//--//
Дин не знает, как долго он остаётся в таком положении, стоя в прихожей, всё ещё глядя на дверь, которая захлопнулась перед ним. Он почти до сих пор ощущает Каса, то, как тот холодно посмотрел на него, прежде чем выйти на улицу… к Мику, его сильным рукам и его дурацкому акценту, который Дин, заметьте, ненавидел уже задолго до этого. Затем, каким-то образом, он злится. Он достаёт телефон, не отрывая глаз от двери, потому что оторвать их от неё чертовски трудно, и нажимает на первый попавшийся номер на своём телефоне. Сэм берёт трубку на втором гудке. — Как дела? — говорит он, и это заставляет Дина наконец-то развернуться, пройти через гостиную и рухнуть на диван. — И это всё? Никаких «ты звонишь, чтобы извиниться»? Ничего остроумного или самоуверенного? В конце фразы Дин почти уверен, что слышит, как Сэм хихикает. Боже, его брат намного лучше, чем он сам когда-либо сможет стать. — Я на тебя не сержусь, — говорит Сэм, и да, Дин уверен, что он не заслуживает своего брата. — Что значит, ты не злишься на меня? Сейчас даже я злюсь на себя! Сэм на секунду замолкает, прежде чем снова подхватить разговор. Дин чувствует, как внутри его желудка развязывается узел, о котором он и не подозревал. — Что случилось? — просто спрашивает он, и Дин может расплакаться от нежности в его голосе. Он был таким грёбаным мудаком по отношению к нему, и всё это время, находясь на другом конце города, Сэм просто ждал, когда к его брату вернётся здравый смысл. — Ты был прав, а я был неправ, — говорит он, и ему совершенно не нравится, как ломается его голос, но всё равно, к чёрту. После всего, что с ним произошло, ему разрешено сломаться впервые за несколько месяцев. Чёрт, ему разрешено ломаться столько раз, сколько он захочет, в присутствии кого угодно. — Хорошо, — говорит Сэм. — Ты не против быть немного более точным? Что происходит? — Кас — мудак. — Опять же, не новость. Что случилось? Дин чувствует, как сдувается, и впервые за сегодня он действительно ощущает усталость в своих костях, тихое отчаяние, слегка пульсирующее в его венах. — Я думал… Вчера что-то случилось, и я подумал… — Ты думал, что вернёшь его, — перебивает Сэм, и снова в его голосе нет тепла. — А сегодня что-то случилось, и ты понял, что это не так. Это почти успокаивает, то, как тихо говорит Сэм, тембр его голоса достаточно низкий, чтобы Дин мог узнать его где угодно. Кажется, это ломает что-то внутри него, потому что в следующее мгновение Дин понимает, что по его щекам текут слёзы. — Что тебе нужно, Дин? — спрашивает Сэм, и Дин снова слышит это, акценты беспокойства в том, как он говорит. Остатки прошлого, когда Дина избивали, а Сэм обрабатывал его раны после ухода Джона. С тех времён, когда четырёхлетний Сэм тихо спрашивал Дина в темноте дрянной комнаты мотеля, в которой они остались одни, всё ли с ним в порядке. Дин едва в состоянии произнести хоть слово сквозь слёзы. — Мне очень жаль, — говорит он в трубку, и на том конце линии слышит, как Сэм движется. Он чувствует, как это происходит, как сжимается его собственное сердце, и ему вдруг кажется, что он сейчас рухнет. Откуда-то доносится тоненький голосок, который говорит ему, что нужно дышать, что всё будет хорошо. Он ненавидит, что этот голос похож на голос Каса и на то, как он успокаивал его, когда Дин впервые начал испытывать приступы паники. Просто вдыхай через нос и выдыхай через рот. Ты не умираешь, с тобой всё будет в порядке. — Просто скажи мне, что тебе нужно, — говорит Сэм, и Дин понимает, что он начинает нервничать, понимает, что брат его раскусил. — Мне всё равно, что было раньше, мне всё равно, что ты не слушал меня, Дин. Просто скажи мне, что тебе нужно, и я буду рядом. Ты знаешь, что буду. В отчаянии Дин пытается успокоиться, но больше не может даже сдвинуться с места. Он едва может дышать через нос, пытаясь следовать знакомому алгоритму. На том конце линии Сэм взаимодействует с ним только через реплики «да, у тебя всё хорошо» и «продолжай, всё будет в порядке, Дин». Спустя, кажется, целый час Дин чувствует себя достаточно спокойно, чтобы наконец поговорить со своим братом. На его щеках следы от слёз, он чувствует себя полным и абсолютным дерьмом, но впервые за целую вечность у него есть чёткое представление о том, что теперь делать. — Ты в порядке? — спрашивает Сэм, голос ровный и успокаивающий. В сотый раз с начала этого телефонного разговора Дин думает о том, как сильно он скучал по брату. Всё потому, что ты был слишком глуп, чтобы увидеть то, что было прямо перед тобой, то, о чём все тебе говорили. Ты должен, блять, признать это, Винчестер. — Я собираюсь уйти. Его голос не дрожит, когда он говорит это. Но и не ломается. Он ясен и спокоен, в полной противоположности тому состоянию, в котором он был до этого. — Хорошо, — говорит Сэм. — Тебе нужно, чтобы я за тобой заехал? Дин раздумывает над этим секунду, но в итоге отказывается. — Я соберу свои вещи, возьму машину. — Хорошо, но куда ты собираешься ехать? Чёртов младший брат с умными вопросами. — Сначала я собираюсь вернуться к Бобби и Эллен и извиниться за то, как я вёл себя по отношению ко всем уже несколько месяцев. — Никто на тебя не злится, — говорит Сэм. — Ты ведь знаешь это, верно? — Может, и нет, — качает головой Дин. — Но я злюсь на себя. Я был козлом и эгоистом. — Ладно, справедливо, — усмехается Сэм. — А после этого? Дин делает глубокий вдох. — Думаю, возьму отпуск на работе и отправлюсь в небольшое путешествие. Сэм кажется удивлённым, хотя Дин не видит его лица. Ему это и не нужно, голоса Сэма достаточно, чтобы понять, о чём именно думает его брат. — В путешествие? Куда? — Куда угодно. Мне это нужно, Сэмми. Мне нужно собраться. Мне нужно подняться с пола и начать что-то восстанавливать. Что угодно. Потому что я так долго терял самого себя. Мне нужно понять, чего я хочу от жизни теперь, когда у меня не так много осталось. Мне нужно перестать ждать того, что никогда не случится. И мне нужно забыть Каса, забыть о том, что он когда-нибудь полюбит меня так, как люблю его я. Мне нужно научиться жить дальше, потому что мне нужно двигаться дальше и начинать что-то новое. Мне нужно научиться снова жить, снова дышать, просыпаться по утрам и не тянуться к нему. Мне нужно научиться снова быть собой, без кого-либо ещё. — Хорошо, — просто говорит Сэм по телефону. — Хорошо. Это поездка «оставьте меня в покое» или я могу присоединиться? — Ты хочешь поехать со мной? — Дин слышит свои слова, удивлённый немедленным энтузиазмом Сэма. — Ты можешь оставить работу? Сэм смеётся в трубку. — В отношениях с боссом есть свои плюсы. — Ты хитрый пёс, — не может не сказать Дин, почему-то немного гордясь своим братом. — Ты уверен? Сэм, похоже, размышляет на другом конце линии. — Да, у меня есть немного отгулов, и, учитывая, сколько я работал последние несколько месяцев, думаю, мне полагается хотя бы недельный выходной. И это было бы здорово, провести некоторое время вместе в дороге. — Как в старые добрые времена, — говорит Дин, его голос едва превышает шёпот, воспоминания поднимаются на поверхность — не все из них приятные, но приправленные ностальгией. Запах машины во время дождя. Звук её шин на дороге. Голос отца, подпевающего вместе с AC/DC. Дин улыбается в трубку, несмотря на слёзы и боль, которая овладевает всем его телом. — Как в старые добрые времена, — повторяет Сэм. Затем, тише: — Я скучал по тебе, чувак. Сэм улыбается, Дин почти слышит это через телефон. — Я тоже по тебе скучал. Им действительно не терпится обняться. Когда Дин кладёт трубку, попрощавшись с Сэмом и «пообещав не делать глупостей» (Дин слегка обиделся, пока Сэм не напомнил ему, что он предупреждал его о том, как будет развиваться конкретная ситуация, в которой он сейчас застрял), он точно знает, что делать. Наверху у него есть сумка и два чемодана, которые нужно заполнить.//--//
Когда Кас и Мик выходят из маленькой кофейни (в которой делают удивительно вкусный горячий шоколад, как выяснил Кас после того, как Мик предложил ему немного), луна уже скрылась за облаками, которые начали собираться. «Наверное, будет дождь», — думает Кас, и вспоминает о растениях, которые ему следует занести в дом, если это произойдёт. На минуту, пока они с Миком разговаривают, идя к машине Мика, Кас забывает о том, что ждёт его дома, о том, что произошло несколько часов назад. Конечно, Мик видел его насквозь, и Кас даже извинился за то, что пытался использовать эту ночь как способ причинить боль Дину, но сегодня он обрёл друга. И в книге жизни Каса это хорошо. Это внезапно вспоминается ему, когда Мик паркуется перед домом на Черри-лейн, а в доме горит свет лишь в комнате для гостей. Комнате Дина. В животе у Каса завязывается узел, и с каждой минутой он становится всё туже. — Хочешь, чтобы я пошёл туда с тобой? — спрашивает Мик, и Кас качает головой. Он должен сделать это сам. Он должен поговорить с Дином, потому что это продолжается уже слишком долго. Они причиняли боль друг другу. Они причиняли боль другим людям, даже не думая об этом. Это должно прекратиться, и должно прекратиться сейчас. Поэтому он прощается с Миком, пообещав, что в ближайшее время вместе с ним отправится в очередную авантюру с кофейней, и ждёт, пока машина Мика свернёт с дороги, чтобы пройти остаток пути до входной двери. Когда он входит, он на мгновение замирает в этом странном временном пространстве, где его разум всё ещё находится в том хорошем месте, где он пил кофе с Миком, разговаривал и хорошо проводил время, но он определённо чувствует, что происходит, чувствует, как вокруг него сгущается энергия. Ужас обрушивается на него, и дыхание застревает в горле при виде зелёного чемодана Дина, стоящего рядом с лестницей и готового к спуску. Где-то наверху слышится суматоха, и это подстёгивает Каса, он делает несколько быстрых шагов, пока не доходит до гостевой комнаты, иначе говоря, спальни Дина, и останавливается в дверном проёме. Дин собирает вещи. Сейчас он хватает рубашку, которая была на нём прошлой ночью, когда Кас скользнул в постель. Та, что была на нём, когда они целовались. Дин уходит. Снова. И самое ужасное в этом то, что на этот раз Кас даже не может по-настоящему винить его. Но это не значит, что ему не больно, как в Аду. — Что ты делаешь? — спрашивает он спустя, кажется, час, но, скорее всего, ближе к минуте. Он ненавидит, как дрожит его собственный голос. Ненавидит, что ему приходится опираться на деревянную дверную раму, чтобы скрыть, как дрожат его руки. Ненавидит то, как Дин едва бросает на него взгляд, вместо того чтобы ответить, смотрит на содержимое своего чемодана, прежде чем закрыть его и застегнуть молнию, готовый спуститься вниз по лестнице вместе с другим чемоданом и уехать, предположительно навсегда. — А на что это похоже, Кас? — отвечает Дин, ставя чемодан на пол и наконец-то глядя на Каса. Было время, когда глаза Дина были утешением для него, когда смотреть на Дина и видеть, как он смотрит на тебя в ответ, было любимым моментом Каса в любой день. Но сейчас в глазах его мужа нет той мягкости и любви, которую он так полюбил; там только боль, обида и печаль. И Кас ненавидит это, несмотря ни на что. На мгновение ошеломлённый, он отходит в сторону, чтобы выпустить Дина из комнаты, спускается за ним по лестнице и смотрит, как тот ставит второй чемодан рядом с первым — зелёный чемодан, который они купили вместе много лет назад после свадьбы, потому что у Дина было слишком много вещей, чтобы привезти их из Вегаса. — Но… — начинает он, его сердце сжимается в груди, когда в памяти всплывает воспоминание о Дине в дурацкой гавайской рубашке и ковбойской шляпе, с обручальным кольцом, красиво сверкающим на его пальце. — Ты не можешь… — Но что, Кас? Что я не могу? — резко спрашивает Дин, жестом показывая, чтобы Кас отошёл, чтобы он мог снова подняться по лестнице. Когда Кастиэль скрещивает руки и остаётся неподвижным, он хмыкает, как ребёнок, которому отказали в конфете. — Правда? Ты хочешь сделать это здесь? — Я ничего не хочу делать, — парирует Кас, проходит в гостиную и рушится на диван, просто потому что может. Дин следует за ним и просто стоит там, глядя на Каса с раздражённым выражением лица. — Я только что пришёл домой, а ты ведёшь себя как ребёнок. — О, я веду себя как ребёнок? Это что-то новенькое, — насмехается Дин. — Как прошло твоё свидание? — Хорошо, спасибо, — сразу же отвечает Кас, несмотря на то, как его желудок сжимается от злобного тона Дина. Вместо этого он сосредоточенно рассматривает перо, вытащенное из подушки, отказываясь смотреть на Дина. С Миком ничего не произошло, да и не произойдёт никогда, если уж на то пошло. Не то чтобы Дин знал об этом, или его это волновало. Но когда Кас наконец смотрит на Дина и видит, как его взгляд меняется от сердитого к действительно расстроенному, когда он видит, как Дин склоняет голову, вместо того чтобы дать отпор, как он обычно делает, он вынужден признать, что, возможно, Дину не всё равно. — Почему тебе не всё равно? — спрашивает он, но на этот раз это не презрительный, а искренний вопрос. Это настоящий вопрос. И он хочет получить настоящий ответ. — Дин, почему тебе не все равно? — спрашивает он, уже мягче. Лицо Дина всё ещё окрашено болью, когда он оглядывается на Кастиэля, и, возможно, впервые за долгое время Кас наконец узнаёт выражение лица своего мужа. Ему так больно, что это видно по каждому оттенку зелени в его глазах. — Я думал, что после прошлой ночи ты просто… — начинает он и останавливается в тот же момент, когда сердце Каса замирает в груди. — Я думал, что это будет значить для тебя что-то большее. Когда он говорит, в его голосе звучит горечь. — Но это не так, верно? Я для тебя просто игрушка, и ты с лёгкостью вышвырнешь меня, когда появится тот, кто будет лучше соответствует твоим требованиям. Я никто. И я тебе не нужен. И вот это-то и бесит, верно? То, как он просто говорит именно то, что нужно, чтобы заставить Каса выйти из себя в любой момент. Действительно, если бы на Олимпийских играх проводились соревнования по «выведению из себя супруга», Дин каждый раз выигрывал бы чёртову золотую медаль. Но пока что Кас просто огрызается. — И ты мне это говоришь? — говорит он, голос тяжёлый. Дин имеет наглость выглядеть удивлённым. — Что, чёрт возьми, это значит? — Знаешь, когда я увидел твой обед на столе, когда встал сегодня утром, всё, о чём я мог думать, это о том, как я хочу тебя увидеть, и о том, что, возможно, прошлая ночь значила для тебя столько же, сколько и для меня, — он даже не может отвести взгляд от Дина, продолжая в ярости: — А потом я заскочил в мастерскую, весь счастливый и полный надежд, пришёл к тебе в кабинет, а там, блять, он. Дин выглядит озадаченным тем, что говорит Кас, но Касу уже всё равно. Теперь, когда они здесь, он собирается высказаться, что бы ни случилось. — Твой собственный маленький офисный питомец, — рычит он, каждая клеточка его тела вспыхивает внутри при одном только образе человека, гордо находящегося в кабинете Дина, словно он, блять, хозяин этого места. Дин смотрит на него, приподняв одну бровь, словно не понимая, почему это имеет значение. — Ты имеешь в виду Кетча? — спрашивает он для подтверждения и кажется ещё более озадаченным, когда Кас кивает. — Ладно. Какое отношение к этому имеет Артур? «ВСЁ», — хочет закричать Кас. Всё, потому что именно это разрушило нас и наш брак. Всё, потому что ты должен был найти кого-то другого, чтобы удовлетворить свои потребности. Всё, потому что я никогда не мог быть достаточным для тебя, а ты был в объятиях другого мужчины. Всё, потому что я думал, что у нас есть что-то особенное, а ты просто пошёл и разнёс всё в пух и прах. Всё, потому что я действительно просто хотел быть «этим» для тебя, но я не такой. И никогда не был. И никогда не буду. Всё, потому что я так сильно люблю тебя, а ты не можешь любить меня так же в ответ. Вместо этого он крепче сжимает перо между пальцами. — О, теперь это Артур, — хмыкает Кас, качая головой, пытаясь не взорваться. Дин смотрит на него так, будто больше не понимает по-английски. Касу требуется весь его самоконтроль, чтобы не начать кричать на него. — Это всегда был Артур, какого хрена ты завёлся? — говорит он, и в его голосе слышится обида, но ещё больше обиды в венах Каса. — Ты действительно хочешь, чтобы я объяснил, как то, что человек, с которым ты мне изменил, находящийся прямо там, в твоём грёбаном кабинете, как будто он хозяин этого чёртова места, имеет ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ отношение ко всему этому бардаку? Позволь мне повторить: ты, блять, издеваешься надо мной, Дин? Может быть, дело в том, как Дин отшатывается, или в том, как он смотрит на него с искренним удивлением на лице — но именно здесь и сейчас уверенность Каса внезапно немного ослабевает, прежде чем он вновь обретает самообладание. Дин выглядит совершенно потрясённым, и ему приходится заметно собраться с мыслями, прежде чем он отвечает, его голос почти дрожит: — Что?! — говорит он с искренним удивлением. Кас не верит. — О, теперь ты собираешься изображать удивление, да? — говорит он, на этот раз с презрением, потому что у него нет времени и желания на то, чтобы выслушивать, как Дин пытается отрицать то, что он видел два раза своими собственными глазами. — Ты не ребёнок, ты прекрасно понимаешь, о чём идёт речь. Но Дин смотрит на него так, словно видит привидение. — Кас, что, чёрт возьми, ты имеешь в виду под «человеком, с которым я тебе изменил»? И Дин пытается, Кас видит. Его голос потерял весь прежний жар и гнев, словно из него выкачали всю энергию. Он хорош в этом, но и Кас тоже. Двое могут играть в эту игру. — Я видел тебя. Когда я вышел со смены той ночью, — наконец произносит он, с трудом переводя дыхание. Он так долго пытался держать это взаперти и подальше, и уже чувствует, как оно ускользает. К чёрту. Если Дин хочет притворяться идиотом, который не знает, что он сделал не так, это его право. Но это не значит, что Кас должен это делать. Вокруг них тишина, сказанное погружается в какую-то потустороннюю ауру, которая кажется такой тяжёлой, что почти раздавливает Каса. Чёрт, почему это всё ещё так невыносимо, даже спустя столько времени? «Потому что ты до сих пор чувствуешь тяжесть его рук на своей коже с прошлой ночи и мягкость его губ на своих, — вклинивается внутренний голос. — И ты хочешь, чтобы это было по-настоящему, ты хочешь, чтобы он любил тебя таким. Но он не любит, и, возможно, никогда не любил». Никогда ещё Кас так не хотел, чтобы его внутреннее «я» заткнулось, как сейчас. — Какой ночью? — тупо спрашивает Дин, и Кас почти чувствует, как вся его нервная система вспыхивает от этого. Он едва сдерживается от того, чтобы просто и ясно сказать Дину, чтобы тот пошёл нахрен. — Ты сказал мне, что будешь работать допоздна в мастерской и чтобы я тебя не ждал, — начинает он и ненавидит, как слабо звучит его голос. Ненавидит, как дрожат его руки. Почему всё ещё так больно? Потому что ты любишь его так же сильно, как и тогда, до сих пор. Кас говорит своему внутреннему голосу, чтобы тот заткнулся, и на мгновение думает, что сейчас у него начнётся шизофрения. — И вот ты был там, — продолжает он вместо этого, устремив на Дина потемневшие глаза. — В моём любимом костюме, ужинал с другим мужчиной в шикарном ресторане через дорогу. Его рука обнимала тебя, и ты смеялся. Смеялся так, как мне всегда нравилось. С кем-то другим. Это несправедливо. Дин точно знает, что он сделал неправильно. Это не должно быть бременем Кастиэля — объяснять, какого чёрта он сделал не так, когда Дин тот, кто сделал это в первую очередь. — Ты говоришь о той ночи, когда ты не вернулся домой? — снова спрашивает Дин, выглядя так, будто ему трудно понять, о чём говорит Кас. Какого хрена? Он знает об этом лучше меня. Он знает об этом всё. Этот человек был в его офисе всего 12 часов назад! — А на что, блять, похоже то, о чём я говорю, Дин?! — почти кричит он, гнев клокочет в его груди. — Я не… — И я понял, — перебивает его Кас, вставая с дивана и подходя ближе к Дину. Его голос размерен, но в нём столько гнева, обиды и, чёрт возьми, боли, что Дин никак не может этого не заметить. — Знаешь, может, именно в этом и заключались все эти тайные телефонные звонки и смс посреди ночи, внезапно всё приобрело смысл. Я через дорогу выхожу с 24-часовой смены, на мне всё ещё мой дурацкий больничный халат, а ты через дорогу ужинаешь с красивым мужчиной, и я думаю: «Да, точно». Дин выглядит застывшим во времени, когда Кас снова приближается, и к тому моменту, когда он поднимает глаза, между ними остаётся едва ли фут. Кас ненавидит, что его первая мысль всё ещё заключается в том, что Дин невозможно красив в таком виде. Это чертовски несправедливо, вот что это такое. — Затем всё случилось, мы разошлись в разные стороны, я попал под машину, а потом ты снова оказался здесь, — говорит он, стараясь не повышать голос. — И мы целовались прошлой ночью, и когда я вхожу в твой кабинет сегодня, думая, что отношения между нами могут быть действительно достойны спасения, там стоит он. Человек, с которым ты мне изменил, стоит прямо там, в твоём кабинете, трогает твои вещи, как будто точно знает, что все они значат, и я понимаю, что ты не только изменил мне, но и сразу же заменил меня. Ну что, тебе этого достаточно? Дин не отвечает в течение, как ему кажется, очень долгого времени, но Кас отказывается разрывать зрительный контакт. Даже когда он чувствует давление за глазами, и желание убежать и спрятаться. Нет, не сейчас, когда они наконец-то делают это. — Так ты думаешь, что Артур и я… — начинает Дин, и всё, его самообладания не хватает на весь этот чёртов месяц. Кас не скандалист, но, чёрт возьми, если крик на Дина не является одним из самых приятных ощущений, которые он позволил себе сегодня. — ПЕРЕСТАНЬ НАЗЫВАТЬ ЧЕЛОВЕКА, С КОТОРЫМ ТЫ ТРАХАЛСЯ, ГРЁБАНЫМ АРТУРОМ, ИЛИ, КЛЯНУСЬ БОГОМ… Но что-то, кажется, ломается внутри Дина, потому что в следующий момент Кас понимает, что они просто кричат друг на друга, а Дин выглядит так, будто его подожгли, и… О, боже, о, чёрт, что если… — РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО, КАС, Я ТЕБЕ НЕ ИЗМЕНЯЛ! Это довольно легко заставляет Каса замолчать, но огонь в зелёных глазах Дина всё ещё там, и не похоже, что он закончил кричать на него. — Ты… боже… — говорит Дин, его голос наконец-то срывается. — Ты грёбаный идиот. Ты… Ты, блять, послушаешь меня сейчас, или мы будем дальше идти по дороге непонимания?! И этого… этого достаточно, чтобы ярость Каса превратилась в тяжесть на его груди, и на секунду он думает, что ослышался, потому что, конечно, Дин не настолько идиот, чтобы притворяться, будто Кас не видел этого собственными глазами. — Артур — мой инвестор, — говорит он вместо этого, сделав большой вдох. Огромная тяжесть на груди Каса превращается в камень, который спускается вниз по его животу и сокрушает всё на своём пути. — Твой… — Кас, ради всего святого, пожалуйста, не перебивай меня, иначе, клянусь любой высшей силой, я вспыхну, — говорит Дин, и самое ужасное, что Кас искренне верит в это. В горле образовывается ком, и на секунду он думает, что его может вырвать. Это было бы просто вишенкой на вершине этого грёбаного дерьмового торта. — Артур — мой инвестор, — повторяет Дин, его голос слегка приглушён, словно он пытается не заорать снова. — Я встретился с ним, потому что он был заинтересован в инвестировании в автомастерскую, и, видит бог, нам нужны были средства. Я назначил ему встречу, он выбрал ресторан, и когда я вошёл, я понял, что мы встречались в школе… — Ты понимаешь, что это не делает твой аргумент убедительным? — перебивает Кас. Он знает, что поступает неправильно, но неужели Дин не понимает, насколько это глупо? Он не понимает, что это совсем не освобождает его от ответственности? Кас не дурак. — И я понял, что не узнал его и не связал все точки сразу, потому что Кетч — это фамилия его мужа, — говорит Дин, и хотя его голос спокоен, в зелени его глаз только ярость и огонь. Ох. Выходит, что, возможно, Кас в конце концов глуп. — Но спасибо, что в очередной раз сделал выводы и предположил, что из-за того, что мы встречались полтора десятка лет назад, мы собирались трахнуться посреди шикарного ресторана, Кас. Всегда приятно осознавать, что именно так ты думаешь о своём муже. Ну, чёрт. — Это всё равно не объясняет, почему ты скрывал это от меня, — вместо этого отвечает Кас, отчаянно пытаясь сохранить внешнюю невозмутимость, когда вся его внутренняя система словно отключается. «Ты не очень-то облегчаешь себе задачу», — говорит внутренний голос, и на этот раз он звучит так похоже на Бальтазара, что Касу приходится физически сдерживаться, чтобы не обернуться и не посмотреть, действительно ли там его лучший друг. Ему нужен психотерапевт. — Я не сказал тебе, потому что не хотел обнадёживать тебя, если вдруг ничего не выйдет, — говорит Дин, и у Каса замирает всё тело. — Сообщения? Телефонные звонки? Я просто пытался защитить тебя, потому что сам сходил с ума, пытаясь привести мастерскую в порядок, не перекладывая весь свой стресс на тебя. Видит бог, тебе это было не нужно. Дин просто хотел защитить его. Дин просто… Блять. — Итак, я пошёл и поужинал со своим старым школьным приятелем, и мы хорошо провели время, потому что мы всегда ладили и давно не виделись. Артур — очень счастливый замужний человек, и оказалось, что он действительно был заинтересован в автомастерской и у него были неплохие идеи о том, как всё сделать. И с тех пор он помогает нам. Он дал нам свою клиентскую базу, и у нас всё идёт хорошо. Но это не совсем то, что ты хотел услышать, верно? Дин горько усмехается, наконец отрывая взгляд от Каса и глядя на землю, покачивая головой в явном неверии. Кас хочет протянуть руку, ему хочется почувствовать кожу Дина под своими пальцами, но почему-то ему кажется, что это будет воспринято не очень хорошо, поэтому он предпочитает оставаться неподвижным. — И той ночью… Той ночью, когда я вернулся домой, я думал, что найду своего мужа в постели и смогу наконец сказать ему, что дела пошли в гору и что он может уменьшить количество дополнительных смен, потому что у нас всё будет хорошо. Я почти перешёл через дорогу, чтобы спросить, на месте ли ты ещё, потому что так сильно хотел тебе об этом рассказать. Я хотел провести с тобой ночь и сказать, что мы наконец-то сможем немного расслабиться. Кас буквально чувствует, как его внутренности превращаются в пепел, пока Дин говорит. Нет, чёрт, всё должно было быть не так. Как мне это исправить? Как, блять, мне это исправить? Это я облажался. Я несу ответственность за всё это дерьмо. Как я могу это исправить? «Ты не можешь», — говорит фальшивый Бальтазар в его сознании, и Кас знает, что он прав, но это также его собственный разум, разговаривающий сам с собой, и полагаться на него было бы неправильно. — А вместо этого я вернулся в пустой дом, — продолжает Дин, глаза у него влажные, и Кас не уверен, что выдержит, если Дин начнёт плакать. Мне жаль, мне так жаль. — А ты не отвечал на звонки, и я подумал: «Ладно, уже поздновато, но я просто зажгу свечи и достану бутылку хорошего вина, пока он не вернётся домой». Кас, должно быть, выглядит совершенно обескураженным, потому что следующее, что говорит Дин: — Да, ты ведь не знал этого, правда? Я ждал тебя с этой дурацкой обстановкой на кухне, всё ещё в своём костюме, а ты так и не появился. А всё потому, что ты был слишком занят сочинением ЛЖИ, которая соответствовала бы тому ужасному образу, который сложился у тебя в голове. Кас чувствует, что он разваливается, и всё это дерьмо — выдумка, он явно в кошмаре, и он собирается проснуться и… — Что я сделал, чтобы заслужить это, Кас? В какой момент тебе пришло в голову, что я могу быть таким человеком? Мы были вместе полтора десятка лет, а ты делаешь самые хреновые выводы, как только видишь меня рядом с другим мужчиной. Что, блять, это говорит обо мне, о нас? — Дин… — пытается сказать Кас, но его голос так дрожит, что кажется, будто Дин всё равно его не слышит. Не то, чтобы Кас был в состоянии продолжить в любом случае. — А потом ты просто вернулся и вручил мне документы о разводе, — говорит Дин. И впервые Кас прекрасно слышит надлом в голосе Дина, читает боль на его лице, как будто сам чувствует её, и она болит в стольких местах, что он думает, что не сможет больше дышать. — И я подумал: «Да, конечно. В конце концов Кас всегда собирался бросить тебя, нет такой Вселенной, где он остался бы с таким неудачником, как ты». Всё в Касе рушится и сгорает. Он знает Дина. Знает Дина лучше, чем, возможно, кто-либо другой. Знает о его страхах и склонности всегда смотреть на себя свысока, всегда верить, что все его бросят, оставят. Знает, что он считает, что не заслуживает ничего хорошего. И он сыграл на этом, только потому, что позволил своим собственным прошлым травмам взять верх. — Поэтому я кивнул, взял бумаги, и я… я убрался отсюда, думая, что ты наконец-то устал от меня. По щеке Дина скатывается слеза, и сердце Каса почти останавливается, руки почти тянутся к нему, и на секунду он действительно начинает движение, пока не вспоминает, что ему больше нельзя. И это полностью его грёбаная вина. — Дин… — Нет, просто… Дай мне закончить это, а потом я уйду от тебя. Не уходи. — Я не хочу, чтобы ты уходил! — Ну, уже немного поздновато для этого, не так ли? — говорит Дин, глядя на Каса, и да, он плачет, как ребёнок. «И это нечестно», — думает Кас. Это несправедливо, и во всём виноват он сам. — И, несмотря ни на что, я вернулся за тобой. Когда мне позвонили и сказали, что ты попал в аварию, что они не знают, выживешь ли ты… Боже, я был так несчастен. Я приехал прямо в больницу и остался. Я ругался со всеми. Со всеми, Кас. Они все говорили мне, что меня используют, — хмыкает Дин, поворачиваясь, чтобы посмотреть куда-то ещё, куда угодно, только не на Каса. — Но я не хотел в это верить. Я хотел, чтобы ты хотел видеть меня здесь, хотел, чтобы ты снова любил меня. Боже, какой же я, блять, жалкий. — Прекрати так говорить о себе, — просит Кас, и Дин снова холодно смотрит на него. — Всё это дерьмо, все страдания, через которые мы оба прошли за последний год, и оказывается, что если бы ты просто поговорил со мной, а не пошёл к Бальтазару, сделал самый глупый вывод, который я только могу придумать, и на следующий день вручил мне документы о разводе, мы бы вообще не оказались в этом грёбаном бардаке. — Откуда мне было знать… — пытается сказать Кас, но Дин тут же прерывает его. — Я не знаю, Кас! — Дин почти кричит, дрожь и то, как его имя звучит почти как всхлип в голосе Дина, делают это ещё более болезненным. — Ты должен был доверять мне! Что, чёрт возьми, значит «в болезни и в здравии»?! Он качает головой, и сердце Каса ещё больше разрывается в груди. — Ты должен был говорить со мной. Ты должен был стать моим партнёром. Не тем, кто сразу же считает меня куском дерьма, как только у него появляется такая возможность. Не тем, кто вышвыривает меня, не объясняя причин. Чёрт возьми, он был таким глупым. — Но если первое, что приходит тебе на ум, когда ты думаешь о человеке, за которого вышел замуж, — подхватывает Дин, его голос становится слабым, по лицу текут слёзы. — Человеке, которого ты притворялся, что любишь в течение десятилетия… — Я никогда не притворялся, Дин, — Кас не может не прервать его, потому что просто не в состоянии поверить, что Дин когда-либо мог так подумать, даже в разгар того, что сейчас происходит. — Не думай ни минуты, что я притворялся, что люблю тебя. — Ну, после того, что ты сделал сегодня вечером, я скорее не знаю, как я мог поверить, что ты любил меня, — говорит Дин, глаза такие печальные, что Кас не может не чувствовать то, как его собственное сердце разрывается на части. — Я не… — Была ли прошлая ночь настоящей для тебя? Или это была просто игра, просто что-то, что ты хотел сделать, чтобы причинить мне ещё больше боли? — Дин, ну же! — Нет, скажи мне. Я хочу знать. Были ли все эти последние месяцы просто уловкой, чтобы отомстить мне? Было ли это тем, чем было? Заманить меня, бросить к своим ногам, чтобы потом раздавить? Так ли это, Кас? Было ли хоть что-то из этого искренним? Проходит пауза, прежде чем Кас отвечает: — Конечно, было. Всегда было, — говорит он, в его голосе столько грусти, что когда слёзы продолжают течь по лицу Дина, Кас уже не может сдерживать свои собственные. — И до сих пор так. Давление за его глазами слишком сильно, чтобы бороться с ним. Первая капля стекает по его щеке, когда он смотрит на Дина. — Я любил тебя, — говорит он, слёзы переполняют его. — Я люблю тебя. Дин ничего не говорит, кажется, он даже не может произнести ни слова. — Я никогда не хотел причинить тебе боль, — продолжает Кас. — Я никогда… я никогда не хотел ничего подобного. Дин смотрит на него, слегка озадаченный. — Чего же ты тогда хотел? Кас задумывается на секунду, пытаясь взять свой мозг под контроль. — Я не знаю. Я просто хотел, чтобы всё это прошло. Дин молчит, кажется, целую вечность, а в голове у Каса только одно: «Не уходи, не уходи, пожалуйста. Я люблю тебя, пожалуйста, останься, мы сможем справиться с этим. Не уходи». — Если первое, что приходит тебе на ум, когда ты видишь, что я разговариваю с другим мужчиной, это «он явно занят тем, что изменяет мне», то я больше не хочу быть здесь, — наконец говорит Дин, становясь холодным. — И я не думаю, что здесь есть что-то, что стоит спасать, если ты так обо мне думаешь. И вот оно. Паника, которая поднимается в груди Каса при этом, на мгновение заглушая боль, совершенно поразительна. — Это… это не так. — Да? — спрашивает Дин, сдерживая глухой смешок. — Что всего 5 минут назад ты сказал первым делом, когда я рассказал тебе, что мы с Артуром встречались в старшей школе? — Это нечестно! Я думал, что ты уже изменил мне с ним! — Все потому, что ты мне не доверяешь, — говорит Дин, голос тяжелее, чем грозовые облака, собравшиеся над Су-Фолс, тяжелее, чем дождь, который вот-вот начнёт падать. — Всё потому, что первое, что ты видишь, когда смотришь на меня, это то, какой я ужасный. Кас собирается что-то сказать, но Дин поднимает руку, чтобы остановить его. — Ты не любишь меня, Кас. И я не знаю, любил ли ты когда-нибудь. И это нормально, — говорит Дин и тут же качает головой, когда Кас пытается ему возразить. — Нет, это так! Верь во что хочешь. Но я не собираюсь оставаться здесь и отчаянно ждать, пока ты поймёшь, насколько ты не прав. Я этого не заслуживаю. Никто этого не заслуживает. — Я действительно люблю тебя, — продолжает настаивать Кас. Дин просто закрывает глаза и влажно хихикает, открывая их снова, чтобы просто уставиться в потолок, пытаясь контролировать себя. — Нет, я не думаю, что любишь, — говорит он наконец, когда снова переводит взгляд на Каса. — И если ты не докажешь, что я не прав, я собираюсь уйти и попытаться восстановить себя, если ты не возражаешь. Это продолжается уже слишком долго. Это должно прекратиться. Минуту они молчат, глядя друг другу в глаза. Дин подносит рукав своей фланели к лицу, пытаясь вытереть слёзы, но он до сих пор плачет, и каждая пролитая им слеза — как нож в душу Кастиэля. — Я не хочу, чтобы ты уезжал, — признаётся Кас и ненавидит то, как надломлено звучит его голос. Не уходи. Не уходи. Пожалуйста, не оставляй меня. Он думает о том, как Дин ушёл в первый раз, о том, как он провёл месяцы после этого, напиваясь до беспамятства каждую ночь. О том, как он убедил себя в том, что тогда всё было правильно, только для того, чтобы понять, что это он виноват. И он думает, что если ему снова придётся смотреть, как Дин уходит, это может разрушить его окончательно. И, честно говоря, может быть, он заслуживает этого за то, что сделал с ними. Дин снова смотрит на него, зелёные глаза жёсткие. — Тебе не дано решать. И Кас знает, что он прав. Знает, что ему не дано умолять или просить Дина остаться. Даже думать об этом нечестно. — Дин… — Пожалуйста, не иди за мной, — говорит он вместо этого, поворачивается спиной и идёт к выходу, где стоят его чемоданы и дорожная сумка. — Мы здесь закончили. Проходит много времени после того, как закрывается входная дверь и стихает грохот Импалы, выезжающей с подъездной дорожки, и Кас падает обратно на диван, опустив голову на руки. Дина больше нет. И это ломает его.//--//
Сначала раздаётся отдалённый звук рингтона, отрывающий его от того, что кажется очень уютным местом для сна. Под его головой — подвижная подушка, подозрительно похожая на настоящую человеческую грудь, если подумать. Запах отличный, ощущения отличные, нигде больше он не хотел бы сейчас быть. Затем рука скользит по его волосам, мягко перебирая спутанные светлые пряди. Он поддаётся этому прикосновению на некоторое время, и от этого ощущения кожа головы начинает слегка покалывать. Когда Бальтазар наконец отрывается от кровати, полуголый и с раскалывающейся головой — боже, эта грёбаная текила станет его смертью, — то только потому, что на его телефоне высвечивается имя Каса. — Чем обязан? — сразу же спрашивает он, отвечая на звонок, голос немного невнятный. Часы на стене показывают, что сейчас только два часа ночи, а следовательно, учитывая разницу во времени, для Каса сейчас час. Даже для его затуманенного сознания это подозрительно. Когда он слышит всхлипы своего друга на другом конце линии, всё его тело переходит из состояния похмелья в состояние повышенной готовности. Вот что забота о таком человеке, как Кас, делает с таким человеком, как Бальтазар. — Что? Что происходит? Что случилось? — Бальт, — хрипит Кас в трубку, и Бальтазару требуются все силы, чтобы не броситься бежать. — Ты можешь, пожалуйста, вернуться домой? Он уже собирает свои вещи в комнате, даже не дождавшись ответа Каса. — Я сейчас приеду, — говорит он. — С тобой всё будет хорошо, что бы ни случилось. Он застёгивает свой чемодан, кивает мужчине и женщине, всё ещё лежащим в его постели, пока влезает в свою одежду. Женщина подмигивает ему, зажав сигарету между пальцами. Мужчина, рядом с которым Бальт лежал всего несколько минут назад, продолжает лениво похрапывать. Кас до сих пор плачет. — Я не думаю, что буду. — Это Дин? — спрашивает Бальтазар, толкая дверь спальни, чтобы выйти. — Просто вернись домой, — еле слышно шепчет Кас, словно вся тяжесть мира давит ему на плечи. — Пожалуйста. — Хорошо, — говорит Бальтазар, уже прокручивая в голове возможные варианты возвращения. — Я буду там, Кэсси. Я буду там. Вот что ты делаешь, когда твой лучший друг — такой человек, как Кастиэль, и вся ваша жизнь была направлена на спасение друг друга. Ты прыгаешь в самолёт и пересекаешь страну посреди ночи, если тебя попросят. Бальтазар так и делает.