”Now, men, do you hear me?..”

      Чрезмерная забота не то чтобы утомляла Смоллетта — он редко становился центром чьего-то внимания, — но под постоянным взглядом обеспокоенных глаз доктора Ливси он осознавал свою слабость и бесполезность гораздо отчётливее, чем когда рядом никого не было.       — Ливси, — сурово сказал он, — ночью мне ваше общество совершенно ни к чему.       Доктор, закончивший перевязку минут десять назад, по-прежнему сидел у его постели.       — За вами глаз да глаз, капитан, — возразил он. — Каждый раз, стоит мне отойти, вы норовите принять неподобающе вертикальное положение. Так что я, пожалуй, дождусь, пока вы заснёте.       Лицо Смоллетта вспыхнуло от возмущения и растерянности. В своём нынешнем положении он не мог даже рассердиться как следует, потому что Ливси тут же велел ему успокоиться и дышать ровнее и, главное, поменьше говорить. Но капитан никому не мог позволить обращаться с собой, как с ребёнком.       — Хокинс сегодня ободрал руки, — напомнил он. — Ему вы сейчас гораздо нужнее, чем мне. Если моего честного слова, что я не собираюсь шевелиться в ближайшие семь часов по возможности вообще, вам недостаточно, то ваше недоверие меня глубоко оскорбляет.       Они долго смотрели друг на друга — Смоллетт сурово, а Ливси мягко, но так же непреклонно, — ожидая, когда оппонент уступит. Наконец доктор тяжело вздохнул и поднялся со стула.       — Смотрите у меня, — пригрозил он, затем легко усмехнулся. — Сдержать слово в ваших же интересах.       Смоллетт в ответ лишь недовольно фыркнул. Ливси собрал свои медицинские принадлежности и вышел из каюты, позволив Смоллетту наконец вздохнуть спокойно. Глубокий вдох отозвался усилением боли в плече, и капитан почувствовал, как его глаза предательски тяжелеют от слёз усталости. Никогда в жизни он не чувствовал себя так паршиво, как теперь, лёжа в постели, со всех сторон окружённый вниманием и заботой.       Через несколько минут раздался тихий стук в дверь. Смоллетт нахмурился. Неужели снова Ливси? Нет, доктор всегда стучал так, чтобы его точно услышали, а тот, кто стоял за дверью теперь, как будто сам не хотел входить.       — Ну что ещё? — буркнул Смоллетт нарочито неприветливо.       Дверь приоткрылась, и из-за неё выглянула рыжая голова Грея. Смоллетт мгновенно перестал хмуриться. Грей никогда не беспокоил его по пустякам и, по иронии судьбы, был единственным, чьё пустое беспокойство Смоллетт был согласен терпеть. Но теперь капитан и так был на взводе.       — Что-то произошло? — спросил он, опять сурово сдвинув брови.       Грей, казалось, мелко вздрогнул от этой интонации, потом неуверенно шагнул внутрь.       — Я тут… — хрипло начал он, затем прочистил горло и продолжил: — Доктор попросил меня… — он снова замолчал, подыскивая правильное слово, — побыть с вами.       Смоллетт медленно сжал руку в кулак и так же медленно разжал. Глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться, он не мог. «Отлично, чтоб со мной ещё подчинённые нянчились», — раздражённо подумал он.       — Пошёл прочь, — отмахнулся он, — и передай Ливси, что его опека меня вконец доконала.       Грей не двинулся с места. Смоллетт вгляделся в его лицо и почувствовал, что снова заливается краской, но на этот раз не от гнева.       Парень нервно перебирал в ладони растрёпанный подол рубахи, его губы мелко подрагивали, будто он вот-вот расплачется. И Смоллетт мигом почувствовал себя виноватым.       — Что, более важного дела для тебя не нашлось? — проворчал он, глядя в сторону.       — Более важного — нет.       Брови Смоллетта медленно скользнули вверх. Не понравилось ему, как Грей выделил эти слова, но они внезапно заставили его пересмотреть свою позицию. В конце концов, Грей парень тихий — нотации ему читать точно не станет, а заставлять его выполнять один приказ, ослушавшись при этом другого, было бы жестоко. К тому же, он не видел в Смоллетте больного, как Ливси со своей позиции врача. В его взгляде по-прежнему читалось уважение, которое не могла подорвать никакая позорная слабость.       — Ну что мне со всеми вами делать, — устало вздохнул Смоллетт, едва заметным кивком давая Грею понять, что тот может остаться.       Матрос перестал жаться к двери и как будто даже улыбнулся. Он устроился на стуле задом наперёд, с благодарностью глядя на Смоллетта. Капитан отвернулся к стене. Вся эта ситуация вдруг показалась ему до нелепого смешной. Слишком уж Грею мало надо было для счастья.       Свет свечи разливался по каюте, как рябь на воде от брошенного камешка. Грей и правда тихо сидел, даже почти не двигался, и Смоллетту вскоре начало казаться, что парень заснул. И не удивительно — он весь день бегал туда-сюда по кораблю, а теперь Ливси ещё и оставил его присматривать за Смоллеттом. Стоило отправить его в постель…       — Грей? — тихо позвал капитан.       Парень подскочил и сонно уставился на него. Смоллетт устало вздохнул. Непонятно откуда взявшийся прилив нежности заставил его губы растянуться в слабой улыбке.       — Отправляйся спать, — сказал Смоллетт шёпотом, но в его тоне по-прежнему слышались командные нотки.       Грей лишь нахмурился и помотал головой.       — Только после вас, — отозвался он со смущённой усмешкой.       Смоллетт лёг прямо, глядя вверх. Он никак не мог устроиться удобно — в любой позе лопатка горела огнём. Капитану не хотелось, чтобы из-за его бессонницы Грей всю ночь просидел на стуле.       — Мне нужно отдать приказ? — строго спросил он.       Грей испуганно отстранился. От прежнего раздражения у Смоллетта не осталось и следа — ему совсем не нравилось ругаться на Грея, тот и так по-прежнему чувствовал себя виноватым за то, чего не делал, — но теперь он просто старался позаботиться о парне. А по-другому он не умел.       Грей лишь пожал плечами и, отвернувшись, тихо произнёс:       — Я знаю, моё присутствие вам неприятно, но прошу вас, позвольте мне побыть с вами. Так и доктор будет спокоен, и… И я тоже.       Смоллетт затаил дыхание. Слова Грея прозвучали неожиданно обречённо — так высказывают что-то очень важное и близкое к сердцу, но несбыточное и оттого бессмысленное. Капитан попытался приподняться на локтях, но вышло лишь едва ощутимо подвинуться назад, прежде чем его движения сковала очередная вспышка боли. Зато Грей тут же подскочил к нему и без тени прежнего смущения, мягко надавив ему на плечи, уложил Смоллетта обратно.       — Грей, мне… — Матрос убрал руки, но Смоллетт резко схватил его за запястье здоровой рукой, будто испугавшись, что тот уйдёт насовсем. — Мне не неприятно твоё присутствие. — Он смущённо хмыкнул. — Наоборот, ты единственный, кого… я бы хотел видеть рядом чаще.       Смоллетт едва не задохнулся от звука собственного голоса. Что теперь делать? Слово ведь не воробей. Он разжал пальцы и снова принял серьёзный вид, но потом вдруг передумал — нет, пусть то, что он сказал, звучит так же просто, как и слова Грея, будто он совсем не то имел в виду.       Грей смотрел на него в ответ едва ли не испуганно, затем мягко, но настойчиво высвободил руку и опустил голову, смущённо потирая шею. Спутанные волосы упали ему на лицо, так что Смоллетт не видел его выражения и лишь надеялся, что не сделал чего-то совсем неправильного. Всё, что он теперь чувствовал, было почти преступлением, и ему не хотелось втягивать в это Грея, но сделанного не воротишь. Оставалось только извиниться.       — Ты правда можешь идти, — хриплым шёпотом начал Смоллетт, так же не глядя на Грея. — Всё равно мне не уснуть, а так хоть ты отдохнёшь.       Грей никак не отреагировал — даже не вздохнул. В груди Смоллетта что-то взорвалось. Он снова отвернулся, в который раз пытаясь лечь так, чтобы боль была хотя бы терпимой. И тут Грей неуверенно придвинулся на стуле к постели.       — Я знаю… Я могу вам спеть. Мне всегда помогало, когда мама…       Он резко замолчал. Смоллетт медленно повернулся к нему. Грей положил руки на спинку стула и прижался к ним лбом, будто прячась.       — Простите, — прошептал он. — Это глупо…       Смоллетт покачал головой — скорее для себя, так как Грей на него не смотрел.       — Спой, — коротко бросил он.       Парень поднял голову, неуверенно глядя на него. Смоллетт сжал губы, стараясь сохранить спокойный вид. «Как с ребёнком, — пристыженно подумал он. — Как с ребёнком». Грей выпрямился, словно на уроке в школе, и, внимательно разглядывая половицы, произнёс:       — Когда я был маленьким, мама мне… Впрочем, всё равно у меня не получится, как у неё.       Смоллетт протянул к нему руку с намерением ободряюще похлопать по плечу, но не дотянулся и тихо фыркнул, почти обиженно поджав губы. «Предлагать то, что потом не захочешь давать, всё равно что не сдержать обещание», — сердито подумал он.       Грей будто услышал эти мысли и виновато вздохнул, после чего прикрыл глаза, будто не хотел в этот момент видеть эмоции Смоллетта, и тихо запел.       Незнакомый язык звучал как неразборчивое бормотание и, возможно, именно поэтому действовал так успокаивающе. Смоллетт понятия не имел, о чём поётся в песне, но нисколько не сомневался, что такая мягкая мелодия не может повествовать о чём-то плохом. Перед глазами призрачным образом встала картина летнего леса, окружающих его лугов и пронизывающих весь пейзаж серебряных ручейков, застоявшийся воздух в каюте наполнился пением птиц и шумом ветра, запахом воды, диких трав и мёда…       А потом Грей замолчал. Смоллетт ждал продолжения, надеясь, что это лишь очередная пауза между куплетами, но матрос уже открыл глаза и смущённо ждал суда.       — Что это за язык? — шёпотом спросил Смоллетт.       — Ирландский, — отозвался Грей так же тихо.       Смоллетт удивлённо сдвинул брови.       — Ты родом оттуда?       — Да. — Парень пожал плечами. — А что?       Смоллетт не знал почему, но происхождение Грея стало для него неожиданностью. Впрочем, думалось ему уже с трудом. Песня и правда была чудесной.       — Продолжай, — сказал он.       Это уже не был приказ, это была лишь вежливая и почти дружеская просьба. Тогда Грей запел снова.       Сквозь пелену опускающегося сна Смоллетту вдруг подумалось, что его голос как неогранённый самоцвет: яркий, переливающийся, но Эйб совершенно не умел им управлять, иногда не попадал в ноты и сбивался с ритма, каждый раз смущаясь, будто на экзамене. И в такие моменты Смоллетт почему-то считал своим долгом ободряюще улыбнуться Грею и чётко дать понять — ему нравится. Капитан с лёгким удивлением отметил, что при этом совершенно не чувствует себя как-то неправильно. Теперь ему впервые с минуты прибытия «Испаньолы» на остров было хорошо и спокойно.       Смоллетт проснулся от того, что на глаза ему легло яркое пятно золотого света. Он, недовольно жмурясь, уткнулся носом в подушку, но через пару минут всё-таки открыл глаза и выглянул в окно. Солнечный круг едва поднялся над тонким горизонтом. Морская гладь, раскинувшаяся насколько хватало глаз, отливала лазурью. Капитан неожиданно для себя улыбнулся — на второй день их обратного плавания небо затянулось тяжёлыми свинцовыми тучами и не прояснялось до этой ночи. Будто сегодня случилось какое-то чудо.       Смоллетт повернулся в другую сторону и вдруг понял, что рана его почти не беспокоит, лишь изредка напоминает о себе слабыми короткими вспышками.       А ещё он заметил, что о край его постели, подложив руки под голову, облокотился так и заснувший на стуле Абрахам Грей.       Пару минут Смоллетт, едва дыша, смотрел на него, не зная, что ему с этим делать. Он догадывался, что ночь у Грея была не самой приятной, раз он всю её провёл в такой позе, так что будить его капитану не хотелось, но с другой стороны было бы лучше отправить его к себе…       Глупец! Он ведь обещал, что посидит со Смоллеттом лишь до тех пор, пока он не заснёт! Едва подумав об этом, Смоллетт вспомнил, что это Ливси обещал, а Грей сказал, что ему нравится находиться рядом. Неужели он так переживал за капитана? Или просто не хотел уходить?..       С каждым витком этих рассуждений лицо Смоллетта всё гуще заливалось смущённым румянцем. А когда Смоллетт смущался, он начинал злиться на весь мир и особенно на себя.       Он мягко, насколько был способен, потряс Грея за плечо. Парень вскинул голову, испуганно озираясь, затем наконец сфокусировал сонный взгляд на его лице.       — Ты что, просидел здесь всю ночь?! — гневно прошептал Смоллетт. — А ну марш в постель!       Грей не ответил, лишь удивлённо приподнял брови, будто не совсем понимал, чего Смоллетт от него хочет. Затем его лицо разгладилось, он устало вздохнул и, неожиданно для Смоллетта, просто положил голову обратно на край матраса.       — Из ваших уст даже слова заботы звучат как упрёк, — пробормотал он, пряча лицо в складках простыни.       Смоллетт мгновенно перестал злиться. Должно быть, Грей ещё не до конца проснулся, иначе бы вздрагивал от каждого его слова. Эта особенность в его поведении всегда немного расстраивала Смоллетта — уж кому-кому, а Грею он бы не причинил вреда, как бы сильно ни был раздражён. И теперь спокойствие матроса его даже обрадовало.       — Такой уж я, — вздохнул он и печально посмотрел на Грея. — Ну правда, зачем ты так…       Парень пожал плечами.       — Мне хотелось посидеть с вами… — отозвался он.       Смоллетт устало закатил глаза и откинулся на подушку, подняв взгляд к потолку.       — Отлично, — проворчал он. — В следующий раз, когда решишь провести со мной всю ночь, просто ложись рядом.       В каюте воцарилась гробовая тишина. А затем они синхронно перевели друг на друга поражённые взгляды.       Смоллетт не мог поверить, что он это сказал. Грей, судя по всему, тоже. И оба понятия не имели, как действовать дальше.       Первым молчание нарушил Грей. Он поднял голову и выпрямился, слегка передёрнув плечами, будто от холода — но Смоллетт знал, что так он делает, когда в чём-то не уверен, — и внимательно посмотрел на капитана.       — Но ваша рана… — начал он.       — Сейчас мне гораздо лучше, поверь, — резко оборвал его Смоллетт и попытался слегка улыбнуться. — И будет ещё лучше, если ты перестанешь пререкаться. Что за привычка спорить с капитаном…       Он отвёл взгляд, жалея о том, что сказал. Смоллетт не хотел, чтобы Грей счёл эти слова за приказ. Но парень улыбнулся, поняв, что это была лишь шутка. Затем смущённо кивнул. Капитан снова посмотрел на него и, отодвинувшись к стене, аккуратно взял его за руку.       — Ну же, иди ко мне.       Неуверенный взгляд Грея ещё раз скользнул по его раненому плечу, потом он всё же забрался в постель, стараясь при этом не стеснять Смоллетта. Капитан вздохнул:       — Тебе не стоит так меня опекать. Мне и Ливси хватает.       — А если бы я был ранен, как бы вы себя чувствовали?       Смоллетт замолчал. Об этом он раньше не задумывался, и теперь, представив Грея на своём месте — со сквозной дыркой в плече, — он с трудом сдержал слёзы. Если бы Эйбу досталось, Смоллетт переживал бы гораздо сильнее, потому что никто не мог бы ему этого запретить.       Здоровой рукой он прижал Грея к себе и кивнул, признавая его правоту.       Через некоторое время матрос расслабился в его объятиях, его дыхание выровнялась, обеспокоенные морщинки на лбу разгладились, и через несколько минут он уже крепко спал. Смоллетт нежно коснулся губами его виска, не прекращая ласково поглаживать по спине. В памяти тёплым костром вспыхнули воспоминания вчерашнего вечера: все неловкие слова, из-за которых Смоллетт ещё недавно так переживал, вся его грубость, которую Эйб мужественно терпел, понимая, возможно, что Смоллетт чувствует — надо будет извиниться перед ним, когда проснётся (только по-настоящему, а не как обычно), — и эти песни, простые и непонятные, но такие волшебные, проникающие прямо в душу — в её самые потаённые уголки, куда даже сам Смоллетт обычно боялся заглянуть. Теперь он почему-то нисколько не был удивлён тем фактом, что Грей ирландец.       Смоллетт закрыл глаза. Ему хотелось, чтобы так было каждый раз, потому что без Грея он теперь, наверное, уже не сможет заснуть.