feel

цукишима не дышит. физически не может, ведь это буквально невозможно, когда руки привязаны к резному изголовью кровати, а вокруг тебя кружат два до головокружения сексуальных парня. два твоих парня. в глазах предательски плывет, когда внизу влажно и хлипко от вишневой — их самой любимой — смазки, но ужасно пусто и хочется скорее ощутить чей-нибудь член внутри, однако куроо лишь дразняще водит головкой по промежности. — господи, блять, ты заебал, — цукки больше не сдерживается. его довели до такого состояния — пусть и разгребают, хотя парням только на руку, что у него закончилось терпение. — хороший мальчик, — кейджи едва заметно улыбается. только улыбка блядская и кивок ехидный, направленный на куроо, позволяет цукишиме ощутить себя цыпленком, загнанным в угол. эти идиоты что-то задумали и это заставляет его закатить глаза. — детка, открой ротик, — акааши приторно ласков. это вызывает у цукки подозрения и недоверчивый взгляд, но он все же слушается, хотя все и так очевидно: кейджи, полностью голый и сидящий у него на груди, означает только две вещи. первое — цукишиме действительно лучше слушаться. второе — на нем собираются отыграться за прошлый раз. и, судя по позе, это будет что-то новое, оговоренное заранее и без него. он послушно не только открывает рот, но и высовывает язык, тут же ощущая едва солоноватую смазку на кончике головки члена кейджи, который слегка покачивает бедрами, толкаясь цукки за щеку. он тихо мычит и вновь чувствует, как куроо дразнится. а затем замирает. — ужасно… — …хорошо. — м!.. цукишима едва может и хочет возмущаться, когда у него все сводит от возбуждения и в голове крутится лишь одно: скорее кончить. остается только молиться, чтобы ему дали это сделать, потому что если парни остановятся в третий раз, то он намерен психануть, сказать стоп-слово и запретить приближаться недели три в знак наказания. от этого, конечно, самому легче не будет, но зато эти двое поймут, что он издевательств не терпит. цукки только ощущает, как внизу ужасно влажно и липко, но тянет приятно, заставляя его извиваться, словно змею, под двумя телами, безжалостно втрахивающими его в постель ровно до тех пор, пока чужая горячая сперма не орошает его глотку, стенки ануса и — уже своя — живот. — вы ужасны… кей хрипит едва слышно. горло саднит, внизу тоже едва ощутимо, но он доволен. это заметно по улыбке и тому, как он облизывается едва заметно. — и я люблю вас. — мы тебя тоже, — парени усмехаются в один голос, когда наконец опускаются рядом, прежде развязав