как выбраться из жарких объятий, прежде чем окончательно возбудится.       — Сдавайся, — выдохнул Золотце, рваное дыхание опалило шею Мо Жаня.       На верхней губе у него выступил пот, который смертельно захотелось попробовать на вкус. Обезумевший в страстном захвате Мо Жань потянулся к Золотцу, кровь зашумела в ушах с новой силой, голова кружилась то ли от возбуждения, то ли от сражения, то ли от резкого запаха эвкалиптов.       — А-Нин все-таки победил, — сквозь шум крови Мо Жань услышал старческий голос. — Такой талантливый юноша. И в вэйци хорош, и начитан, и физически развит.       Дыхание от ужаса перехватило. Мо Жань повернул голову и увидел, как на них уставилась группа древних старичков, знакомых Золотца по клубу вэйци. Одна из старушек сказала:       — Вот бы невесту ему хорошую.       — Добрый день, — Золотце тут же отпустил Мо Жаня на волю и поднялся на ноги, чтобы почтительно поклониться.       — Не отвлекайтесь на стариков, продолжайте. Нечасто увидишь такой интересный бой молодых людей. У тебя очень занятный друг.       — Мо Жань приехал на местную конференцию, — представил его Золотце.       — Рад знакомству, — Мо Жань поклонился.       Чувствовал он себя по-дурацки. Старики еще поговорили с Золотцем о погоде, посетовали на жару, а потом расположились на полянке и разложили закуски. Пришлось из вежливости попробовать парочку сладких и вязких десертов, а потом долго раскланиваться перед уходом. Когда они начали спуск по другому склону холма, Золотце сказал:       — Ты проиграл.       — Вовсе нет! — возмутился Мо Жань.       — Ты собирался применить грязный прием, чтобы выбраться. Значит, уже не надеялся победить честно. Значит, проиграл.       — Какой еще грязный… Ах, это.       — Не смей так делать. Это публичное место, нас могли увидеть.       Они спускались дальше в молчании под стрекот цикад, и Мо Жань чувствовал себя совершенно потерянным. Напрашивался вывод, что вся магия элитных постельных войск заключается в максимальной имитации обычного человеческого общения. Так думал забытый в углу сознания сержант Мо, которому по долгу службы полагалось бороться с проституцией, а не наслаждаться продажной любовью круглые сутки. Он бы записал эти блестящие выводы в свою записную книжку для наблюдений, если бы она у него была.       Однако ни сержант Мо, ни остальные ипостаси самопровозглашенного профайлера Мо Жаня до сих пор так и не догадались, что если кто-то выглядит как обычный человек, смотрит как обычный человек, дерется, стонет, дрочит и кончает как обычный человек, а еще не озвучивает прейскурант на вышеупомянутые услуги и наслаждения — это обычный человек и есть.       Однако у обычных людей бывают обычные имена, а Золотце оставался Золотцем, хотя ему явно это прозвище не нравилось. К сожалению, старики не назвали его по имени снова. В первый раз Мо Жань прослушал, и теперь умирал от любопытства. Там был слог с буквой «и»? Мин? Цин? Нин? Лин? Он влюбился и теперь хотел знать о Золотце все, а тот упорно продолжал убегать, только кончик хвоста и видно за поворотом.       Мо Жань был чрезвычайно горяч, и Чу Ваньнин сам удивлялся, как не поцеловал его во время спарринга на глазах у удивленной публики. Сколько раз в жизни он дрался с коллегами и преступниками, никогда не думал, что спарринг настолько похож на секс.       Горячий темперамент юноши проявлялся и в его предпочтениях в еде: Мо Жань за обедом заказал полный стол вырвиглазно-красной отравы. Это Чу Ваньнин тоже счел вызовом и принялся давиться острой едой. Мо Жань жадно смотрел на выступившие слезы и покрасневшие губы мужчины, хрипло просил перестать и поесть нормальной еды.       До гостиницы они добирались по дороге вдоль моря на автобусе. Мо Жань смотрел в окно и комментировал каждую пролетавшую мимо чайку. Ветер из форточки трепал его челку, и Чу Ваньнин невпопад отвечал на странные вопросы, не в состоянии сосредоточиться на смысле слов.       — Так интересно, только сейчас заметил, — сказал Мо Жань. — Смотри, битое стекло на берегу блестит совсем как море. Значит, даже в мусоре есть прекрасное?       — Это значит, на берегу нужно убираться, — проворчал Чу Ваньнин.       — Ты зануда.       Сердце Чу Ваньнина неприятно сжалось, и он отвернулся, чтобы Мо Жань не заметил, как потемнело его лицо. Конечно он знал, что страдает тяжелой формой занудства, но слышать такие слова от человека, которому хочешь понравиться… Вовсе он не хочет нравиться Мо Жаню! Если что-то не устраивает, может катиться.       — Золотце, я не хотел тебя обидеть, — в отчаянии зашептал Мо Жань. — Мне это нравится, я считаю, что это очень мило.       Если раньше Чу Ваньнин сомневался, что переспал с психопатом, теперь все сомнения отпали. Только конченый псих может назвать занудство милым. А Чу Ваньнина милым может назвать лишь корыстный человек с целью подлого обмана. Он хотел бы проанализировать их диалог как профессионал, но от мысли, что все с Мо Жанем понарошку, по спине ползли мурашки омерзения. На душе стало совсем неспокойно, и не было никакого желания наслаждаться морем и пальмами за окном. Гигантские зеленые ветви качались на ветру, по искрящемуся морю бежали редкие белые барашки. Кажется, было бы легче, если бы за окном завывал ледяной зимний ветер. От радости и пышного цветения природы только тошно становилось — он-то к цветению никакого отношения не имел.       Когда они вышли на остановке перед гостиницей, Чу Ваньнин собирался сбежать в свой номер и не выходить оттуда до самого отъезда. Но Мо Жань поймал его за руку, затащил в темный переулок и принялся целовать так, что земля ушла из-под ног. В перерывах между поцелуями он снова нес какую-то сопливую чушь:       — Подумаешь, стекло блестит на солнце, — поцелуй. — В любом случае мое Золотце сияет ярче всего на свете, — еще один. — Золотце, не злись, — поцелуй за ухом. — Я глупый и говорить с людьми не умею, — еще один в уголок губ. — Особенно с теми, кто нравится, — и в губы. — Ты мне так нравишься, Золотце. Очень-очень.       Сердце Чу Ваньнина тревожно затрепыхалось в груди. Ему безумно захотелось поверить горячим словам Мо Жаня. Даже если это обман, что может быть слаще, чем обмануться и хотя бы на минуту стать чьим-то драгоценным золотцем. Чу Ваньнин сдался, его тело плавилось в объятиях, губы горели от поцелуев, и он хотел навсегда остаться с Мо Жанем. Целуя его в ответ, он задыхался от жадности и отчаяния. Не надо было пробовать запретный плод, надо было всю жизнь оставаться одному и жить в неведении. Фыркать про себя, занимаясь очередным преступлением на почве любви. Кто же знал, что он сам так легко попадется?       Вечером они расстались и разошлись по своим делам, чтобы потом снова встретиться на берегу моря. Чу Ваньнин никак не мог сосредоточиться на партии вэйци, камни плыли по доске перед глазами, и сердце рвалось прочь из клуба вэйци туда, где Мо Жань. Планы были по поимке психопатов? Чу Ваньнину уже все равно.       Солнце давно село, когда они снова встретились у моря. Жуткие черные воды навевали мрачные мысли: вдруг Мо Жань хочет утопить его здесь?       — Давай поплаваем? Ты же умеешь? — бодро спросил Мо Жань.       — Ночью плавать опасно.       — Так умеешь или нет?       В свете луны хитрая улыбка юноши казалась почти нежной.       — Сдавал когда-то нормативы, — честно признался Чу Ваньнин.       Нормативы он сдавал пятнадцать лет назад и прошел по самой нижней границе. Вот зачем полицейскому плавать? Где? В луже? В канализации крокодилов ловить? Что вообще может быть ужасней плавания? Вода мокрая — это раз. Нужно унижаться и раздеваться, чтобы не утонуть — это два. Плюс в воде обязательно содержится куча пакостей: у рыб, мидий и прочей живности нет уборных, люди тоже не всегда затрудняют себя выходом на сушу по такому поводу. Пресная вода — вообще ад. Амебы, бактерии, водоросли, утки, опять же, с утятами. И это Чу Ваньнин еще об отходах производств не вспомнил. В общем, плавать — фу.       Мо Жань не ожидал такого подвоха. Так-то он рассчитывал на эротические приключения в воде, но Золотце, кажется, не горел желанием даже ноги мочить. Мерцающая лунная дорожка не настроила его на романтический лад, пришлось плавать одному. Разумеется, Мо Жань не терял надежды зазвать мужчину к себе и всячески демонстрировал, как в водичке хорошо. Нырял дельфином, дрейфовал чайкой, скользил в воде тунцом. Но Золотце таких половых игрищ не понимал, стоял на берегу истуканом и дернулся только когда Мо Жань выругался, порезав ногу. Пришлось выбираться на берег и ждать, пока ему принесут дезинфекторы и бинты из аптечки в будке спасателя.       — Какие еще балянусы? — щелкнул зубами Мо Жань.       — Это раки, которые живут на камнях. Морские желуди, — объяснил Золотце и опустился перед Мо Жанем на колени, чтобы обработать рану. — Я читал, их тут водится много. Они строят себе домики и всю жизнь живут на одном месте.       Мо Жань зашипел, когда раны на ступне нежно коснулся палец с прохладной заживляющей мазью. Ему было неловко за переполох, он хотел быть в глазах Золотца зрелой личностью, а не дураком, который порезался о домик рака под водой. А еще у него щемило сердце: Золотце бережно держал его огромную ступню и дул на рану, слегка вытянув губы. Потом замотал ногу Мо Жаня в марлевый носок и долго возился у лодыжки, пытаясь понять, как завязать конец бинта, если он один. А мог бы просто пластырь наклеить.       — Балянусы — это те штуки, которые корабли портят и на китах растут? — спросил Мо Жань.       — Ага, они.       — Вот в чем счастье этому балянусу жить тут на камне и резать человечьи ноги? Мог бы сейчас на ките кататься или к лодке прицепиться.       — Чем плохо сидеть на камне? Все равно прибой приносит новую воду из океана, и ноги каждый день новые.       — Одобряешь его кровожадные замашки? Скажешь, он маленький, и я сам виноват, что наступил на его дом?       — Что ты с ним сделаешь? Арестуешь? — по лицу Золотца скользнула тень улыбки.       Прохладная морская вода прокралась на берег и отступила, смущенно шурша мелкой галькой. Так же улыбка Золотца коснулась беспокойного сердца Мо Жаня. В голове стало необыкновенно ясно и тихо, хотя еще мгновение назад он готов был лопнуть от переполнявших его мыслей, чувств и страхов. До этой минуты он наслаждался остротой их странных отношений, фейерверком спутанных эмоций, а теперь все и внутри, и вокруг замерло.       — Мо Жань? Я слишком туго затянул?       — Нет, — растерянно ответил Мо Жань.       Его тихое сердцебиение вновь стало набирать темп. Звуки, запахи и образы хлынули мощным потоком. Пахло солью, водорослями и спиртом от дезинфектора, мелкая гладкая галька блестела в лунном свете, совсем как раскосые глаза Золотца. Ветер с моря ласково гладил обнаженную кожу — так же пальцы коснулись кожи на лодыжке. Волны набегали на берег, ритмично шурша галькой. Мо Жань склонился и мягко поцеловал прохладные губы, обхватил голову Золотца ладонями.       Чу Ваньнин чувствовал, что-то не так. Раньше он думал, все под контролем. Да, безумие взаимного жара сносит ему крышу ровно настолько, насколько он позволяет. Будто ласковая и грозная вода у берега — накатывает освежающей волной, брызжет радужной пеной, зазывает в свои глубины. С самого начала он не собирался заходить глубоко. Просто помочит ноги, вкусит радость физического экстаза, а потом вернется обратно на сушу, где Мо Жань никогда не найдет его, не лизнет ласковым прибоем, не оставит на губах соленого вкуса брызг. Чу Ваньнин прижимался к нему, с жаром ласкал в ответ, не мог насытиться. Они катались по берегу, обнимая друг друга, то садились, то падали обратно на гальку. Мелкие камешки липли к коже, путались в волосах. Все тело изнывало от желания раздеться и прижаться кожей к коже Мо Жаня. Чу Ваньнин не пришел в себя, даже когда вода с шуршанием подкралась к ним и промочила одежду на спине. И когда легкие брызги от налетевшего прибоя попали на лицо. Они не слышали ни шума волн, ни шуршания гальки, не чувствовали воды на коже — та испарялась мгновенно с охваченных любовной горячкой тел.       Пока Чу Ваньнин изнывал от желания в руках Мо Жаня, море чувств стало наступать. Он мог стоять твердо на одном месте, но прилив неумолимо надвигался на безопасный берег. Где море было по колено — стало по пояс. Еще один поцелуй, еще один горячий взгляд, еще один шрам на ребрах Мо Жаня — и море уже по горло. Еще один вздох, еще один стон — и Чу Ваньнин не достает ногами до дна. Он не умеет плавать, потому что всю жизнь был один. Он не умеет плавать, и море убьет его.       — Твою мать! — выругался Мо Жань, когда с моря пришла большая волна и захлестнула Чу Ваньнина под ним с головой.       Горькая вода залилась в нос и обожгла горло, Чу Ваньнин закашлялся. Мо Жань засуетился: усадил к себе на колени, принялся неуклюже стучать по спине и сыпать извинениями. Откашлялся Чу Ваньнин быстро, но горло теперь саднило от морской воды. Страх глубины отступил, но все еще порывался тяпнуть за пятку. Мокрая кожа Мо Жаня под ладонями горела, а к животу прижимался огромный твердый орган.       — Можно еще одну ночь? — хрипло спросил Мо Жань. — У меня хватит денег. На тебя всегда хва…       Чу Ваньнин заткнул его ладонью, не в силах выносить этот фарс:       — Правило второе. Представь, что мы обычные люди. Никаких денег, просто…       — Просто любим друг друга? — тихо прошептал Мо Жань.       — Любовь — слишком сложный концепт для тех, кто знаком всего сутки.       — Хочу быть с тобой неделю, месяц, год, сколько угодно.       — Это будет последняя ночь, — сразу признался Чу Ваньнин. — Завтра я уезжаю.       Кто бы его предупредил, что не захочется уезжать. Сюэ Чжэнъюн с таким трудом запихнул его на курорт, приложил огромные усилия, чтобы Чу Ваньнин не работал в отпуске. Но именно благодаря Мо Жаню жизнь перевернулась с ног на голову, а работа впервые за долгие годы оказалась на втором месте. Только дольше Чу Ваньнин не вытерпит.       «Завтра он уезжает», — только и думал Мо Жань, пока они шли обратно к гостинице.       Там они снова упадут на кровать вместе и притворятся, будто их чувства взаимны. А потом Золотце уедет, и все. Мо Жань настолько расстроился, что весь пыл растерял. Он-то собирался помочь ему отмыть волосы от морской соли, возможно, приласкать или трахнуть его в душе. Но вместо того, чтобы прижиматься к желанному Золотцу под струями теплой воды, он сидел на краю кровати и ждал своей очереди в ванную.       Все не так. Они правда должны быть вместе, но по-настоящему. Люди никогда не занимаются проституцией для своего удовольствия. Они оказываются там из-за обстоятельств, из-за конских долгов — своих или чужих. Мо Жань решил, даже если на самом деле Золотце никогда не полюбит его, такой мужчина не должен ни с кем спать за деньги. Он красивый, умный и сильный, — настоящее сокровище. Золотце сам должен выбирать, с кем ложиться в постель.       От этих рассуждений стало совсем тошно. Мо Жань строит из себя героя, притворяется спасителем, а на деле что? Он вчера затащил Золотце в постель, не спросил, нравится тому или нет, воспользовался его профессией. Полчаса назад он снова предложил деньги за секс.       — Мыться не будешь? — Мо Жань очнулся от тихого голоса. — От соли кожа сохнет. Лучше смой.       Золотце стоял рядом с ним полностью одетый и сушил волосы полотенцем — почти как вчера.       — Послушай, — Мо Жань сглотнул. — Если тебе не нравится, не надо.       — Что не надо? — Золотце сурово нахмурился.       — Спать со мной.       Лицо Золотца еще больше посуровело, ни капли облегчения Мо Жань на нем не увидел.