Telaraña

Забавно, даже в самом холеном здании можно было обнаружить какую-нибудь едва заметную халатность: трещину на стене, отвалившийся, на манер мокрого пластыря, плинтус на стыке или множество потертостей. Киллуа разглядывает облупившийся край дивана, мерно прокручивая серебристый ободок на пальце. В коридоре душно, парочка у противоположной стены активно трогает друг друга руками, перешептывается, вжимаясь в мочку губами, изредка поглядывает на часы в нетерпеливом жесте. Золдик тоже смотрит, замечает, что минутная стрелка продвинулась на несколько жалких делений вперед и снова опускает глаза. Быстро. Все невозможно быстро. Он не успел даже подумать толком. Он просто знал (где-то глубоко внутри точно знал), что рано или поздно они окажутся здесь. Что будут сидеть в коридоре, оба пунцовые от смущения. Что будут смешливо браниться на кухне, обсуждая выбор общей фамилии, но в итоге оставят как есть - привычную двойную. Что Гон будет крепко сжимать за руку, склоняться в выверенном интервале и успокаивающе тереться виском. Парочка поднимается с восторженным вздохом и ныряет в дверной проем. Киллуа смотрит на часы, затем на влажную ладонь, трепетно сжимающую его собственные пальцы и снова принимается крутить кольцо, прикрывая глаза. Когда откроет снова, то в руках будет держать бледно-розовый документ с синюшней печатью в правом нижнем углу. Теперь все официально. Подпись Гона размашистая и чем-то похожа на угловатую птицу. Буквы в подписе Киллуа вжимаются в друг друга, словно пассажиры в час-пик. Мысли дымные и легкие. Он не может зацепиться за какую-то конкретную, передает бумагу восхищенно подобравшемуся Гону и вытягивает ноги, немного прошаркивая гравий под скамейкой. Вот и все. Назад дороги нет. Да и не было. Солнце нагревает макушку. Киллуа переплетает их руки и кольца тонко звякают друг об друга. Фрикс вжимается в его пальцы губами, потом в его губы и крепко прижимает к себе. Киллуа обнимает в ответ. Их ни о чем не спросили. Не стали рыться в архивах. А ведь могли заполучить историю на миллион и рассказывать ее в гостях у болтливых соседок, поминутно хрипя "боже-боже, куда катится этот мир?". В прочем, под запрет о кровных связях они не попадали. Оба разменивали 3-ий десяток. Имели стабильную работу и не попрекали законом. Киллуа думает, что каким-то законом они все же попрекли. Киллуа пребывает в состоянии транса до самого вечера, но при этом умудряется отвечать и улыбаться. Затем долго смотрит на свой рабочий стол и начинает выгребать содержимое ящиков в пакет. - Ты решил уволиться?.. - Гон опускается напротив, но игнорирует стул и просто шлепается на пол, уложив ладони на его бедра. Киллуа водит по ним пальцами, забирается на лунки ногтей и замирает, коротко кивнув. - Да. Лучше я уволюсь сам, без криков и зрелищ. Все равно это лишь вопрос времени, - Он знал и об этом. Был в этом уверен. Возможно, тесную интрижку с каким-нибудь зализанным, но неприкрыто состоятельным мужланом, отец со скрипом бы принял. Чего только в жизни не бывает. Какая разница, с кем кувыркается сын, если семейный капитал только растет. А наследников можно заделать и леваком. И это не домыслы. Отнюдь. Лишь очередная семейная дикость. Когда-то давно, на помпезном семейном фуршете, где маленький Киллуа был неотъелемой частью утонченного интерьера, подвыпивший банкир, приятель отца, раздосадованно протянул, накручивая его челку на потный палец. - Эх... замуж бы позвал, честное слово... Киллуа перестал перебирать скатерть пальцами, вытянулся, оскорбленно нахмурив брови и внутренне обмер, когда отец неприкрыто довольно хохотнул, взмахивая рукой. - Бери. Но я обдеру тебя как липку. 60 на 40. И большая часть будет принадлежать ему. Киллуа проморгался. Показалось, будто в глаза попал очень мелкий песок, отчего уголки, кропотливо подведенные маминой рукой заметно взмокли, расплываясь в складках коричневым карандашом. Банкир рассмеялся, но задумчиво растер заметно полное лицо. Просто пьяная шутка. Тот мужчина стал приезжать к ним каждые выходные. И каждый раз его ладонь все глубже погружалась в волосы, больно путая светлые пряди об множество громоздких колец. После 5-ой такой экзекуции Киллуа закрылся в ванной. Истерика подкралась незаметно. Она не вырвалась криком или удушливыми рыданиями. Нет. Шуметь в их доме позволялось лишь матери и отцовским псинам. Киллуа сделал все тихо. Взял отцовскую механическую бритву и прижал к линии роста волос. Раз и несколько прядей упало на бортик. Отражение обнажило зубы и с нажимом повело в сторону затылка. Следы от ремня горели долго. Поход в ванную отныне шел лишь в комплекте с матерью или Иллуми, впрочем, деликатно стоявшим к душевой кабине спиной. Киллуа теперь сидел непременно возле отца. Под его рукой. В аккуратном пепельно-белом берете, как и вся остальная одежда. Такой же воспитанно тихий, но смотрящий на понурых мужчин с едва заметной усмешкой. Его первая маленькая победа. Его взрослое осознание собственной беспомощности. Он так и остался под рукой отца. Под его контролем. До этого дня. - Киллуа... - Я давно хотел, - я так хотел, чтобы у тебя было все. Все, на что ты бы указал пальцем, но ты застенчиво просил самый минимум, с трудом соглашаясь на новые кружки. Ты бросил рисование, затем теннис. Ты говорил, что тебе уже не интересно. Ты тайком заглядывал в мой кошелек, скользя по номиналу купюр. Ты все-равно переживал, хотя я раскладывал их пасьянсом и успокаивал, заверяя, что таких в заначке лежит десятками стопок. Ты прошел на бюджет и устроился на подработку. Ты сделал то, о чем я так мечтал. Ты вырос свободным человеком. Гон напряженно сопит, затем утыкается в колени лицом и обхватывает руками. Затем подбирается и говорит, что Киллуа теперь может и не работать вовсе. Что у них все есть, а остальное он будет закрывать со своей зарплаты. Киллуа вжимается в его макушку губами, ловко переводит тему в веселое русло, заявив, что роль домохозяйки ему не подойдет из-за крайней криворукости. Гон смеется, но весь вечер старается быть рядом, ловит в объятья, убирает прядь за ухо, немного накручивая на палец. С удивлением наблюдает, как его ладонь перехватывают и тихо хохочет, когда опускают на макушку. Гладит до затылка и тепло приваливается плечом. Киллуа привычно вытягивается рядом. Где-то на кухне безостановочно жужжит телефон, но вскоре просто выключается из-за севшей батареи. Гон снова шепчет, что Золдику нужен отпуск. Киллуа зевает в грудь и соглашается. Киллуа вздрагивает, когда понимает, что в дверь настойчиво звонят. Подскакивает на кровати, опускает босую ногу на ламинат, а затем прячется под одеяло с головой. Он уверен, что это не соседская бабуля. К нему пришли за объяснениями. Золдик чувствует широкую ладонь поверх одеяла, успокаивающе шлепнувшую по спине, слышит скрип матраса и распрямляется, сдавленно хрипя. - Гон... - Шшш. - Гон... не надо... - Отдыхай. Фрикс лениво потягивается, подтягивает резинку боксеров и спокойно шествует к двери. Киллуа замирает посреди раскуроченной кровати на манер пригвожденной к пано бабочки, слышит поворот замка и содрогается. Иллуми звучит ровно, но он знает его слишком хорошо, чтобы сказать с уверенностью в миллион процентов. Брат в ярости. - Где он. - И тебе доброе утро, - Гон стискивает дверной проем, с угрюмым усилием втягивая воздух. Он порывался на семейную аудиенцию сразу после похода в надлежащую инстанцию. Просто поставить родню перед фактом. Киллуа побелел и вцепился в него, повторяя нет-нет-нет!!!!!! - Где. Он. - Иллуми все тот же. Пугающе искусственный. Морщины ему не грозят. Для них нужны эмоции, но человек напротив не догадывается об их существовании. Гон барабанит пальцами, раздраженно вскидывая бровь. - Где... - Где мой муж? Спит, черт побери. 6 часов утра. - Твой... Чушь. Разбуди его. - Нет. - Ты... - Я. - Гон скрипит железным перекрытием, склоняясь в доминирующем жесте. Он может себе его позволить. Теперь может. Иллуми ему по нос, - Я выставлю тебя на улицу. Прямо сейчас. - Не пос... - Посмею. Еще как посмею. Или говори мне. Или уходи. Золдик спускается на пол, пугливо осев на карачки. Одеяло тяжелым комком продолжает висеть на плечах. Он понимает, что это неприемлемо. Ему почти 30. В груди обмирает настолько, что он доползает до проема двери, тюкнув косяк щекой. Заворачивается в одеяло и сидит, таращась на кошачий мячик. - Пусти меня. - Покажешь мне ордер? Это частная собственность. Не припоминаю, чтобы приглашал тебя в гости. Иллуми молчит. В ушах ритмично лупит. Гон цокает, похлопывая по двери. - Ну? Разродишься таки или я могу пойти спать? - Мы заморозим все его счета, если не явится лично. - Придет, если захочет, но только со мной. Деньгами можешь не пугать, - Фрикс хмыкает. - Мы уволим его. - Он сам уже уволился. Дальше? - Отец вычеркнет его из наследства. - Радуйся, тебе достанется бесценный семейный капитал. Что-то еще? Золдик поджимает ноги, прикусывая палец. Хуй с ними, с деньгами. Бизнес отца не интересовал его с самого начала. Но Иллуми выложил все карты, кроме... - Мы подадим в суд. Это противозаконно. Вы не имеете права вступать в... - Я похож на ребенка? - Фрикс показательно выпрямляется. Его терпение на исходе. - Я не член вашей семьи и никогда им не был. Киллуа вырастил меня - это правда. Принял чужого ребенка под крыло и помогал. Но он 4 года как не мой опекун. И раз уж мы заговорили об этом... - Киллуа прикусил кулак. - Мне так-то жаловаться не на что. Если уж и мечтал в 16, чтобы какой-то дядя за член трогал, то сейчас он спит в моей постели на законных правах. Все обоюдно и по крайне глубокой любви. Киллуа сдавливает лицо руками, хрипло вдыхая, затем содрогается от беззвучного смеха и снова прижимает кулак к губам. Иллуми втягивает воздух поразительно шумно. Вскидывает палец в каком-то даже нервном, хлестком движении, утыкается в чужую грудь, вдавливая ноготь. - Ты не более, чем беспризорный мальчишка, чудом подвернувшийся под руку. Все потому, что брат непозволительно мягкий. Мы знали, что ты попытаешься соблазнить Киллуа, чтобы добраться до финансов семьи. Но чтобы такое блудливое отребье стало его му... - ЗАТКНИСЬ!!!!! - Гона немного ведет в сторону, когда под рукой с разбега протискивается макушка в сползшем одеяле. Сгребает Иллуми за воротник и шипит, запнувшись о порог. - ПРИКУСИ-КА ЯЗЫК И ЗАТКНИСЬ!! - Киллуа... - БЛУДЛИВЫЙ?!!! ОН?! - Золдик тычет в фигуру, неловко перехватывающую его поперек живота, в надежде затянуть на теплый ламинат. - ЭТО В НАШЕЙ СЕМЬЕ НЕТ НИЧЕГО СВЯТОГО! И ТЫ ОБ ЭТОМ ЗНАЕШЬ!! ЭТО МЫ СРОДНИ КУРТИЗАНКАМ СИДЕЛИ НА КОЛЕНЯХ У ВЗРОСЛЫХ МУЖИКОВ! СИДЕЛИ И МОЛЧАЛИ, ПОТОМУ ЧТО ТАК ПОЛОЖЕНО! ТАК ЧТО ИДИ.... ИДИ НАХЕР СО СВОИМИ ЗАЯВЛЕНИЯМИ! Иллуми немигающе смотрит на раскрасневшееся лицо. Распрямляется и говорит тише. - В отличие от него, они увеличили бы семейный капитал в несколько... - ТЫ!!!! Золдик хрипит, когда его отрывают от пола, без особых усилий поднимают и просто опускают позади себя, запахивая одеяло. Прежде, чем тот снова глотает воздух, чтобы рассыпаться в заслуженно гневной тираде, Гон поворачивается к замершему гостю. Киллуа его уколол. Сильно. Будто поднял край элитного ковра, под который годами заметали мусор. Гон почувствовал это, ощутил, глядя на напряженный силуэт в дверях. Защита Иллуми дала трещину, пусть на мгновение, но дала. - Повторюсь. Если Киллуа захочет, мы позвоним, но обсуждать нам, откровенно говоря, нечего. Насчет остального - будем общаться сугубо через адвокатов. - Киллуа не может... представлять ваши интересы в суде, - заезженно произносит бледное лицо напротив. Гон вздыхает, ощущая чужие цепкие пальцы чуть пониже лопаток. Золдик выглядывает из-за плеча, ведь дверь стремительно закрывается и почти рычит, окончательно краснея от злости. - НАЙМУ! НАЙМУ ДРУГОГО И ЗАСУЖУ ЗА ВСЕ ГОДЫ ИЗДЕВАТЕЛЬСТВ И НАСИЛИЯ! КОМПРОМАТА У МЕНЯ СТОЛЬКО, ЧТО ХОТЬ ЖОПОЙ ЖУЙ! ТАК ЧТО! - Золдик хватается за чужой бицепс, Гон придерживает дверь полузакрытой, разглядывая его разъяренное шипение с неуместно широкой улыбкой. - Я НЕ ХОЧУ БОЛЬШЕ ИМЕТЬ С ВАМИ НИЧЕГО ОБЩЕГО! ДАЖЕ ФАМИЛИЮ! ДА! Я ВОЗЬМУ ФАМИЛИЮ ГОНА! - Отец... - ПЛЕВАТЬ! - Ты потеряешь... - МНЕ ПЛЕВАТЬ! - Мы еще... - ИДИ К ЧЕРТУ! - Золдик взрывается окончательно, отступая от двери. - До свидания, - Гон пожимает плечами, захлопывая перед чужим немного посиневшим лицом. Разворачивается и сгребает матерящийся кокон, закидывая себе на плечо. Золдик кряхтит, но продолжает шипеть, ненароком царапая его поясницу. - Суд! Да, давно надо было! Да как он... ух... Да как он посмел! - Чай? Кофе? - Кофе... Да пусть хоть все откажутся! Все равно найду адвоката! Я их... - Ты ум-нич-ка, - Гон перехватывает руками, усаживает на себя и подкидывает, коротко чмокая в губы. Золдик учащенно дышит, вцепившись в плечи, сглатывает и начинает растирать лицо. - Я сорвался... - Заслуженно. - Но он просто... да как у него только язык повернулся такое сказать... - Невоспитанный. Золдик замирает, немного качается назад, когда они переступают порог кухни и заливается хохотом, устало утыкаясь в плечо. - Я наорал на брата... - Да, и я тобой очень горжусь. Золдика звонко целуют в щеку, опускают на стул и щелкают чайником. Гон садится напротив и с упоением вслушивается в его гневно-довольные причитания. Киллуа успокаивается только через час. Удовлетворенная радость плавно перетекает в паническую лихорадку. - Я обналичил все счета, но они... - он мечется по комнате, хватая все, что попадется под руку. - Они и квартиру поджечь могут... Боже... Извещатели работают? - он ставит стул и вскарабкивается к потолку. Гон снимает, принимаясь растирать его плечи. - Да, все исправно. Я за этим слежу. - Тогда машину... Будем... Будем ездить только на такси! Только со мной! Гон хмурится. - Киллуа... - Они точно что-то сделают! Точно! - Золдик хватается за волосы, тянет и сотрясается. - Они навредят тебе. Они найдут как. Господи... господи, какой же я тупой. Нужно уехать. Нужно сменить город, а лучше страну... - Киллуа, ты... - Я идиот. Я ведь знал. Нужно было все спланировать. Но ничего... ничего, - он хватается за чужие плечи, затем за лицо и начинает ощупывать, будто сомневается в реальности человека перед собой. - Я придумаю. Я все исправлю. Я найму тебе охрану. Денег хватит. Мы уедем. Уедем... - Я не против переехать, - Гон ответно хватает за лицо, надеясь поймать мечущийся взгляд. Ловит и повторяет медленнее. - Я - твоя охрана. Ничего не случится. - Они... они могут оклеветать тебя... - он хватается за карманы его домашних шорт, выворачивает, спохватывается и начинает запихивать обратно. - Они могут подсунуть наркоту. Они не успокоятся, пока я... Фрикс с шумным сопением тянет к себе, затем шлепается на кровать и усаживает на колени, подхватывая одеяло. Кутает с головой и снова начинает душить в объятиях. - Ничего не бойся. - Гон... - Даже, если выбросят что-то. Я к этому готов. Давно готов. Ничего не бойся. - Г... он... Истерика сменяется жгучими горло слезами. Затем мелкими конвульсиями и наконец апатией. Золдик молчит, лежа на боку, оглядывает тарелку супа и крутит головой. Его вот-вот вывернет. Они не в сказке. Все реально. Семейка крайнюю отбитость доказывала не один раз. Отравят?.. Нападут?.. Куда им уехать?.. Кого попросить о помощи?.. Что-то будет. Что-то очень и очень плохое. Киллуа чувствует это каждой обмякшей мышцой. Чувствует и послушно раскрывает рот, когда Гон протягивает ложку, сосредоточенно хмурясь. Проглатывает и снова начинает реветь. Гон ощупывает его мокрое лицо, стискивает зубы и хватает телефон. После истерики Киллуа кинулся судорожно набивать сумки, потом обзванивал знакомых, потом считал наличку, поминутно дергая себя за волосы. Потом пожаловался на тошноту и обессиленно лег. Теперь нагревался с ужасающей скоростью. 39.2. Градусник почти треснул под пальцами. Золдик завозился и сдавленно вдохнул, невидяще шаря по кровати. - Мне так плохо... - У тебя температура. Таблетки не сбивают. Малыш... - какой же он крошечный в его свитере. Он отказался от своего. - Малыш, нам нужно в больницу. - Ни за что... - раздается всхлипывание, затем поверхностный вздох и крайне напуганный шепот. - Я так их... ненавижу... Гон... Больницы. Или же семью. Фрикс не стал уточнять. Скорая приехала быстро, за ней Мороу, оборвавший их телефоны. Разулся и стал привычно укладывать сумку, изредка уточняя о местонахождении отдельных вещей. Гон не мог отпустить бледную ладонь и просто указывал пальцем, пока врач измерял чужое давление подушкой, больно сдавливающей руку в районе предплечья. Будто не было их красноречивых переглядываний все эти годы, приглушенных издевок и напряженной сопернической борьбы. Мороу провел до двери и всунул ему свой телефон. Видимо, второй, рабочий. Комплект ключей у него также был свой. На всякий случай. Хисока ведь близкий друг. Близкий. Гон таращится на него, пока Золдика укладывают на носилки. Хисока моргает и стягивает шарф. - Я заеду утром. Котов покормлю. Проверься и сам заодно. Хуево, если ковид. - Я в порядке. Мужчина кивает, увесисто шлепая по плечу. Оглядывает чужой сжавшийся под простыней силуэт и звереет на глазах. - Довели. Такое уже было. Будь рядом, он ничего не соображает в таком состоянии. Я бы тоже не соображал. - Почти 40... - В больнице врачи. Прокапают и будет как новенький. Гон сглатывает, но комок так и застревает поперек горла, мгновенно увлажняя глаза. - Мне страшно... - Мне тоже. Она снова смотрят друг на друга. Гон, вдруг, думает, что обнял бы его. Этого несносного черта, дразнившего всю его юность. Щиплющего за нос и шепчущего различного рода непотребства, кивая на светлый затылок. Хисока шагает вперед и коротко прижимает к себе. От него немного пахнет алкоголем. К Хисоке тоже приходили, но с совершенно другими запросами. Хисока уволится из этой конторы завтрашним днем. - Спасибо. - Не за что, укропчик. Губы расползаются в тонкой, но искренней улыбке. Гон нагоняет врачей, не сразу понимая, что выперся на улицу прямо в домашних тапках. Но вспоминает, что в сумку сунули и его обувь. Люди любопытно высовываются в окна. Где-то истошно орет ребенок, разбуженный звуком сирены. Гону тоже хочется плакать, но пальцы трут сухие веки. Верно. Он будет сильным за двоих. - Брат? - медработник тормозит в дверях, перехватывая чемодан. Фрикс ставит тапок на подножку, немного провешивая зад машины под собственным весом. - Муж. - Давайте поторопимся. - С детьми нынче трудно, - Сильва откидывается в кресло с грудным вздохом, медитативно распрямляет несуществующую складку на штанах и складывает руки. - Времена буйных нравов. Так и поседеть недолго. Собеседник коротко смеется, обшаривая ровный срез светлой челки глазами. - Разве? Мне казалось, что дети сейчас растут потрясающие. Живые и находчивые, таким не страшно оставлять страну. - Чересчур живые, как по мне, - Сильва болтает стакан, размазывая виски по стенкам бензиновой пленкой. - Камня на камне не оставят. Страна будет гореть, как Помпеи после извержения вулкана. И сами истлеют и ценностей не сохранят. - Вы о своем сыне? Мужчина нервно ведет плечом, опуская стакан на место. - Вы наслышаны, господин губернатор? - Понял из ваших слов, - Паристон растягивает губы. Проныра. Подхалим. Самый мерзостный тип из всех, с кем приходилось иметь дело. Но кропотливо дотошный в делах политики, сумевший склеить вокруг себя абсолютно бестолковых людей и сплотить в единую пирамиду власти. Сильва думает, что и сам стал его шестерней, медленно вращающей адскую машину. Сильва бы с ним не связался, но подобная дружба сулила крайне привлекательный расклад. Достаточно привлекательный, чтобы возиться с этим сопляком в блядски-желтом костюме из шерсти девственной викуньи. - У вас есть дети? - Мы с женой вряд ли решимся на подобное. Время неспокойное. - Верно, время не лучшее. Дети - щедрый дар, но настоящие кровопийцы, не ценящие чужой труд. Они обгладывают родительскую душу до костей своими беспричинными капризами, купаются в благополучии и все равно стремятся к грязным многоэтажкам. - Ох... что же он натворил на этот раз? - Хилл подпирает лицо, даже не пытаясь скрыть веселую улыбку. Мужчина одергивает рукав пиджака и грузно приваливается к столу. Бутылка почти опустела. - Как всегда. Не ценит родительскую доброту. Я никогда не ущемлял его желаний. Он получал все, что только мог получить ребенок состоятельных родителей. В конце концов, мы даже смирились с его болезнью, давшей первые ростки еще в глубоком детстве. Мой образованный, умный и талантливый мальчик никогда не давал поводов для беспокойства. Чужое тело на одну ночь, не более. Пусть резвится, потешая самолюбие. Я, черт возьми, даже подыскал ему достойную партию. Такую же далекую от бога, но крайне состоятельную. Он мог бы крутить им в свое удовольствие, внешние данные с лихвой это позволяли, но он... - Но он? Сильва смеется. Глухо, но громко. Смех прокатывается под резным потолком и утопает в тяжелых портьерах. - Не зря говорят, даже породистые щенки могут повестись на бездомную сучку. Вы ведь и сами знаете, в какой заднице этот паршивец оказался из-за своего хитрожопого папашки. - Хах. Осведомлен, - носок лакового ботинка начинает бодать деревянный массив. - В общем-то, поэтому я и пришел к вам. - В самом деле? Хотите спровадить его избранника? - Поздно. Сын с ним расписался. С этой др... не важно. Какой с него, черт побери, избранник? С безродного мальчишки, вкалывающего за горсть налички. Даже смешно, видать решил искупить отцовские грехи, вот и поперся в полицию. Праведник хренов. - Хах... - Киллуа достоен большего. Но он глубоко болен, он путает привязанность и любовь... Он вырос, но так и остался глупым ребенком. Они оба - увы, лишь несмышленые дети, переступившие порог социальной нормы... Поверить не могу, что он посмел... Улыбка напротив становится шире.

- Я хочу к Киллуа! Верни меня домой! Домой! Я убегу! Я все равно убегу!

Джин откладывает только забитую папиросу, удивленно глядя на сына.

- Он так тебе дорог?

- Папа! Я, черт побери, люблю его больше жизни!

Наивные детские росказни. Тот балкон был в 6-метрах над землей. По периметру охрана. Заряженный глок в верхнем ящике рабочего стола. Гон выкрал его, пока они возились с бумагами. Стащил скатерти и несколько накрахмаленных простыней. Подговорил Канарию и тайком вылез в окно. Но ранее устроил бойкот едой и сильно ослаб, потому не удержался и рухнул в садовое ограждение. Хилл вышел на шум и пораженно замер. Мальчишка полз к забору, подтягивая себя на локтях. Наставил на него пистолет и оскалил зубы.

- Убью.

Ох... Порода была у него в крови. Заложена на генетическом уровне, потому Джин, четко знавший о всех последствиях, подчинился разбушевавшемуся мальцу. Он слишком любил сына, чтобы смотреть, как тот медленно тает на глазах. Не мог потерять второй раз, с трудом поверив, что тот действительно выжил. Они искали. Господи, сколько же они искали. Перерывали записи моргов и похоронных бюро. Джин хотел попрощаться, хотя ему грозил электрический стул. Был готов вывезти его тело через границу, лишь бы похоронить возле нее. Они даже представить не могли... Машину смяло словно яичную скорлупу. Вода в реке была ледяная, всего 3 градуса. На Гоне был чертов бронежелет, неизбежно потянувший бы на самое дно. Они прочесали и его... Шансов было так мало. Он всегда пристегивал его, туго затягивая ремень. Она не любила, когда сдавливало грудь. Гон был у них под носом. Буквально сидел на кончиках пальцев. Но числился по документам под другой фамилией, ведь попал под защиту свидетелей. Даже в системе, полной своих, таких покорных и слабых под тяжестью банкнот, нашлись безумцы, сумевшие скрыть его ото всех. Спрятать в подстоличном городке, полном таких же брошенных и ненужных. Они нашли его, когда телевизор щелкнул, переключившись на спортивный канал. Золдик нашел - потому что так сошлись звезды. Право слово, стоило забрать следом и мальчишку Золдиков. Быть может, неразлучно вдвоем, они бы даже остались в том уютном доме на берегу, теперь рьяно перерываемом полицейскими. Хилл хмыкает. Гон копал как крот. Безумный, полный азарта и удушливой злости. Его стараниями накрылись аж две весьма прибыльные точки. Можно было бы взять его лохматую бестию на крючок, но... Джин выдвинул свои условия. Гон свято следовал им, играя по-честному. За такие старания непременно нужно хвалить. - Не примите на личный счет, но ваши сведения о нем весьма поверхностны. - Я знаю достаточно, чтобы протестовать против их нелепого союза. - Отнюдь, вы ведь считаете его недостойной партией. - Пацан без гроша за душой и годами висел на шее Киллуа, - Сильва изогнул светлую бровь. - Думаю, - Хилл предвкушающе стучит идеально срезанным ногтем, - вам будет интересно посмотреть. После вашего звонка я навел справки. Сильва перенимает бумагу с банковскими выписками. Мнет пальцами и недоверчиво смотрит из-под встрепанной челки. - Это?.. - Его счет. Да. - Откуда?.. - У него очень богатая родословная, но они не афишируют свою личную жизнь. Сами знаете почему. Тетя и бабушка владеют нефтяным бизнесом. Они его очень любят. Хитрожопый папашка тоже. Как по мне, весьма солидная сумма, скопившаяся за годы пролеживания в банке. Быть может, Гон просто ждал, пока набегут проценты. Что скажете? - Неплохая... - Сильва разглядывает соблазнительную строку чернильных нолей. Сомневаться не приходится, документ заверен и является достоверным. Черт побери, почему он видит его впервые?.. Так Киллуа знал и поэтому подобным образом расставил приоритеты. Губы сами растягиваются в довольной улыбке. Его замечательный, умный и хитрый мальчик. Он был рожден, чтобы стать преемником. - Ну? - Мой сын более дальновиден, чем я. Вынужден признать, но этот паршивец... Паристон хохочет, звонко смыкая ладони. - Очень и очень перспективный жених! Киллуа размыкает глаза, но веки поддаются с трудом, будто налившиеся сливы. Больничный свет слепит, мерзко гудит прибор над головой, затылок отзывается ноющей болью. Он стискивает ладонь, выдыхает и шепчет, готовый снова сорваться в благодарное всхлипывание. - Гон... у тебя ведь работа... - У меня отгул, - Фрикс подрывается с больничного стула, порывается обнять, но стопорится, лишь размашистее оглаживая руку до сгиба, заклеенного медицинскими пластырями. - Как ты себя чувствуешь? - Отвратительно... - Золдик мычит, смыкая зубы, выдыхает носом и поворачивает голову. - Ты сидел так всю ночь?.. Сутки. Гон пронзительно смотрит в ответ, прикусывает язык, но кивает, не имея привычки врать. Киллуа нашаривает его локоть, обводя сустав. - Тебе нужно поспать... Ты тоже мог заболеть... - Я здоров! - он показательно хлопает себя по лбу, обхватывает за плечо и склоняется, беспокойно вжимаясь в губы. - Я здоров... но у тебя... Киллуа, у тебя был нервный срыв. Затем температура подскочила под 40 и я решил... - Спасибо... - Золдик дышит глубже. - Я бы сам не решился. Это тупость, но я бы лечился чаем... Спасибо, что вызвал скорую... Я такой глупый... Мужчина сжимает зубы, осторожно наваливаясь сверху, стискивает руками и шепчет в горло. - Это из-за меня... - Не говори глупостей... - Я так испугался... - Все хорошо, - Золдик опутывает руками, ткнувшись носом в темную копну. - Извини, что заставил тебя переживать. Все будет хорошо. - Будет. У Гона блестят глаза, но желваки заметно гуляют под кожей. Темно-серые синяки заметны даже при слабом освещении. Золдик долго разглаживает их пальцами, надеясь убрать. Гон упертый. Он не уйдет, пока тот не встанет на ноги. Золдик почти отключается под мягкими поглаживаниями головы, замечает, что тот нервно вращает сигаретную пачку второй рукой и тихо смеется. - Курить хочу... - Тебе нельзя, - Фрикс виновато одергивает ладонь, вынимая из кармана, укладывает на его живот и невесомо ведет к груди. Золдик ловит его руку и подтягивает к губам. - Тогда сделай одолжение: сходи и покури за двоих. Но одну, это вредно, - Золдик вскидывает палец, сипло хмыкая. - Я не могу... - Я огурцом. Заодно... сделаю темное дело, пока ты проветриваешься. Хорошо?.. Гон мнет его ладонь, вытягивает судно из-под койки, раздумывая целую минуту. Киллуа надеется, что тот не решит все же помочь ему с этим. Это мучительно стыдно... Гон кивает и снова вжимается в губы. - Я сбегаю в магазин. Чего бы тебе хотелось? - Кабачкового супа, - Золдик высовывает язык. Фрикс выдает смешок в ладонь, но выжидающе сидит, нагревая его запястье. - Сок... Любой и... детские пюрешки. Больше ничего не хочу. - Найду тебе кабачковую. Они снова смеются в смятом поцелуе. Гон поднимается, но медленно. Еще раз оглаживает его руку и тормозит в дверях. От его встревоженного взгляда начинает сосать под лопаткой. - Дуй. А не то орошу тут все. - Хах... телефон на тумбе рядом. Я быстро. Я очень быстро, - он топчется в проеме, потирая кольцо большим пальцем. - Врачи в соседнем кабинете. Просто нажми на кнопку вызова. Это платная палата, они должны сразу же... - Гон! Золдик смеется, похлопывая по животу. Гон кивает и срывается с места. Ох, хоть бы не навернулся на лестнице и никого не снес... Золдик растирает грудную клетку, шарит рукой, прощупывая матрас, затем тянется к судну и откидывает простыню, с ощутимым отвращением разглядывая больничную ночнушку. В коридоре переговариваются, стуча каблуками. Он задирает ткань до живота, когда дверь снова открывается. Одергивает вниз, сердито шипя и оборачивается, готовясь культурно послать. Клацает челюстью и замирает, стиснув до треска ниток. Высокая фигура прикрывает за собой дверь. Блестит зубами, неторопливо подходит к койке и опускается на место Гона, легко покручивая черный глок. Золдик тянется к кнопке вызова, но незваный гость выдает паскудный смешок. - Нужна помощь? - Тебе нужна. По вам с Джином давно дурка плачет, - Золдик шипит, но тело отзывается тупой болью, виски наливаются кровью и между ног сейчас будто лопнет. Может обоссать этого гада с головы до пят? - Ну-ну, - он похлопывает его по животу, окуная в бешенство и жгучий стыд. Упирается в койку и сужает глаза. - Могу вас поздравить? Золдик цедит, пригвожденный первобытным ужасом. Узнал? Конечно же узнал. Они оба. Решил прикончить его, пока Гона нет рядом? Черт с два. Он скорее перегрызет глотку губернатору, чем позволит проделать в своей голове новое отверстие. Перед глазами возникают больничные простыни с ошметками розоватых мозгов. Визжащие санитарки, вжимающие ногти в мокрые лица. Гон, замерший в дверном проеме с пакетом наперевес... Дуло ткнулось в горло. Золдик стиснул кулак и обнажил зубы. Подвыпивший отец размахивал перед ними охотничьим ружьем. Эта штука - детская пукалка. Да и если бы хотел убить, уже бы... - Праздновать будем, когда переоденетесь в тельняшки. В тюрьмах нынче еда дряннее детсадовской. Впрочем, вам придется по вкусу, вы ведь обожаете жрать дерь... - Ох, ты, конечно, чудо, - цепкие пальцы сдавливают щеки, вынуждая губы вытянуться, словно у младшеклашки на первом свидании. Паристон цокает, тут же срываясь в приглушенный хохот. - Все такой же цепкий на язык, но холодный на голову. Мне такие нравятся. Опусти катетер, нам не нужен лишний шум. Золдик внутренне содрогается. Этот сукин сын. Жопой что ли видеть умеет. - Тфы не ф моеф фкусе, - его саднящее лицо отпускают и пугающе мягко обхватывают кулак, раздвигают и вытягивают зажатую иглу. Блядство. Паристон разглядывает незатейливое оружие и восхищенно вздыхает. - Ты ждал меня? - Ты ошивался на пороге офиса с интервалом в месяц. Конечно, я ждал. В моем рабочем столе лежала штука похлеще. Она бы точно подправила твою чертову физиономию и... Золдик хмурится, кадык движется при глотке, поднимает и опускает дуло. Паристон вглядывается с приклеенной улыбкой, внезапно смягчается в чертах и садится, опуская пистолет на чужую часто вздымающуюся грудь. Золдик дышит как марафоновец. Кажется, в туалет ему уже не нужно... Пальцы ухватывают рукоятку, но продолжают прижимать к сердцу, всерьез собравшемуся перебить ребра в труху. - Теперь он твой. Дарю, - он лениво обводит колено, подпирая лицо второй рукой. Золдик пялится, пытаясь разжать грудную клетку усилием воли. - Насчет отца можешь не беспокоиться, - Паристон сужает глаза. Золдик вздрагивает, раскрывая рот в холостом звуке. Моргает и шепчет. - Что ты... сделал?.. - Ничего такого, - мужчина пожимает плечами. - Родня все-таки. Мы с Джином не звери какие-то. Но очень мне не понравилось, как он рассыпался о Гоне в нелестных комментариях... К слову, к тебе у него отношение, как к младенцу. Так и норовит подтереть лишний раз, хотя от самого разит за километр. Золдик выдает глухое А?.. Паристон снова улыбается. - Ничего с Гоном не случится. Уж, поверь мне. Так что подбери нюни и... - Ты... ты мне нотации читать собираешься?!.. - Отнюдь, - он поднимается, пришлепнув колени. - Просто констатирую факт, - койка скрипит под чужой ладонью. Сердце теперь грохочет в ушах. Крыса... настоящая крыса, выворачивающая душу одним своим искрящимся взглядом. - Гон неприкасаем, пойми это. И не важно, где он находится: на работе, на улице или дома. Мы видим все. Мы знаем все. Мы будем рады, если вы все же передумаете. - Ни за что... Ты... ты, черт побери, не всесилен! - Киллуа и сам удивлен своей смелости, будучи крайне размазанным по больничной койке. Под потолком глухо щелкает циферблат. Хилл распрямляется, выдавая очередное телевизионное выражение истинного блюстителя закона. - Разумеется. Но пока я здесь - просто живите, как нормальные люди. Он разворачивается к двери. Чудится рваная воронка на желтой ткани между лопаток. Но он не может поднять пистолет. Просто не может, неотрывно глядя на чужой обернувшийся силуэт. Паристон медлит, ухватываясь за ручку. Он впервые обращается к нему, стоя спиной, хотя собственноручно сунул оружие. Он не опасается прослушки или включенного диктофона. Или невозможно самоуверен, либо непомерно туп. Золдик думает, что все сразу, но... Но есть что-то еще, чего он пока понять не может. - Время сейчас неспокойное, - он косит через плечо, непривычно холодным выражением. - Не позволяй людям пользоваться им. Золдик косит на прижатую пушку, моргает и напуганно шепчет. - Гоном... Белобрысый черт снова расползается в уничтожительной улыбке. Дверь хлопает. Золдик таращится в потолок, на котором расползаются розовые пятна. Среди них появляется перекошенное от ужаса лицо Фрикса, горячие руки вытягивают пистолет. Киллуа так устал, что снова проваливается в сон. Хисока чешет кота, оглядывается на дребезжащий телефон и подтягивает к себе, изумленно вскидывая бровь. - Ох, сладкий, сколько лет, сколько зим. - Позови Киллуа. - Он в больнице, - Мороу откидывается на диван, беззвучно цокая. - И не вздумай сунуться туда. Укропыш на месте зашибет, вашими усилиями ведь... Получил мою увольнительную? - Подписывать не стану. Бровь невольно ползет наверх. - Почему? Иллуми мешкает с ответом. Мороу садится рывком, весело гогоча в трубку. Вслушивается в помехи и принимается расчесывать оголенное бедро. - Ситуация изменилась. Мы попали под крупные санкции. Сейчас разбираемся. В 8 будь на рабочем месте. - А если я не приеду? - Работай дальше и мы не станем беспокоить Киллуа. Брехня на постном масле. Раз уж снежная королева снизошла до личного звонка, значит дела действительно плохи. Впрочем, неплохо иметь лазутчика с той стороны. Хисока опасные игры любит. - Хорошо, но с одним условием, - в трубку отстраненно мычат, но не произносят привычное нет. Хисока готов захохотать в голос. - Слушаю. - Поможешь сменить пирсу~ Дома и стены помогают. Золдик не спеша опустошает чашку, поглядывает на дверной проем и растирает шею. Шаркает до спальни, заваливается на кровать и вытягивается, довольно ткнувшись в новую наволочку на подушке. Раскаленная ладонь ложится на бедро, мягко скользит наверх, забираясь под край домашних шорт. В шейные позвонки вжимаются губами. Киллуа обмякает под настойчивыми ласками. Терпит, пока его ощупают со всех сторон, будто следуя древнему ритуалу, а затем крутится, требовательно притягивая к себе. Фрикс чувствует чужую неокрепшую слабость. Трепетно мнет и целует везде, где может дотянуться. Затем пристраивает к себе под бок, продолжая нашептывать что-то ласковое настолько, что хочется стыдливо зарыться в одеяло. Золдик просыпается, нащупывая пустоту рядом. Пугливо садится на кровати, но ложится обратно, слыша приглушенное шуршание в соседней комнате. Прибой шумит о скалы внизу. Врывается в окно и лопатит кипы бумаг. Мужчина болтает тапком, увязнув в любимое кресло. Распарывает конверт и вчитывается в чужой почти каллиграфический почерк. Переворачивает и вынимает сигару, коротко хмыкая. Линия горизонта. Клочок пышных зеленых кустов и два силуэта, вжавшиеся в друг друга, словно прослойки бисквита. На втором фото можно разглядеть чужие мокрые щеки, наполовину спрятанные в блестящую кожанку. Горящие от смущения, но явно перетекающие в счастливую улыбку. Бледную ладонь под лопаткой и серебристый ободок на безымянном пальце. - Решились все же, - Джин почесывает щеку, прикусывает папиросу и пробегается по строчкам внизу.

Как два счастливых щенка. Лохматый - прелесть, даже не дрогнул.

Пушку хотел сдать в участок, но оставил себе. Одно из окон горит по ночам.

Что-то будет)