От красного к синему.

      — Я нашел его, коммандер. «Феделе» в системе Гершеля.       — Значит, время убивать.       Информация о Салеоне всплыла вовремя. После трагедии на Вермайре Шепард как будто потеряла уверенность. Она знала, где искать Сарена, но все никак не решалась отправиться и прижать того к стенке. Нормандия кружила по галактике, а коммандер использовала любую возможность, чтобы подготовиться. Роялти за полезные ископаемые, редкие ресурсы, старинные артефакты — все имело для нее четкий эквивалент в виде лучших винтовок и лучшей брони для себя и для команды.       Она проводила долгие часы в трюме за столом Эшли Уильямс, в который раз проверяя, хорошо ли подогнано снаряжение, все ли работает идеально. Это не было ее работой, так Шепард будто заглаживала свою несуществующую вину за то, что не уберегла Эш. Зрелище было насколько душераздирающим, что даже Рекс опускал голову, сочувствуя «мягкой человечке».       После того, как Шепард грубо отбрила Кайдена, пытавшегося поговорить о гибели сержанта Уильямс, желающих подставить грудь в жилетке больше не находилось. Шепард и не нуждалась в этой жилетке — она нуждалась в мести. Любовно наглаживая пальцами «Валькирию», она представляла себе, как будет снова и снова вонзать ее штык в подрагивающее тело Сарена, а потом…       «Наиболее чувствительными зонами являются не покрытые пластинами шея, талия, кисти рук.»       Она срежет кожу с его талии, отрубит кисти, а потом своими зубами перегрызет ему горло.       «Весьма отзывчива зона за гребнем.»       Какое же наслаждение доставит ей отломать все его необычные, вычурные пластины гребня и вонзить ногти в чувствительное сочленение на затылке так, чтобы под ними появилась горячая синяя кровь.       В ее горячечном воображении Сарен оставался жить, какие бы жуткие вещи она с ним не вытворяла. При этом ее охватывало чувство сродни сексуальному возбуждению. Шепард давно не позволяла себе никаких движений в эту сторону, хотя видела вполне очевидные намеки от Кайдена. Порой у нее возникала мысль воспользоваться им, как, черт возьми, вещью — но от одного только взгляда в щенячьи преданные карие глаза становилось тошно. Она вспоминала глаза Найлуса, а потом его руки — держащие пистолет, проводящие пальцем по датападу.       Сжимающие талию танцовщицы азари.       «Веселись, пока можешь.»       Она все глубже погружалась в темную тоску, из которой ее вырвало такое импонирующее предложение Гарруса отыграться на докторе-мяснике.       Шепард поняла, что толком не говорила с Гаррусом с самой Новерии — не считая обмена тактической информацией на поле боя. А после Вермайра она и вовсе предпочитала компанию воображаемого Найлуса, к которому присоединился воображаемый Сарен — и видит Бог, она тонула в океане насилия внутри себя, где она издевалась над Сареном, а после Найлус издевался над ней.       «Он мой учитель и мой друг.»       — Гаррус, расскажи мне что-нибудь.       — Вы хотите знать больше о нашей цели?       — Нет, об этом поговорим потом, когда прилетим в систему Гершеля.       — Может, рассказать вам о службе в СБЦ?       — А о чем бы ты сам хотел со мной поговорить?       Гаррус замолчал и отвернулся.       — Вам не понравится мой вопрос. И все же я его задам — как вы справляетесь со смертью Уильямс?       — Справляюсь, как видишь.       Теперь замолчала и отвернулась она.       — Коммандер, почему вы настолько тяжело восприняли эту ситуацию? Вы говорили, что потеряли весь отряд на Акузе, но пережили это.       — Там у меня не было выбора, Гаррус. Здесь мне пришлось выбрать, кому жить, а кому умирать.       — Вы сделали вполне логичный и единственно правильный выбор. Аленко — биотик, ценный ресурс Альянса, в обучение которого было вложено немало средств и времени. И он был выше Уильямс по званию.       — Я не уверена, что руководствовалась именно этими аргументами.       Гаррус наклонил голову — знак недоумения, на удивление совпадающий у людей и турианцев.       — Почему вы решили спасти Кайдена, коммандер?       — Он дольше служил со мной. Я его хорошо знаю. Мы, черт возьми, друзья. С Эш я работала не так много.       — То есть, если бы вы в аналогичной ситуации выбирали между мной и, скажем, Лиарой — вы выбрали бы меня. Или Кайдена, если выбирать между мной и им.       — Гаррус, я выбрала бы тебя в любом случае. Даже выбирай я между тобой и штурманом Прессли, Кайденом и Аддамсом одновременно — неважно. Я же уже говорила, что ты очень для меня дорог.       Это признание было неожиданным для нее самой. Позже она спишет его на стресс, но все же оно было искренним. Она запрещала себе думать о Гаррусе, боялась, что липкая смола, клокочущая в ее душе, каким-то образом затронет и его. Сначала Шепард должна победить двух своих врагов, внутреннего и внешнего, Найлуса и Сарена. Пока единственное, что она себе позволяла, глядя на Гарруса — надежда. ***       Ей нравилось отправляться на перестрелки с Рексом и Гаррусом. Операции в таком случае проходили четко, технично и напоминали больше приключение, чем грязную работу.       А потом случилось то, что Шепард не любила больше всего. Безоружный Салеон, умоляющий не убивать его.       «Что мне делать?»       Она задалась вопросом, убивал ли Гаррус раньше — не просто на адреналине, когда в пылу боя отключаются все тормоза, волны ярости толкают тебя вперед, как бешеное животное, а брызги чужой крови вызывают первобытный восторг. Сейчас ему потребуется воля совсем другого порядка.       «Импровизируй.»       — Гаррус, кончай его.       — С удовольствием.       Внутри что-то екнуло. Шепард совершила ошибку.       Она внезапно протрезвела, и молчаливый наблюдатель в ней, сотканный из света звезд, оценил всю неприглядность происходящего. Лаборатория Салеона больше напоминала мясницкую, где экспериментатор не стеснялся застарелых потеков синей, красной, бурой крови и грязи на оборудовании. В нос Шепард бил собственный запах пота и тошнотворная вонь развороченных выстрелами дробовика тел.       А маленький злой чертенок ликовал. Он хохотал и прыгал по телам убитых, поскальзываясь, падая, пачкаясь и оставляя по полу красные следы нездорового восторга и возбуждения.       Красный чертик победил. Он побеждал почти всегда.       Она подошла к Гаррусу, все еще смотрящему на тело саларианца. Чтобы привлечь его внимание к себе, положила руку на мандибулу, мягко заставляя повернуть голову. Гаррус схватил ее за запястье, не позволяя к себе прикасаться.       — Как ощущения?       — Это было… удовлетворяюще.       Шепард смаковала его ощущения, как если бы они были ее собственными: такая сладкая, поистине удовлетворяющая месть. Сейчас Гаррус был продолжением ее самой, он был головой змеи, а она — хвостом. Шепард чувствовала, что их души резонируют, испуская темные волны удовольствия от чужой смерти. То, что последовало потом, было вполне предсказуемым, и хохочущий чертик зашелся в восторге: Гаррус склонился над ней и сказал на ухо:       — Но все же не до конца.       Медленно, завороженно он провел языком по ее щеке, смакуя брызги чужой зеленой крови. Шепард откинула голову, приглашая его скользнуть дальше, к шее, и он не заставил себя умолять.       — Шепард, все в порядке?       Голосу крогана не было под силу пробиться сквозь корку похоти, которая скрыла от мира коммандер и бывшего-офицера-СБЦ.       — Рекс, возвращайся на корабль.       — Ты уверена?       Не будь она настолько взвинчена, услышала бы в его голосе отеческие нотки долго прожившего воина, который понимал, что может с ней сотворить этот турианец в таком состоянии. Но Шепард было не до папочкиных советов.       — Мы придем позже.       На пол с грохотом полетели части брони, мгновением позже она оказалась прижата к холодной стенке. Шепард не могла оторвать взгляд от глаз Гарруса, как будто в зверином их сиянии находились ответы на все мучившие ее незаданные вопросы. Но тело требовало продолжения, и она посмотрела ниже, на грудь, покрытую пластинами, края которых смыкались и размыкались при каждом вздохе, двигаясь подобно чешуйкам змеи, а потом на талию, покрытую бархатистой на вид бежевой кожей. Вздохнув, она была готова узнать, что он для нее приготовил.       Черт, он же ее просто разорвет.       От испуга она дернулась, но Гаррус схватил ее за руки, не позволив улизнуть.       — Теперь уже поздно.       Убедившись, что она осознала серьезность его тона, он подхватил Шепард под бедра и резко приподнял, невольно протянув спиной по шершавой стене — наверняка останутся ссадины. От страха она сжалась так, что входить было туго до одури, но останавливаться он не собирался.       На смену возбуждению пришла боль. Только она привыкала к его размеру, он ослаблял хватку, и она соскальзывала ниже, чуствуя себя как рыба, насаживающаяся на крючок все глубже и глубже.       То, что для нее было опустошающим, изматывающим испытанием, для него было только игрой, которая стала надоедать. Рывки стали резче, и Шепард в недоумении осознала, что сейчас он входит до конца. Он был близок, поэтому замедлился и вошел, прижавшись как можно плотнее, начал двигаться томно и дразняще. И это было именно тем, что было ей нужно. Ее покрикивания, в которых была только боль, сменились сладостными тихими стонами, которые распаляли их обоих своей демонстративностью. Вспышка света, и ритм ее пульсации совпал с толчками семени, заполняющего все внутри.       Обнаженные, безоружные и разгорячившиеся, они не заметили, что один хаск ухитрился выжить. CRITICAL MISSION FAILURE Загрузка предыдущего сохранения.