***
Лариса выглядела несколько утомленной: она сидела в кресле, чуть прикрыв глаза, но как только услышала звук открывающейся двери и увидела вошедшего мужа, тут же улыбнулась и попыталась подняться. — Нет-нет, — поднял руку в предостерегающем жесте Петр, — не вставай, дорогая! — Петя… — она протянула к нему руки, — подойди! Тебе Семен Аркадьевич сказал, да? — спросила она, когда Петр присел на подлокотник кресла и обнял ее за плечи. — Сказал, — кивнул он. — Ты уж прости меня, потому что я сама хотела тебе сообщить, но просто, ты понимаешь, я не до конца еще была уверена, боялась сглазить. — Ну вот, теперь врач подтвердил, так что у нас с тобою, милая моя, есть повод отпраздновать это событие, не так ли? — Петр ласково чмокнул Ларису в щеку, а когда она, рассмеявшись, повернулась к нему, тут же обнял ее еще крепче и вновь поцеловал уже в губы. — Теперь у нас будет еще и маленький Петр Петрович, да? — лукаво блеснув глазами, проговорила Лариса. — Петр Петрович? Что ж, мне кажется, это неплохо… Но ты знаешь, что? — задумчиво протянул Петр. — Думаю, если окажется, что это, — он прижал ладонь к животу супруги, — Лариса Петровна, то будет еще лучше! — Ты думаешь? — прищурилась Лариса. — Просто уверен! — кивнул Петр. — Два сына у меня уже есть, так что пускай младшенькая будет дочь. — Папенькина отрада, — отозвалась Лариса, — утешение его во всех горестях. Так меня отец когда-то называл, — прибавила она. — Я ведь тоже была самой младшей в семье, и он, мой отец, очень любил меня. Так странно… — Лариса вздохнула и положила голову Петру на плечо. — Я очень плохо помню его: черты лица, голос… А вот как он обнимал меня перед сном, желал покойной ночи, как подарил мне куклу на именины — вспоминаю так часто! Иной раз мне кажется, будто это было вчера, хотя прошло так много лет, и столько всего случилось. — Точно так же, — тихо проговорил Петр, вновь обнимая ее, — я вспоминаю свою мать. Она умерла, когда я был еще ребенком, и… все, что я помню о ней — это как она сажала меня на колени и рассказывала сказки. И мне было удивительно тепло и покойно… Правда, я даже не знаю, правда ли это было, или просто сон… Лариса ласково поцеловала Петра в ответ, и вновь прижалась к нему. — Кстати, — спохватился он, — что у вас тут с Гришкой-то вышло? — Ничего, Петенька, — махнула рукой Лариса, — не обращай внимания. — Что он тебе наговорил? — взглянул ей в глаза Петр. — Опять гадости какие-нибудь?.. Ну, он у меня дождется! — Не надо, Петя! — Лариса погладила его по щеке. — Не злись. Григорию Петровичу просто хочется, если так можно выразиться, получить все и сразу. — Как всегда! — всплеснул руками Петр. — Опять денег клянчил, к гадалке не ходи. Вот же паскудник, знает, что от меня ничего не дождется, так надумал тебе докучать! — Прошу, Петя, только не нужно ссор! — Исключительно ради тебя, Лариса, — Петр вновь поцеловал ее. — Поскорей бы уже Катька родила своего ребенка, тогда мы бы отправили ее в деревню, а Гришка пусть уж сам за себя решает. Но по крайней мере одной головной болью меньше станет.***
Григорий в раздражении натянул шубу и перчатки и прикрикнул на Тихона, чтобы тот поторопился и велел тут же заложить ему коляску. Он ни минуты не останется в этом доме, иначе все закончится очередным грандиозным скандалом. Когда Лариса упала в обморок, он поначалу заподозрил, что милейшая мачеха просто таким образом хочет избежать неприятного разговора. Однако же, оказалось, что Ларисе на самом деле плохо, и тогда Григорий перепугался не на шутку. Позвав лакеев, он велел помочь ему: они перенесли Ларису на кресло, а Дарка тут же принесла нюхательные соли и принялась приводить свою пани в чувство. На всякий случай Григорий распорядился позвать врача, хотя Лариса, которая к тому времени пришла в себя, отговаривала его, но он все же рассудил, что визит Семена Аркадьевича не повредит. Как только врач прибыл, он лично проводил его до дверей комнаты Ларисы, а сам решил, как говорится, от греха подальше удалиться к себе. Когда приехал отец, Григорий рассудил, что лучше покуда ему на глаза не показываться, а то чего доброго опять обвинит его во всех грехах. Он видел в окно, как подъехал экипаж отца, и как тот вошел в дом. На какое-то время Григорий затаился, надеясь, что раз с Ларисой уже все в порядке, отец не станет, что называется, рвать и метать. Полчаса спустя Григорий украдкой выглянул в коридор, прислушался: в доме было тихо. Спустившись вниз, в гостиную, Григорий позвал Тихона и велел ему пойти и разузнать, что произошло. — Так, пан, чего тут узнавать-то? — пожал плечами этот увалень. — Что Ларисе Викторовне сказал Семен Аркадьевич, ну же, давай быстрее! — растолковал ему Григорий. — А незачем бежать, Григорий Петрович, — хмыкнул Тихон, — я и без того знаю. Дарка всем уж, почитай, растрезвонила: у пани с вашим батюшкой еще один ребенок вскорости родится. Григорий потерял дар речи: папенька со своей ненаглядной женушкой, как видно, совсем рассудка лишились! Это же ни в какие ворота не лезет, неужели отец не понимает, что над ним все вокруг потешаться начнут. У него уже внуки родились, а он, видите ли, возомнил себя молодым и полным сил мужчиной! Ну, ладно еще рождение Левушки. Допустим, там, в Париже отец с Ларисой наслаждались, так сказать, жизнью, и потому напрочь забыли обо всякой осторожности, но теперь-то пора бы уже поумнеть немного. Однако, вместо этого отец с Ларисой решили в очередной раз выставить свое бесстыдное поведение на всеобщее обозрение. А кроме того, теперь, кажется, и заикаться не стоит о жизни в столице, потому что отец и слушать не станет. У него ведь нынче один свет в окошке: Лариса с Левушкой, — а теперь и подавно, он на Григория даже смотреть-то перестанет! — Быстро давай! — прикрикнул Григорий на кучера, усаживаясь в коляску. — В Нежин поехали! Да поторопись! Ему как можно скорее нужно увидеть милую Китти, потому что только в ее обществе он сможет успокоить расшатавшиеся не на шутку нервы.***
— Немедленно отдай ее мне! — Натали буквально выхватила заходившуюся в плаче Еленочку из рук нерадивой няньки. — Но что же я могу сделать, пани? — чуть не плача, проговорила бестолковая баба. — Елена Григорьевна никак не успокаивается, я уж чего только не делала… — Пошла прочь! — поморщилась Натали. — Ну, тихо, тихо!.. — она поцеловала дочку и принялась укачивать ее. — Тише, маленькая, тише! Натали припомнила, что именно так Ларисе всегда удавалось убаюкать Елеленочку. Она брала ее на руки, тихо и спокойно говорила ей что-то или же тихонько напевала. Обычно это срабатывало, и дочка успокаивалась. Но как только они переехали в Нежин к папеньке Натали, как Еленочку будто подменили. Она начинала плакать по любому поводу: когда ей становилось жарко или холодно, когда ее кормили, купали, укладывали спать, — а успокоить ее стоило немалых трудов. Возможно, это оттого, что малышка пока еще не привыкла к новому дому, тут для нее все чужое… Если бы Ярослава находилась по-прежнему при ней, возможно, было бы легче. Но Ярослава так умоляла оставить ее Червинке, ведь иначе она оказалась бы разлученной со своими детьми. Еще и Орыся оказалась бесстыжей дрянью, спуталась с каким-то грязным кузнецом, стыд-то какой! Натали, узнав обо всем, велела бесстыднице также оставаться в Червинке. Сама же она вернулась к себе домой, да только… Честно говоря, Натали уже начала задаваться вопросом: а правильно ли она поступила, не погорячилась ли. Нет, Грига Натали не простила, и покуда он не расстанется с противной Китти, она мужа своего видеть не желает. Но вот одного она не рассчитала: в доме отца ей будет… так скажем, несколько неуютно. Конечно же, папенька поддержал ее, когда она все ему рассказала. Он даже слишком близко к сердцу принял горе Натали, обещал «разобраться с подлым изменщиком Григом». Натали, разумеется, убедила его, что в том нет нужды, но отец с той поры постоянно смотрит на нее с жалостью, а ей это не по душе. Пусть бы лучше он делал вид, что все хорошо, или же, как Петр Иванович, подчеркивал бы, что следует быть сильной, потому что правда на ее стороне. Так ей было бы легче… Впрочем, это не самое главное. Если бы Натали с отцом вдвоем жили в доме, было бы куда как лучше и спокойнее. Но теперь здесь обитает еще и Николя со своей женой и детьми. Собственно, в жене брата и заключается все дело. Елена Александровна слишком уж много воли себе взяла, если подумать. Во-первых, она, как ни в чем ни бывало, распоряжается в чужом доме, будто в своем, в частности, без зазрения совести расположилась в бывших маменькиных комнатах. Отец же почему-то безропотно позволил им с Николя этакое самоуправство, хотя раньше он держал комнаты закрытыми и никому не позволял даже приближаться к дверям. Во-вторых, Елена приехала не одна, а со своими детьми. Старшему, Володе, она приказала отдать бывшую детскую Николя, а сверх того наняла ему гувернера, с которым мальчик проводит целые дни и никому, слава богу, не докучает. А вот младший, Николушка, покуда еще совсем малыш, чуть постарше Еленочки, и для его Елена расстаралась на славу. Младшему отпрыску бывшей мадам Кореневой отдана старая спальня самого Александра Васильевича. Сам же отец теперь переехал в гостевую комнату. Он говорит, мол, там ему удобнее, потому что, дескать, кабинет прямо напротив, а он частенько допоздна за работой засиживается. Натали до глубины души возмущало самоуправство Елены, да по какому, спрашивается, праву она возомнила себя тут хозяйкой?! Да она должна бога благодарить, что Николя женился на ней, обеспечил и ввел в свою семью! Иначе она прозябала бы одинокой вдовой, да еще наверняка без гроша в кармане и с двумя малолетними детьми на руках. Поскольку прислугой новой Натали покуда не обзавелась (найти толковую горничную, не говоря уж о няньке для Еленочки, дело трудное и долгое), она позаимствовала одну из комнатных девок Елены Александровны. Няньке Николушки, Надежде, также прибавилось работы. Как говорится, если за одним ребенком ходит, то ничего ей не стоит позаботиться и о Еленочке. Правда, дочери, кажется, новая нянька категорически не нравится, да и та не устает жаловаться Елене Александровне, как де ей тяжело. В ответ Елена Александровна тут же идет к Николя, а тот потом начинает убеждать Натали, что ей, «нужно найти общий язык» с его драгоценной женушкой. Ну уж нет! Натали, разумеется, не намерена мириться с таким нахальством. Да, покуда у нее попросту нет сил; ее, так скажем, семейная драма забрала много сил, но все еще впереди. Натали не так проста, она непременно поставит на место зарвавшуюся не в меру жену братца! Что ж, если Елена не образумится, то придется ей понять: Натали такая же хозяйка здесь, это в конце концов дом ее отца, а эта… женщина — всего лишь супруга Николя. И почему бы им, в самом деле, не уехать обратно в Киев? Натали было бы куда спокойнее, если бы они остались вдвоем с папенькой. Еленочка наконец-то заснула, Натали уложила ее в кроватку и осторожно, стараясь не шуметь, спустилась в гостиную. Когда она подошла к дверям, то услышала чьи-то оживленные голоса и удивилась: отец уехал с самого утра по делам, кто бы это мог быть? Не иначе как к Николя кто-то явился с визитом. — Натали, дорогая, — обрадовался Николя и поднялся ей навстречу. — Смотри, кто к нам приехал! — Добрый день, Наталья Александровна! — Алексей Косач, который стоял вполоборота, прямо на свету, у окна, приветливо улыбнулся, обернувшись к ней. — Какая приятная неожиданность, Алешенька! — отозвалась Натали и протянула ему руку, которую он не преминул поцеловать.