Зима — это состояние души, но только нестабильное

— Я постараюсь… — присаживаюсь на пол и обнимаю его скрученное, сжатое тело. Выглядит жутко, особенно в слабом освещении кухонной лампы. Всё ещё плачет. Бесшумно, скрыто, но то, как падают с его глаз солёные капли, звучит громче старого светильника и собственного дыхания. Сердце бьётся. Сильно, быстро. Я на исходе. Эмоции переполняют разум: мне больно понимать и смотреть на то, что раньше казалось идеальным. Ты казался мне совершенным, Гриша… Тогда я забыл про первую ссору; забыл, что ты рассказывал о своих проблемах и загонах. Думал, почему ты так думаешь о себе, и не верил. Закрыл глаза на всё, что рушило твой чистый образ в сознании. Единственный виновник нынешнего случая — только я. Я исправлю. Я смогу. Только не плачь, прошу. — Пожалуйста, посмотри мне в глаза. — через слезы прошу Гришу. Голос надломался, капли вслед идут по щекам. Стараюсь не разрыдаться, стараюсь быть сильным. Вика и Гриша советовали, помогали, несмотря на свои проблемы, каждый раз — значит, я тоже должен. Боюсь, нас ждёт много работы, но мы справимся. Я же таким образом должен поддерживать себя, да? Гриша поднял голову. Опухшие глаза тускло блестят под тенью, лицо красное. Дорожки, идущие от нижних век до самого рта, отражают холодный свет тонкими полосками. Руки с щёк безвольно падают на пол. Смотрит прямо в глаза и немо просит помощи. Взглядом. Всем телом. Душой… — Нам надо многое обсудить. Ты…можешь? — беру за руки и чуть сжимаю их. Пытаюсь улыбнуться. Выдать подобие полной надежды и силы улыбки. Прошу, поверь в эту иллюзию. Как я. —Да. Прости. — резко выдаёт Нейзи и поднимается. Медленно присаживается за стул, а я, встав за ним, иду наливать чай. Ещё одна порция мне не повредит, а вот Нейзи жизненно необходима. Вода плавно переливается в кружку и окрашивается в блеклый светло-зелёный из-за пакетика, вновь распространяется знакомый убаюкивающий нервы аромат. Кладу кружку рядом у его рук и присаживаюсь на стул у середины стола. Рофлер сразу приступает к напитку, поглощая его с такой же нуждой, как в дыхании после тяжёлой пробежки. Хах, это напоминает мне тот день, когда я понял, что именно чувствую по отношению к Грише. Вот только тогда нам было плохо из-за моего непонимания собственных чувств. Медленно пью. В какой-то степени я немного расслабился, но ком в душе не дает спокойно вздохнуть. Тяжесть в разуме туманит, а в сердце воссоздает подобие тех чувств, что были до прихода Гриши. Сил на хотя бы одно слово нет — я всё истратил. Нужно заговорить, нужно начать первым…снова. Пусть медленно, нерешительно и несобранно. Пусть невнятно и сумбурно, но надо продолжить разговор. Пожалуйста, скажи хотя бы что-нибудь, Артём! — Что ты…мы будем делать? — тихо спрашиваю, запнувшись, сразу запивая чаем. Мне страшно говорить, я не понимаю почему… Ладони вспотели даже. — Прости, я должен был сказать тебе обо всём раньше. Моя ошибка стоила нам огромного пиздеца. Я всё ещё не понимаю, как жив. — печаль на грани с отчаянием промелькнула в спокойном голосе Гриши. Он держится одной рукой за голову, чуть сжимая волосы на макушке, а другой приподносит ко рту чашку. Мы оба просчитались. Пожалуйста, не говори только, что ты пытался самоубиться… — Я тоже виноват, Гриш. Вика подталкивала меня к разговору с тобой, но я боялся. Часто намекала, что нам нужно поговорить по душам и обьясниться друг другу, выстроить границы. Но…я боялся. Боялся подойти и наконец-то полностью понять тебя, выслушать. Боялся сломать твой идеальный образ в собственной голове. Это слишком эгоистично, думаю, я заслужил. Ты говорил, что у тебя проблемы в плане самоконтроля, но рабочий звонок прервал этот разговор. Что же именно за проблемы ты имел в виду? — выбрасываю я, жадно вдыхая воздух. Поступивший воздух сразу же смешивается с горячим напитком, настраивая на успокоение. Тяжело контролировать себя, когда фактически всё давит на разум: и снаружи, и изнутри. Вопрос, который я затронул, дался особенно тяжело. Произнёс тихо, почти что шёпотом. — Никто не заслуживает зла. В особенности ты. А по поводу самоконтроля: я теряю самообладание над собой во время сильных эмоций к определённому человеку. Ты доставляешь мне очень много позитивных чувств. Я зависим от тебя, Артём. — совершенно нейтрально произносит Гриша, смотря куда-то в окно и медленно поднося кружку ко рту. В один момент останавливается. Перестаёт моргать. Молчит… Что с тобой? — Гриш, всё хорошо? У тебя ступор? Хей! — трясу рукой перед его лицом, перед взглядом в окно. Проснулся. А у меня шок. Мысли совсем ужасные пошли, боюсь на момент задуматься и попасть в настоящий кошмар. Держи внимание только на Грише, Артём. — В тот день я был сам не свой. Мы долго не виделись, и меня постоянно преследовали мысли о тебе. Разум жаждал восполнить пустоту в душе: он требовал тебя. Словно идефикс, я постоянно слышал в голове одно и то же. А затем это перетекло в… Думаю, и так понятно во что. И тело, и душа хотели тебя… Прости, я звучу как какой-то псих или маньяк. — нервно смеётся и избегает прямого зрительного контакта. Тебе неловко, или ты скрываешь боязнь собственных мыслей? Они действительно пугают… Понимаю. — Не смотри на меня так! Каждая твоя радость, улыбка, твой взгляд, любое действие вызывают во мне такой поток сумбурного эмоционального говна, что я не знаю, как собой управлять. Мне становится лучше и теплее на душе, но, порой, это переходит все границы. Словно тебя запирают в собственной голове и дают смотреть на весь тот ужас, который творишь «ты», но не можешь управлять. Здесь также. Я…я, честно, не знаю, как ещё это объяснить. Сначала хотелось сделать всё ради тебя. А потом это желание стало требовать твоего тела и контроля над тобой… Тогда мне по-полной крышу снесло…— виновато потупил голову, закончив рассказывать уже совсем шёпотом. Смотрю ему в глаза. Из них всё также сочится боль. Огромная, сильная, непосильная. Снова давит душу. От осознания, что Гриша настолько сильно страдает, хочется разорвать себя, сделать всё, что угодно, лишь бы он освободился от этого титанического душевного груза. Хочу увидеть твою улыбку как в тот день, когда я сфотографировал тебя радостным и, возможно, впервые счастливым. Но это всё мечты, которые сейчас кажутся жалкой утопией. Я понял, что ты имел в виду. Нам обоим придётся работать. Усердно. Возможно, я уже понимаю каким образом. — Мне достаточно. Я…понял. Ты ведь давно это всё в себе заметил, да? — чай заканчивается. Ещё глоток — кружка будет пуста. Я всё ещё не успокоился. Нужно продолжать концентрацию только на Гришу, я не должен даже на миг выпадать из реальности, задумываться. Не надо слушать мысли, не надо обращать внимание. Я справлюсь, Нейзи справится, мы оба справимся. Мы проработаем проблемы друг друга. Возможно, сходим к психологу по началу. Хотя…есть ощущение, что Грише стоит навестить сразу психотерапевта. Нет…не думай о запущенности и о неудачи! Рофлер в отличие от меня держится стойко, сдержанно. Чай в его кружке пустует с того момента, когда он поконкретнее объяснил свое состояние, когда сравнил с «тюрьмой» в собственной голове. Мой закончился только что. Надо ещё. Я не могу сконцентрироваться без него! — Артём! Ты выглядишь, словно с ума прямо сейчас сойдешь. Нам точно стоит продолжить? Я боюсь за тебя. — схватил меня за руку, не дал встать. Я вздрогнул. Смотришь, будто отпустив — потеряешь меня. Всё это выглядит так отчаянно…хочется кричать. Хватаешься за меня, как будто без меня ты умрёшь. Гриша, мне больно. — Мне больно… — пытаюсь отдёрнуть руку из-под слишком крепкой хватки. Сжимает до боли. После слов резко отпускает и убирает руки под стол, широко раскрыв глаза. Смотрит то на меня, то на себя и…боится? Боже, нужно быстрее делать чай! Чайник тёплый, значит заварится. Быстро перекладываю кружки к себе на столешницу и разливаю воду. Пакетики мигом падают в толщу воды и всплывают. Приходится силой толкать вглубь. Прошу, быстрее заваривайтесь. — Артём! Успокойся, пожалуйста. Ты на нервах, присядь. — приподнял голос Гриша. Я ненавижу себя. Он ведь прав: нервы мои действительно не выдерживают. «Почти изнасилование», собственные проблемы, огромные проблемы у Гриши, проблемные отношения — в одно мгновение весь этот ужас свалился на меня и попросту задавил. Я не выдерживаю… И так тяжело отхожу от наших ссор, а сейчас даже не знаю что! А мне скоро идти со всем этим грузом в университет. Повезло, что зимнюю сессию сдал на хорошие оценки, иначе бы вылетел из-за неудачных пересдач. На удачу сейчас я не могу надеяться…на что мне тогда можно опереться?! Что способно мне помочь?! Я остался совсем один… — Артём. Артём! — обнимает сзади Гриша. Вновь слёзы…

***

— И так. Начнём с того, что мы будем по порядку решать проблемы друг друга. Но сначала их нужно определить и понять. Будем решать те, которые не будут требовать так много времени. Попутно будем выяснять и делать маленькие шаги в сторону «больших» проблем. В итоге мы должны получить здоровые отношения и здоровых нас. Как тебе план? — наливаю свежеприготовленный кофе в кружку Гриши. Запах горьких зёрен нежно распространяется по помещению, словно растекается, как подсолнечное масло по воде. У Гриши всё ещё красные глаза, чуть опухшие. Я недалеко ушёл от него в этом плане: будто всё говно лицом собрал. Ну, приходится. Повезло, что ранее у меня в квартире Нейзи оставил часть своих домашних одеяний, а то бы ему пришлось совсем неудобно спать в уличной. Это утро должно хорошо начаться, чтобы и день был таким же. Сложно быть действительно позитивным, как Вика. Хочется сломать шею. — Хороший. На первые дни идеален. — хрипло проговаривает Нейзи. Голос у него всё ещё отходит от криков у моей двери вчера; проснувшись, он совсем не мог нормально разговаривать. Рофлер чуть поддувает на поверхность кофе, сгоняя небольшие тёплые пары в мою сторону. Ухмыльнувшись, я отворачиваюсь к столешнице и медленно наливаю себе в кружку напиток шоколадного цвета. Эх, турка…чтобы мы без тебя делали. Подсаживаюсь напротив и так же, как и Нейзи, дую на поверхность напитка. Он очень горячий, если коснуться не ручки, а самой кружки. Нам некуда торопиться — пусть тогда остынет сам. А Нейзи в отличие от меня нетерпится. Ты, как всегда, не можешь потерпеть. Хах…напоминает мне наши завтраки вместе. Ностальгия быстро успокаивает, убаюкивает. Купаюсь в мечтах, пока не вспоминаю реальность. Гриша сжато, сдержанно сидит, глаза у нас обоих красные, а на моих руках всё ещё чувствую собственные вчерашние слезы — от этого я не смогу убежать так легко в мечты: они все разрушены и далёки. — Артём, что тебя расстроило? Ты как-то поник. — тихо спрашивает Нейзи, отпив кофе. Голос звучит лучше — это хорошо. А со мной всё в порядке, лишь небольшая тоска по прошлому и тяжёлое понимание настоящего немного подтолкнули меня на грусть. Ненадолго это, просто не беспокойся. — Нет-нет, всё нормально. Просто… После вчерашнего всё ещё грустно. Не переживай, это никак не испортит мне настроение. — выпив немного из кружки, отнекиваюсь я. Артём, не ври. Ты должен вернуть доверие в ваши отношения, а не усугублять их еще и ложью. — Мы оба по уши в говне, потому ты можешь спокойно мне всё высказать. Артём…я понимаю, что тебе ещё тяжело видеть перед собой человека, который совсем недавно «надругался» над тобой. Такое ощущение, словно мы вернулись в начало…только более кошмарное. Я буду делать всё, чтобы исправить эту ошибку. Я сделаю всё что угодно, лишь бы ты чувствовал себя рядом со мной в безопасности. Прошу, не молчи. — глаза пылают от вины и искренности. Блеск отчаяния всё тех же размеров играет на зрачке Нейзи. Голос чуть надломался. Ты готов на всё…но готов ли я? Не имеет значения, надо придётся идти и сделать всё, что есть в силах. Вика…как же мне без тебя тяжело. Почему ты уехала к родителям именно в эту неделю? — Тяжело воспринимать весь этот груз… Он так резко упал на меня, что я до сих пор не осознаю всю сложность наших проблем. Гриш, я стараюсь думать рационально, но сомнения гложат, очень сильно гложат. Я боюсь, что мы не справимся. Я боюсь ошибиться…я просто боюсь что либо делать. — мой голос совсем поник, как и голова с руками. Стыдно смотреть ему в глаза. Он готов осилить любое препятствие, лишь бы допиться отличного результата. А я…боюсь и ничего не делаю. Почему я такой слабак?! — Мы справимся. Мы ведь всё еще вместе. — улыбается Рофлер. Солнце, будто специально искало момент, осветило лицо Гриши. Ты светел как надежда, твоя улыбка даёт чувство уверенности, удачи… Эх, это так красиво, так символично. Я готов поверить. — Готов верить в это. — улыбнулся в ответ. На его лицо заиграла малая слеза, отблёскивая ярким солнечным лучём. Гриша улыбается и пускает слезинки, которые медленно, будто специально подставляясь небесному светилу, скатываются по ровным щекам. — Всё в… — Ты улыбнулся, Артём. Впервые по-настоящему улыбнулся… Мы сможем.