Анонимность

Три месяца, два дня и семь часов. Именно столько времени ты пробыла в замке Димитреску. Если верить слухам, ты уже на пути к тому, чтобы установить рекорд года по продолжительности жизни горничной. Что ж. "Горничная", согласно их восприятию. Твой разум всегда автоматически корректирует на что-то более подходящее: Заключенная. Ты не выбирала работать на них. Ты не выбирала быть в этом богом забытом месте, счищая багровые пятна с пола, пытаясь убедить себя, что вой, который иногда доносится до твоих ушей, — это просто ветер. Ты никогда бы не подумала, что твоя жизнь закончится вот так, подавая вино — нет, кого ты обманываешь, оно слишком красное для этого — Димитреску за ужином, пока одна из них не сорвется и не вонзит ближайший нож тебе в горло. Вероятно, Даниэла. В этом нет ничего неслыханного. И историй об убийствах других горничных предостаточно. Даниэла перегрызла кому-то горло за преступление, связанное с неправильным обращением к ней. Кассандра оставляла все более глубокие раны, некоторые из которых приводили к смерти, за случайные проступки, например, за то, что слишком долго смотрели на нее. Бела, возможно, более милосердная из троих, сворачивала шеи только тогда, когда персонал неуважительно отзывался об ее сестрах или ее матери. Ты не уверена, хотите ли вы поблагодарить старших горничных за эту информацию или накричать на них за кошмары, которые это вызвало у тебя. Тебе повезло, что тебя нет в деревне, говорят они — все там, должно быть, уже мертвы. Еще больше повезло, что тебя забрала из подземелья сама Леди. Это значит, что дочери о тебе не знают, а замок достаточно велик, чтобы они могли даже не удостоить тебя взглядом. Сначала ты в это не поверила. Тем не менее, за три месяца пребывания ты никогда не сталкивалась ни с кем, кроме Белы, в секциях, которые тебе поручили чистить и полировать. Она прошла мимо в коридоре, как будто она занималась декорациями и мебелью, и ты не могла быть счастливее от этого. Ты тоже мельком видела Альсину Димитреску. Никогда с двумя другими обывателями. Только в тот роковой день, когда исчезает еще одна горничная и меняются должности персонала. У тебя нет права голоса и нет права возражать. С таким же успехом можно не высовываться и продолжать работать так же тщательно, как и раньше. В этом и заключается идея. Не смотреть слишком много, или думать слишком много, или чувствовать слишком много. Избегать ошибок, потому что те, что в замке, смертельны. Однако немного трудно оставаться совершенно спокойной, когда звук роящихся насекомых доносится далеко позади тебя. Твоя кровь начинает биться в жилах. Сердце хочет выпрыгнуть из груди и убежать. Ты напрягаешь свои мышцы и собираешь всю силу воли, которой обладаешь, чтобы оставаться сосредоточенной на своей задаче. Пожалуйста, будь Белой, пожалуйста, пожалуйста, будь Белой— Жужжание стихает. Шаги приближаются в безмолвном коридоре. Они слишком легкие, чтобы принадлежать Беле. Ты, вероятно, облажалась, думаешь ты, но продолжаешь чистить поверхность перед собой, пока она не станет практически зеркальной с тем, как она блестит. Шаги останавливаются слишком близко, чтобы тебя это утешило. Краем глаза ты замечаешь, что они оставили кровавые следы на полу, которые ты полируешь уже несколько часов. Изящные, бледные пальцы свободно, почти лениво обхватывают серп, с которого капает малиновый цвет. — Никогда раньше тебя здесь не видела, — звук ее голоса заставляет тебя замереть. Ты останавливаешься и поворачиваешься — лицом к лицу не с кем иным, как с Кассандрой Димитреску. Ее капюшон опущен, темные кудри торчат дыбом, засохшая кровь на подбородке ужасно контрастирует с ее, в остальном, привлекательным лицом. Ты… не знала, что вблизи она была такой симпатичной. — Я… я здесь уже три месяца. На противоположном крыле, — ты говоришь. Должна ли я вообще была отвечать? Ты достаточно скоро узнаешь, если твой язык все еще прикреплен к телу. Ее глаза быстро окидывают тебя взглядом, — Бела держала тебя в секрете, да, — цокает она языком. Ее свободная рука тянется к ручке двери рядом с тобой… и только тогда ты понимаешь, что это, должно быть, ее спальня. Тебе буквально поручено убирать волчье логово. — Приходи и разбуди меня, когда солнце полностью сядет, — подчеркивает она. Что. — Э—э-э… Окрашенный в малиновый цвет серп движется до тех пор, пока его лезвие не упрется вам в подбородок, поднимая его так, чтобы твои глаза встретились с ее. С этого ракурса, в бледном свете рассвета, они выглядят скорее — ошеломляюще — голубыми, чем нечеловечески золотыми. — Никаких громких звуков. Никакого света. Поняла? Как ты можешь этого не понять, когда от этого зависит твоя жизнь? — Да, миледи, — отвечаешь ты. И даже не смеешь дышать. — Хорошо, — одним быстрым движением серп исчез, ручка повернулась, и она уже сбрасывает халат. Ты мельком замечаешь черный корсет и узкую талию, прежде чем отвести глаза. Дверь закрывается. --------------------------------------------- Другие горничные говорят вам, что разбудить Кассандру может быть… непросто. Она терпеть не может свет, когда открывает глаза, но она также не хочет, чтобы вокруг была кромешная тьма. Тебе не положено говорить, но и потревожить ее ты тоже не можешь. Что подводит к очень логичному вопросу: — Тогда что, черт возьми, я должна делать? На который у них нет ответа. Ты сразу понимаешь, что у них нет ответа… потому что в живых нет никого, кто мог бы рассказать историю о том, как на самом деле разбудить спящую красавицу-брюнетку, не подписав при этом свой смертный приговор. Часы проходят одновременно и слишком медленно, и слишком быстро. Солнце садится за горизонт. И ты стоишь, измученная нервами, перед комнатой Кассандры. Сделав глубокий вдох, поворачиваешь ручку. Дверь оставлена приоткрытой, так что из коридора проникает немного света. В ее спальне пахнет шампунем, солью для ванн и пряностями. Должно быть, она приняла душ перед сном. Ты приближаешься к фигуре, укрытой шелковыми простынями двуспальной кровати… Кассандра лежит на боку, одна рука под подушкой, другая свободно вытянута к краю матраса. Вероятно, она спит голой, по крайней мере, выше пояса, но, к счастью, одеяло обернуто вокруг ее груди. Королевский красный цвет резко контрастирует с бледностью ее кожи. Ее лицо такое… безмятежное. Она монстр и убийца-садист, и все же ты не можешь отрицать, что она больше похожа на картину эпохи возрождения. Теперь перейдем к самой трудной части. — Моя госпожа… солнце село. — шепчешь ты, опускаясь на колени на пол рядом с ней. Никакого движения не происходит, — эй… я здесь, чтобы разбудить вас? — попробуешь еще раз. По-прежнему ничего. Дрожа, ты подносишь руку к кровати. Не смея прикоснуться к ней, ты оставляешь ладонь рядом с ее, поверх одеяла, — Леди Кассандра? Она глубже зарывается лицом в подушку — нет, нет, ты не считаешь это милым, что с тобой не так, — но, по крайней мере, она наконец-то реагирует. Ты зовешь ее по имени еще раз. Ее нос немного морщится. Длинные пальцы сгибаются — и они касаются твоих. Ей холодно. Пара голубоватых янтарных глаз приоткрывается, чтобы посмотреть на тебя. Не со злобой или раздражением. — Добрый вечер, — говоришь ты, не зная, что еще сказать. Ухмылка медленно изгибает ее губы. Она похожа на ленивую кошку, размышляющую, стоит ли набрасываться, и это нехорошо. Это нехорошо, не «горячо», как подсказывает твой разум. Боже, ты так долго пробыла в этом замке, что начинаешь путаться. — Мм, завтрак в постель, — она улыбается и сексуально облизывает нижнюю губу. Твои глаза широко распахиваются, но ее рука уже сжимает перед твоей черной рубашки, удерживая тебя. Как ты вообще могла найти эту психопатку привлекательной?! Злишься ты на себя. Она горячая штучка теперь, когда собирается тебя убить? Но Кассандра только издает легкий смешок и отпускает тебя. Ты падаешь навзничь на свою задницу, — дыши, человек, я шучу, — она переворачивается на спину и, кажется, морщится от этого. Ее улыбка исчезает. — … у вас… болит спина? — спрашиваешь ты, когда, наконец, снова обретаешь дар речи. — Ух, ликан нанес мне удар. Конечно, сейчас он не в порядке, но мои мышцы все еще напрягаются, — она говорит это небрежно, как будто это само собой разумеющееся. В комнате воцаряется тишина. Ты воспринимаешь это как сигнал к уходу. Ты встаешь и кланяешься, пока она тупо смотрит в потолок— Но она останавливает тебя. — Подожди. Иди сюда, — тебе не нравится, когда у нее такой тон, как будто она придумала что-то, что ей не терпится попробовать. Ты уже близко к кровати, ты не уверена, что она имеет в виду. Пока она не похлопает по месту рядом с собой, — не заставляй меня повторять это снова. Ты этого не сделаешь. Ты знаешь, что для тебя хорошо. Ты нерешительно присаживаешься на — по общему признанию, очень удобный — матрас, — да, леди? — Сделай мне массаж, — она говорит так, как будто это твоя работа, как будто она богатая женщина в спа-салоне, и это то, чего от нее ожидают. Она переворачивается на живот, к вам — обнаженной спиной, и у тебя меньше пяти секунд, чтобы смириться с мыслью о том, чтобы оседлать ее. Осторожно, ты ставишь колени по обе стороны от ее бедер и натягиваешь простыни так, чтобы они лежали низко на ее талии. Ты чувствуешь себя теплее, чем следовало бы, учитывая температуру в замке. Если она знает тонкую дразнящую грань, по которой идет, она наслаждается каждым ее дюймом. Кассандре нравится быть в центре внимания, и ты понимаешь, что она любит, когда ее балуют. Вероятно, ей забавно заставлять тебя волноваться, но это также возможность для тебя завоевать ее расположение. Она опасна, и это будет большим подспорьем для твоего выживания, если она будет благосклонно относиться к тебе. Беспроигрышная ситуация. Ты просто должна хорошо выполнять свою работу. Как всегда. Каким-то чудом Божьим ты действительно знаешь, как правильно делать массаж. В первый раз, когда ты прикасаешься к ней, ты просто кладешь руки ей на спину, чтобы согреть ее. Она, кажется, не возражает, судя по тому, как под твоими пальцами растягиваются сухие мышцы. Кассандра на ощупь прохладная, но не твердая, как мрамор. Ее кожа поддается прикосновению, мягкая и гладкая. Оказывая большее давление своим теплом, она начинает издавать тихие вздохи, которые ты должна приглушить в своем сознании, прежде чем они начнут влиять на тебя. Ты слишком долго была взвинченной и без секса. Твоё тело слишком охотно интерпретирует эту смертельную ловушку как прелюдию. Проходят минуты. Ты чередуешь все известные тебе методы. Единственное, что, кажется, действительно заводит ее, — это когда ты вводишь большой палец в узлы и заканчиваешь небольшим кругом. Кассандра — да поможет тебе Бог — открыто стонет каждый раз, когда ты нажимаешь сильнее. Однако ты оказываешь слишком сильное давление, и ты не знаешь, причиняешь ли ей боль, или ей это просто нравится. — Это слишком?.. — ты спрашиваешь. Черт, почему у меня такой запыхавшийся голос? — Нет, все хорошо, — хрипит она в ответ. — Сильнее? — ты больше не знаешь, что значит «невинность». Кассандра снова посылает эту легкую ухмылку через плечо, — сильнее, — отвечает она, и дополнительного таланта, который она вкладывает в это, достаточно, чтобы чуть не поджарить тебе мозг. И другие твои части. Ты почти уверена, что тебе нужен холодный душ к тому времени, как ты выходишь из ее комнаты. --------------------------------------------------------------- За ужином ты прячешься в тени, опустив глаза. Тебе не нужно знать, что ест семья Димитреску и что они пьют. Не нужно видеть Кассандру или рисковать поймать взгляд Даниэлы. Тебе нравится твоя анонимность в замке. Это сохранило тебе жизнь. Но она разбивается вдребезги, как хрупкое стекло, когда вы подносите к столу очередную бутылку Sanguis Virginis. Ты уже почти вернулась на свое место, когда взгляд Даниэлы останавливается на тебе. — Она тот человек! — восклицает она так, словно сделала самое поразительное открытие в мире. Бела, кажется, понимает, но Леди и Кассандра хмурятся поверх своих бокалов. — Я почти боюсь спрашивать, любовь моя, — говорит Леди Альсина.… И она права. — Та, кто заставила Кассандру кричать «сильнее» и «да, да!» ранее этим вечером, — выдает младшая своим самым развратным голосом, а затем разражается приступом хихиканья. Губы Белы кривятся в сдерживаемом смехе. Леди Димитреску чуть не поперхнулась вином. Кассандра хлопает Даниэлу по затылку, — ты такая идиотка! — Девочки, — предупреждает Альсина и свирепо смотрит, пока стол снова не успокаивается. Затем ее взгляд с любопытством падает на вас. Вот тебе и твоя анонимность.