***
...Ханна могла бы понять, если бы защита Школы обновлялась каждое лето. Но это ведь не так. Магглооталкивающим щитам — века, и Основатели не были дураками.***
...Сейчас – школа наверняка прикрыта и от бомб тоже. И это заслуга Диппета. Директора. Не профессора Дамблдора. Ханна достаточно в своей семнадцатилетней (*) жизни видела магов -- в том числе стареньких магов – чтоб понимать: слабый старик не оставался бы тут директором. Здесь, в Школе. ...Такое колдовство — а ведь директор колдует тоже, колдует много – требует умений. И сил. А Диппет в своей старенькой шляпе и в штопаной тёмно-зелёной мантии не выглядит сильным магом. И голова у него как одуванчик — седая, с реденькими тонкими волосами — как пух цветка. Не будь он сильным магом, он не был бы директором. Не оставался бы директором. Вот. Ханна закрывает глаза. Потом оглядывается и прислоняется к стенке лбом. Стенка холодная, но от камней не веет сыростью. Защитная магия? Коридор пуст: все либо на озере, либо в классах, повторяют и учатся. Это не сон: во сне начинают ползти узоры на дверях в Большой зал. Сейчас не ползут. То есть... не ползли, когда Ханна на них смотрела.***
Потом Ханна Эббот бездумно идёт по школе – и замирает у дверей кухни, у высоких и кованых дверей в цветочных и лиственных узорах. Из щели между тяжёлыми створками дверей пахнет огнём, и тыквенным соком, и пирогами с патокой. Тут рядом совсем рядом вход в их гостиную — в гостиную Дома Хаффлпафф: пахнет уксусом, визжит кто-то из первокурсниц, не вспомнивших пароль. ...Ей жалко тревожить Диппета из-за Реддла. Ей жалко Реддла — чтоб его утащили в озеро гриндиллоу, ожесточённо думает Ханна — и бьёт себя по щеке. Ещё не хватало. - Мисс?.. На неё смотрит большими ореховыми глазами рыжая веснушчатая первокурсница — та самая, не вспомнившая пароль. — Идём, — говорит Ханна, – я проведу тебя. ...И это не Гриндевальд выставлял учеников под бомбы, думает Ханна. А Дамблдор.***
Потом она целует Реддла под деревом -- у Чёрного Озера, тянется и целует в щёку. Конечно, уже во сне. А очнувшись, понимает, что спит – спит в заброшенном классе — то есть в дальнем углу библиотеки, какой заброшенный класс в такой многолюдной школе, перед экзаменом? Ханна трёт лицо, отводит от лица пряди, накрывшие его во время сна — мадам Пинс не видела её уснувшей на библиотечной книге семнадцатого века, а то бы наслала Летучемышиный сглаз или заставила бы вытирать пыль до самого ужина, тряпкой, без магии... Про таких сглаженных говорили — шептались — однокурсницы, но Ханна их сама ни разу не видела. И мадам Пинс не выглядит сумасшедшей, способной проклясть ученика. Ханна подняла утомлённые глаза от записей по Зельеварению — ...им предстояло варить противоядие для оборотней, сложное, просто в порядке обучения — и перед стеллажом у самого своего стола увидела Реддла. Моргнула. Он должен быть на обходе... или в слизеринской гостиной со своей... кликой? шайкой? Словом, не здесь. Нет. Это точно не Реддл. Просто кто-то похожий. ...Ханна узнала Грегори Биннса с пятого курса, когда он обернулся. Он был на полговы почти ниже Реддла, насколько она могла судить; похож причёской — и только! Биннс улыбнулся, придерживая растрёпанный пухлый том по Зельеварению. У самого Биннса были смешные чуть щербатые зубы, словно молочные; но всё лицо доброе и даже не очень детское. Он чем-то напоминал ей Невилла — то ли вот этой лёгкой неуклюжестью, то ли любовью к старым библиотечным книгам. – Привет, – неуклюже сказал Биннс. Он весело щурился на солнце, щурился и моргал, неловко удерживая старую книгу и стопку свитков. (Должно быть, эссе.) Биннс тоже был с Хаффлпаффа. Хороший мальчик. Они помолчали. Недолго. – П-придёшь на ужин? Там будут п-пироги с патокой... Он часто начинал заикаться от волнения. Кажется. Настойки мадам Помфри не помогали. – Приду, – ответила Ханна. Он всё-таки чуть не выронил самый тяжёлый, верхний, свиток. — А... что ты делаешь? — Пытаюсь расшифровать почерк переписчика, — призналась она, переворачивая страницу. Вспыхнула золотая краска на первой букве – иллюминация, так это называлось. Последняя фраза в рецепте никак не поддавалась. Биннс устроился рядом и с шорохом высыпал свои свитки на край стола. Хотя чему там шуршать, они же пергаментные? <...> — Аконит, -- сказал за спиною голос Абраксаса. — Аконит, волчья трава... и что-то ещё. - ...А переписчик был пьян, -- прибавил Долохов, перегнувшись через его плечо. Сказал ещё: — Привет, Ханна. Он улыбался. В весёлом солнечном свете их с Малфоем волосы тоже пылали искрами. Как жаль, что в библиотеке нельзя открыть окно, подумала вдруг Ханна, глядя на тонкое и пыльное просвеченное солнцем стекло и на Озеро за ним. Ей в тёплой мантии к вечеру стало жарко, несмотря на апрель... Биннс подхватил свои свитки, скомкано попрощался и убежал. Похоже, его напугали слизеринцы. – Похоже, мы его напугали, — повторил Долохов её мысль. – Ну так что? Пойдёшь к озеру?..