В дни блаженствования Валинора

Первое, что Мелькор чувствует, когда его освобождают от плена цепей-пронзительная невыносимая боль, ломающая в судороге все тело. Первое, что Мелькор делает-лжет. Кидается брату в ноги, хватается за край королевской мантии и целует его, причитая насколько несказанно счастлив, что столь щедро одарен прощением, и бесконечно повторяя обещания о помощи народу Валинора. Злость, стыд, зависть, презрение и заполошный неровный стук сердца в груди… В сильно измельчавшей душе давно уже нет места раскаянию, цветистые заверения в искренности которого так легко и привычно слетают с языка. Его искалеченные, измазанные в крови и пепле руки мнут драгоценный атлас, с разбитых губ непроизвольно капает перемешанная с алым слюна, оставляя на ткани безобразные пятна. Мелькор поднимает на брата несчастные, полные неискренних слез глаза. По лицу Манвэ скользит неясная тень, и тут же прячется под фальшивой ласковой улыбкой. Расчётливая сторона, та, что в ответе за большую часть выигранных сражений, безупречно функционирующую систему тюремных пыток и организованную многотысячную армию, просыпается потревоженная неясным предчувствием. Мелькор уверен, что мимолетная эмоция на когда-то родном лице- это та степень жалости, при которой сочувствие граничит с отвращением. Он вдруг с ледяной ясностью осознает, чем сейчас является в глазах Манвэ. И если даже брат… святой Владыка Арды, столь радеющий за судьбы своих подданных и оплакивающий каждое совершенное Мелькором злодеяние, видит в нем лишь грязную побитую шавку, в наивном желании выслужиться лижущую распухшим языком руки, так тому и быть. Мелькор совсем не против немного попритворяться собачкой.