Хорошие дети плачут молча

      Вот она: величественная столица. Увидев тянущиеся к небу каменные стены королевской крепости, ловишь себя на мысли о собственной ничтожности, но они меркнут пред детским восторгом от столь невероятного зрелища. Шпили замковых башен видны у самых столичных ворот на въезде, дозорные в начищенных до блеска доспехах стоят истуканами и нисколько не похожи на людей. Скорее, на игрушечных солдатиков, но до невероятного реалистичных.       Проходящего мимо очередного стража покоя столичной знати Юлиана так и подмывает испугать или хотя бы подтолкнуть его, чтобы проверить, свалится ли этот солдатик, нисколько не шелохнувшись, или же проявит присущие людям эмоции: неловкость, стыд, гнев, а уже потом наваляет деревенскому мальчишке, прогнав его взашей. Отмахнувшись от желания проверить сущность стражи, Юлиан идёт всё дальше к центру. Глаза разбегаются от обилия товаров на прилавках, но их со временем теснят аккуратно отстроенные ухоженными коробочками магазины, пекарни и забегаловки (но они настолько миловидны и благородны, что язык не повернётся вслух их так назвать).       Спустя ещё пару проулков Юлиан замечает, как искоса поглядывают на него богачи в дорогих костюмах и дамы с пышными юбками, ослепляющие обилием украшений. Наверное, не стоит пока сюда соваться: он своим видом оборванца только настроение этим аристократам портит. Присвистнув, парень сворачивает в переулок и бредёт обратно на рынок, разместившийся на самом въезде в город и разросшийся до небывалых масштабов. Стена ведь окружает только замок, возвышающийся на насыпи в самом центре, а по краям никаких ограничений - ставь свой ларёк где хочешь, места предостаточно.       Перво-наперво стоило бы себе ночлег подыскать, скинуть котомку с пожитками, а уже дальше думать, куда бы прибиться, чтобы деньжат подзаработать. Стоило бы... Да только никакого желания работать мозгами и что-то там искать пока не возникало. Куда больше прельщала возможность таскаться по городу, шататься без дела и просто наслаждаться бурной жизнью здешних жителей. В деревне ведь сплошь старики - все, кто помоложе, давно перебрались с семьями в крупные города подальше от границы, только семейка Юлиана дожидалась "лучших времён" в этой умирающей деревне.       Только когда закатное солнце принимается окрашивать белые стены домов в тёплые оттенки красного, Юлиан соображает, что заплутал. Толпа на улице уже значительно редеет, многие собирают с прилавков свои товары, кто-то тушит в окнах своих домов свет, кое-где уже вьётся из печных труб тронутый закатом дым, а место для сна по-прежнему отсутствует. В пределах видимости нет ни одной таверны, где можно снять комнатушку, и кто знает, что в большом городе притащит за собой ночная тьма.       Юлиан обходит несколько постоялых домов и с ужасом обнаруживает, что его "богатств" не хватает даже на то, чтобы занять комнату хотя бы на три часа. А он-то и правда верил, что скопил достаточно на первое время беззаботной жизни в столице. Вот же дурак.       — Заблудился?       Мягкий голос со спины заставляет Юлиана подпрыгнуть от испуга. Собрав всю свою волю в кулак, он оборачивается. И что видит? Высокого миловидного парня с длинными рыжими волосами, собранными в аккуратный хвост, из которого ни одна прядь не выбилась, и холодные голубые глаза, в которых пляшут огни уличных фонарей. Ошибкой было считать красивыми столичные дома, по-настоящему чарующая красота ходила по убранным улицам на двух ногах и мягко улыбалась деревенскому мальчишке.       — А, здравствуйте! — Опомнившись, Юлиан протягивает руку в приветственном жесте, но незнакомец и не думает её пожать. Неловко помявшись, парень опускает руку и беззаботно улыбается в ответ. Наверное, у богачей не принято жать руки при первой встрече. — Да, заплутал немного.       — Впервые в Фаресе? — Боги, до чего сладкий у него голос. Будто мёдом обмазывает каждым своим словом. Юлиан робко кивает и смеётся:       — Да, выбился в люди, но не рассчитал с деньгами и теперь не знаю, куда на ночь податься. Читать я не... А! — Незнакомец вдруг принимается доставать что-то из внутреннего кармана своего пиджака, и Юлиан, поняв, к чему всё ведёт, машет руками и с протестом выдаёт: — не нужно! Я скопил немного, мне и этого хватит, надо только место получше подыскать. Уже совсем темно, я лучше пойду, а то вообще ничего не найду.       — Ты уже ужинал? — Уже собравшегося уходить парня этот вопрос немного настораживает и он вновь оборачивается, уставившись на собеседника. — Не нужно смотреть так, будто я тебя способен живьём проглотить. Я лишь хочу тебя угостить ужином. Только и всего. Ну, так что?       — Нет, не ужинал... — Юлиан опускает взгляд, силясь ещё раз посмотреть в эти невинные голубые глаза.       Так они и оказываются в той неприметной таверне, удачно расположенной на стыке районов бедняков и богачей. Наверное, поэтому Йохан и знает о ней. Кстати, как оказалось, этого юношу зовут Йоханнесом и он близок с королём. Говорит, что придворный, но от всех вопросов о его жизни умело уходит. Вот так повезло наткнуться на такого человека! Юлиану даже не верится: они сидят за одним столом и за приятной, лёгкой беседой неспешно попивают эль. Только Йохан больше слушает, чем говорит. Может, он просто застенчивый, вот и не хочет лишнего выбалтывать малознакомому пацану. Юлиан его не винит и вскоре осознаёт, что как-то слишком быстро хмелеет.       Табуретка под ногами шатается и трясётся, но Юлиана это не останавливает. Если кто-то увидит его сейчас здесь, то ему не поздоровится. Его специально оставят в живых, посчитав это худшей мерой наказании, и это, черт возьми, пугало! Юлиан дёргает веревку, что крепится к люстре, - проверяет, что та выдержит его вес. Вдевает голову в петлю, затягивает покрепче... В последний раз оглядев эту ненавистную комнату, Юлиан делает шаг.       С громким вздохом мальчишка открывает глаза и испуганно оглядывает помещение. Ну и кошмар же ему приснился. Ужас просто. Голова раскалывается, в горле пересохло, мышцы неприятно ноют, ещё и яркий свет свечей на люстре до рези слепит глаза, а трескучий огонь камина только провоцирует головную боль... Он что вчера пил?       Мысли путаются, а Юлиан, как бы ни пытался вспомнить все вчерашние события, в тщетных попытках раз за разом терпит поражение.       Он скидывает одеяло, хочет скинуть ноги с кровати и встать, но с ужасом осознаёт две вещи: он совершенно нагой и на его ноге красуется железный браслет, к которому от стены змеёй тянется тонкая цепь. Юлиан судорожно дергает пару раз, но у него не получается освободиться от своих сверкающих пут.       Вопросов возникает только больше.       Юлиан неуклюже встает на холодный пол, но тут же чуть не падает, потеряв равновесие: ноющие конечности внезапно дают о себе знать. Его либо очень неаккуратно тащили сюда, либо…?       Но юноше хватает нескольких минут, чтобы вернуть возможность двигаться. Он делает пару неуверенных шагов к двери, потом ещё, ещё немного, но цепь звенит и натягивается. Видимо, дойти до двери он не сможет. Юлиан протягивает руку, но даже так ему не под силу коснуться дверной ручки. Был ли в этой попытке хоть какой-то смысл? Раз похититель озаботился тем, чтобы его накрепко приковать, наверняка и дверь запер.       — Эй, — Голос охрип после продолжительного сна, но пленнику хватает откашляться, чтобы вернуть былые звонкость и громкость. — Меня кто-нибудь слышит? Вытащите меня отсюда!       Но крик Юлиана сжирает тишина. Его либо не слышат, либо игнорируют. Возможно, удастся поговорить с кем-нибудь, если хоть кто-то соизволит принести ему еды. А если нет... Вдруг его оставят здесь подыхать от голода? Эта мысль в узел скручивает внутренности. Лучше лишиться головы, чем медленно и мучительно умирать от голода и жажды.       Юлиан возвращается обратно к кровати, разглядывает крепление в стене. Выглядит оно прочным и надежным, но попытаться стоит. Он цепляется за цепь руками, всем весом тянет назад, но тщетно - болты накрепко ввинчены в холодный камень.       Время тянется мучительно медленно - всё дело в отсутствии всяких ориентиров. В комнате нет ни окон, ни часов, так что Юлиан совершенно не знает, глубокая снаружи ночь или солнце близится к зениту.       За дверью слышатся чьи-то лёгкие шаги и с каждым стуком каблука в груди Юлиана всё больше разгорается надежда на спасение. Когда шаги затихают прямо за дверью, Юлиан тут же устремляется к двери, а цепь со скрежетом натягивается.       — Я знаю, что вы меня слышите. Выпустите меня отсюда! — Если бы мог, пленник бы уже давно сбил руки в кровь, тарабаня по деревянной двери, но цепь не позволяет ему уйти дальше дозволенного.       Теперь из-за двери чётко слышатся два мужских голоса, но слов не разобрать. Один из них кажется Юлиану смутно знакомым. Нет, быть того не может... Он только приехал в столицу, никого здесь не знал, только...       — Йохан! — В его голосе слышатся мольба и проблески надежды. — Прошу тебя, помоги! Йохан, я здесь, прямо за дверью!       — Господину он пришёлся по душе из-за шума, что создаёт? — Незнакомый голос, грубый и чуть хриплый, пугает Юлиана и он делает шаг назад, прислушивается, затаив дыхание. Этот человек, по всей видимости, стоит, прислонившись плечом к стене. — О, затих.       — Полно тебе, Ноэль. — Йохан смеётся всё так же ласково и по-доброму, и у Юлиана что-то с треском обрывается в груди. — Видел бы ты его личико, эти глаза... — Юлиан сглатывает, не в силах поверить в услышанное, но тут его добивает едва слышимая фраза: — вот бы вырвать эти голубенькие глазки и показать ювелиру. Как думаешь, удастся отыскать камушек такого же оттенка?       — Я его не видел, — повторяет за Йоханом этот мужчина, Ноэль, кажется.       Юлиан пятится назад, стараясь ни звука не издать, но спотыкается о край ковра и с грохотом падает на пол к самой кровати. Что делать? Он слышит, как дверь с тихим скрипом открывается (она была не заперта!), но открывает её не Йохан, а мужчина в рыцарской форме с мечом на поясе. Юлиана пробирает мелкая дрожь и он в панике озирается по сторонам в поисках хоть какого-то предмета потяжелее. Пусть даже сил ему не достаёт, чтобы с одного удара вырубить рыцаря, но оглушить-то он его сможет, если как следует замахнётся. Но вокруг нет ничего! В комнате только и есть что он, кровать, ковёр и эта треклятая цепь. Даже до люстры не дотянуться.       — Боже, не ушибся? — Зайдя в комнату, Йохан как ни в чём не бывало подходит ближе, проигнорировав преградившую путь руку своего рыцаря, и сбивает с толку своим искренне беспокойным взглядом.       — Сон, — бормочет Юлиан, вжимаясь в ледяную стену голой спиной, — это же сон, да? Только нужно проснуться и всё закончится. Я просто обо всём забуду.       Йохан молчит, глядя на него, как на несмышлёного ребёнка, а в следующий миг расплывается в медовой улыбке и едва слышно смеётся.       — Слышал, Ноэль? — Он оборачивается к рыцарю, всё так же стоящему у открытой двери, но тот никак не реагирует. — Сон! Это ж надо было такое выдумать. Ха-а, вот насмешил.       Юлиан даже дёрнуться не успевает, как Йохан хватает его за волосы и тянет вверх, вынуждая подняться. Его выражение лица нисколько не меняется, в то время как лицо Юлиана искажает боль и ужас.       — Б-больно, — пленник цепляется за крепко держащую его волосы руку, пытаясь разжать холодные, как у мертвеца, пальцы, но тщетно. Йохана это жалкое сопротивление лишь больше забавляет.       — Больно, говоришь? — Тянет он каждое слово, будто не веря. — Но ты ведь сказал, что всё это лишь сон. А я ведь почти поверил. Какая жалость.       Отпустив его, Йохан выпрямляется и разочарованно фыркает. Сев на край кровати он, кажется, погружается в раздумья, но снова резко поднимается и подходит к Ноэлю. В воцарившейся тишине эта пощёчина практически оглушает. Рыцарь только немного пошатнулся, но вновь бесстрастно посмотрел на Йохана, ожидая его вопроса.       — Тебе тоже больно? — С надеждой и лёгкой улыбкой на губах спрашивает он и Ноэль кивает.       Юлиан не видит выражения лица Йохана, но у него друг по спине прокатывается жгучий холод, от страха он весь цепенеет. "Если Йохан сейчас обернётся, мне конец," - вопит всё его существо, но он не в силах даже на толику сдвинуться или отвести взгляд.       — Поди прочь, — шепчет Йохан и Ноэль, поклонившись, выходит из комнаты, прикрыв за собой дверь. Выдохнув, оставшийся наедине с Юлианом парень запрокидывает голову к потолку и Юлиан слышит, как он усмехается, тихо, едва слышно. — Так вот, какова на вкус надежда. А я уж было позабыл. Твои слова, — он поворачивается к пленнику со вновь расцветшей на губах нежной улыбкой, а его голос звучит слегка печально, — про сон. Я ведь и вправду поверил, что лишь сплю, а происходящее - бесконечный кошмар, от которого я так и не смог очнуться. Но, раз боль ощущается, значит, всё реально. Ты на цепи, я на цепи, но не видимой взору... И он.       — Да ты двинутый! — Выйдя из оцепенения, Юлиан вопит что есть силы и кидается на него, но, не дотянувшись жалких сантиметров до мгновение назад пугавшего лица, падает на пол. Йохан ни на толику с места не сдвигается, лишь спокойно смотрит, но не без интереса, на этого мальчишку. — Выпусти... Выпусти меня отсюда! Это ведь был ты, ты меня опоил, притащил сюда и приковал. Зачем тебе всё это?!       — И правда, зачем? — Сделав шаг назад, Йохан садиться на пол у самой стены, где Юлиан не в силах его достать и склоняет голову на бок, разглядывая юношу.       И только сейчас Юлиан понимает, что ему напоминает этот взгляд. Он уже видел его, когда они с отцом ездили продавать своих телят на базаре. Взгляд, которым оценивают скот, но никак не людей. Прикидывают, стоят ли они своей цены, высматривают породу, пытаются понять, вырастет ли с них что путное и возможно ли как-то вылепить из овцы или быка что-то путное. Сердце рухнуло, Юлиан осознал, что с того момента, как увидел эти глаза, ему следовало бы бежать прочь, не оглядываясь, но он позволил сладким речам и ласковой улыбке опьянить себя, последовал за тем, кого стоило бы обходить стороной, и лишь он сам повинен в своём нынешнем положении. Выражение на лице Йохана вновь переменяется, но эмоцию не разобрать: похоже, что он в восторге, но его глаза в свете люстры теперь кажутся безжизненно пустыми, будто при встрече жизнь в них поддерживали лишь танцующие угольки факелов.       — Да, — мягкий голос, добрая улыбка, но пугающе ледяные глаза, устремлённые прямо на Юлиана, — то, что нужно. Страх, осознание, безысходность. Великолепно. Я в тебе не ошибся.       Йохан поднимается, пару раз стучит костяшками пальцев в дерь, ему открывает Ноэль, а в удаляющуюся спину Юлиан сыплет проклятиями вперемешку с мольбой. Невероятно. Теперь осталось обрадовать брата такой находной. Интересно, обрадуется ли он, приди сейчас Йохан к нему без предупреждения? Какое выражение будет на его лице? Новость его порадует или же разозлит? Йохану уже не терпелось хоть на миг увидеть брата, потому-то он, наплевав на этикет и вежливость, направился прямиком к Руфусу.       Белоснежная грудь Аманса рвано вздымается, тёмные пряди разбросаны по яркому ковру, расшитому шёлковыми нитями цвета золота. Он изредка покусывает свои губы, пока рука медленно скользит по всей длине члена. Вокруг разбросана одежда наложника, тихо трещит камин.       Руфус наблюдает за его действиями с лёгким прищуром. Сидя на кровати, он оцарапывает нежную кожу железным наконечником своей трости, очерчивает внутреннюю сторону бёдер, заставляя Аманса шире раздвигать ноги.       — Хей, Аманс, тебе нравится? — Мягко проговаривает Руфус, приподнимая уголок губ.       — Н-нравится. — Голос Аманса звучит рвано, но Руфус все равно довольно улыбается послушности своей личной «зверюшки» и в этот раз не ударяет наложника тростью.       Тело Аманса напрягается, а дыхание совсем сбивается, рука начинает двигаться быстрее, проводя аккуратной ладонью по всей длине, размазывая предэякулят. С бледных губ срывается тихий стон. Но Руфусу мало увиденного, ему хочется лицезреть беспомощного Аманса чуть дольше.       — Замедлись, Аманс. Я еще не насмотрелся.       Трость скользит по аккуратному лицу, надавливает на уродливый шрам, тянущийся вдоль всей левой щеки.       Дверь с грохотом распахивается, но Руфус не поднимает взгляда. Он прекрасно знает, кто стоит на пороге, ведь входить в спальню без стука, да ещё с таким шумом смелости хватает только у Йохана.       — Мой дорогой брат, ты немного не вовремя. — Аманс вздрагивает, из-за чего прекращает поступающие движения рукой на долю секунды, но, быстро опомнившись, продолжает. Руфусу хватает и такой короткой задержки, чтобы ударить наложника тростью по ребрам, заставляя его до скрипа сжать зубы. Аманс не издаёт ни звука. — А ещё ты пугаешь Аманса.       — А, так ты развлекаешься! — Йохан хмыкает и подходит ближе, нависая над наложником. — Прости, Аманс, не обращай на меня внимания, продолжай. Эль, ты не поверишь, кого я отыскал вчера поздним вечером! — Его глаза, направленные на брата, блестят азартом, а мягкая улыбка не предвещает ничего хорошего. — Его глазки! М-м, так бы и вырвал. Ты бы видел, каким взглядом он на меня смотрел, когда всё понял. Так хочу его тебе показать! Но, — Йохан пожимает плечами и садится в кресло у кровати. Теперь его запал чуть тухнет и он ведёт себя более спокойно, — если занят, я подожду.       На лице Руфуса расплывается мягкая улыбка, когда он слышит о новом наложнике. Не то чтобы Руфус не может разыскать игрушку на вечер, просто новеньких ломать всегда интереснее.       — Мы уже заканчиваем. — Руфус тростью поднимает голову Аманса, заставляя посмотреть на себя. — Заканчивай представление.       Наложник кивает, а движение рукой становятся грубее и резче, чем до этого. С губ Аманса слетает тихий стон, а спина выгибается дугой. Наложник подгибает ноги, чтобы не упасть. Ещё пару подступающих движений, и Аманс изливается с громким мычанием, пачкая свой живот.       — Идем, Йохан, погляжу на твою новую игрушку. — Трость он берёт с собой, постукивая об пол. Руфус обходит наложника, даже не взглянув на него напоследок. — Я скажу слугам, чтоб проводили тебя. — Руфус убирает длинные пряди волос со своего плеча и поправляет одежду, выходя в коридор. Дожидаться Йохана нет смысла, он все равно последует за ним.       Младший из братьев поднимается следом, но не спешит догнать Руфуса, вместо этого он снова подходит к по-прежнему лежащему на полу Амансу, оглядывает его и без каких-либо прелюдий наступает каблуком на рёбра, давит туда, куда минуту назад приложилась тяжелая трость, и усмехается, наблюдая за тем, как наложник приходит в себя и жмурится от боли. Какой хороший мальчик, по-прежнему молча всё сносит, но теперь с ним играть не так интересно. Йохан хмыкает и выходит из комнаты. Проходя мимо Ноэля, на мгновение задерживается взглядом на его чуть покрасневшей щеке, но, не выказывая никаких эмоций, идёт следом за братом. Коридор, утонувший в тишине, наполняется стуком каблуков и трости, тяжелыми шагами Руфуса и едва слышим позвякиванием меча на поясе Ноэля. Всегда ли здесь было так тихо?       — Слушай, а почему сегодня ты выбрал Аманса, а не Кира? — Усмехается Йохан, поравнявшись с братом. — Наверное, не стоило тогда так с ним. Подумаешь, сговорился с тем... как его там звали? А, не важно. И я Павоша давно не видел. Он мне нравится. Не умеет скрывать свою ненависть и зависть.       — Потому что Аманс фаворит. Можно сказать, лучший из лучших. — Руфус пожимает плечами, разглаживая складку на рубашке. Слова о том, что Йохану нравится кто-то ещё, бьют током, неприятно отзываются во всем теле, но Руфус молчит, стиснув зубы. С этим можно и после разобраться. Нужная дверь виднеется совсем скоро. Руфус останавливается, пропуская младшего брата вперед. — Я надеюсь, он у тебя не буйный.       — А если вдруг буйный, так даже интереснее, — хмыкает Йохан, махнув Ноэлю рукой.       Дверь со скрипом открывается, и они входят внутрь, оставив рыцаря позади.