Зима — это состояние души, но только нестабильное

Мы не виделись три месяца. Уехав в конце октября по рабочим обстоятельствам, он мало писал и звонил. Конечно, из-за сессии я также отвечал максимум два-три сообщения за день. Но он перестал заходить в сеть после Нового года. Мы пытались позвать его к нам или поехать к нему сами, но он четко и ясно дал нам понять, что не в состоянии принять нас. Переживания росли с того дня. Смотреть каждый день на дату последней переписки и понимать, что могло случиться что-то страшное, — это угнетает. Затушив сигарету о старую пепельницу, выхожу с морозного балкона. Приятно осознавать, что впереди меня ждут ленивые утренние пробуждения, дневное спокойствие и вечера с легкой меланхоличной, задумчивой ноткой с возможной компанией в лице Вики. Двухнедельный перерыв после зимней сессии сравним с глотком воздуха после погружения в воду. Словно цепи, сковывающие и терзающие тело с душой, наконец-то обрываются, оставляя шрамы, а точнее нервные срывы, как напоминание о прошедшем ужасе. Тяжело видеть перед собой картину недавней истерики Вики из-за пересдачи, неприятно и жалостливо лицезреть последствия подготовки, ради которой ей пришлось спать по два-три часа в день. Да и на себя не очень хочется смотреть — представляю какой монстр будет стоять в зеркале. Гудок. Сначала не понимаю откуда идёт звук, ищу в карманах, прохожусь по полкам, пока не вспоминаю, что, возможно, оставил телефон на балконе. Недовольно выдохнув, быстро открываю скрипучую дверцу и отвечаю на звонок. — Артём, ты сейчас дома? — резкий вопрос отрезвил, сонливость и мечтательность рукой сняло. К тому же, спустя столько времени я наконец-то слышу голос, по которому соскучился. — Да, Гриш, я дома. — Жди. Двоякое ощущение. Резкое появление спустя месяцы отсутствия общения… почему-то на душе легче не становится. И в каком плане «ждать»? Он приедет сейчас или через день? Почему нельзя было нормально предупредить? Почему тревога не отходит? Вопросы тянутся один за другим, остальные мысли теряются, заменяются волнением о Грише. Одно только радует: он цел. Ставлю чайник, включаю свет и беру намывать посуду. Везет, что Вика заходила два дня назад и помыла большую часть бардака в раковине. Домыть пару-тройку ложек с тарелками легче-лёгкого. Может быть так я успокоюсь на мгновение. Напряжение не сходило неделями, только просмотры и сессии позволяли забыться, запереть мечущуюся сердце и нервные мысли далеко в себе. Вика также беспокоилась, хотя явно не показывала. Мы боялись выяснить его самочувствие — наиглупейшее решение. И осознание пробуждает во мне ненависть. К себе. (Все попытки дозвониться в первые две недели оказались тщетны.) Чайник вскипел — механически быстро наливаю зеленый чай и подношу к губам. Бурлящее колющее ощущения в груди слабеет, но самочувствие не становится лучше. Тревога всё так же пылает, и решение позвонить Грише и расспросить обо всем не кажется опасным и страшным. Надеюсь, он хотя бы ответит. Кружка наполовину пуста. Несколько секунд тянутся волнующе долго. Привычное грубоватое «алло» слегка радует, отчего маленькая ухмылка появляется сама по себе. — Гриш, ты, как понимаю, через несколько дней придеешь или что? Извини, я просто не понял, что ты имел в виду и… — Я подъезжаю к дому. — перебивает, словами выбив из меня воздух. Я не готов. Я абсолютно не подготовился к его приезду! — Гриш, блять… — шепотом проругиваюсь. — Почему ты не предупредил, я бы убрался хотя бы, за едой бы сходил. — Похуй. Сделаешь всё потом. И сбросил. Лучше бы не звонил — стало даже хуже. Я действительно не успеваю, только посуду помыл, а меня еще ждет бардак на диване из кучи одежды, заваленная бумагой кровать и просто пыльные грязные полы. Тяжело и разочарованно выдохнув, я поворачиваюсь к балкону и смотрю вдаль, смиренно решив ждать «гостя». Звонок в домофон спустя минуту. Быстрое и грубое «я» из трубки. Громкий писк. Секунды нервного ожидания. Пара стуков в дверь. Открыв входную дверцу, я не ожидал ничего: думал, что он придёт недовольный, а затем спустя десятки тысяч моих уговоров решит поведать о проблеме за чашкой чая. Но реакция меня поразила: как только я отошел от прохода, он мгновенно зашел и прижался ко мне. Крепко обхватил руками. Горячее дыхание щекотало шею, а руки грели сквозь одежду. Я…я не понимал, что происходит. Через несколько долгих секунд пришло осознание, и я также обнял его. Душа перестала болеть, метаться. Мысли пропали: их гул неожиданно прекратился. Впервые за эти два месяца испытываю облегчение. Оно окрыляет, освобождает от угнетения и даёт долгожданное спокойствие, уверенность. Мне без разницы сколько мы простоим: я чувствую счастье от объятия с Гришей. Мы простояли больше минуты. Гриша отстранятся первым, медленно опустив руки, и стоит, как-то криво и странно улыбаясь. Словно нахожусь в трансе: Гриша ведёт себя иначе, непонятно и будто импульсивно. Хочу попросить разуться, но он уходит, кинув вслед «сейчас приду», проговорив одним словом. Облегчение так и не наступает. И я, как дурак, стою смирно и жду, когда он прибежит. Не понимаю, как себя вести. Прибегает с чёрным пакетом, звон бутылок из которого я начал слышать еще в подъезде. Быстро скидывает с себя обувь и куртку и ставит пакет на стол. Решившись спросить, как самочувствие, получаю только просьбу сесть за стол и подождать. Боюсь перечить и настоять на ответе, потому смирно усаживаюсь и внимательно наблюдаю за каждым действием. Гриша торопится, нервно открывает бутылку вина и разливает ее по взятым бокалам, которые успел помыть до его прихода. Садится, выложив пару бутылок вина и джина на стол, и смотрит на меня так, словно готов упасть в обморок. Боюсь сказать лишнего слова, боюсь пошевелиться. Боюсь испортить его настроение лишним движением и словом. В родном доме резко стало неуютно. Он видит, как я вжимаюсь в спинку стула и стараюсь ровно усидеть на месте, оттого, видимо, решается объясниться: — Ты уж прости, что я так неожиданно к тебе заскочил. Как только закончил с проектом, сразу же поехал. Надо будет Вику позвать, не зря же купил. — кидает взгляд на бутылки. — А насчёт самочувствия…да нормально всё. Просто устал от работы. И всё? Ни слова про игнорирование в переписке, ни слова про приглашение на Новый Год, где меня с Викой он чуть ли не послал, да даже про свой приезд с бухлом. Вика говорила мне, что нужно быть осторожным с Гришей, но она также советовала высказывать недовольство и настаивать на своем. Я хочу услышать нормальные ответы. Значит рискну. В любом случае тревога, щемящая в груди на протяжении двух месяцев, никуда не уйдет. — Почему…не писал? Никак не отвечал? Игнорировал? — Говорю же, был занят работой. Буквально жил от офиса до кровати. — Даже в Новый Год? — Я доделывал отчеты и код для проекта. Потому никак не мог освободиться. — Мы могли приехать к тебе сами. Мог бы на один день оставить работу и нормально отдохнуть. — Нет, не мог. И посидеть с вами тоже не мог. Говорил же по телефону — был и буду занят. — грозно смотрит Гриша. Он берёт бокал и выпивает почти что залпом. Я не желаю прикасаться к своему, пока не получу нормальных объяснений. Но из-за взора из-под бровей говорить не очень хотелось. Невольно шепчу и, еле-еле выдавив из себя, спрашиваю: — И таким образом решил загладить вину? Брови поднимаются, а взгляд устремляется в какую-то точку на столе. Перестает шевелиться, призадумавшись. Молчит, веки с бровями приподняты — Гриша и удивлён, и задумчив, не зол. Протягиваю руку, сквозь сильное беспокойство, чтобы коснуться его ладони и разбудить, но он неожиданно поднимает взгляд на меня и встает со стола. Я встаю вслед за ним и хватаю его за запястье. — Да что с тобой такое, Гриш?! — он стоит, полушагнув, глядя прямо в коридор. — Я не видел и не слышал тебя нормально два месяца, и вместо обычного запланированного приезда я получаю всё это — болезненного тебя, словно ты готовишься в обморок упасть, и какое-то бухло. Просто ответь мне, как у тебя дела и самочувствие. Просто объясни, почему так долго молчал. Просто ответь. — Я был занят. — выделяет каждое слово Гриша и сбрасывает мою руку. — Если не рад меня видеть, мог бы и сказать. — Гриш, блять, что с тобой? Я не говорил этого. Присядь и давай уже нормально поболтаем, а позже позовем Вику. Она тоже беспокоится за тебя. — По тебе видно, что я приехал невовремя. Я ухожу. — Почему ты всегда так поступаешь? Каждый раз вместо нормального разговора надо сначала побегать перед тобой, а уж затем затрагивать серьезные вопросы, касающиеся тебя же самого! Что по мне видно, блять?! — срываюсь на крик. — Что я недостаточно писал и звонил тебе все эти месяцы? Недостаточно беспокоился? Что по мне видно, Гриш?! — Прекрати. Я всё понял. — медленно и успокаивающим тоном твердит Гриша, подняв ладони, но мои эмоции, подобные цунами, уже не остановить. — Гриш, я заебался. Поверь, безумно сильно заебался. До того срача летом ты и так вёл себя непонятно, но ты даже после моих просьб не постарался ни капли не измениться. Да что уж там, что ты, что Вика ничего не делаете: вам всё нравится. Я ночи проводил без сна, размышляя над заморочками и ненормальными установками, старался прислушиваться к каждому твоему и Викиному совету. В итоге, блять, я вижу, что ты так же кончено ведешь себя, как и Вика. Но она хотя бы мне нервы не треплет, как, сука, ты. Я не выд… — Лучше прекрати, пока не наболтал лишнего. — его голос пронзает. Я замолкаю на мгновение, глянув в глаза. Знакомый ледяной взгляд, надменный и равнодушный, прожигает во мне дыру. — Присядь и наконец выпей. Успокойся. Давай не будем всё-таки портить мой приезд? — …Ладно. — с неприятный ощущением на языке сажусь за стол. Я так и не притронулся к бокалу. Сейчас я залпом выпиваю его, хочу забыть эту жалкую попытку напомнить Грише о его собственном обещании. Он одаривает меня улыбкой и подливает еще вина. Даже закусок не купил, значит изначально планировал напиться. Обида и злость заменили беспокойство, давние метания сердца. Его реакция обесценила мои попытки стать храбрее и свободнее, снесла надежду на хорошие и крепкие отношения. Я даже не знаю, что чувствовать сейчас: мысли с эмоциями спутались в единый клубок, на развязывание которого уйдет явно больше одного месяца. Потому спокойно выпиваю еще один полный бокал под историю Гриши.

***

«Почему именно сейчас?» — мимолетно эхом пронеслась мысль. В пьяном наслаждении и очередном глубоком поцелуе перестаю ощущать грани собственного сознания и восприятия. Гриша прижимает к себе, крепко, грубо, а жадные, чуть распухшие губы не позволяют поделиться свободной секундой, давая лишь короткие передышки. Он неторопливо подводит к разложенному дивану, я лишь слепо иду, ведомый новой порцией поцелуев. Неестественно и до ужаса неприятно жарко. Всё проходит перед глазами покадрово: падаю на подушки, извиваюсь под пламенными касаниями и вновь сплетаюсь с Гришей языками. Поднимаю взгляд на его глаза, чувствую исходящую от них безумную страсть. Усмехаюсь и вздыхаю, пока он снимает с меня одежду. Не испытывая ни капли стеснения, я тяну руки, положив их на плечи Гриши, и толкаю на себя. Вхожу в ритм, который задал Гриша, в свободный поток чувств. Ощущаю в поцелуе его ступор, смеюсь. Он улыбается в ответ и проходит горячими пальцами по моим выпирающим рёбрам. Пытаюсь сдержать стон, но тяжёлое дыхание и без того выдаёт реакцию. Мне не нравится, что Гриша до сих пор в своём джемпере, потому правой рукой тяну ткань на себя, напоминая о лишних вещах. Он мигом кидает верхнюю одежду на диван, налегает на меня, и я чувствую, как моя горячая кожа будто воспламеняется. Я чуть отползаю, он сидит между моих ног. Свет лампы выделяет стройный стан, мышцы на руках, отчего тянусь за новым поцелуем. Его руки, крепкие и грубые, исследуют меня, продолжают обжигать и заставлять тяжело выдыхать. Извиваюсь под ним, не торопясь наслаждаясь каждым моментом. Гриша вновь налегает на меня, слабо кусает шею. Я, не скрываю, стону, с каждым укусом становясь громче. С закрытыми глазами я будто совершенно в другом мире, эти ощущения внеземные, совершенно новые и настоящие. Его ритм ненасытен, жаден. Отчетливо чувствую его возбуждения джинсах, как терпеливо он доводит игру до конца. С шеи спускается на ключицы, с ключиц — на грудь, недолго играет с сосками языком и спускается к животу. Медленно поглаживает по ткани спортивок и огибает языком очертания возбуждённого органа. Я громко вздыхаю, глазами умоляя продолжить. Мысли заглушены, и я счастлив, что не слышу их говор. Предвкушаю, как мне будет стыдно, возможно противно и мерзко проснуться с головной болью и осознать, что в пьяном состоянии переспал с Гришей. Потому и сам стараюсь игнорировать любой крик разума, продолжая наслаждаться ласками. Гриша спускает штаны и демонстративно сквозь ткань трусов проводит языком по набухшей головке. Тяжелый выдох. И резко стягивает с меня последнюю одежду, полностью оголив. Ловким и лёгким движением он захватывает мой член в рот, вобрав до основания. Громкий, грязный стон. Его движения мучительно страстны, и невольно из моего рта всё чаще и чаще вырываются непристойные вздохи. И каждый раз, когда он берет до самого основания, я поддаюсь вперед и руками прижимаю его голову. Время течет незаметно и быстро, и я чувствую, как приближаюсь к пику. — Гриш…я скоро…— рвано проговариваю я. Приближающийся оргазм парализует тело, словно анестезия на операции, и через тяжкие усилия еле удается сказать такую малую фразу. Он, чуть опешив, продолжает водить языком по каждому изгибу головки и чуть подёргивает рукой. Прикрыв глаза, с неестественным для себя стоном наконец-то изливаюсь. Ощущения вне реальности. Тело расслабленно и одновременно напряженно от периодичных подергиваний. Я словно падаю в обморок, но стуки сердца, отчетливо слышимые и ощущаемые, не дают потерять единственную связующую нить с реальностью. Опьянение продлевает экстаз, и я будто парю над поверхностью. Ощущения противоречивые, но тянущиеся и сладкие. Я плыву в мыслях ещё минуту, и наконец приоткрываю взор. Гриша, довольный, оглядывает меня стеклянным взглядом, ухмыляется и встаёт, слегка шатаясь, из комнаты. Вдалеке льется вода, ее плески звонко бьют по раковине. Прекращает. Шаги приближаются ко мне с неким шуршанием пластика. Гриша возвращается в комнату и сразу наваливается на меня, затягивая в поцелуй. — Эх, знал бы ты, как прекрасно сейчас выглядишь… — шёпотом разносятся слова Гриши над правым ухом. Садится на колени и мощным рывком подталкивает мою худую тушку к себе, раскрывая пятую точку на обозрение. Тлеющий экстаз с опьянением до сих пор не дают вернуться в реальность, оттого лишь еле слышимо смеюсь. Он раздвигает мои ноги и достаёт из кармана небольшой бутылёк прозрачной жидкости… Это смазка? Этой субстанцией, заполонившей комнату неким ягодным ароматом, обмакивает пальцы и подносит к моим ягодицам. — Без этого даже пьяным входить туго. — смеётся Гриша. Выдаю смешок и откидываю голову назад. Чувствую, как влажными пальцами Гриша раздвигает мышцы, как холодно контрастируют фаланги чужой кожи с собственной, как накатывает по телу странное, необъяснимое ощущение. Вначале тянущаяся боль, движения приносят ноющий дискомфорт. Перетекает постепенно в приятную пульсацию, становится легче воспринять чужие пальцы в себе. И как только движения участились, а пальцев стало два, из меня начали вырываться резкие вдохи, а тело поддаваться в сторону, натягиваясь на фаланги глубже. Быстро поцеловав, Гриша вновь кусает шею, двигает пальцами, отчего ощущения сливаются в единую жажду большего экстаза. Отпускает и встает с дивана. Вижу, как руки, исчерченные еле видными красными линиями, расстёгивают пуговицу и ширинку тёмных джинсов; как из-под ткани бордовых боксеров выпирает набухший член и ловко освобождается от белья. Чуть пошатываясь, Гриша ищет в карманах штанов, еле шуршит пластмассовый пакетик. Порвав его, натягивает презерватив и рукой показывает перевернуться на живот. Скрип сзади, тяжелая хватка на бёдрах, поднятие и медленный-медленный вход. Громкие мычания в диван, тянущаяся, колющаяся боль, остановка. Прерывистое дыхание, постепенное облегчение, неторопливый выход. Раз, два, три…теряю счёт. Голова давно перестала думать, а перед глазами никак не может сформироваться адекватная картина. Сзади боль никак не проходит как бы аккуратно Гриша не пытался. Алкоголь притупляет, но полностью не избавляет. Не помню мгновения, как перешел с редких от боли слез до хлипких, полных удовольствия, вскриков и стонов. Горячие чужие ладони давно слилась с моей кожей на бедрах. Некоторая грубость отдается в новые волны возбуждения, а темп доносит все чувства до пика. На секунду всё прекращается: Гриша переворачивает меня, странно проходит языком по губам и поправляет член, чтобы резковато войти. Вскрик, слеза, болезненная хватка на плечах. Боль, стремительно ставшая удовольствием. Грубая мастурбация и рваные толчки. Собственные стоны и редкие тяжелые выдохи Гриши. Поднятие таза к приближающемуся оргазму. Всё сливается в одно мгновение, в одну продолжительную секунду. Вторая эакуляция на живот. Последние толчки, быстрые движения рукой — огромная струя попадает ко мне на живот. Тело ноет, глаза тяжело открываются. Чувствую, как чужие губы соприкасаются с моими, приоткрываю веки. Перестаю ощущать поверхность под собой. Клонит в сон. Ужасно сильно. Пустота в голове, кратковременный писк в ушах, последние мгновения реальности.