If I Was Dying On My Knees

— Мистер Старк, что это? — Питер звучит растерянно. Он просто балансирует на грани срыва. Это странный тон для него, и совсем не то, чего Тони ожидал от ночного лабораторного занятия, и это заставляет его нахмуриться, когда он поворачивается лицом к Питеру. К его удивлению, подросток вообще не смотрит на него, а скорее на экран перед ним. Тони прищуривается, но не может понять, что могло так встревожить парня, что на его лице появилось такое застывшее выражение. — Ты о о чем, Пит? На что ты смотришь? Когда Питер по-прежнему не отвечает, Тони раздраженно поднимается на ноги и подходит к тому месту, где сидит ребенок, надеясь быстро решить эту проблему, чтобы он мог вернуться к тому, над чем изначально работал. А именно, костюм Железного Паука, его главное достижение. Он подходит к Питеру и заглядывает ему через плечо, чтобы найти… Ой. Нехорошо. — Тони? Тони? — он слышит шаги, грохочущие по коридору в его сторону, прерывая туман помех, в котором Тони оказывается в ловушке, неспособный выбраться на поверхность. Он моргает и только сейчас понимает, что его глаза смотрели на стену перед ним, хотя он не может вспомнить, что вообще что-то видел. Ему удается повернуть голову в сторону безумного голоса, и он обнаруживает Харли почти рядом с собой, его лицо залито слезами, а руки… Его руки, дрожащие перед ним, поднятые вверх, как будто обожженные, покрытые... покрытые ярко-алым, окрашивающим его кожу и одежду. И Боже, это кровь Питера — это все кровь Питера, густая и алая, покрывающая Харли, который, кажется, в одном неверном слове от того, чтобы потерять свой явно слабый контроль над собой, как и сам Тони. Он видит, какую энергию тратит Харли в своих отчаянных попытках держать себя в руках, не дать волю слезам, которым он не позволит продолжаться. — Харли... — удается выдавить Тони, с трудом поднимаясь на ноги и хватая руки мальчика в свои. Затем Харли ахает. Дрожащий, ужасный звук, который разрывает сердце Тони. — Тони, с ним... с ним все будет в порядке? П-Питер? — Харли заикается, спотыкаясь на словах, его дыхание прерывается, а разум убегает от него. — Они... они что-нибудь сказали? Тони сжимает его руки. Это все так сложно. — Харли, Харли, дыши, хорошо, ты должен дышать вместе со мной, хорошо? Мальчик просто непонимающе смотрит на него, в его налитых кровью глазах на мгновение появляется явное непонимание. — Что – Тони? — Он все еще жив. — Тони спешит успокоить его, ненавидя вид крови Питера на своем ребенке и желая, чтобы хотя бы раз он мог предотвратить какой-либо вред, постигший любого из его детей. Может быть, тогда, если бы он был достаточно хорош, один не был бы травмирован, а другой не был бы… Умирающим. Нет, он отказывается это допустить. — Когда я доставил его сюда, он был еще жив. — Тони излагает все так спокойно, как только может, даже несмотря на то, что это разбивает ему сердце. — Он был там с тех пор, и это было около двадцати минут назад. Они... они делают все, что в их силах, приятель, но нам придется подождать еще немного. — Как долго еще... Тони на мгновение закрывает глаза. — Я не знаю, я не... я не знаю, сколько им нужно времени. Харли ломается, он видит это по его глазам. Парень так крепко держит Тони за руки, что это начинает причинять боль, хотя Тони это почти не волнует, не тогда, когда у его ребенка такое ужасное выражение лица и он весь в крови своего брата. — Ты всех обзвонил? — шепчет Харли. Кажется, он потерял способность говорить громче. — Типо Мэй? А Нед и Эм-Джей? И, о Боже, Джонни! Он собирается... ты должен сказать ему, он должен знать, и мне нужно... — Харли, притормози, они все уже в пути. — Тони, мне нужно смыть эту кровь, — продолжает Харли, как будто Тони ничего не говорил, — это кровь Питера, а не моя, я хочу ее смыть – она нужна ему, а не мне – нам нужно – он не может – о Боже... А затем лицо Харли полностью искажается, его колени подгибаются, и он падает сам на себя, как будто кто-то насильно перерезал его веревки и позволил ему упасть. Однако Тони тут как тут, чтобы поймать его. Он подхватывает на руки и опускает их обоих на землю, прежде чем можно будет нанести еще какой-либо ущерб. И Харли рыдает. Он цепляется за Тони так, как никогда раньше, и плачет сильнее, чем Тони когда-либо видел. Судорожный вздох вырывается у него изо рта, и его стройное тело содрогается в объятиях Тони. Это ужасно, и слушать это больно, и Тони хотел бы, чтобы он мог принять боль Харли, хотел бы, чтобы пострадал он, а не Питер. Его дети, страдающие. Это слишком много, это слишком много для любого. — Мистер Старк, вы... Я не понимаю. Что это такое? Тони напрягается, переводя взгляд на Питера, чтобы оценить его реакцию. — Пит, я... Тогда Питер прерывает его, его руки сжимаются в кулаки на столе, а хмурый взгляд разглаживается, оставляя стальное выражение, которое замораживает Тони до глубины души. Питер никогда не злится, только не на него — он все еще может быть подростком, и иногда он может капризничать, но в целом он относительно уравновешен и редко по-настоящему злится на кого-либо из них. Тони отчаянно надеется, что этот случай не станет исключением. — Если вы собираетесь сказать, что это ерунда или это не то, что я думаю, тогда вам придется объяснить, потому что, по-моему, это похоже на кадры из всех моих патрулей. И это... это не может быть правдой. Не может ведь? — Взгляд Питера невидяще устремлен на экран перед ним, и его тон устрашающе ровный. — Подожди, Питер, это не... Челюсть Питера сжимается, прежде чем он продолжает. — Нет, это не может быть правдой, потому что ты сказал мне, что Карен не отправляла тебе никаких видеозаписей с моих патрулей, что ты больше не можешь наблюдать за мной. Ты поклялся, что не смотрел, и... и ты все это время смотрел, не так ли? Тони не может найти слов, чтобы возразить ему, отчасти потому, что это невозможно. Питер совершенно прав, и Тони должен был быть умнее в этом вопросе, чем он был. Питер никогда не должен был узнать. — О Боже, ты даже не пытаешься защищаться, не так ли? — Питер поднялся на ноги и повернулся лицом к Тони, его лицо темнело с каждым словом. — Я не могу поверить... Боже, ты посмотрел мне в глаза и солгал мне! Тони фыркает на это, неуместное раздражение начинает нарастать в его груди, когда Питер бросает в него обвинения, не давая ему шанса объясниться. Он чувствует это и знает, что не должен выпускать это из виду, но он никогда не был из тех, кто сидит и терпит побои. — Ладно, Питер, этого достаточно. — он обрывает мальчика тоном резче, чем хотел. — Я понимаю, что ты злишься, хорошо? Я солгал тебе, ты чувствуешь себя преданным, я понимаю. Но перестань кричать на меня. Это не обязательно должно быть аргументом. Питер заметно ощетинивается, полная противоположность тому, к чему стремился Тони, и его глаза вспыхивают. — Нет, это не обязательно должен быть спор, потому что я прав, и ты это знаешь. Ты все время наблюдал, чтобы убедиться, что я не облажался, потому что ты мне не доверяешь, хотя я спас тебе жизнь и буквально сражался с Таносом... Тони не может удержаться, чтобы не закатить глаза. — Питер, остановись. Ты вообще не должен был сражаться с Таносом, ты даже не должен был быть со мной в космосе... — Но я был, и я помог тебе, я был нужен тебе там... — Да, а потом ты умер. Питер замолкает. Он смотрит на Тони, его глаза расширяются от шока. Очевидно, он этого не ожидал, потому что Тони никогда не говорит о том, что произошло на Титане, особенно в присутствии Питера. Старк ненавидит даже думать об этом, ненавидит вспоминать, как Питер рухнул на него, когда его ноги подкосились, как последним действием Питера было посмотреть ему прямо в глаза и извиниться. Он не хотел поднимать этот вопрос, особенно в таком пренебрежительном тоне, но он надеется, что это поможет Питеру немного лучше понять его рассуждения. Может быть, он поймет, как Тони не может смириться с мыслью о том, что его ребенок каждую ночь где-то там, один, уязвимый, подвергается нападению, одна ошибка отделяет его от того, чтобы снова исчезнуть у него между пальцев. Между ними повисает молчание, пока, наконец, Питер не заговаривает ломким голосом. — Так вот в чем дело? Я однажды умер, и ты не веришь, что я не сделаю этого снова? Ты думаешь, я не смогу за себя постоять? Голова Тони резко поднимается к Питеру с того места, где его взгляд упал на землю. Он этого не ожидал, совсем не ожидал, хотя, по его мнению, должен был. — Что... нет, Питер, это не... — Что тебе нужно, чтобы довериться мне? — Питер рычит, и Тони так сильно ненавидит всю эту ситуацию, ненавидит, как она накручивается, и он не может ее обуздать. — Ты не обращаешься так ни с кем из Мстителей! Ты практически не преследуешь их, потому что не доверяешь им самим заботиться о себе! Тони закатывает глаза, волосы встают дыбом. — Это потому, что настоящим Мстителям всем больше восемнадцати. — он не уверен, откуда это взялось, но он жалеет, что сказал это, как только это слетело с его губ. Наступает мгновенная пауза, пока Питер воспринимает слова Тони, на его лице мелькает боль. У Тони есть всего секунда, чтобы пожалеть о том, что он стал причиной такого выражения лица своего ребенка, прежде чем Питер сердито смотрит на него, выпаливая в ответ. — Я занимаюсь этим с пятнадцати лет! — Несмотря на все мои усилия заставить тебя остановиться. На этот раз Питер действительно рычит, резкий крик ярости вырывается из его горла, когда он хлопает ладонью по столу. Он громко скрипит под мощью суперсилы Питера, но Тони это почти не волнует. — Ты не можешь продолжать это делать! Ты не можешь просто повернуться и сказать мне, что я не настоящий супергерой, когда мы оба знаем, что это неправда! — кричит Питер, его щеки пылают. — Я никогда не перестану быть Человеком-пауком, и меня больше не волнует, что ты об этом скажешь! — Питер, перестань вести себя как ребенок. — Тони кусается в ответ. — Ты просто доказываешь мою точку зрения. — К чему ты клонишь? Что я недостаточно зрелый? — Верно, потому что ты сейчас ведешь себя так по-взрослому. — Тони закатывает глаза, как мудак, которым он и является. — Ты знаешь, на кого ты сейчас похож? Морган, когда у нее начинается истерика. И ей шесть лет. Какое у тебя оправдание? Питер не отвечает. Его челюсть снова сжимается, а костяшки пальцев белеют от того, как сильно они сжаты. Но вместо того, чтобы отреагировать на комментарий Тони, он просто... останавливается. Вся борьба, кажется, покидает его тело, и его взгляд опускается на землю, на его лице появляется ужасное, обиженное выражение. Он выглядит воплощением поражения, и Тони внезапно возненавидел себя с неистовой страстью. — Пит… Питер просто поднимает голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Взгляд его глаз подобен льду. Питер ничего не говорит, просто смотрит на него сверху вниз. Прежде чем Тони успевает что-то сделать или сказать, он подходит к двери и распахивает ее. Потом он уходит, и Тони остается один. Джонни, очевидно, прибывает первым, потому что он может поджечь себя и взлететь. Оказывается, он уже возвращался, чтобы повидаться с Питером, так что ему не составило труда буквально спрыгнуть с корабля и самому полететь в Башню, оставляя за собой пылающий огненный след. Тони позвонил ему первым, отчасти потому, что не знал, как далеко находится мальчик, а отчасти потому, что знал, что Джонни поднимет шум, если он этого не сделает. Он никогда никому в этом не признается, но Тони очень полюбил парня-супергероя Питера, несмотря на его более раздражающие качества, такие как его эго и способность язвить в ответ на Тони и его нарциссизм. И да, Питер неоднократно указывал на бесконечное сходство между Тони и Джонни. Ему не нужно напоминать, что эти раздражающие черты характера не ограничиваются только Джонни. Но, несмотря на все это, Тони понимает, как сильно Джонни любит Питера, знает, как много он сделал бы для него. Он видит страх в его выразительных глазах каждый раз, когда подросток получает травму, даже если это всего лишь царапина, и он видел, как он смотрит на Питера так, как будто он центр его мира, как будто он ничего так не хочет, как увидеть улыбку Питера и иметь возможность умереть спокойно рядом с ним. Старк насильно вспоминает об этом, когда Джонни вваливается в зону ожидания Медотсека, все еще пылая, а его тело застывает от яростного напряжения. — Где он? — требует Джонни, подбегая к Харли и Тони, которые лежат на полу, подросток зажат под мышкой у Старка. — Где Питер? С ним все в порядке? Его взгляд падает на одежду Харли, и он заметно бледнеет при виде крови, которая все еще пачкает руки и брюки другого мальчика, алые пятна расползаются по ткани. Почти сразу же пламя Джонни гаснет, оставляя его стоять перед ними в своем синем костюме Фантастической четверки. — Это не... ты сказал... — взгляд Джонни возвращается к Тони, в его глазах появляется дикий блеск. Тони никогда раньше не видел его таким расстроенным, истощенным и отчаянно цепляющимся за любое подобие самообладания. — Он... ты сказал, что он все еще... — Он все еще жив. — Тони прерывает его, прежде чем он успевает продвинуться дальше. Очевидно, что мальчик, ровесник Питера и все еще такой болезненно юный, уже сделал поспешные выводы, но Тони не думает, что смог бы переварить это, если бы озвучил их вслух. Он едва смог успокоить Харли, поэтому он не думает, что у него достаточно эмоциональной энергии, чтобы предотвратить свой собственный надвигающийся срыв, если – когда – он достигнет его. — Когда я позвонил тебе, он был еще жив. Я не... я ничего не слышал с тех пор. Шторм молчит, на его лице появляется почти отсутствующее выражение. Шок. — Джонни? — Харли наконец заговаривает, высвобождаясь из-под руки Тони и мягко отводя мужчину в сторону, чтобы он мог подняться на ноги. От другого мальчика нет ответа, и сердце Тони болит, когда он наблюдает, как Харли так осторожно кладет руку на плечо Джонни, как будто он может вспыхнуть в любую секунду. Джонни не реагирует на прикосновение, даже не отводит взгляда от стены перед собой. В данный момент он напоминает статую, холодную – по иронии судьбы – и неподвижную, с закрытым выражением лица и отсутствующим взглядом, как будто его разум находится где-то в космосе или, что более вероятно, в ловушке собственной паники. — С ним все будет в порядке. — бормочет Харли, прежде чем заключить Джонни в объятия и опустить его на землю. Единственный признак признания, который делает Джонни, — это то, как он опускает голову на плечо Харли, но его глаза продолжают смотреть перед собой, не видя вообще ничего. После этого некоторое время никто не произносит ни слова, пока, наконец, Джонни не шепчет. — Он должен быть… Тони ничего не может сделать, кроме как горячо согласиться. Мэй приходит в ярость, когда узнает, что произошло. Ее появление откровенно пугает, волосы повсюду, а глаза пылают огнем, когда она входит в Медицинский отсек, как будто это лично оскорбило ее. — Что, черт возьми, случилось с моим племянником, Тони? — это первые слова, слетающие с ее губ, и с этого момента разговор идет только под откос. Тони не доверяет себе, чтобы дать точный отчет о своем споре с Питером — который Мэй потребовала, чтобы она получила обзор для контекста, — поэтому он попросил ПЯТНИЦУ показать ей записи с камер наблюдения внутри Башни, и когда он говорит, что никогда в жизни не боялся кого-то так сильно, он искренне так думает. Как только Старк слышит, как он произносит слова "настоящие мстители" и "истерика", он физически съеживается, жгучее отвращение к себе охватывает его в одно мгновение. Он не может поверить, что произнес эти слова — не подростку и уж точно не Питеру. Он должен быть взрослым в этом сценарии, особенно тем, кто виноват, и все же его голос был наполнен ядом, которого он не хотел или даже не осознавал, и он может только представить, что почувствовал Питер, услышав это. Харли выглядит смирившимся, услышав отснятый материал, как будто он знал о ненужной черствости Тони или не ожидал от него ничего лучшего. Джонни, с другой стороны, сердито смотрит на него с буквальным огнем в глазах, выходя из своего почти каменного состояния, когда он слышит жестокие слова, которые заставили его парня покинуть безопасную Башню и подвергнуться опасностям города. Однако в этот момент Тони боится не Джонни — единственного другого присутствующего супергероя. Костяшки пальцев Мэй совершенно белые, кость почти пронзает кожу от того, как сильно она сжимает кулаки, а в ее глазах ярость, которую он видел только однажды, когда она узнала правду о личности Человека–паука. Женщина практически дрожит от ярости, когда она очень медленно отворачивается от планшета и поворачивается к Тони. А потом начинает кричать. Во время нападения Тони решает, что Хэппи заслуживает медали за отвагу за свои доблестные попытки успокоить Мэй, какими бы тщетными они ни были. К сожалению, она игнорирует его и продолжает подчеркивать все то, как Тони только что подвел ее ребенка, от инфантильного сравнения с Морган до того факта, что он лгал Питеру в течение нескольких месяцев и имел наглость практически пытаться обвинить ребенка. Она все еще кричит, когда приходят Мишель и Нед, хотя уже половина третьего утра, и утром им определенно нужно в школу. Тони даже не уверен, как они сюда попали, но он делает мысленную заметку, что все равно нужно извиниться перед их родителями. Нед, кажется, нервничает перед лицом криков Мэй, в то время как Мишель, похоже, инстинктивно понимает, что в этой ситуации полностью виноват Тони. Они оба подходят к Джонни и Харли и опускаются рядом с ними на пол, их борющиеся усталость и страх очевидны в напряжении их усталых тел и широко раскрытых глазах. Именно этот печальный образ, наконец, заставляет Мэй перестать кричать, мать внутри нее, в настоящее время лишенная своего ребенка, очевидно, страдает при виде друзей и парня своего племянника в такой тоске. Она посылает Тони суровый взгляд, который напоминает ему, насколько незавершенным является их дело, прежде чем присесть на корточки перед детьми и мягко объяснить им ситуацию Питера, как это было передано ей до того, как она точно узнала, почему он оказался в таком состоянии. В любой другой ситуации Тони восхитился бы ее двойной способностью быть одновременно пугающей и невероятно успокаивающей, но он слишком поглощен своим собственным отвращением к себе, чтобы даже подумать об этом. Боже, он не может поверить себе, не может поверить, что он лгал ребенку в течение нескольких месяцев и называл его ребенком, что непреднамеренно и по иронии судьбы привело к нынешнему и опасному положению ребенка. — С ним все будет в порядке. — Мэй успокаивает группу молодых людей, и Тони ненавидит то, что они снова сбились в кучу, как маленькие дети, даже если Харли сейчас 21 год, а остальным по 18, потому что это еще раз напоминает ему, насколько они все молоды, как молод Питер. "Он всегда такой." — Он должен быть… — снова несчастно говорит Джонни, точно так же, как и раньше. Лицо Мэй искажается, когда она кивает, ее собственный страх поднимается на поверхность, чтобы они все увидели. Затем выражение ее лица проясняется от чистой решимости, и она продолжает. — Давайте, давайте поднимем вас с пола и принесем вам всем что-нибудь поесть и выпить. Тони наблюдает, как они поднимаются на ноги и опускаются на стулья, которые все вместе проигнорировали в пользу пола. Эм-Джей любезно предлагает помочь Мэй и Хэппи раздобыть еду и напитки для всех – даже для Тони, на что Мэй неохотно соглашается, – и они исчезают в направлении кухни комплекса. Мгновение спустя Нед бежит за ними, как будто он больше не может ждать, и Тони это более чем понимает. К сожалению, в результате остаются только он, Джонни и Харли, первый в ярости на него, а второй разочарован. В коридоре воцаряется неприятная тишина, тяжелая и застойная. Тони продолжает ждать, что Джонни что-нибудь скажет, чтобы оправданно отчитать его за его поведение, но, к удивлению, Харли говорит первым. — Питер не злился на тебя. И этого Тони никак не ожидал. Он не уверен, что сказать, поднимает глаза и видит мрачное, но честное выражение лица Харли. — Он не был зол, — тихо продолжает тот, — просто напуган. — Вот почему он тебе не позвонил. Он не хотел, чтобы ты разочаровалась в нем, несмотря на... несмотря на то, что произошло ранее. Я знаю, что ты говорил с ним, но я хотел, чтобы ты понял. Тони молчит, его разум уже возвращается к его паническому бегству через весь город, к тому, чтобы слушать сдавленные слова Питера и видеть его состояние по жизненно важным показателям, которые прислал ему Харли, и быть совершенно неспособным добраться туда быстрее. Он помнит, как бесцеремонно приземлился в переулке, где лежал Питер, в объятиях Харли, только для того, чтобы увидеть, как глаза Питера закатились, а его тело – такое изломанное и окровавленное – обмякло. Харли закричал, но у Тони не было времени успокоить его, так как он оттащил Питера от себя и снова взлетел, прижимая мертвый вес и неподвижную фигуру ребенка к своей груди. Весь полет – слишком долгий, слишком долгий – был мучительным, голова Питера свесилась на плечо Тони, а рука безвольно свисала. Он ни разу не проснулся, даже не застонал и не моргнул глазами. — Я понимаю. — теперь Тони шепчет срывающимся голосом. Он слегка кашляет, прежде чем сказать. — Он слишком хорош для меня. Не злится, даже когда я этого заслуживаю. Джонни очень похоже хочет согласиться, но Харли снова вмешивается. — Это неправда, — вот и все, что он говорит с усталым лицом. Тони, хотя и согретый врожденной верой Харли в него, не думает, что он когда-нибудь согласится. Не тогда, когда его ребенку делают срочную операцию из-за травм, которые он даже не знает, как получил, и все потому, что он был в ярости на Тони. И Тони это заслужил. Боже, как бы он хотел, чтобы Пеппер и Морган были здесь. Пеппер видела в нем самое худшее и все равно вернулась, все еще любя его. Ему нужно бесконечное, достойное восхищения терпение, которое она проявляет к его выходкам и вспышкам гнева, безусловное позитивное отношение. Они с Морган должны были вернуться домой через три дня после недельного пребывания у матери Пеппер, но звонок Тони – хотя и короткий — ускорил их возвращение. Он понятия не имеет, чем себя занять, пока они ждут. Он едва может смотреть на бутерброд, который дает ему Хэппи, из-за страха, что его стошнит от собственных нервов, хотя он выпивает свой кофе за считанные секунды. Никто другой, похоже, тоже не знает, что делать, возникает тихое бормотание, а затем оно полностью прекращается. Время идет, а они ждут. Это все, что они могут сделать. В половине восьмого утра – так много, слишком много часов прошло с тех пор, как Питера впервые госпитализировали, — плотина наконец прорвалась. Наконец-то, наконец-то, наконец-то. Хелен, чудотворец Хелен, выходит из того места, где они оперировали Питера, с усталым лицом, тенями под глазами и помятой одеждой. Тони невероятно благодарен за то, что она явно нашла время, чтобы очистить себя от крови, так как ее руки безупречно чисты, и она сменила свою хирургическую одежду, которая была бы только ужасным напоминанием о том, что произошло. Сердце Тони подпрыгивает к горлу, а кровь начинает стучать в ушах, когда она приближается к ним. Он не может представить, что он сделает, что сделает любой из них, если она принесет что-нибудь, кроме хороших новостей, если случилось немыслимое, если Питер… — С ним все будет в порядке. — Хелен устало улыбается им всем, и это похоже на… Огромная волна облегчения мгновенно наполняет комнату. Напряжение вырывается из них одним мощным выбросом эмоций, и Тони чувствует, как у него перехватывает дыхание, когда он оглядывается на всех, на их возбуждение и… Он дышит, кажется, впервые с тех пор, как Харли позвонила ему в 2.22 ночи. Потому что с Питером все будет в порядке. И это все, что имеет значение. Хелен продолжает говорить, и она перечисляет травмы Питера и то, как трудно было их исправить — хотя Тони не хочет посвящать свои умственные способности тому, что могло быть не так, и как близко они были к потере Питера — и она напоминает им, что он все еще должен восстановиться, хотя намного быстрее, чем обычный человек. Тем не менее, общий прогноз в подавляющем большинстве положительный, и Тони ловит себя на том, что встречает пристальный взгляд Мэй с другого конца комнаты. К его великому удивлению, она уже смотрит на него без малейшего следа враждебности или обиды. Вместо этого она улыбается своей чудесной улыбкой со слезами на глазах, пересекает комнату и заключает его в крепкие объятия. Она ничего не говорит, но он чувствует ее прощение. Наш ребенок жив. С ним все будет в порядке, я чувствую это. Им еще многое нужно обсудить, но сейчас он вне себя от радости.