— Ты точно не сможешь отпроситься в субботу на фестиваль?
— Нет. Мои..— он запинается— мой отец будет против.
— Твой отец всегда против. Неужели всё настолько строго с правилами?
Ким думает пару секунд и отвечает:
— Когда-нибудь я тебе расскажу.
И почти все такие разговоры оканчиваются тем, что Тэхён обещает «когда-нибудь всё рассказать».— Скажи, а эта книга – дневник или типо того?
— Да. Это мой личный дневник.
— Ты туда записываешь всё, что за день произошло?
Тэхён молча кивает.
— Понятно. Я тоже когда-то вёл дневник. Я туда сны записывал.
— Сонник?
— Да, меня часто мучали кошмары. Сейчас уже отпустило. Вроде… — смущённо улыбается Чон.
—Чонгук-и, — Тэ берёт руку Гука, — пообещай мне, что никогда не прочитаешь мой дневник.
Чонгук смотрит на их руки, а затем в глаза друга:
— Обещаю.
— Клянись мне, что не нарушишь обещание.
—Клянусь.
Тэхён переплетает их пальцы вместе и смотрит на Чонгука.
— Я тебе верю, Чонгук-и, — улыбается юноша.
***
Июнь. На улице около двадцати градусов по Цельсию, переменная облачность, влажность повышенная, но дождь не ожидается. Чонгук едет на автобусе в сторону лесопарка, через который Тэхён ходит домой с учёбы. Настроение приподнятое — он рад, что едет гулять со своим уже близким другом, с человеком, которого любит во всех смыслах. За время их общения, Чонгук полюбил Тэхёна ещё больше. Ким выглядит холодным и серьёзным, но на самом деле, он тот ещё ребёнок, любящий подурачиться. Его чувство юмора и представление и о нравственности весьма странные, но, вследствие своих чувств, Чонгук в этом плане абсолютно слеп и глух. Многое, что для Кима нормально – абсолютное табу для Чона, и наоборот. Сейчас Гук идёт по тротуару, выходя к дороге, усыпанной щепками, веточками, листьями, камнями и многим другим. По этой дороге он идёт вглубь парка, в практически настоящий лес. За пределы парка Тэхён не выходит – ему это запрещено (если это не учёба, разумеется). Но в самом парке есть множество красивых мест, в которых можно замечательно провести время. В чаще леса есть речка и небольшая каменная дамба, из которой льётся своеобразный водопад. Именно там парни чаще всего проводят время, если встречаются. Как раз туда Чон и направляется. В рюкзаке у него большой плед и напитки; Тэхён должен принести сэндвичи и фрукты – намечается пикник. Для того, чтобы прийти к реке, нужно пройтись по небольшому склону. Каштановые волосы Чонгука треплет резкий ветер, как старший брат, который врывается в комнату, устаревает жуткий беспорядок, даёт подзатыльник и убегает прочь, не закрыв дверь. Так же и ветер: рванул и резко затих. Кроны деревьев беспокойно шелестят, трава колышется волной, а вдали слышно пение зелёной пересмешки и стук пёстрого дятла. В благоухающей траве стрекочут кузнечики. Чон заходит в чащу леса. Пение птиц становится громче. Помимо вышеупомянутых птиц, теперь можно «поньканье» соловья. «Стук-стук-стук!». Чем ближе Чонгук подходит к реке, тем свежее становится. Дойдя до места встречи, темноволосый замечает уже пришедшего друга. Сначала тот его не узнал: Тэхён покрасил волосы – теперь они пшеничного цвета, что очень идёт ему. Чонгук машет однокурснику: — Тэхён-а! — кричит парень. Когда Чон подходит к светловолосому, Тэхён здоровается с ним. — Принёс? — Да, — Тэ достаёт из сумки-почтальонки две деревянные коробочки. — Отлично! Чонгук расстилает белый с синими полосками по бокам плед, больше похожий на полотенце, а затем и две бутылки яблочного сока. Тэхён расставляет еду и напитки. Всё выглядит просто замечательно. — Как твои дела? — спрашивает темноволосый. — Ровно. Сразу скажу, что на следующей неделе я абсолютно занят. — Понятно… а чем, если не секрет? — Секрет. — Что у тебя не спросишь – всё секрет! Почему ты никогда не рассказываешь о семье? Никогда не рассказываешь, чем занят. Неужели что-то такое, чего мне точно нельзя знать? — вспыхивает Чон. — Да, Чонгук-и. Боюсь, то, о чём я тебе не рассказываю, может сильно оттолкнуть тебя от меня. Поэтому лучше ты будешь в неведении, ладно? Ты же знаешь, что стал мне другом, братом. Я дорожу такими людьми. — Ты говорил, что ты рассказываешь всё братьям, а братья – твои друзья, — расстроенно говорит Чонгук, доставая из коробочки сэндвич с курицей и овощами. Тэхён молчит, наблюдая за муравьём, ползущим по его штанине. Он молчит около двух минут и отвечает: — Ещё не время. Когда-нибудь я тебе всё расскажу.— говорит он и берёт из другой коробочки клубнику. Сейчас Тэхёну в какой-то степени стыдно, что он так много скрывает от Чонгука. В знак извинения, он решает сходить нарвать цветов и подарить их другу. Чонгук очень любит адонисы, а здесь их много. — Ты куда? — с набитым ртом спрашивает Гук. — Я скоро вернусь. Тэхён покидает друга, а Чонгук остаётся дожёвывать и ждать Тэ. Вдруг он замечает книгу, торчащую из лежащего рюкзака Тэхёна. Молодой человек берёт рюкзак, чтобы всё аккуратно сложить, а потом понимает, что то, что торчит – дневник. «Чонгук-и, пообещай мне, что никогда не прочитаешь мой дневник. Клянись мне, что не нарушишь обещание.» С одной стороны, Чон очень любит и уважает Кима, поэтому он старается пересилить своё желание взглянуть на записи, которые тот так скрывает. С другой — он сейчас сильно обижен на друга, поэтому желание берёт над ним вверх, и Чонгук открывает книгу на рандомной странице.8 декабря
Отец Борам позволил мне сегодня присутствовать на наказании матери Ынджу. Рано утром она попыталась сбежать с маленьким братиком Ханылем. Как хорошо, что её поймал брат Хюн. Она бы обязательно побежала куда-нибудь рассказать о нас. Этого допустить нельзя.
Мы собрались в комнате наказаний. Мать Ынджу положили на столешницу, которая находилась в кругу с нашим гербом, начерченном белилами посередине комнаты. Братика Ханыля забрали и посадили напротив матери, чтобы он видел, что бывает с предателями (хотя я считаю, что братик слишком маленький для такого яркого зрелища). Мать Ынджу была привязана за конечности к ножкам столешницы, чтобы она снова не сбежала (ха! Как иронично!) Глаза ей завязали марлевой повязкой. Мне было страшно, но жутко интересно, потому что до восемнадцати лет на таких мероприятиях присутствовать запрещено. Но я же любимчик у отца Борама. Так вот: лежит мать Ынджу на столешнице. Слёзы текут, повязка мокнет, она визгливо вымаливает прощения у отца Борама (он же Лидер!), в общем, жалкое зрелище конечно.
Началось наказание. Мы все были одеты в форму для обрядов, но моя мне была большая, так как досталась от святого брата Гынхо ( Магфорхорри приглядывает за ним, я уверен). Бабушки Мигён и Миок читали молитву, прося прощение у Магфорхорри за мать Ынджу, а отец Борам начал речь, в которой говорил почему мы все здесь собрались, что совершила мать Ынджу и также предупредил, что любой, кто попытается покинуть наш клан, будет жестоко наказан, а Великий, Сильный и Ужасный покарает его после ухода в мир иной. Вышла мать Хюншик и, встав на колени, протянула отцу Бораму футляр с Клинком кары. Когда бабушки Мигён и Миок почти закончили молитву, отец Борам подключился к ним и, завершив вместе с ними речь, вонзил клинок вниз живота предательницы, где находилась матка (это чтобы такие как она больше не породили никого), а затем начал разрезать её чрево вдоль к шее. Воплей было…. Меня окутал какой-то животный страх, но я не мог оторвать взгляд! В какой-то момент я даже подумал, что всё происходящее ужасно, но позже я себя переубедил. Стоящие сзади отцы ( я не запомнил, какие отцы там были) начали петь, а мать Ынджу перестала кричать. Было слышно только бульканье и хрип. Маленький братик Ханыль плакал и кричал «Мама! Мама!», но держащая его бабушка Хюнки говорила ему о том, что это правильно, что это должно было произойти, ведь она предала нашу семью. После того, как отец Борам закончил, вышел отец Кидук и свернул шею матери Ынджу на сто восемьдесят градусов. Ритуал был почти завершён. Оставалось похоронить её тело подальше от поля, туда, где её можно было закопать и не осквернить нашу землю. Её закопали на глубину пять метров (яму выкопали заранее, почти тогда же, когда мать Ынджу поймали и решили казнить).
Сегодняшний день я запомню надолго.
У чонгука дрожат руки. Но он пролистывает ещё страниц десять. Как оказалось запись, которую он открыл теперь, была сделана спустя год после записи о казни Ынджу.30 декабря.
Сегодня мой день рождения, теперь мне восемнадцать. Сегодня отец Борам позволил делать то, что я не имел права делать все эти годы! Интересно, мне разрешат гулять за пределами парка?
По традиции, в день совершеннолетия, мужчины нашего клана лишаются девственности с одной из сестёр. Не только у меня сегодня день совершеннолетия: у брата Раона, у сестры Ёнми, у брата Сынхи и ещё у кого-то тоже.
Мне сказали, что я буду с сестрой Ёнми. Но я не хочу стать отцом так рано. Я понимаю, что это традиции, а традиции святы. Честно. Сестра Ёнми может и красавица, но умственно отсталая. Я не хочу, чтобы мои дети тоже были больными (хотя в нашей семье по-другому редко бывает). Пусть это будет кто-нибудь другой. Именно поэтому я закончил не в неё. Удивительно, что я вообще кончил, она такая крикливая. Противно. Я был рад, что мне не сделали выговор за то, что я не дал шанса появлению новой жизни. Ах, да, в честь моего совершеннолетия, мать Чонха поставила мне клеймо, как знак принадлежности нашему клану. Клеймо выглядит как наш герб – равносторонний треугольник, внутри которого знак Земли.
В целом, день прошёл нормально.
Чонгук пролистал ещё несколько страниц:25 мая. Сегодня ко мне конкретно пристал мой однокурсник. Не имею ни малейшего понятия, как его зовут. Пытался поговорить со мной. Но я бы хотел общаться с кем-то не из семьи, но пока мне не исполнится двадцати одного, я не имею права заводить друзей вне клана. Это странно, мне ведь уже восемнадцать, я совершеннолетний.
Сегодня была моя очередь забить корову. У неё были большие тёмные глаза с длинными густыми ресницами. Какие блестящие глазки! Какие ласковые! Были. Я любил эту корову. Когда я был сильно младше, я наблюдал за её рождением. А сегодня мне пришлось пустить ей штырь в лоб . Боми. Неужели я грущу? Как глупо. Это же просто скотина. Боми родилась, чтобы стать нам едой. Она родилась, чтобы сдохнуть. Родилась, чтобы я её убил. Да, так и есть.
26 мая. Этот, как оказалось, Чонгук преследовал меня сегодня! Так смешно, что он думал, будто я его не замечу. Этот пацан всё время таращился на мой затылок, кончено же я его заметил. Решил проверить, как долго он ещё будет дурью маяться: я не сел в автобус, а решил пройтись пешком. Нет же, до самого конца шёл! Я дал ему «шанс» на восстановление моего доверия к нему. Как будто оно было. Он выглядит как ребёнок. Скорее ведётся себя так. Но не инфантильно. Просто очень наивно. Из-за него и из-за своей глупости (из-за того, что пешком шёл) я сегодня получил наказание: мать Чхохи подвесила меня за руку на час. Спасибо, что хоть за левую. К этому наказанию я ещё и добавил собственное, для себя: сегодня я сказал «я ненавижу». Хотя контекст… я говорил о лжецах, что я их… поэтому я смягчил себе наказание, ведь ложь – ужасный грех. А те, кто лгут, будут менее любимыми Магфорхорримом – Великим, Сильным, Ужасным создателем.
Чонгук в шоке продолжает читать. Он хочет найти ещё записи, в которых Тэхён упоминает его. В одной из записей, датированной четвёртым марта, он обнаруживает строку — «Как я счастлив, что у меня появился такой друг, как Чонгук-и. Мне действительно стоило дать ему шанс. Главное, чтобы отец Борам ничего не узнал. Или сестра Мария – она такая болтунья.» или «Я не дам его в обиду.». Какие же странные чувства он сейчас испытывает: ему хочется плакать от горя, ему хочется кричать от ужаса, ему хочется блевануть от отвращения. Ему хочется смеяться, ведь Тэхён искренне считает его своим другом, ему хочется убить Тэхёна. Наконец он добирается до последней записи с сегодняшней датой:13 июня.
Сегодня я иду с Чонгуком на пикник. Но это будет, наверное, последний раз, когда я с ним увижусь на этой и следующей (следующая точно) неделе. Начинается Неделя Покаяния. Нужно будет придумать отмазку для Чонгука, чтобы он потом не задавался вопросом, куда же я пропал.
Чонгук не успевает дочитать. Удар. Звон в ушах. Темнота.