***
— Нет, Рон, я уже сказал тебе, что не буду в этом году занимать должность капитана сборной по квиддичу, — с плохо скрываемым недовольством в голосе высказался Гарри, глядя в окно поезда Хогвартс-Экспресс на залитую солнцем платформу, где стояли улыбающиеся мистер и миссис Уизли и махали вслед уезжающему составу. Как только поезд завернул, оставляя и платформу, и мистера и миссис Уизли позади, Гарри развернулся к Рону и Гермионе и устало посмотрел на них. Война с Волан-де-Мортом изрядно подкосила его эмоциональное состояние, и даже победа над темным волшебником не давала Гарри той эйфории, что он получал в первые дни долгожданной свободы от гнетущего бремени, которое навлекла на него стерва-судьба. Положение усугублялось намного более повышенным вниманием к его бедной персоне со стороны благодарного магического сообщества. Оказалось, что узнать, где Гарри проводил практически все летние каникулы до того, как на седьмом курсе отправился на поиски крестражей, способен был любой волшебник, хоть мало-мальски способный читать. «Ежедневный пророк» вдруг сделал семейство Дурслей, которых Гарри ненавидел уже чуть менее сильно, чем всегда, героями невидимого фронта, и хоть они и не читали волшебных газет, но совы, что каждый божий день навещали Тисовую улицу с очередным письмом от почитателей или Гарри, или самих Дурслей, не оставляли воображению родственников никаких сомнений: Гарри со своими письмами выводит из равновесия. Поэтому Гарри отправился в единственное место, где его не могли найти те, кто об этом месте не знали: на площадь Гриммо. И хотя там Гарри не ощущал себя по-настоящему счастливым, а так и не прекратившиеся вопли матери Сириуса лишь расшатывали его нервные клетки, здесь ему по крайней мере было спокойно. Поэтому когда в конце августа по старой традиции ему пришло письмо лично от профессора МакГонагалл, ставшей теперь директором Хогвартса, в котором она хоть и выражала понимание, что он может не захотеть, но все же просила занять вакантное место капитана сборной факультета по квиддичу, он всерьез задумался. Гарри хоть и был без ума от своей Молнии, самой лучшей волшебной игры и ощущений, которые дарили ему эти две вещи в совокупности, но все же отказался, искренне надеясь и веря, что хотя бы последний год в Хогвартсе он проведет в полнейшем спокойствии. — Но, Гарри… — начала было Гермиона, когда они принялись искать свободное купе в переполненном поезде, но парень лишь поднял вверх руку в прерывающем жесте. — Я все сказал, Гермиона, — не терпящим возражений тоном отозвался Гарри. — Во-первых, я хочу просто закончить Хогвартс, сдать экзамены и стать Мракоборцем, а, во-вторых, разве вы с Роном не должны быть в вагоне для старост? — в отличие от Гарри, Рон и Гермиона с энтузиазмом приняли предложение МакГонагалл стать старостами школы. — А ведь верно, Рон, — испуганно повернулась к парню Гермиона. — Как я могла забыть об этом? — Э-э-э, — уныло пробормотал Рон, который, по всей видимости, не горел желанием оставлять Гарри одного и не попытаться уговорить его вернуться в команду. — Может быть, мы сможем пройти инструктаж позже? — Не говори глупостей, — отмахнулась от него девушка и потащила Рона назад к вагону старост. Гарри выдохнул с облегчением, когда друзья скрылись за дверью, и потащился дальше, в самый конец поезда, борясь с желанием проклясть каждого, кто кидает в него любопытный и одновременно благоговейный взгляд из заполненных учениками купе. То есть практически каждого первого. Счастье улыбнулось ему в самом последнем купе, где не было никого, кроме одиноко сидящей там девушки с волнистыми черными волосами, которые скрывали ее лицо. Из-за закрытых дверей купе девушка казалась какой-то знакомой, будто он где-то раньше ее видел, а учитывая, что больше мест не было, ему не оставалось другого выхода, кроме как аккуратно постучаться и приоткрыть дверь, перебирая в памяти всех, на кого она могла быть похожа. — Привет, — улыбнулся Гарри девушке, которая сразу же повернула на него голову, услышав, как открывается дверь. — Не против, если я сяду здесь? Все места уже заняты. — Конечно, — приветливо улыбнулась она, но Гарри заметил, что в глазах у нее, синих, словно самые темные глубины океана, не искрилась улыбка, окрасившая ее полные и чувственные губы. Гарри благодарно кивнул и протиснулся внутрь купе. Было странно, что она сидела здесь совсем одна, хотя в других вагонах было не протолкнуться. Многие прошлогодние семикурсники решили вернуться в школу, так как обучение под предводительством Пожирателей смерти было пугающим и мрачным, а об экзаменах в полуразрушенном замке не могло идти и речи, так что Гарри невольно задумался, хватит ли всем места в общих гостиных и в классах. Но еще сильнее его волновала сидящая напротив него девушка. Она была молчалива и совсем не питала благодарных чувств к внезапно появившемуся рядом освободителю от гнета Темного Лорда. Либо же просто старательно скрывала это. Пока она с унылым видом смотрела, как деревья за окном сменяли друг друга, Гарри мог без зазрения совести разглядывать ее. С виду она казалась Гарри чуть помладше него, но в темных волосах, крупными кудрями спадавшими ей на лицо, он видел странные белоснежные пряди, слишком сильно похожие на седину. Глаза были широкими, явно виднелись скулы, а на пальцах, длинных и изящных, висело по кольцу, но они не казались безвкусным нагромождением, как это было у многих. На тонкой шее висел поразительно знакомый золотой медальон, который, как предполагал Гарри, он уничтожил несколько месяцев назад. — Я знаю, о чем ты думаешь, — подала голос девушка, и Гарри вдруг подумалось, что ее голос ласкает его слух, словно самая красивая в мире мелодия. — Это не тот медальон, который ты уничтожил. Гарри поднял на нее глаза, с трудом оторвавшись от медальона. Вряд ли даже кто-то из тех, кто помогал ему одержать победу над Темным Лордом, мог похвастаться знанием о крестражах. А эта девушка, по всей видимости, прекрасно знала, что Гарри недавно уничтожил брата-близнеца ее украшения. — О чем ты? — переспросил Гарри в попытке отыскать истину. Вместо ответа девушка улыбнулась, отчего Гарри вдруг почувствовал сильный порыв сердца влюбиться в нее, навсегда забыв о Джинни, а затем она протянула ему руку для рукопожатия. — Я Селина Блэк, — сказала она, когда Гарри, внезапно ощутивший, что тот порыв признаться незнакомке в любви увеличился во сто крат, пожал ей руку. — Регулус Блэк был моим отцом. Челюсть у Гарри отвисла, и он поглядел на девушку с нескрываемым интересом. Гарри смутно помнил, как выглядел брат Сириуса, однако не мог не заметить, что Селина действительно обладала семейным сходством, который отличал всех Блэков, в том числе и ненавистную Беллатрису. — Не знал, что у Сириуса была племянница, — отозвался Гарри, нехотя отпуская руку Селины. — Да, — повела плечами она. — Думаю, Регулус и сам не знал. Мать ушла от него, когда только узнала, что он примкнул к Пожирателям смерти. Затем она узнала о беременности, но не успела сказать отцу, так как он к тому времени уже был мертв. А потом и сама умерла в родах, так что я жила в приюте. Гарри вдруг пропитала неожиданная жалость к девушке. И вместе с ней он ощутил странную привязанность. Неужели он встретил человека, который тоже стал сиротой еще в бессознательном возрасте и всю жизнь прожил без семьи? — Мне очень жаль, — опустил глаза в пол Гарри, но тут же поднял их обратно на Селину, потому как не мог позволить себе перестать смотреть на нее. — Я уже пережила это, — снова улыбнулась девушка. — Этот медальон единственное, что осталось у меня от матери. Его подарил ей отец. На глазах у Селины выступили слезы, и Гарри ощутил порыв пересесть к ней на диванчик, однако не знал, будет ли это уместным в первые же минуты знакомства. Селина же быстро оправилась от тяжелых воспоминаний и, смахнув с немного загорелой щеки соленую каплю, снова посмотрела на своего соседа. — Но не будем о грустном, — отмахнулась она, поворачивая голову к окну. — Я знаю, кто ты такой, так что представляться нет смысла. Гарри понимающе кивнул. Наверное, не было в магическом мире человека, который не знал бы, кто он такой. Младенцы не в счет. — Значит, ты едешь в Хогвартс? — задал глупый вопрос Гарри, не желая прерывать разговор с чарующей незнакомкой и упрямо игнорируя в голове тихий голос Джинни. — Как видишь, — сухо ответила Селина, продолжая внимательно следить за сменяющими друг друга деревьями. — Не видел тебя раньше. На каком ты факультете? Наконец Селина снова посмотрела на Гарри, и навязчивый голос Джинни у него в голове мгновенно смолк. Почему-то парень ощущал странную потребность стать с Селиной ближе, быть ее другом и даже, возможно, чем-то больше (голос Джинни в голове натужно завопил). Отношения с младшей Уизли складывались из рук вон плохо: месяцы, что они провели вдали друг от друга, плохо повлияли на их взаимосвязь, так что Гарри на собственном опыте убедился в верности высказывания «Отношений на расстоянии не бывает», однако оба еще старались вернуться к прежней страсти, которая сквозила между ними до войны. Больше было похоже на бессмысленные попытки немого сказать хоть слово. — Я раньше училась в приюте, — ответила Селина, отрывая Гарри от его размышлений о Джинни, и тот поразился, как быстро та перестала волновать его. — Там жили волшебники, так что они без проблем преподавали нам все, что изучают в обычной школе. Я даже сдала СОВ на отлично, но когда мне исполнилось 17, я решила, что приют я уже переросла. К тому же к ЖАБА там не готовили, полагая, что мало кто из воспитанников перейдет на более высокий уровень волшебства. — Почему? — изумился Гарри. — Скажем так, — хмыкнула Селина и придвинулась ближе к Гарри. Он затаил дыхание. — Многие волшебники, выпускавшиеся из этого приюта, становились отнюдь не добропорядочными людьми. Гарри открыл рот. Она сейчас прямым текстом заявляет ему, что училась вместе с будущими убийцами и темными волшебниками? Вздор. Не могла же она стать такой же, как и ее соученики? Или все же… — Нет, — снова ослепительно улыбнулась Селина, словно прочитав его мысли. — Нет, Гарри, я отнюдь не такая. Во мне нет абсолютно ничего ужасного или порочного. За исключением, может быть, смертельной любви к сладкому. «И поразительной красоты» — подумал Гарри и сам себя одернул за такие мысли. Внезапно за пределами купе раздался голос волшебницы, продававшей в поезде различные сладости на любой вкус и цвет, и Гарри снова поразился тому, как Селине вовремя удается начать говорить о том, что произойдет в ближайшие минуты. Может быть, она обладает даром предвидения, как профессор Трелони? — Хотите чего-нибудь сладенького? — добродушно поинтересовалась волшебница, заглядывая к ним в купе. Гарри с трудом оторвал взгляд от Селины и посмотрел на женщину. В глазах у нее искрилось любопытство, однако она не стала выказывать Гарри никаких терзавших ее чувств, за что тот был ей премного благодарен. Очередной тирады о его могуществе и величии он бы не выдержал. Селина, не удостоив Гарри взглядом, встала со своего места и подошла к волшебнице. Что она покупала, Гарри уже не слушал. Да и есть ему не хотелось. Теперь все его мысли были заняты этой незнакомкой, которая имела такое поразительное сходство с Сириусом и ним самим. Которая так умело сочетала в своем разговоре с Гарри и полное равнодушие, и неутомимый интерес. Которая смогла заглушить в его голове отчаянный голос Джинни, надеявшийся воззвать к его благоразумию. И Гарри вдруг подумалось, что он чертовски хотел бы, чтобы Селина Блэк попала в Гриффиндор, хотя бы чтобы каждый день видеть ее в общей гостинной и на уроках.Гадость и сладость
14 февраля 2023 г. в 17:46
Холодный августовский вечер. Последний день лета не сулил для Селестины ничего хорошего — уже через несколько часов ей придется отправиться в самое ненавистное место на планете. За исключением, может быть, дома ее дяди, тети и двоюродного братца, чьи волосы были настолько белыми, что казались скорее просто-напросто седыми.
— Думаешь, мне стоит сказать брату, чтобы встретил меня на вокзале? — тихо спросила девушка у своего черного, словно его окунули в душу ее отца, кота. Тот, конечно же, не ответил, зато поластился у ног хозяйки, сладостно мурлыкая и успокаивая тем самым ее мнительность.
Селестина улыбнулась и наклонилась, чтобы взять кота на руки. От ее мягких и нежных прикосновений он замурчал еще громче, и девушка, глубоко вздохнув, подошла к окну.
До отправления поезда Хогвартс-Экспресс оставались какие-то считанные часы. Уже совсем скоро она окажется рядом с тем, из-за кого, собственно, и затеяла эту поездку. Из-за кого потеряла всю свою семью.
— Знаешь, Найт, — продолжила Селестина, почесывая кота между ушами, — отец ведь был ужасным человеком. Отличным волшебником, да. Феноменальным предводителем, согласна. Гениальным стратегом, может быть. Но уж точно не прекрасным отцом, которого можно было бы пригласить на родительский день в школу. Зачем тогда я собираюсь отомстить за него, а, Найт?
Вместо ответа кот многозначительно взглянул холодными голубыми глазами на свою хозяйку, что во время раздумий перестала нежно перебирать его черную шерсть, и тихо мяукнул. Селестина дотронулась кончиком указательного пальца до высунувшегося маленького языка Найта и отпустила кота на волю. Тот недовольно муркнул что-то в ответ и примостился на открытом чемодане девушки, положив свою черную головку на такие же черные лапки и обвернулся черным с небольшой белой кисточкой хвостом.
За окном раздался первый раскат грома. Левую руку чуть выше запястья обожгло знакомым огнем, и Селестина по привычке хотела уже было отозваться на зов Темного Лорда, но вовремя вспомнила, что это лишь отголоски прошлого.
Нехотя бросив взгляд на предплечье, Селестина почесала чересчур загорелую кожу, прямо над тем местом, где начиналась метка Пожирателя смерти.
— Исчезни, — тихо произнесла Селестина, направляя свою волшебную палочку на руку, чтобы скрыть и без того практически невидимую метку.
Найт, видимо, решивший, что он оставил достаточно своей шерсти на одежде хозяйки, снова вскочил на кровать и принялся тереться острой мордочкой о бедро девушки. Селестина улыбнулась коту и в последний раз за этот день посмотрела на Белую метку, скрытую заклятьем невидимости.
Она практически ничем не отличалась от меток, что носили на своих телах Пожиратели смерти. Но было все-таки одно различие — метка Селестины была белой, практически незаметной на бледной коже, доставшейся ей по наследству, что от отца, что от матери. Однако за последнее время, проведенное вдали от родительского дома, она порядком загорела, и это обстоятельство уж точно не удовлетворило бы ее отца.
— Сейчас мне очень пригодилось, что ты настоял на Белой метке, папа, — с легкой тенью улыбки на лице пробормотала Селестина, проводя тонкими пальцами по собственной коже. — Вы с мамой будете гордиться мной, когда я заставлю Гарри Поттера ощутить на себе крах поражения. Не сомневайтесь, я не потерплю неудачу, как… — она осеклась. Селестина хмыкнула, подошла к письменному столу, где валялись в беспорядке куски пергамента, перья и пустые баночки из-под чернил, и подняла небольшую двойную рамку, в которую были вложены две фотографии. — Как вы, — с вызовом закончила она.
Найт, пристально следивший за всеми перемещениями хозяйки в этот вечер, натужно мяукнул, словно чувствовал, что на душе у Селестины все будто пропиталось ядом Нагайны.
Селестина вздохнула. Она с невиданной нежностью посмотрела на прищурившегося кота и снова направилась к чемодану, отложив при этом рамку, на которой были изображены портреты Беллатриссы Лестрейндж и Волан-де-Морта. Ее матери и отца.