В дни блаженствования Валинора

Нолдор все чаще шепчутся о старшем наследнике Верховного короля, в глазах которого, согласно взволнованной эксцентричным и странным поведением эльда молве, с недавних пор словно зажглось какое-то злое пламя, завораживающее ослепительной яркостью, но пугающее непредсказуемостью и жаром. Среди приходящих к Мелькору за советом оказываются даже те, чья тревога и беспокойство достаточно велики, чтобы в открытую говорить, что с Феанаро с недавнего времени не сладить даже мудрейшему Финвэ и спрашивать, не знает ли Темный вала причину подобного изменения. Они смотрят на него со смутной надеждой, ожидая, что Мелькор развеет сомнения относительно странностей в поведении любимого принца или хотя бы объяснит их, но он никогда не делает ни того, ни другого. В ответ на любой связанный с Феанором вопрос Мелькор лишь неодобрительно качает головой, сочувственно изламывая брови и улыбаясь самой горькой из своих улыбок. «К сожалению, я никогда не имел чести общаться с принцем Феанором, но, если слухи действительно правдивы, остается лишь понадеяться на мудрость и понимание Валар» — печально говорит он, из-под ресниц внимательно наблюдая за реакцией на свои слова. Теперь уже исключительно из желания увидеть мимолетную гримасу неудовольствия при упоминании Валар, а не чтобы убедиться, что ему верят. Времена, когда нолдор сохраняли по отношению к нему необходимую настороженность и недоверие давно прошли, и он прекрасно знает это. Очередной посетитель его скромного жилища уходит ослепленным, с ног до головы опутанным паутиной лживых слов. Зараженный вздорными идеями, он понесет их дальше, и они распространятся словно мор, загубив нечаянно сотни невинных душ и начав настоящую эпидемию. Отслеживать источник болезни— это трудное и часто бесплодное занятие, которым благородные Валар едва ли захотят мараться, даже если поймут, что что-то не так. Некому судить о том, насколько хорошо он может оценить справедливость слухов о королевской семье. Мелькор в полной безопасности. Его руки почти чисты. В ловушку Феанора загнал не он, но собственное любопытство, а путь к отступлению был отрезан гордыней и раненым хрупким эго. Разве можно теперь признаться, что он из праздного интереса впустил в душу и мысли того, кого во всеуслышание называл Отцом Лжи и кому с таким презрением отказывался подавать руку? О нет, Феанаро ни за что, никогда и никому не сможет рассказать какого рода отношения сложились между ними, а самостоятельно до этого не додумается ни один нолдо. Разве может хоть кто-то из этих детей, верящих в сказку о единственной на всю бесконечную жизнь любви, предположить, перед кем их будущий повелитель собственноручно распахивает по ночам тяжелые двери в мастерскую, святая святых, куда вход воспрещен даже Верховному королю? Феанор ведь и сам наверняка отчаянно верит, будто не поддается ядовитым речам и прикосновениям. Мелькор готов поставить на то, что он без зазрения совести, приходя домой после очередной ночи «работы над спонтанной идеей», целомудренно целует жену в щеку и обнимает детей. Может быть, даже искренне считает, будто тревожные и темные мысли рождаются в его голове сами собой и никак не связаны с той «чушью», что Мелькор иногда шепчет ему в губы. То, в какой бред Феанор может заставить себя поверить, лишь бы оправдаться, не может не восхищать и Мелькор беззастенчиво этим пользуется. Он подходит со спины, гладит по напряженным лопаткам. «Валар пользуются вами, жаждут контролировать, потому что боятся» — и в этом есть крошечная доля правды. Проводит по бедрам, ненавязчиво касаясь завязок туники. «Они держат вас в рабстве» — в этом правды уже ни капли и Мелькор, как единственное существо в Арде, действительно владеющее рабами, знает это лучше кого бы то ни было. По сути, именно сейчас, пока Феанор жадно вслушивается в каждое промурлыканное над густо краснеющем ухом слово, где- то в подземельях Утумно одному из его менее удачливых братьев возможно за недостаточную расторопность по очереди отрубают тонкие пальцы. Это не имеет значения, но думать об ироничности собственных слов все равно забавно. Мелькор откровенно наслаждается сложившейся ситуацией. При мысли о том, сколь многого в безбедном земном раю можно исказить и изувечить, имея в арсенале лишь подвешенный язык и харизму, сложно сдержать широкую самодовольную улыбку. О, слышал бы его ученик сколь незатейливой фразы порой хватает, дабы заронить в душу величайшего нолдо семя сомнений! На фоне этого ведь можно даже посчитать, что чтобы подбить самого Майрона на предательство Аулэ потребовалось немало усилий. Ему бы понравилось… Впрочем, пока не время. Стоит отложить гордость до момента триумфа и благодарить судьбу, что ему под руку подвернулся кто-то настолько импульсивный, горделивый и при том боящийся оказаться в дураках, как сын Финвэ и Мириэль. Во истину, вся жизненная сила последней ушла на то, чтобы в душе Феанора зажегся огонь. А с огнем Мелькор умеет обращаться в совершенстве и лучше многих осознает его изменчивую натуру, в полной мере воплощающую диссонанс Айнуилэ. Неукротимая стихия может пытаться обжечь и напугать, но все равно рано или поздно в его присутствии становится послушной и кроткой, ласково льнет к неожиданно нежным прикосновениям им же искалеченных рук. Лишь однажды пламя ускользнуло у него из-под пальцев и, к большому сожалению любящего папочки Финвэ и пресвятых Валар, это досадное событие было исключением, подтверждающим правило.