Один очень долгий тур

— Позвольте? — Шаст! — в голосе Арсения то ли радость, то ли тревога. Пятка, однако, перестает нервно постукивать по полу самолётной кабины, а сам Попов отводит взгляд от окна, осознавая, насколько сильно залип на хмурый пейзаж, — мы ж тут всё уже, думали, что без тебя на этот раз, а… — Стас мне уже высказал, — Антон улыбается, пролезая к излюбленному месту у окна, и плюхается вытягивая ноги, — опять с паспортом проебался, но очухался вовремя. — Привет, — на лице напротив полнейшее непонимание, — ну раз Стас уже высказал, я повторяться не буду. Вот и решил диалог завести заново. — Арсений, ты такой… — фразу Шастун не продолжает, видимо не найдя нужное слово, чтобы описать великолепие Попова. — Привет. Я скучал. Улыбки отражают друг друга, как в зеркале, а беседа завязывается сама собой. — …но без тебя не то было. — Потому что жопа не болела? — ухмыльнувшись уточняет Арсений, устраиваясь удобнее. Он подгибает одну ногу под себя (благо широкие кресла бизнес класса позволяют), а вторую сгибает в колене. — В том числе, — просто отвечает Антон, — по этому я скучал особенно. — И я, — так же просто продолжает Попов. С Шастом слишком привычно, слишком просто и уютно. И не нужно казаться тем, кем ты не являешься, шутить и скрываться за кучей масок. — Значит надо исправлять! — в этой фразе, даже сказанной полушепотом, чувствуется чрезмерное воодушевление. — Ну не здесь же, — ухмыляется Арс, пытаясь отшутиться. — Почему? Смотри, все спят, темно… — Длинные пальцы неожиданно привычно ложатся на бедро. Голубой взгляд в секунды окидывает самолёт — позади только шторка, разделяющая эконом и бизнес. Вокруг них — действительно тишина и полутьма, большинство иллюминаторов закрыты шторками, а за открытыми виднеется только темное ночное небо. Антон прав до невероятного и стена опасений в голове Попова даже успевает пошатнуться. — Потому что, — Арсений прерывает фразу, наблюдая за медленными поглаживаниями и пытается сопоставить их с собственными лёгкими мурашками, — потому что мы не дома, Тох. — Так мы дома и пиздец нескоро будем, — Шастун сидит с самой наглой из своих улыбок, смотрит на Арса пристально, в то время, как пальцы вовсю подбираются к ширинке. — Отель тоже сойдёт. Попов накрывает чужую холодную руку своей, останавливая. На деле давление на пах лишь увеличивается. Соскучившийся организм не заставляет себя ждать. — Ну а где отель, там и самолёт, — внимание от заговорщического шепота отвлекает рука, на секунду сжавшая член и начавшая медленные, дразнящие движения прямо через одежду. — Это… Это не так работает. — А по-моему все работает просто прекрасно, — ухмыляется Шастун. Он наблюдает за тем, как эмоции меняются на лице Арсения. Нахмуренные до этого брови резко взлетают вверх, а щеки, вероятно, розовеют. Затем Попов опускает взгляд, рассматривая свою руку на чужой, осознавая, что он, пусть и неосознанно, повторяет движения и наслаждается ими. А после Арс поднимает голову и отводит взгляд куда-то в сторону. — Шаст, — звучит строже, но все так же тихо, когда пальцы в наглую тянутся к пуговице на брюках, — Антон! — уже в полный голос, когда пуговица эта расстегнута. Борт-проводник, и до этого направлявшийся в их сторону, ускоряет ход. Конечно, это Шастун замечает только тогда, когда Арсений его руку отпихивает, а сам меняет позу, сначала опуская обе ноги на пол, а после закидывая одну на другую. Непринуждённостью и не пахнет. — Здравствуйте, чем могу быть полезен, — борт проводник обращается совсем негромко, чуть наклонившись вперед. Антон на секунду переводит взгляд на сконфуженного Арса, а когда возвращает назад, замечает бейджик на форме с именем. Впервые собственное имя веселит Шастуна настолько, что он тихонько хихикает. Смех тут же утихает под испепеляющим взглядом Попова. — А можно у вас попросить плед? — выходит неожиданно гладко и уверенно, — тут мужчина замёрз. Шаст кивает на Арсения, за что получает очередной испепеляющий взгляд. Борт проводник удаляется почти моментально. — Ты ебанутый, — сердитый шепот едва ли звучит тише, чем обычная речь, — ебанутый, Шастун! Если бы он нас увидел? — То? Выгонять ему нас некуда, по разным частям салона рассадить? — Антон медленно наклоняется к уху Попова, все ещё прикованного неловкостью и страхом к креслу, — так я тебя и в туалете трахну. — Не… Мы не влезем. И Шастун снова хихикает. Отстранившись от Арсения и удобно сев в своем кресле, он представляет, какого это было бы — комнатка тесная, пожалуй, даже для одного, две пары длиннющих рук и ног, стены картонные, так что слышно всему самолёту… Незабываемый, наверное, опыт. Бортпроводник быстро появляется с аккуратно сложённым синим свертком и тут же удаляется. — Ну и не вредничай тогда, — наконец нарушив тишину, Антон раскрывает плед и быстро набрасывает его на колени Арса. — В смысле «не вредничай»? Я серьезно, — гневная тирада прерывается, когда у губ оказывается чужой палец. — А я шучу по-твоему? Ответа не следует, то ли потому, что вопрос исключительно риторический, то ли потому, что пах Попова вновь накрывает рука. На этот раз Антон не медлит. Он смело расстёгивает ширинку и проходится по тонкой ткани, все ещё разделяющей их кожу, самыми кончиками пальцев. Арсений только ёрзает в кресле. Когда Шастун явно чувствует его стояк, отнекиваться нет никакого смысла, поэтому все, что остаётся — снова согнуть ногу в колене, подтянуть к себе, хоть немного ограждаясь от прохода, и пытаться держать лицо. Первое время даже получается. Попов не дергается ни когда тёплые пальцы наконец забираются под его белье, ни когда медленно оглаживают головку, распределяя естественную смазку. Лишь когда большой легко надавливает на уздечку, Арсений выдыхает чуть громче. Рука в это время лишь опускается чуть ниже и снова поднимается вверх. Антон ловит взглядом закушенную губу и повторяет движения снова и снова, выбирая ровный темп. Амплитуда невероятно маленькая из-за мешающейся одежды и пледа, неудобной позы и страха быть замеченными в целом, но Попову, кажется, хватает и этого. Он оглядывается быстро, воровато, и переводит взгляд на Шаста. Язык проходится по губам и нижняя опять оказывается закушенной. Антону впору бы и самому застонать от стояка, почти болезненно упирающегося в ширинку джинсов, но он лишь ускоряет движения, насколько это позволяет место. — Тош, — нежный шёпот слышится, почти чувствуется, среди громких выдохов. Арсений близко и это ясно обоим. — Больше сотни человек, Арс — горячее дыхание обжигает висок, — здесь, с нами сейчас. И заметить любой может, — ритм сбивается, а Попов все же позволяет себе тихий, едва слышный стон, — а тебе все равно, Арс. Ты так сильно меня хочешь… Пальцы Попова, до этого сминавшие плед, резко и сильно сжимаются на предплечье Антона, на что тот издаёт какой-то скулёж. Ладонь накрывает головку точно вовремя — Арсений кончает со рваными, шумными вздохами, ёрзает, то ли пытаясь уйти от прикосновений, то ли толкнуться ещё, и наконец медленно откидывается на спинку кресла. — Мужчина, салфеточку передайте, — просит Шаст, — я тут немного уляпался. Арсений лишь прячет лицо в собственных ладонях и качает головой. Такое действительно забудется не скоро, и никаких туалетов не надо.