Шантаж

      Всю ночь Гюльбахар не могла спокойно сомкнуть глаз цвета морских глубин, любуясь спящим сыном рядом с собой и беспокоясь о его дальнейшей судьбе. Как он будет здесь, без нее? Совсем один в полном змей гнезде. Никто о нем не позаботиться, даже родной отец как минимум по причине занятости государственным делами и, к сожалению не только ими… Несмотря на внутреннее сопротивление чести и достоинства со здравым смыслом, девушка прекрасно понимала что если она не принесет себя в «жертву», то ей никто не поможет. Ни ей, ни ее единственному и любимому сыну. Хотя назвать это жертвой, даже в мыслях, становилось все сложнее, ведь черкесска испытала в тот, уже несколько раз проклятый ею же момент, не только неистовое унижение, но еще в добавок и порочное сладостное удовольствие, что ломало все раннее установленные нормы морали в голове темноволосой.       Тяжелый выдох, сорвавшийся с губ Гюльбахар постарался перекрыть все негодные мысли, мешающие в данный момент расслабиться и со спокойствием принять сон. В отличии от своей матери, Мустафа заснул почти что сразу, как только его голова коснулась мягкой подушки. Даже до середины сказки дело не успело дойти, а он уже спал под заботливыми руками родного ему человека, который был готов пойти на все, лишь бы только защитить свое маленькое создание от всех невзгод. Самой же Махидевран удалось заснуть только поздней ночью, но сон все равно был тревожным из-за одного яркого события, которое произошло с ней несколькими часами раннее.       На следующее утро султанша заботливо расчесывала темные волосы своего сына, как услышала от радостно пришедшей служанки о решении повелителя никуда не отсылать свою первую жену. Законная супруга этому ничуть не удивилась, ощутив на самой себе заклинающий дар славянской ведьмы. Раз даже она попала под влияние потустороннего чувства по отношению к этой женщине, то соблазнение султана рыжей бестие конечно удалось. Шехзаде в замешательстве посмотрел на любящую мать, не понимая что за незнакомая ему новость. Но девушка заботливо поспешила убедить сына что все в порядке и ему не стоит ни о чем волноваться.

***

      Весь день Махидевран провела сидя в своих покоях, боясь сделать даже малейший шаг за дверь и наткнуться на свой ночной кошмар, причем в прямом смысле этого слова.       Ближе к вечеру девушка не спешила снимать с себя красивое зеленое платье, которое так сочеталось с волнистыми каштановыми локонами черкесски. Она рассматривала собственное отражение в зеркале, параллельно думая и где-то на подсознании предвкушая новый приход огненной славянки. Почему она так ждет ее? Может из-за волнения? Из-за страха? Наверняка это так. Точнее она вовсе не ждет, просто боится что бывшая Александра вновь внезапно вломится в уютные султаншские покои. Миниатюрные руки нервно прошлись по маленьким складкам изумрудной ткани, пытаясь разгладить их. Уж точно не для того, чтобы выглядеть красиво в голубых глазах шантажистки. Эти действия только только из-за желания унять нарастающую дрожь в теле и постараться успокоиться. Мустафа уже давно спит поблизости. Ну где же она? «Весенняя роза» решает сесть на кровать, прокручивая в голове последние слова дочери священника. Она обещала вернуться еще… Хюррем не могла обойтись одним разом и все позабыть, будто сон. Махидевран едва заметно вздрагивает. Она что, успокаивает себя? Глупости какие…       Хмурясь так, что на гладком лбу появляются небольшие морщинки мать наследника решается лечь в постель и жмуриться. Раз рыжеволосая не торопится, то можно постараться уснуть. Она может зайти и убедившись что первая супруга Султана спит, спокойно уйти, позабыв о своих намерениях насчет ее. А может… Может тихо подойти к спящей девушке, медленно, чтобы раньше времени не разбудить. Осторожно сесть на мягкие шелка, красующиеся на постели. А после нежно, едва касаясь нежными подушечками пальцев, провести по гладкой щеке синеглазой… Султанша вздрагивает, вдруг почувствовав как ее непристойные мысли вдруг воплощаются в жизнь. Она чувствует как кто-то трогает ее… Чувствует теплоту чужого тела… Нет, не чужого, знакомого тела… И это не в бреду, она не сошла с ума. Распахнув свои пышные ресницы, Гюльбахар встречается взглядом с небесными голубыми глазами. На губах матери Шехзаде появляется легкая улыбка, якобы говоря той кто решил дотронуться до ее чувствительной кожи — «дождалась». Прийдя в себя, первая любовь Сулеймана резко привстает, выставив руки позади себя и упираясь ими в мягкую постель. Умело нацепив на лицо маску раздражения и отвращения, Махидевран уже совсем по другому смотрит на свою шантажистку. — Всё же пришла. — говорит темноволосая, пытаясь влить в эти слова как можно больше ненависти. — Пришла. Как обещала. — игриво произносит Хюррем в свою очередь, игнорируя недовольную интонацию собеседницы.       Рука славянки смело опускается на небольшую грудь Султанши, от чего та вздрагивает, издав то ли возмущенное мычание, то ли тихий стон. Нынешняя избранница Сулеймана замечает что ее «соперница» в этот раз не особо протестует. Возможно смирилась, а может еще не начала и чего-то ждет. Хюррем надеется что второе предположение окажется верным. Она не хочет верить что такая девушка как Гюльбахар так просто склониться перед кем либо. Тонкие пальцы рабыни нащупывают пуговицы на передней стороне платья изумрудного цвета. Его ткань такая же приятная на ощупь, как бархатистая кожа темноволосой. Нет, все же второе намного лучше. Махидевран прикусывает губу, глядя на девушку из-под полузакрытых морских глаз, руки сжимают приятный к телу шелк…из-за желания? Нет…из-за страха. Всё из-за страха… — Хюррем…ты договорилась с повелителем и теперь я не обязана позволять тебе данное действо… В прошлый раз ты получила своё, а я своё…- прошептала черкесска. Почему ее голос вдруг стал таким тихим? Страх. Всё он.       Голубоглазая улыбается, продолжая расстегивать легко поддающиеся пуговицы на красивом платье — одну за другой. И наконец ее запястья касается теплая женская кисть. Наложница останавливается, с любопытством смотря на свой объект обожания. — Нет, Хюррем… — говорит синеглазая. Но как-то по-другому. Без прежнего отвращения и гнева. Если бы рабыня не знала ее, то подумала бы что девушка заигрывает, призывая рыжеволосую к дальнейшим действиям.       В прошлом Александра вновь улыбается и с легкостью освободив свое запястье, толкает «Весеннюю розу» на постель. Славянка спешно стягивает прекрасное платье с не менее прекрасного тела. Султанша лишь вяло сопротивляется, будто сама жаждет продолжения. Оставшись совсем обнаженной, Махидевран ничуть не стесняется своего нынешнего положения, а наоборот хочет чтобы на нее смотрели. Смотрела именно она. Черкесска поднимает руки вверх, немного выгибаясь в пояснице и сама не понимает собственной реакции на происходящее. Ей нравится то, что происходит, пусть она и боится себе в этом признать. Бывшая возлюбленная повелителя сгибает колено, прикрывая ногой низ живота и с вожделением смотрит на то, как медленно плотная ткань платья постепенно начинает оголять грудь шантажистки. Ее шантажистки. Роскошные рыжие локоны повисли на плечах Хюррем, немного закрывая обзор на интересующую Гюльбахар часть женского тела, которая вот-вот должна будет открыться жаждущим глазам цвета морских глубих, в которых уже успели появиться похотливые искринки. Сейчас, смотря на рыжеволосую девушку перед собой, колени которой упирались в мягкие шелка и руки которой издевательски медлительно оголяли грудь, Махидевран плевать хотела на нормы морали, установленные в своей голове десятилетиями. Ей хотелось лишь одного — чтобы наложница ее мужа взяла всё в свои руки и сотворила с синеглазой всё что в рыжую голову взбредет.       Вдруг Султанша резко разомкнула пушистые ресницы, обнаружив перед собой лишь пустую стену собственных покоев. Привстав и оглядевшись по сторонам, она ясно поняла что уже наступило утро. Повернув голову чуть левее, черкесска с досадой взглянула на собственное отражение в зеркале. На нее оттуда смотрела растрепанная девушка в помятом зеленом платье. В голове тут же возник вопрос: «Неужели не пришла?..»