Он спас мне жизнь, дал возможность дольше пожить с дочками, тебе — возможность увидеть брата. На это ценник не повесишь. Хёршел Грин — Думаешь, это правильно? Позволять им вернуться с нами? — Думаю, это было гуманно. — Да, но правильно ли? Рик Граймс Кэрол Пелетье
Отец, чьё имя для Сесиль оставалось не узнанным, предложил свой локоть, за который невеста мгновенно зацепилась. Платье не то чтобы было тяжёлым… оно просто было. И немного стискивало движения, не позволяя ходить в привычном ритме. Да и на таких каблуках, Сесиль ничего не оставалось, кроме маленьких шажков, но, благо, отец и сам это понимал, шагая куда меньше своего привычного шага. Шейд понимала это, потому как он порой сбивался, хмурился и вновь старался идти в её ритме. — Ты должна ему понравится, — Проговорила роль отца, даже не глянувшая на неё. Красивая, не красивая. Никаких комплиментов! — Агась. Отец вновь сбился с ритма, и Сесиль, которая не повернула к нему голову, лишь высокомерно хмыкнула, ощутив удивление во взгляде, кинутое на неё. Она никогда не стремилась имитировать Сесилию Шейдман, говоря откровенно. А сейчас и вовсе желания нет — всё равно замуж выходит. Впервые в жизни. Ох! Сесиль чуть покраснела. Это что же… и ц-целоваться на свадьбе придётся, да? П-придётся же? Её пару поцелуев украла Алиса, художница, лежавшая с раком в соседнем отделении. Она умерла зимой, оставив после себя кучу блокнотов с всевозможными рисунками. Она учила и целовать, и кое-что другое, кхм! Не об этом речь. Они шли вдоль длинного коридора, богато украшенного, и отец нет-нет, да посматривал в её сторону. Длинные серёжки практически касались её плеч и отягощали мочки ушей. — Синьор Савада будет тебе хорошим мужем, если ты ему понравишься, — заворчал мужчина, другой рукой дотронувшись до собственной шеи. Он… выглядел смущённым? Да, наверное так. Сесиль лишь растерянно захлопала длинными ресницами. — Он тебя в обиду не даст, — продолжал отец, чуть более глухо, чем в прошлый раз. — А ещё, насколько я знаю, этот молодой человек безумно дорожит своей семьёй. Постарайся поладить с Хранителями, хорошо? И всё у тебя будет прекрасно. Только не унижайся и не льсти специально. Встречался я с самым наивным и глупым, как нам всем казалось… он мигом понял, в чём дело. — Отец, ты за меня волнуешься или боишься за репутацию Семьи? Наконец, прямо спросила его дочь. Отец не ответил. — За меня можешь не волноваться. Да и с Семьёй меня, буквально минут через восемь, связывать ничего не будет. А затем, не дожидаясь отцовского ответа, распахнула тяжёлые двери: и, о Бог ты мой! — как же красиво был украшен зал. Сплетение золотого и серебряного; Сесиль заметила ненастоящих, но не менее красивых бабочек, которые оставляли после своего полёта золотистую «пыльцу». Они предшествовали путь невесты и покрывали её платье блестящей «пылью». Гости — далеко не только самые близкие, но так же кланы, главы Семей, а у самого первого ряда и сами Хранители, — сидели по бокам, все сплошь в костюмах и платьях. Белая дорожка, заглушающая стук её небольших каблуков и ненадёжная, но крепкая рука отца, позволяющая без запинки передвигаться вперёд. Из-за фаты было неудобно смотреть, но главный головной прибор мог снять лишь жених, а после — муж. И таков был наказ. Живые люди играли живую музыку где-то в стороне, и замолкли, стоило невесте подойти к первым из трёх ступенек. Жених протянул ей руку, за которую Сесиль ухватилась, стоило отцу церемониально кивнуть головой, с суровой фразой: — Я отдаю эту девушку в ваши надёжные руки, синьор. — Я принимаю эту девушку в свои руки, отец. А затем она ощутила своей кожей — чужую. Жених помог ей преодолеть две оставшиеся ступени, выставив на сгибе локтя напротив себя. А затем медленно снял фату, и мир вдруг обрёл чёткость. Светло-русые волосы были заплетены в жутко-сложную причёску, а глаза смотрели снизу-верх; жених был высок и хорошо собой сложен, а ещё, не менее интригующе, разглядывал её саму. Оценивал и что-то определённо раздумывал. — Привет, — пошептала девушка губами, едва их разлепляя. Её глаза засияли от проявленной шалости; иначе ведь ещё Марисоль постоянно твердила «молчать во время церемонии», «Нельзя, нельзя нарушать приказы и порядки!» и многий другой бред, который Сесиль слушала время от времени. Жених чуть наклонился в её сторону, уже не держа за руку — а жаль. Сесиль понравилось это ощущение, особенно то неясное чувство надёжности рук. — Привет, — с заминкой ответил жених. — Дамы и господа, мы пришли сюда затем, чтобы… Дон Тимотео, прошлый Девятый Дон всея Вонголы. Именно он вёл их церемонию, и именно он произносил праздничные слова. Сесиль изучая главного… она же верно помнит? Героя произведения «Мафия Онлайн». Это высокий молодой человек с карими, вспыхивающими оранжевым искрами, глазами. Худой, но не тощий. Тёмный костюм ему шёл, но ощущалось, что больше подошло бы… что-то иное. Его взгляд не отрывался от её тела, и Сесиль дёрнула точёным плечиком. — А теперь позвольте невесте отдать дань уважения! — Громогласно объявил бывший дон, и жених уловил, как едва заметно скрючилось лицо невесты, ощутив желание фыркнуть. Сесиль случайно-специально царапнула ногтями грубую руку немолодого человека, сначала поцеловав перстень, а затем прикладывая поцелованную руку ко лбу, склоняя голову. Сама невеста едва слышно произносила слова — впрочем, в полной тишине её было легко услышать. — Уважаю и признаю Великое Девятое Небо! Со стороны рядов послышались смешки; что ж, возможно «девятое» она не должна была произносить, указывая что он лишь один «из», а не самый великий человек. Но дон великолепно владел своим лицом, ни один его мускул не дрогнул, хотя пальцы руки дёрнулись. Сесиль с поклоном отошла на шаг назад. И дон вновь провозгласил: — А теперь позвольте жениху отдать дань уважения! И в этот раз с поклоном, опустив голову, подошёл жених, точно так же, как и она, прикоснувшись губами к огрубевшей руке. Он приложил руку ко лбу, и с точной ухмылкой повторил: — Уважаю и признаю, со стороны Десятого Неба, сторону Девятого Неба. «Пшшшшш» — послышалось с зала. Сесиль подавила позорное хихиканье, но урвала мгновение, когда от непослушания традициям и невольное указание на место дёрнуло всего мужчину, заставив выпучить глаза. Выглядело так, словно он хотел то ли плакать, то ли выкатить свои глаза. Просто ужасно забавно! Жених отошёл на своё место, протянув ей руку. «Сейчас самая ответственная часть процесса начнётся», – вдруг вспомнилось ей. Глаза жениха на миг соскользнули с её плеча, устремившись куда-то в зал. Он прикрыл глаза, а после взглянул — но уже на неё. Смотрел так… словно отпускал что-то. Испытывал и боль, и радость, и вообще много что сразу. Жених выглядел оглушённым, и Сесиль ничего не могла с этим поделать — разве что показать в своём взгляде, как и ей самой страшно. Девятый дон начал вопрошать. Но в этот раз — начал со стороны Савады. — Ты обещаешь чтить и почитать жену свою? — Клянусь. — Ты обещаешь защищать её? — Обещаю. — Ты обещаешь любить её? — Обещаю. Его голос даже не сбился. Сесиль почувствовала мимолётную печаль — она знала, что он ещё не мог любить её. — Ты будешь следовать за ней? — Всегда. — Ты никогда не подвергнешь сомнению её действия и решения? — Никогда. — Ты наденешь на неё свои цвета? — Надену. — Ты подаришь ей свою власть? — Подарю. — Ты разделишь с ней своё правление? — Разделю. — Ты дашь ей своё имя, не отвергая настоящего? — Дам. — Ты клянёшься никогда не бросить её и быть её мужем до самой своей смерти? — Клянусь! Жених вспыхнул оранжевым пламенем, что, стрекача, возвысилось вверх, и невозможным образом закрепило клятву. Это было… невозможное зрелище; пламя обратилось во льва, из-под лап которого вырывался огонь. И этот зверь подошёл к невесте, бодонув по ногам, — но ни платье, ни кожа не обгорели, — был лишь жар, но не такой, от которого потели… скорее, это чувство обретённой семьи, великого счастья принадлежать к чему-то. Зверь рыкнул — и рык его оглушил гостей, а пламя вырвалось из-под лап, облетев и проходя насквозь всех гостей, тревожно шевелящихся в кресле. Невеста посмотрела на жениха и протянула к Священному Льву свою ладонь, почесав за ухом. Лев смерил её взглядом и Сесиль поняла — её всю-всю-всю видели. Ничего не пропустили; но ей, право, было плевать, ведь стало так хорошо и легко… и мысли, о, мысли! Жених не отступил ни на шаг, когда лев с прыжком вонзился ему прямо в грудь, попав в тело; жених лишь смерил её удивлённо-заинтересованным взглядом, и слегка улыбнулся. Впервые, за всю церемонию. Но стоило зверю исчезнуть, как Девятый бывший дон начал вновь, в этот раз обращаясь к ней; Сесиль не сразу отреагировала, пока не почувствовала тёплое касание шершавой руки. — Ты любишь его? — Да. И пусть она так отвечает, это не так на самом деле. Это их первая встреча, но жених не кажется оскорблённым или обиженным, когда она скашивает на него свои глаза. — Ты уважаешь его? — Уважаю. — Ты хочешь быть под его защитой? — Очень. — Ты последуешь за ним, если он попросит? — Последую. — Ты разделишь с ним власть и корону? — Разделю. — Ты не будешь сомневаться в его действиях и решениях? — Не буду. — Ты наденешь его цвета и возьмёшь его фамилию? — Да. — Ты привнесёшь в свои традиции его традиции? — Привнесу. — Ты клянёшься быть рядом и оставаться его женой до самой смерти? — Клянусь. — Тогда властью, данной мне Восьмой Вонголой, — его голос слишком торжественный и праздничный. Жених Сесиль берёт обе её руки в плен своих и не отрывает собственного взгляда. Шейд- Савада, синьора Савада чувствует, что тоже не может оторвать свой собственный взгляд. — Я объявляю вас мужем и женой! Он не говорит специальных «Можете поцеловать невесту», но от строго взгляда со стороны Девятого хватает, чтобы не жених, а уже муж осторожно притягивает её к себе, тихо шепчет: — Прошу прощения. И целует, под почему-то приглушённые крики, отсчитывающие секунды. На пятьдесят три они осторожно закончили: Сесиль вся раскраснелась, смотря влажными глазами; а Тсунаеши дёргал периодически плечом так, словно мечтал сбежать от смущения. — Ничего страшного, — столь же тихо отвечает Сесиль. — А?.. — Поцелуй. Было даже… неплохо. Теперь краснело не только чужое лицо, но и чужая шея. Муж поскрёб ногтями собственное запястье, и смущённо глянул в сторону. — А… мгм, да. А затем начинается полный Ад из поздравлений, скрытых угроз и интриг.***
— Пей, — приказывает мать и Сесиль облегчённо улыбается, глотая вино. И слишком поздно понимая, что туда что-то подмешано. Едва ли хоть что-то, что способно ей повредить, но всё равно… обида расстилается в животе и чуть ль не бьёт, обжигая изнутри. Наверное, афродизиак, решает уже не Шейд, и не Шейдман. — Это поможет тебе забеременеть, — Но, кажется, дорогую мамулю она здорово недооценила. — Тебе лишь нужно, чтобы он поделился семенем, ясно? У неё длинные, яркие ногти, впивающиеся в открытую кожу. Неприятно, но терпимо. Сесиль детей не хочет, а потому играет на публику: картинно и радостно улыбается матери, кивает головой, говорит «Ясно»; а затем проходится губами по её щекам, прощаясь. В спальню — их общую, брачную, но не ту, в которой они будут жить, эта… лишь для первой супружеской ночи, и это действительно странно, — её «доставляют» раньше. Две молчаливые помощницы расплетают сложную причёску, вынимают всё то, что может проткнуть… ну, хоть что-то. Безжалостно забирают платье, оставляя лишь шёлковый халат, который больше для соблазнения, чем действительно халат. Пояс болтается на талии, но у Сесиль, которую надушили, нет и капли сил, чтобы его завязать. Вау, это её первая брачная ночь, и она всё-таки на неё надеется, хотя по закону жанра, муж определённо ускачет по другим делам, «забив» на новоиспечённую жёнушку. Ну, или так было во всех — многочисленных — манхвах про насильственный брак. Поэтому Сесиль выпивает вино — много вина, — и смотрит на пустые бутылки уже поплывшим взглядом. А затем заходит её муж, и девушка — уже женщина, нет, — окончательно теряется. Муж — уже муж… — застывает у двери. Сесиль впервые задумывается, пусть и мимолётно, но задумывается, почему она всё это так легко воспринимает. А затем забывает эту мысль, усаживаясь на край стола. — Привет. — Привет. Это до жути неловко. Сесиль могла делать разговор из ничего, но… но она абсолютно не знает, как заполнить эту звенящую тишину между ними. Поэтому поджимает губы и смотрит куда-то поверх мужского плеча. Плеча, которое в одно мгновение лишилось пиджака — жарко, наверное. — Я думала, ты не придёшь, — честно признаётся и не смотрит на реакцию. Хмык оказывается ближе, чем она ожидала, оттого и вздрогнула. — Почему это? — Ну… потому что ты вроде разгромил зал, когда узнал о нашей свадьбе? Собственный голос подводит, а затем Сесиль вскидывает свои глаза, натыкаясь на настоящую карамель. Муж её тихо смеётся, подрагивая плечами. — Прости, прости, я… я думал, меня одного этот брак страшит. Приятно осознавать, что и ты этого не хотела. Сесиль легко улыбается, и напряжение начинает покидать её тело. — Ты умильный. — Я? — Ага. Муж позволил улыбке появится на лице и покачал головой. Кивнул на пустые бутылки: — Там хоть что-то для меня осталось? — Не-а. Раз-два-три… он считает и удивляется. Сесиль не выглядит пьяной, но ещё больше он и сам бы хотел выпить. И совершенно не виски, которые ему в тихую всучил Занзас. — Если ты… не хочешь, мы можем просто лечь спать. — Он окидывает взглядом кровать, на которую бросили лепестки… какого-то цветка. Сесилия прям вообще не разбирается. — Я думала, это ты будешь против?.. — Почему-то звучит вопрошающе. Но в ответ он качает головой. — Ну… мы же теперь женаты. Это… разумно делать это? В конце концов, клятва не позволит развестись, у нас же будут дети… Его голос с каждым разом затихает, пока Сесиль облегчённо не выдыхает. — Ничего. Я готова. Только… давай вопрос о детях отложим хотя бы в ближайшие года три? Я не… чувствую, что готова быть матерью. Муж с согласием кивает и на его лице отчётливо видится изумление с облегчением. В конце концов, он избавляется от рубашки, подходя близко-близко. Первой тянется Сесиль, которая, закусив губу, начала поглаживать мужа по плечам, спускаясь на спину, проводя ногтями. Синьор Савада мелко подрагивает от каждого движения, но постепенно расслабляется. Он легко, как пушинку, обхватывает её, приподнимая, и с небывалой лёгкостью несёт к кровати, осторожно помогая сесть. Сам наклоняется, убирает ремень. Сесиль, нервно сглатывая, опрокидывает в сторону сексуальный халат. Сесиль почувствовала себя оголодавшим по человеческим прикосновениям вампиром, но она ничего с этим не может поделать; лишь тянется за поцелует, всасывая кожу там, где быстро бьётся пульс. О, чёрт, у неё тут первый секс, и она намерена растянуть романтику и поцелуи настолько, насколько это вообще возможно, потому что чёртова манга никогда не говорит, как это будет точно! … Муж выдыхает сквозь зубы, опрокидывает голову назад, а сам наклоняется телом вперёд, словно намереваясь впечатать её в себя. Тсунаеши опускает ладони на бёдра, не сильно сжимая, но тут же отпуская, словно опасаясь своих действий. Его руки блуждают по спине, бокам, спускаются к бедрам, но двинуться дальше он не решается. Сесиль собиралась уже сама потянуть этого мужчину, но вдруг он прикусывает кожу почти под самой челюстью, и вот оказывается, что говорить новоиспечённая невеста уже не может, а с губ срывается лишь один стон. Верно приняв реакцию организма на своеобразные ласки, Тсунаеши догадливо повторяет это действие, спускаясь всё ниже. Наклоняется над ней, полностью опрокидывая на кровать, и нависнув сверху. Нагое, обнажённое тело разгорячёно начало извиваться, и уловив, когда Сесиль вздрогнула, Савада хрипло уточнил: — Всё хорошо? — Да, всё хорошо. Муж, надо же, какое слово — муж… Муж приближается лицом и прикусывает сосок, и Сесиль очень старалась не оцарапать кожу, впившись в чужие мужские плечи. Осторожное прикосновение языка к чувствительной коже выбивает из головы вообще все, что там было. И не было. Сесиль почувствовала только дрожь, предвкушение и ответ на извечный вопрос: «А какого оно, собсна говоря». Пальцами Сесиль потянула по затвердевшего животу, дотрагиваясь до резинки боксёров. Муж понятливо кивает головой, срывая поцелуй, и даже помогает избавиться от лишней ткани. На краткий миг она выхватывает контроль, освобождаясь от объятий и поцелуев, чтобы самой зацеловать сначала приоткрытые губы, после зацепить губами уши, спуская к нервному кадыку, особенно долго оставляя укус у кожи ключицы, вырывая своим боем хриплый стон. — Подожди, — останавливает хриплый голос, и Сесиль разве что не стонет от нахлынувших эмоций. Взгляд у неё плавающий, нездоровый. Она хныкает, но останавливается, и муж с дёрганьем руки осторожно надевает презерватив. Точно, презерватив. Сесиль хихикает, совершенно неуместно в подобной ситуации, и это едва ли не сбивает весь настрой. Она кратко всхлипывает, когда он сначала пальцами дотрагивается до чувствительной точки, жаждя подготовить; неестественно дёргается телом, а глаза, кажется, закатываются, когда по телу проходится обжигающий разряд, исходящий от мышц. Муж прижимает к себе, впивается жадным поцелуем в ключицу, всасывает кожу, как раньше это делала бывшая Шейд. Пальцами двигает, чуть нажимая, водя по кругу, ощущая, как накатывает чужое возбуждение. Хрипло хмыкает, но Сесиль лишь хватается за плечи, больше не боясь поцарапать чужую кожу, не в состоянии дотянуться до чужого возбуждения. Стонов своих они не стыдились, было слишком хорошо… хорошо, особенно когда его вторая рука ложится на грудь, сжимает до одури чувствительный сосок. Чувствуя, как его пальцы скользят ниже, один осторожно проникает внутрь. Сесиль хрипло смеётся, потянувшись поцеловать мужа. — Больше тянуть не выйдет. — Правда? — Подхватывает он шёпот, а затем касается пальцами чувствительный бугорок нервов, посылая по телу волны такого сладкого удовольствия, что от него почти больно. Вместо ответа Сесиль стонет и хнычет одновременно, поддаваясь чужой ласке; она изгибалась, прижималась и явственно чувствовала чужое возбуждение, вставшее колом. Он на миг замирает, позволяя ей дышать. — Ты уверена? — Думаю, у тебя есть кредит доверия, — в ответ хрипло смеётся Сесиль, ещё не получившая ничего плохого в ответ на собственное доверие. Муж улыбается и Сесиль с интересом учёного проводит по чужой плоти. Его руки смыкаются на женских плечах, но не отталкивают, поэтому замужняя дама продолжила, медленно надавливая пальцем на головку и по широкой вене вниз. Он не выдерживает первым, подаваясь бёдрами вперёд. Сесиль закусывает губу, и, о боже, ей кажется, будто она сейчас умрёт. Они оба попадут в Ад. Грязные грешники, слишком хорошо, Боже!— Сладкий тягучий стон одновременно срывается у них обоих. Савада, уткнувшись лбом в точёное плечико, сжимает пальцами кожу, гладит тазовые косточки. И выждав несколько мгновений, толкается до конца, замирая от краткого вскрика. — Больно? Кажется, он сам был готов удавиться, но Сесиль лишь выдаёт со вздохом: — Нет, мне… хорошо, мне, Боже- Муж осторожно гладит вдоль позвоночника, и Сесиль выгибается ему на встречи, срывая поцелуй с покрасневших и опухших губ. Он начинал двигаться: вперёд — назад, вперёд — назад; и Сесиль ощущала жар, который был готов её поглотить заживо, и, господи, господи, господи! Когда темп ускоряется, так хочется произнести его имя, но она едва дышит, срываясь на невнятный шёпот. Дрожащие пальцы ложатся на бедра, но не давят, а сама она слышит столь же хриплый голос партнёра. С каждым движением падает греховность, словно сам Сатана явился, когда Сесиль становится уже совсем близка к краю, и женатая пара входит в идеальный ритм, не сдерживаясь. Сесиль видит лишь мужа, чувствует его, задыхается в нём, дышим им, и это невообразимые ощущения, несравнимые даже с самим Единством. Когда Савада особенно резко подается бедрами вперед, а его большой палец так правильно и немыслимо хорошо ложится на чувствительную точку между ног, внутри все сжимается, удовольствие достигает пика и взрывается фейерверком из ощущений, стонов и хриплого шепота. Сесиль дрожит и цепляется за чужое тело, выдыхая.