Untitled (perfect lovers)

Любовь к тебе утешает меня

белыми ночами;

она наполняет меня

старыми дымящимися историями.

Любовь к тебе утешает меня,

даёт мне бодрость,

что поделать, это жизнь,

это моя жизнь

.       На этот раз Фрэнсис не собирается совершать ошибок.       У него появился ещё один шанс и он не упустит его.       Он собирается принять дружбу, предложенную Фицджеймсом, и дорожить ею, держа остальную часть своих желаний при себе: он решает, что не станет упоминать о своих чувствах к нему, если Фицджеймс не намекнёт ему, что он заинтересован в том же. Пусть так.       Он слишком сильно скучает по тому, чем они были раньше. Он скучает по тому, какими они были до выступления Фицджеймса. Он хочет, чтобы вернулись их перерывы на кофе, чтобы Фицджеймс снова был в его студии, хочет видеть, как он краснеет от очаровательного смущения каждый раз, когда Фрэнсис мельком смотрит на маленькую лодку, которую Фицджеймс вырезал во время своего отъезда, теперь гордо стоящую на книжной полке в студии Фрэнсиса.       Если Фицджеймс не хочет от Фрэнсиса любви, он научится это принимать. Он не пойдёт на риск потерять его. Он так отчаянно хочет вернуть их отношения, что готов пожертвовать своей любовью — Боже, своей любовью — ради Фицджеймса, если это означает возможность удержать его.       Если не считать ссоры, которая произошла у них в конце июля, Фрэнсис не видел Фицджеймса и не разговаривал с ним уже почти три месяца, что вообще-то было нормально: есть много людей, с которыми Фрэнсис любит проводить время, но не видит месяцами.       Однако внезапное отсутствие Фицджеймса ощущается как наказание, которое Фрэнсису пришлось вынести.       Он сам навлёк его на себя и теперь он усвоил урок.       Он не собирается повторять ту же ошибку снова.                                                             ***       В четверг вечером Фрэнсис выбирает свой тёмно-синий костюм, надевает его с льняной рубашкой, целует на прощание вечно взволнованного Нептуна и направляется в Serpentine Galleries, чувствуя себя нервным и взволнованным в равной мере.       Это всего лишь вечер открытия, говорит он себе, это даже не первый раз, когда они с Фицджеймсом идут вместе на рабочее мероприятие, такое уже случалось пару раз в марте и апреле, так что у него нет причин чувствовать, что ему предстоит пройти самое важное испытание в своей жизни.       За исключением того, что именно это и происходит.       Всё будет хорошо. Он всё сделает правильно.                                                             ***       - Фрэнсис!       Он уже собирается войти в галерею и чуть не спотыкается, услышав голос Фицджеймса.       Он оборачивается и — Боже. Фицджеймс всегда делает всё возможное для привлечения к себе внимания на вечерних мероприятиях и выступлениях, связанных с работой, Фрэнсис это знает. Но это? Он почти уверен, что его челюсть только что упала на пол.       В тёплом свете позднего полудня, переходящего в мягко приглушённый вечер, Фицджеймс выглядит как божественное видение. Он одет в то, что Фрэнсис поначалу принимает за юбку, но, подойдя к нему, понимает, что это очень широкие брюки в клетку Глена. Его зелёные лакированные туфли на высоких каблуках создают впечатление, что вся эта ткань мягко драпирует нижнюю часть фигуры, резко заканчиваясь золотым поясом, плотно облегающим талию.       Но именно его топ заставляет Фрэнсиса чувствовать, что он вот-вот упадёт в обморок или будет умолять Фицджеймса позволить прикоснуться к нему (он не уверен, какой из двух вариантов случится раньше), потому что он практически голый: на нём надет какой-то женственный топ, который оставляет его руки и плечи полностью обнажёнными. Фрэнсис видел Фицджеймса без рубашки на перформансе, но тогда у него не было времени оценить его красоту. Теперь, однако, у него есть возможность заметить, насколько статен и мускулист Фицджеймс, его руки идеально подтянуты, плечи широкие, его уверенная осанка подчёркивает всё это. Его белый прозрачный кружевной топ заканчивается облегающим колье, усыпанным жемчугом, прикрепленным к нему. Его шея кажется ещё длиннее, а волосы аккуратно заколоты сзади в одну из его тщательно продуманных причёсок: в груди у Фрэнсиса теплеет от мысли, что Фицджеймсу по-прежнему удаётся это делать даже с более короткими волосами.       Он не может перестать пялиться на него. Фицджеймс выглядит потрясающе. Это один из тех моментов, когда Фрэнсис осознаёт, насколько сильно его может влечь к мужчине.       Господи, он немного вспотел. Слава Богу, он может списать это на тёплую погоду.       - Джеймс, - наконец хрипит он, когда вспоминает, что должен что-то сказать.       - Привет, - улыбается Фицджеймс, открыто глядя на него, точно так же, как Фрэнсис.       Даже шрам на его скуле выглядит красиво, просто ещё один аксессуар, как и множество золотых колец, украшающих его длинные пальцы. Он носит его с гордостью, не пытаясь прикрыть волосами, но оставляет на всеобщее обозрение, словно говоря: «Вот что я позволяю вам делать со мной».       - Рад тебя видеть, - Фицджеймс неуверенно улыбается.       - Я тоже, - говорит Фрэнсис. - Рад, что ты решил прийти.       - Я рад, что ты попросил меня прийти.       Фрэнсис близок к тому, чтобы ответить что-то вроде: «Позволь мне попросить тебя прийти ещё раз, но с моими руками на тебе».       Он прокашливается, чувствуя, как теплеет ухо. Он жестом указывает на вход:       -- Пойдём?       - После тебя.        Фицджеймс кивает, огни галереи отражаются в его глазах. Вот тогда Фрэнсис замечает, что он накрашен. Фрэнсис не уверен, какими именно тенями, но они тёмные и мягкие, с коричневыми и зелёными оттенками, и от этого глаза Фицджеймса почему-то кажутся больше.       - Ты… ты носишь… - Фрэнсис делает неопределённое движение в сторону его лица. - У тебя на глазах...       - Да, — говорит Фицджеймс, лучезарно улыбаясь, и, боже мой, Фрэнсис так сильно скучал по этой улыбке, что у него действительно подгибаются колени.       У Фицджеймса дразнящий голос, когда он спрашивает:       - Тебе это нравится?       - Да, - просто говорит он, потому что так оно и есть, ему это чертовски нравится.       Джеймс смотрит на него ещё мгновение, словно застигнутый врасплох.       - Ты действительно хорошо выглядишь, - добавляет Фрэнсис, чувствуя жгучую потребность сообщить ему об этом. - Зелёный цвет подходит к твоим глазам.       - Спасибо, Фрэнсис.       Его голос звучит немного напряжённо, глаза широко раскрыты от удивления, лицо мило раскраснелось, особенно нос, щёки и скулы. Он очень симпатичный. Фрэнсису приходится прикусить язык, чтобы не сказать ему об этом.       - Не хочешь чего-нибудь выпить? - Спрашивает Джеймс и, не давая ему времени ответить, заявляет: - Я принесу тебе чего-нибудь.       И исчезает, оставляя ошеломлённого Фрэнсиса у входа, в толпе оживлённо болтающих людей.       Он пользуется возможностью взглянуть на выставленные работы, но его мысли витают в другом месте, сосредоточенные на глубоких складках, которые появляются вокруг рта Фицджеймса, когда он улыбается, на шоколадных волнах его волос, мягко завязанных так, что остаётся открытой бледная шея, приглашая Фрэнсиса совершать запрещённые вещи, например, проводить по ней кончиками пальцев.       Господи, он должен перестать думать о том, как сильно ему хочется прикоснуться к Фицджеймсу. Он садится перед одной из инсталляций и упрямо смотрит на неё.       Фицджеймс возвращается с двумя стаканами, до краёв наполненными каким-то фиолетовым напитком. Он протягивает один Фрэнсису:       - Самая причудливая вещь, которую я смог найти: черничный сок.       Фрэнсис фыркает:       - Тебе не нужно было заморачиваться, мог бы купить что-нибудь для взрослых.       - Я хочу, чтобы ты знал, Фрэнсис - сок обладает множеством полезных свойств, а черничный сок, в частности, содержит много полезных антиоксидантов.       Он делает глоток из своего стакана. Фрэнсис не сводит глаз с картины перед собой, стараясь не смотреть на Фицджеймса, тянущего сок сквозь соломинку.        - Просто скажи, что тебе хотелось кровавого сока.       - Ладно, ты меня понял, - он пожимает плечами, продолжая радостно потягивать сок.       Господи, до чего же он мил!       Фрэнсис делает глоток своего напитка, к счастью, холодного.       - Кстати, ты тоже очень хорошо выглядишь, — ни с того ни с сего говорит Фицджеймс с уверенным видом.       Фрэнсис отмахивается от комплимента, не зная, что ответить.       - Нет, серьёзно, - Фицджеймс выдерживает его взгляд.       - Спасибо, Джеймс.       Фицджеймс покусывает нижнюю губу.        - Я никак не привыкну к этому.        -К чему?       - Что ты называешь меня по имени, - говорит он.       - Мне перестать?       - Нет, - говорит он так, будто рассказывает Фрэнсису секрет. - Мне нравится.       Фрэнсису трудно глотать.       Галерея заполнена людьми, но он едва замечает их. В данный момент всё, на чём он может сосредоточиться, — это Фицджеймс, который стоит рядом с ним и выглядит, как мечта. Он даже не может вспомнить, о чём выставка, которую они посещают.       - Джеймс, — начинает он, — я хочу извиниться за всё, что произошло из-за меня.       - В этом нет необходимости, — говорит Фицджеймс. — Ты уже извинился в письме, и, честно говоря, я тоже совершил несколько глупостей, так что это не совсем твоя вина.       - Но я вёл себя как мудак.       - Это да, - говорит он, но улыбается, молча давая ему понять, что всё осталось в прошлом. - Мы оба были поглощены собственными точками зрения и забыли спросить, о чём думает другой.       - Именно так, - соглашается Фрэнсис. - Сорокалетний и тридцатипятилетний придурки, которые не могут вести себя как взрослые.       Фицджеймс оскорблённо фыркает:       - Извините, но мне тридцать.       - Я знаю, что тебе тридцать три, - говорит Фрэнсис, прежде чем спохватиться. - Я прочитал твою страницу в Википедии.       Фицджеймс приподнимает бровь.       - Правда? - Спрашивает он, явно довольный открытием. - Ну, тогда ты будешь счастлив узнать, что я тоже читал твою страницу, и знаю, что тебе давно, очень, очень давно не сорок…       Фрэнсис игриво пихает его в голое (чёрт!) плечо:       - Заткнись.       Они оба заканчивают тем, что хихикают, и это снова похоже на апрель.       Единственное, что не так, — шрам на лице Фицджеймса и тот факт, что Фрэнсис сейчас влюблён в него, хотя он подозревает, что уже был влюблён в апреле, просто ещё не мог этого понять.       Размышления о шраме Фицджеймса заставляют его вспомнить о другом полученном им шраме.       - Что было, — спрашивает он, теперь более серьёзно, — после представления?       Нет необходимости уточнять, какого представления.       Улыбка Фицджеймса сходит с лица, он выпрямляет спину.       - Они отвезли меня в больницу, наложили швы. Одиннадцать здесь, — он указывает на скулу, а после на левый бок, - семь здесь, но это, сука, заживало дольше.       Теперь, когда они говорят об этом, Фрэнсис не может оторваться от ужасного шрама на его скуле. Не потому, что он выглядит уродливо (он подозревает, что Фицджеймс никогда не сможет выглядеть уродливо), а потому, что это воспоминание о том, через что ему довелось пройти.       Фицджеймс усмехается и проводит по нему кончиками пальцев:       - Больше не самый красивый мужчина в мире искусства.       - Чушь собачья, — говорит Фрэнсис с силой, которая поражает их обоих.       Фицджеймс опускает руку.       - И всё же ты не можешь перестать пялиться на него.       - Потому что, Господи... Джеймс, — Фрэнсису приходится закрыть глаза. — Ты не знаешь, каково это — быть там, пока ты позволяешь людям мучить тебя на моих глазах.       - Что ты почувствовал? — Мгновенно спрашивает Фицджеймс. Он наклоняется к Фрэнсису, в его глазах горит огонёк интереса.       - Я чувствовал себя беспомощным, — говорит Фрэнсис. — У меня не было выбора.       - Это то, чего я хотел, - говорит он. - Вот и всё. Я хотел, чтобы все чувствовали то, что я обычно чувствую.       Он глубоко выдыхает:       - В ловушке. Бесполезно.       Фрэнсис выдерживает его взгляд.       - Тебя могли убить.       - Я знаю.       - Эти твари подстригли твои волосы.       Фрэнсис не может удержаться:он поднимает руку к лицу Фицджеймса, ловя себя на том, что касается его. Фицджеймс делает резкий вдох и замирает, не двигаясь.       - Они снова отрастут, - шепчет он.       - Но это твои волосы.       - Всё в порядке, - говорит Фицджеймс им обоим. - Я по-прежнему могу заплести их. Всё в порядке.       "Ты - один из самых храбрых людей, которых я когда-либо знал", — хочет сказать Фрэнсис.       - Всю ночь, — говорит он вместо этого, — я представлял себе всевозможные способы, от которых ты мог пострадать. Убийство... Пытки... Я думал, это никогда не закончится       - Да, — тихо говорит Джеймс, — так оно и было.       - Я не хотел уходить так скоро после этого, я хотел проверить, как ты, убедиться, что они доставят тебя в больницу как можно скорее, но вместо этого я накричал на тебя.       - Это была тяжёлая ночь для всех нас, Фрэнсис, - говорит Фицджеймс. - Мне было тяжело, но я знаю, что тебе было не легче. Данди тоже был повсюду, и моя мать, должно быть, раз пятьдесят спросила меня, в порядке ли я, когда всё закончилось.- Он улыбается, преисполненный нежности. - Тебе не в чем себя винить.       Фрэнсис делает глубокий вдох.       - Я утоплю в этом свои тревоги, — говорит он, театрально делая большой глоток черничного сока.       Это производит желаемый эффект: Фицджеймс хихикает и мгновенно расслабляется.       - Что ещё произошло той ночью?- Спрашивает Фрэнсис. - После того, как я ушёл.       - Как только мы добрались до больницы, они привели меня в порядок, как могли, наложили швы и сделали укол от столбняка. Все предметы на столе были стерилизованы, но Данди сказал им, что человек, который сделал это, — он указывает на свой бок, — использовал свой собственный нож. Он, кстати, болен. Никто не знал, что я собираюсь делать, а это значит, что он пришёл в галерею с точным намерением причинить мне боль так или иначе, или причинить боль кому-то ещё, что одинаково плохо.       - Господи, я никогда об этом не думал, - Фрэнсису становится дурно от осознания этого. - Ты знал его?       - Никогда его раньше не видел, - качает он головой. - Я помню, он говорил, что тоже художник-исполнитель, но я никогда его раньше не видел, так что либо он врал, либо он отвратительный перформер.       - Господи, Джеймс. Мне так жаль, что это случилось.       Фицджеймс пожимает плечами:       - В этом не было ничьей вины. Я знал, на что подписываюсь, я знал, что есть риск.       - Почему ты всё же сделал это? - Спрашивает Фрэнсис. - Я имею в виду, теперь я понимаю причину, «теперь, когда я знаю твою историю», Но, Джеймс… Это было слишком.       - Но это было правильное решение, правильное представление, Фрэнсис, - говорит он уверенно. -Ты сказал мне, что не одобряешь его, я помню, и я уважаю твоё мнение, но я всё-таки доволен тем, что сделал и как всё прошло.       - Я никогда не говорил, что мне это не нравится, - возражает Фрэнсис. - Я помню, что сказал во время и после выступления, и не возьму назад большую часть сказанного, потому что я всё так же думаю, что это было слишком опасно, — говорит он. — Но мне жаль, что я сказал, будто ты идиот. Ты не такой. Мне неприятно это говорить, но твоё выступление было прекрасным.       Фицджеймс явно ошеломлён этим признанием.       - Ты это серьезно? — Спрашивает он, затаив дыхание.       -Да.       Он делает большой тяжёлый вдох.       - Я так счастлива слышать это от тебя, Фрэнсис, - говорит он. - Это много значит.       - Это правда, - Фрэнсис неотрывно смотрит ему в глаза и говорит: - Никогда больше не делай ничего подобного.       Фицджеймс пристально смотрит на него. Затем моргает, снимая напряжение.       - Луиза сказала, что ты принёс мне куриный суп едва ли не в 8 утра, потому что «куриный суп помогает почувствовать себя лучше».       - Господи, это было так глупо, - стонет Фрэнсис.       - Это было восхитительно, - говорит Фицджеймс. -Я так и не смог поблагодарить тебя за это, так что - спасибо, Фрэнсис.       Фрэнсис подозревает, что он благодарит его не только за суп.       - Конечно.       Фицджеймс продолжает смотреть и смотреть на него, позабыв о напитке, и лицо Фрэнсиса от этого начинает гореть, он не может придумать, что сказать, и чувствует себя пришпиленным к месту, словно бабочка.       - Данди рассказал мне, что произошло во время выступления, — говорит Фицджеймс низким голосом. — Он сказал, что ты пытался остановить его, и что вы поссорились из-за этого, — усмехается он.- Не стану врать, хотелось бы мне это увидеть.       Фрэнсис качает головой:       - Не лучший мой момент, наверное, мне тоже следует извиниться перед ним, но я не жалею о том, что сделал. Я не знал, что делать, но не мог просто оставаться там и спокойно смотреть, как тебя лапают и пытают.       Они замолкают на долгое мгновение, пока Фицджеймс не поворачивается к Фрэнсису, сосредоточив на нём всё своё внимание.       - Одна из вещей, которым я учу своих учеников — это всегда сосредотачиваться на чём-то одном во время выступления, - говорит он. - Это может быть что угодно, от воспоминания до предмета, до чего-то, чего даже нет в комнате. Для меня это меняется каждый раз. Иногда это нечто тривиальное, как пятно на стене, перед которой я стою, иногда это чей-то голос.       Фрэнсис полностью загипнотизирован его глубоким голосом.       - Ты знаешь, что я выбрал для этого представления? — спрашивает Фицджеймс.       — Нет.       - Тебя.       Фрэнсис крепко сжимает стакан, чтобы не поднять руку и не погладить Фицджеймса по лицу.       - Почему?       Они уже почти шепчутся, делясь секретами в комнате, полной людей.       - Потому что ты был там, ты находился там всё время, пока я работал, — говорит Фицджеймс. — Потому что я тебе доверяю.       - Спасибо тебе, Джеймс, - говорит он. - Я тоже тебе доверяю.       Фицджеймс улыбается, и он так прекрасен, что Фрэнсису приходится отвести взгляд.                                                             ***       Они перемещаются по выставке (Фрэнсис едва замечает, на что они смотрят, всё его внимание сосредоточено на Фицджеймсе, идущем рядом), время от времени болтая с коллегами-художниками, на которых натыкаются, как вдруг кое-что привлекает внимание Фицджеймса.       - Мороженое! - Кричит он.       Фрэнсис даже не пытается скрыть довольную улыбку:       - Что?       - Там подают мороженое, — говорит он, фактически дёргая Фрэнсиса за рукав. — Так вот как вы проводите инаугурации.       Фрэнсис действительно замечает нескольких человек, держащих в руках крошечные элегантные стаканчики с мороженым разных оттенков и вкусов.       - Хотя я бы предпочёл порцию побольше, - Фицджеймс выглядит разочарованным.       Это так мило, что Фрэнсис не может скрыть улыбку, несмотря на разочарование Фицджеймса.       - У меня дома есть мороженое, - говорит он, не задумываясь. И только потом понимает, что, по сути, только что приглашает Фицджеймса.       Боже.       Фицджеймс поворачивается к нему с серьёзным выражением лица.       - С каким вкусом? - Спрашивает он.       - Обычная ваниль с шоколадом и мятной шоколадной крошкой.       Фицджеймс удовлетворённо складывает руки:       - Я знал, что могу на тебя положиться.       - Ты помнишь, это была одна из первых вещей, о которых мы говорили?       - Мороженое? - Спрашивает Фицджеймс. - Как я мог забыть? Боже, я так нервничал в тот день.       - Что? - С удивлением переспрашивает Фрэнсис. - Почему?       - Почему? - Повторяет Фицджеймс, словно желая подчеркнуть абсурдность вопроса. - Потому что я готовился встретиться с парнем, с которым я собирался работать в течение следующих нескольких месяцев, и он ненавидел меня…       - Я не ненавидел тебя.       Фицджеймс издаёт уклончивый звук.       - Но ты, похоже, был не очень высокого мнения обо мне.       - Не в начале, — признаётся он, — но потом я понял, что ты не совсем то, что я видел в глянцевых журналах и социальных сетях.       - Тогда кто же я такой?       - Некто, кого я не должен был судить так скоро, — говорит Фрэнсис. — Тот, кого мне повезло узнать.       Фицджеймс тяжело сглатывает, уставившись на него.       - Ты это серьёзно?       - Да, - говорит Фрэнсис. - Подожди, я ещё не закончил.       - О, - глаза Фицджеймса расширяются, он краснеет (очаровательно). - Извини. Продолжай.       - Тот, кто всегда крадёт мою порцию пудинга, пока мы работаем.       - Это было один раз!       - Три, по крайней мере.       - Боже, ты невыносим.       Они посмеиваются, заговорщически подмигивая друг другу.       - Итак, ты идёшь ко мне домой? - Спрашивает Фрэнсис, когда они успокаиваются.       - Да, — говорит Фицджеймс, всё ещё слегка запыхавшийся. — Да.                                                             ***       Во время короткого обратного пути к себе Фрэнсис наблюдает, как Фицджеймс с энтузиазмом рассказывает ему о чём-то, за чем он не в состоянии уследить, слишком сосредоточенный на том, чтобы впитывать каждую мельчайшую деталь его облика.       Фицджеймс много жестикулирует, пытаясь лучше передать смысл истории; он выглядит счастливым, полным энергии, и Фрэнсис страстно желает, чтобы он действительно так себя чувствовал.       Наблюдая за ним, он спрашивает себя, что они с Фицджеймсом делают.       Он почти уверен, что они едут к нему не только для того, чтобы съесть немного мороженого и дружески поболтать, прежде чем расстаться, но опять же… Может ли это быть? Неужели Фицджеймс надеется, что Фрэнсис поцелует его, точно так же, как Фрэнсис надеется, что Фицджеймс сделает это с ним? Неужели Фицджеймс едва сдерживается, чтобы не обнять Фрэнсиса так же, как Фрэнсис?       Видят ли они одно и то же, разделяют ли одни и те же мысли и сомнения?       - Господи, кажется, я не в состоянии заткнуться сегодня вечером.       Смех Фицджеймса звучит немного застенчиво. Бледная полоска шрама отчётливо выделяется на раскрасневшихся щеках.       Внезапно Фрэнсис понимает, что его движения не просто восторженные: он ёрзает и, кажется, не может остановиться, он продолжает постукивать каблуком правого ботинка по трубке поручня и безостановочно играет со своими кольцами.       Фицджеймс нервничает.       "Да, - думает Фрэнсис, сердце которого бешено колотится в груди, - мы рисуем одну и ту же картину".                                                             ***       Когда они входят в квартиру, удалившись от шума Лондона и всего мира, на них опускается тишина. Мягкая и уютная, которую они хотят разделить друг с другом.       Нептун свернулся калачиком на своей подстилке. Когда они входят, он безмятежно поднимает голову и снова засыпает с довольным ворчанием, которое заставляет Фицджеймса очаровательно хихикать. Фрэнсис поворачивается к нему, собираясь что-то сказать, но, увидев Фицджеймса, стоящего посреди его гостиной и с весёлой улыбкой глядящего на Нептуна, теряет дар речи.       Фицджеймс здесь, они оба здесь, в целости и сохранности, делят эту тёплую августовскую ночь и своё время друг с другом.       Невероятно, но это именно то, что должно было произойти.       - Принести тебе чего-нибудь? - Спрашивает Фрэнсис, просто чтобы чем-то занять себя. - Мороженого?       - Просто стакан воды, пожалуйста.       Фрэнсис кивает и идёт на кухню. Он хватает стакан и методично наполняет его в тишине, которая с каждой минутой становится всё более напряжённой, словно они оба знают, что близки к достижению того, чего так сильно хотят, но не совсем понимают, как этого достичь.       Вокруг очень тихо, нет никаких звуков, кроме их дыхания.       Дыхание Фрэнсиса. Дыхание Джеймса.       - Вот.       Фрэнсис старается говорить тихо, чтобы не спугнуть то, что расцветает в пространстве между ними.       - Спасибо, — так же тихо говорит Джеймс.       Он берёт стакан из рук Фрэнсиса и просто держит его мгновение, словно забыл, что должен с ним делать. Затем делает маленький глоток, и ещё один.       - Давай сыграем в нашу игру, — говорит Фрэнсис, нарушая тишину, но не напряжение.       Глаза Фицджеймса вспыхивают.       - По одному вопросу каждому?       - По одному вопросу каждому.       - Хорошо, - он делает ещё один глоток. - Ты начинаешь.       Фрэнсис не теряет времени даром.       - Почему ты здесь?       Улыбка Фицджеймса исчезает. Фрэнсис видит тот самый момент, когда он сбрасывает маску уверенности в себе.       - Ты можешь быть более точным? — Наконец спрашивает он.       - Почему ты здесь, со мной, сейчас?       Фицджеймс изучает его, долго размышляя, что ответить. Похоже, ему до смерти хочется сказать, о чём он думает, но он также сдерживает себя, боясь того, что случиться, если он поступит неправильно.       - Потому что мне нравится быть с тобой, — говорит он наконец. — Потому что я скучал по тебе.       Кажется, он не может выдержать пристальный взгляд Фрэнсиса, его глаза беспокойно перебегают с одной точки его лица на другую.       Фрэнсис чувствует себя так же напряжённо, но не собирается упускать свой шанс получить то, чего ему так хочется, теперь, когда он настолько близок к желаемому.       Он делает шаг к Фицджеймсу, Фицджеймс бессознательно крепче сжимает стакан и остаётся на месте. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но снова закрывает его, в конце концов не издав ни звука.       Фрэнсис смотрит на Фицджеймса, стоящего на его кухне, держащего один из его стаканов обеими руками перед своей обтянутой белым кружевом грудью, прислонившись спиной к кухонной стойке Фрэнсиса.       Он обводит взглядом каждый дюйм волевого лица Фицджеймса, его изящные черты, к которым он так страстно желает прикоснуться, поцеловать и выучить наизусть. Неизбежно он заканчивает тем, что смотрит на отвратительный шрам Фицджеймса, пересекающий его левую скулу.       Фрэнсис делает ещё один шаг к нему.       Фицджеймс не двигается. Он совершенно неподвижен, не моргает, задерживает дыхание.       - Тебе больно? — Шёпотом спрашивает Фрэнсис. Это почти пугает Фицджеймса, который смотрит на него большими глазами.       - Прости?       - Это больно? - Снова спрашивает Фрэнсис. - Твой шрам?       Фицджеймс бессознательно поднимает руку к скуле, почти касаясь её, но в последнюю секунду передумывает.       Он пытается улыбнуться, но у него ничего не получается.       - Всё в порядке.       Фрэнсис делает ещё один шаг к нему, последний.       Он поднимает руку вверх, наблюдая, как взгляд Фицджеймса стремительно перескакивает с его лица на руку и обратно.       Когда Фрэнсис проводит кончиками пальцев по шраму, дрожь пробегает по телу Фицджеймса, и он утыкается лицом в руку Фрэнсиса, но, спохватившись, резко останавливается.       Он тяжело дышит, Фрэнсис чувствует его тёплое дыхание на своей ладони.       - Я не об этом спрашивал, - шепчет он. Он понимает, что тоже запыхался оттого, что так сильно бьётся его сердце.       - Иногда, - шепчет в ответ Фицджеймс, поминутно качая головой, будто не рискуя оттолкнуть руку Фрэнсиса. - В основном, когда я смеюсь или улыбаюсь.       Фрэнсис мычит.       - Я так зол на тебя за то, что ты всё это делаешь, — говорит он.       Кажется, это выводит Фицджеймса из равновесия: он резко втягивает воздух, и его глаза закрываются.       Фрэнсису так сильно хочется обнять его, что он не может думать ни о чём другом, но он не хочет торопиться: происходящее сейчас заслуживает того, чтобы смаковать это до последней капли.       Фицджеймс открывает глаза.       - Теперь моя очередь, — говорит он, — задавать вопросы.       - Давай.       - Фрэнсис, — он тяжело сглатывает, — зачем ты воткнул этот цветок мне в волосы?       Теперь он не колеблется.       - Потому что ты заслуживаешь красоты.       Фрэнсис наклоняется к нему и притрагивается губами к шраму Фицджеймса, целуя его осторожно, мягко, едва касаясь толстой, повреждённой кожи.       Ресницы Фицджеймса трепещут у его щеки, тяжёлое дыхание касается лица, и тихий звук удивления, похожий на облегчение, срывается с его губ.       Фрэнсис сдвигается чуть ниже, позволяя своим губам скользить по коже Фицджеймса, пока не достигает уголка рта, и целует его там.       Фицджеймс делает такой глубокий, тяжёлый вдох, как будто впервые в жизни позволяет себе дышать свободно.       Его вздохи наполняют уши Фрэнсиса, и он чувствует, что пьянеет от нежной вибрации его глубокого голоса.       Нужно так много сказать, что слов недостаточно, и единственный способ сделать это — почувствовать другого.       Им не нужны слова. Фицджеймс согласует свои движения с движениями Фрэнсиса: когда Фрэнсис наклоняет голову в сторону, чтобы провести губами по челюсти, Фицджеймс откидывается назад со сдавленным вздохом - звуком, идущим прямо к члену Фрэнсиса; когда он касается губами переносицы Фицджеймса, тот наклоняет голову, чтобы дать ему лучший доступ и терпеливо ждёт, пока Фрэнсис закончит, чтобы он мог поцеловать его подбородок, линию челюсти, под ухом; когда Фрэнсис откидывается назад, чтобы вздохнуть, Фицджеймс наклоняется к нему, чтобы поцеловать в щёку, в скулу, в бровь, нежно, так нежно, что Фрэнсис чувствует внезапное желание заплакать.       Последним человеком, который обращался с ним с такой нежностью, был Джеймс, понимает Фрэнсис, и он забыл, каково это, когда с ним обращаются с такой заботой, будто он хрупкая драгоценная вещь, не потому, что он слаб, а потому, что тоже заслуживает нежности.       Фрэнсис чувствует это в поцелуях бабочки, которые Фицджеймс оставляет на его щеках и под глазами, он чувствует это в мягких, неверящих вздохах, которые вырываются у него, когда он проводит губами по каждой выпуклости и несовершенству лица Фрэнсиса.       Они ещё даже не поцеловались полностью: они касаются губами кожи друг друга, покрывают поцелуями лица друг друга, их тяжёлое дыхание наполняет мир. Между ними нет другой точки соприкосновения, кроме губ, и иногда кончика носа.       То, что увидел бы сторонний зритель, — это двое влюблённых, медленно раскачивающихся под песню, которую слышат только они, забытые остальным миром, потому что у них есть свой собственный ритм, который нужно улавливать (дыхание другого человека), и они настолько растворились друг в друге, что забыли себя (Фицджеймс давно забыл, что может опустить стакан, который он всё ещё держит; Фрэнсис едва замечает, что у него встаёт, потому что это происходит после духов и запаха Фицджеймса, после его тяжких, отчаянных вздохов и его расфокусированных глаз).       У Фицджеймса перехватывает дыхание, когда Фрэнсис накрывает его губы своими, нежно прижимаясь к ним ртом. Он отворачивает лицо в сторону, глотая воздух, как утопающий, и Фрэнсис чувствует его дыхание на своей щеке, на скуле, там, где подрагивают губы Фицджеймса.       Когда Фрэнсис тянется к его руке, Фицджеймс делает то же самое, и они переплетают пальцы на полпути между ними, рядом со стаканом, который Фицджеймс всё ещё продолжает держать. Они хватают друг друга за руки, и - Боже! - Он такой тёплый... Фрэнсис хочет прикасаться к нему везде и целовать каждый дюйм его тела. Он так возбуждён, что начинает потеть, но в то же время чувствует себя странно отделённым от своего тела, которое кажется далёким, больше не принадлежащим ему; единственные реальные части его самого — это те, которые Фицджеймс уже целовал и трогал. Остальная его часть ждёт, когда её вернут к жизни.       Это то, что чувствует Фицджеймс во время выступлений? Полностью связанный со всеми в комнате, словно его тело принадлежало им, как будто публика могла решать, что именно заставить его чувствовать? Неужели он так сильно доверяет людям?       Нет, Фрэнсис уже знает это: Фицджеймс им совсем не доверяет, он прекрасно знает, на что способны люди, именно поэтому он занимается перформансом и хорошо в этом разбирается.       Для Фрэнсиса, который работает с инсталляциями, сделанными из предметов, которые он даже не создаёт сам, это безумие, он никогда не смог бы так открыться незнакомым людям.       Но, думает он, когда Фицджеймс покрывает его лицо нежными поцелуями, это не удивительно.       - Фрэнсис, — говорит Фицджеймс дрожащим голосом, его губы касаются губ Фрэнсиса при каждом слове, — мне нужно знать — что это?       Фрэнсис поднимает руку и нежно касается его волос — они такие мягкие, — убирая выбившуюся прядь с глаз.       - То, чего я хотел уже несколько месяцев.       Фицджеймс хватает его за руку, в его глазах горит отчаяние:       - Не только сегодня вечером?       - Вовсе нет, — говорит он. — А для тебя?       - Отнюдь, - Фицджеймс расплывается в улыбке облегчения, морщинки лучиками разбегаются от уголков его глаз, показывая, насколько искренне это облегчение.       - Джеймс, — Фрэнсис прижимает ладонь к его щеке. - Можно?..       - Да.       Фрэнсис наклоняет голову и соединяет свои губы с губами Фицджеймса, на этот раз в настоящем поцелуе. Фицджеймс издаёт отчаянный звук откуда-то из глубины горла, словно раненый щенок, и крепче сжимает его руку, как будто боится, что кто-то может вырвать у него Фрэнсиса, но Фрэнсис не собирается уходить, что бы ни случилось, он останется здесь, в его объятиях.       Рот Фицджеймса мягкий и тёплый, его запах сильнее вблизи, он отличается от того, к которому привык Фрэнсис (Фицджеймс, проходящий мимо него в своей маленькой кухне-студии, Фицджеймс, склонившийся над Фрэнсисом во время работы, чтобы заглянуть в его заметки, Фицджеймс забыл свой шарф в студии Фрэнсиса, и Фрэнсис зарылся в него лицом, как только остался один и сразу почувствовал, что он только что сделал что-то постыдное).       Теперь, когда он может вдохнуть его, Фрэнсис подступает к нему как можно ближе, прижимая к стойке, думая о том, как же он хорош: сильный, крепкий, стройный... В нём прекрасно всё, и Фрэнсис не знает, с чего начать. Может, начать целовать его великолепные руки и посасывать эти длинные пальцы? (Он намочил бы их, чтобы Фицджеймс был готов открыть его). Или сунуть нос под его ухо, вдохнуть запах и пососать родинку на коже? (Понравится ли это ему? Позволит ли он Фрэнсису сделать это?) Или, может быть, следует сначала раздеть его, чтобы иметь возможность прикоснуться ко всему, почувствовать, насколько он крепок, насколько силён, ощутить все его шрамы и отметины, которые он нанёс себе сам или те, что оставили на нём незнакомцы?       У Фрэнсиса было так мало его в течение нескольких месяцев, зато теперь у него есть всё на выбор.       Он перемещает руку со щеки Фицджеймса на затылок, чувствуя, как ему там тепло, несмотря на то, что волосы собраны в узел, а затылок открыт. Он царапает его ногтями, и Фитцджеймс стонет прямо ему в рот.       Звук шокирует его, посылая ослепительный укол возбуждения в пах.       Фрэнсис наклоняет голову, чтобы углубить поцелуй, и Фицджеймс выгибается ему навстречу, обвивая своим телом, как ива, пряча и защищая от всего мира. Он возвышается над Фрэнсисом на своих высоких каблуках, и это заставляет его чувствовать себя на удивление в безопасности. Защищённым. У него перехватывает дыхание.       Когда Фицджеймс облизывает губы, его колени почти подкашиваются, и ему приходится ухватиться за руки Фицджеймса, чтобы удержаться на ногах. Он позволяет ему проникнуть в рот, и в тот момент, когда чувствует язык Фицджеймса, у него вырывается стон. Фицджеймс стонет и целует его более настойчиво, едва позволяя ему дышать, как будто ему невыносима мысль о том, чтобы жить без поцелуев Фрэнсиса теперь, когда он их попробовал. Это абсурдная мысль, но Фрэнсис прекрасно понимает его, это именно то, что он сейчас чувствует, не желая расставаться с мужчиной, которого сжимает в объятиях, ни за что на свете.       - Джеймс, — бормочет он одними губами, не отступая ни на дюйм, — могу я отвести тебя в постель?       - Да, - Фицджеймс настойчиво кивает, целуя его снова и снова. - Пожалуйста. Да.       Фрэнсис действительно отступает назад, намереваясь взять его за руку и отвести в спальню, но прежде чем он успевает обернуться, Фицджеймс снова целует его в губы, как будто просто не может держаться от него подальше. Это заставляет Фрэнсиса одновременно стонать и улыбаться во весь рот.       - Джеймс, — шепчет он посреди шквала поцелуев. - Дорогой, ты должен…        Фицджеймс не даёт ему закончить, он отчаянно запускает свободную руку в волосы и язык в рот.       Фрэнсис едва может вспомнить, как дышать, теперь, когда Фицджеймс так сильно хочет его, и ему требуется некоторое время, чтобы успокоиться.       - Джеймс, — он закрывает лицо руками, — я хочу сделать это правильно. Только не на кухне.       Он хихикает, надеясь заставить его расслабиться, так как Фицджеймс немного дрожит в его руках.       - Фрэнсис, - Фицджеймс целует его в щёку, в уголок рта, замедляя шаг. - Фрэнсис.       - Да - шепчет он, — я держу тебя.       Фицджеймс издаёт сдавленный звук и зарывается в его волосы, целуя его там и пряча в них лицо.       - Это… Фрэнсис, это… - он хватается за него и шепчет: - Я так сильно этого хотел.       - Я тоже, - он снова берёт его лицо в руки, пристально глядя на него. - Господи, я тоже.       Глаза Фицджеймса наполняются слезами, поэтому Фрэнсис ласкает его скулы большими пальцами, безмолвно разрешая ему не сдерживать слёз, ведь он здесь, рядом, для того, чтобы вытирать их, если понадобится.       Фицджеймс прерывисто вздыхает и прижимается лбом к его лбу, закрывая глаза.       - Хороший мальчик, — шепчет Фрэнсис, медленно поглаживая тыльную сторону его руки.       Фицджеймс стонет и переплетает их пальцы вместе.       Он медленно успокаивается, восстанавливая контроль над дыханием и смаргивая слёзы. Он легонько чмокает Фрэнсиса в нос и говорит:       - Отведи меня в постель.       Фрэнсис улыбается и ведёт его туда, продолжая крепко держать за руку.       Он оборачивается, как только они оказываются в его комнате, и не может сдержать смешок: Фицджеймс всё ещё держит чёртов стакан, сжимая его так крепко, что костяшки пальцев почти побелели.       -Что? - Он смотрит на Фрэнсиса огромными, растерянными глазами, поэтому Фрэнсис обхватывает стакан рукой:       - Давай отложим это, мм?       - О, - Фицджеймс опускает взгляд на стакан, как будто видит его впервые. - Верно. Я забыл.       Фрэнсис берёт его и идёт, чтобы поставить на стол. У него едва хватает времени обернуться, прежде чем он обнаруживает, что его пытаются зацеловать до полусмерти, потому что Фицджеймс теперь прижимается к нему всем телом.       Изо рта у него вырывается протяжный стон. В ответ Фицджеймс кладёт руки ему на задницу и притягивает к себе, словно старается слиться с ним воедино. Они оба стонут от внезапного контакта, который остро ощущают даже через одежду.       - Я хочу тебя, — Фицджеймс дышит на его губы, склоняясь, чтобы поцеловать в шею. - Так сильно, Фрэнсис, что не могу думать ни о чём другом.       - Только ты, — говорит Фрэнсис, прекрасно понимая его. - Всегда.       Фрэнсис отталкивает его назад, пока он не оказывается прижатым к стене. Фицджеймс позволяет ему сделать это и набрасывается на его куртку, срывая её с плеч на пол, не давая ему возможности даже взглянуть, куда она упала. В отместку Фрэнсис утыкается лицом ему в шею, чувствуя его учащённый пульс под языком, и - о да! Вот оно! - Это его духи, его собственный аромат, который стал таким успокаивающим для Фрэнсиса за последние несколько месяцев, и теперь он может наполниться, надышаться, насладиться им. Он посасывает родинку на шее сбоку и получает в награду пронзительный стон Фицджеймса. Тот хватается обеими руками за плечи Фрэнсиса, прижимает его к себе, побуждает продолжать, издавая стон наслаждения.       Воодушевлённый, Фрэнсис облизывает и целует его кожу, пока не добирается до горловины топа и меняет направление, целуя шею вдоль горловины. Какая разница, где целовать, если он так сильно хочет этого. Но Фицджеймс запускает обе руки в его волосы и говорит:       - Подожди.       Фрэнсис сразу же отступает, готовый притормозить, раз он просит. Чёрт возьми, он готов остановиться, если ему это нужно, но в глазах Фицджеймса горит огонь, точно такой же, как тот, который поглощает его, он всего лишь выскальзывает из ботинок и толкает их в сторону; затем заводит руки за шею, расстёгивает ворот своего топа, стаскивает его через голову и швыряет на пол.       -Чтобы тебе было удобней целовать меня, - говорит он, с потемневшими глазами, полуобнажённый, стоя в шаге от Фрэнсиса.       Боже, у него кружится голова.       Он кладёт обе руки на грудь Фицджеймса, чувствуя, как его мышцы напрягаются под разгорячённой кожей. Он проводит рукой по боку, прямо под шрамом. Шрам выглядит лучше, чем тогда, когда Фрэнсис видел его в последний раз, открытым и кровоточащим, но всё равно это тяжкое зрелище. Он избегает прикасаться к нему напрямую, не желая причинять никакого дискомфорта, поэтому ласкает кожу вокруг него, чувствуя, как напрягаются мышцы Фицджеймса.       - Ты прекрасен, - говорит Фрэнсис, не сознавая, что делает.       Подняв взгляд, он обнаруживает, что Фицджеймс смотрит на него удивительно проникновенно.       Он берёт лицо Фрэнсиса в свои ладони и целомудренно целует его в губы.       - Скажи мне это ещё раз.        Он требует, он нуждается в его признании, и у Фрэнсиса нет более сильного желания, чем рассказывать ему всё об этом.       Он склоняет голову, как кающийся грешник перед святым, и целует его в плечо.       - Ты прекрасен.       Он опускается на колени, прямо там, на полу своей спальни, и целует кожу вокруг шрама:       - Так красиво.       Фицджеймс кладёт руку ему на плечо, а другую запускает в волосы, нежно поглаживая их.       Затем он удивляет Фрэнсиса: он ожидал, что тот либо протянет ему руку, чтобы помочь встать, либо расстегнёт брюки, чтобы Фрэнсис отсосал ему (ему бы понравились оба варианта), но Фицджеймс опускается на колени рядом с ним, снова целует его в губы и говорит:       - Ты тоже красивый.       Фрэнсис любит говорить комплименты, но ему всегда трудно принять всё то хорошее, что люди говорят о нём, и чаще всего он заканчивает тем, что не обращает внимания на комплимент или неловко отмахивается от него.       Слова Фицджеймса застают его врасплох настолько, что он просто разевает рот, как рыба, вытащенная из воды, чувствуя, как его лицо краснеет, а уши начинают гореть.       - Ты красивый, Фрэнсис, — говорит Фицджеймс без тени веселья в голосе, с подкупающей откровенной честностью. Он так ошеломлён этим, что позволяет Фицджеймсу расстегнуть рубашку и стянуть её.       - И горячий, такой чертовски горячий, что я боялся сойти с ума в последние несколько месяцев.       - Джеймс, пожалуйста…       - Нет, Фрэнсис, я слишком долго молчал, позволь мне рассказать тебе всё, о чём я думал, ты должен знать, — говорит он с такой силой, что Фрэнсис замолкает.        Фицджеймс встаёт на ноги и протягивает ему руку.       - Пойдём, — говорит он голосом, не допускающим возражений.       Фрэнсис берёт протянутую руку, и Фицджеймс быстро притягивает его, так что он снова оказывается у него в объятиях, прижимается к широкой груди. На этот раз они оба полуголые, Фицджеймс такой чертовски горячий, а его вздохи — это нечто, Фрэнсис уверен, что теперь он будет слышать их во сне.       Фицджеймс садится на край кровати, оставляя Фрэнсиса стоять между его длинными раздвинутыми ногами.       Фицджеймс, кажется, не может перестать смотреть на него, и Фрэнсис знает, что он уже покраснел до корней волос, но это неважно, он хочет, чтобы Фицджеймс увидел, какой эффект он производит на Фрэнсиса.       Он наклоняет голову, чтобы поцеловать Фицджеймса, не в силах перестать посасывать его язык теперь, когда знает, какой он на вкус и как прекрасно реагирует на каждое прикосновение, ничего не скрывая.       Фицджеймс кладёт руки на пояс Фрэнсиса и расстёгивает его ловкими пальцами. Они стягивают с него штаны и боксеры, их руки переплетаются, Фицджеймс тихонько хихикает одними губами, а затем стонет от вздоха Фрэнсиса. Его зрачки огромны, когда он во все глаза смотрит на Фрэнсиса, тяжело дыша, точно голодный в предвкушении пиршества.       - Чёрт, ты великолепен, - говорит он и утыкается лицом в грудь Фрэнсиса, притягивая его ближе, целуя его кожу. Он кладёт обе руки на его задницу, разминая её. Член Фрэнсиса дёргается, зажатый между ними, трущийся о грудь Фицджеймса. Его лицо горит, но это так приятно.        Фицджеймс обхватывает пальцами его член и громко стонет, притягивая Фрэнсиса для мучительного поцелуя, грубо вторгаясь в его рот языком, не спрашивая разрешения теперь, когда он знает, что оно у него есть, он берёт то, что хочет, что принадлежит ему по праву. Это так хорошо, что Фрэнсис снова дёргается в его руке, когда Фицджеймс гладит его уверенным прикосновением.       - Джеймс… - Он задыхается от этого ощущения, толкаясь бёдрами в его руку.       Фицджеймс пожирает его, покрывает поцелуями грудь, жадно втягивает сосок в рот.       Фрэнсис пытается запустить руку ему в волосы, но забывает, что они у него завязаны, и в итоге царапает ногтями затылок.       Фицджеймс вскрикивает, поэтому Фрэнсис тут же убирает руку:       - Прости, прости.       -- Не надо, — хрипит Фицджеймс, его глаза тёмные и властные. — Мне нравится, когда это немного грубо.       "Боже милостивый, -- думает Фрэнсис, -- неужели этот человек вообще реален?"       Он снова запускает пальцы в волосы, теперь более осторожно, но целенаправленно царапая ногтями кожу.       - Развяжи это, — яростно приказывает Фицджеймс, — Мои волосы.       Фрэнсис собирается спросить, уверен ли он, потому что знает, что это значит для него, но потом замечает, как Фицджеймс обнажает перед ним шею, демонстрируя полное доверие, и вопрос оказывается бессмысленным.       Он осторожно распутывает серебряную заколку, и каскад шоколадных волн ниспадает ему на руки. Он оставляет заколку на прикроватном столике, убедившись, что они случайно не столкнут её куда-нибудь, затем запускает обе руки в волосы Фицджеймса, наслаждаясь тем, какие они мягкие.       Фицджеймс смотрит на него так открыто и доверчиво.       - Такие красивые, — говорит Фрэнсис, играя с прядью его волос.       Фицджеймс снова утыкается лицом ему в грудь и нежно целует его там.       - Ложись на кровать, — говорит он. — Позволь мне раздеться для тебя.       - Для меня, мм?       Фицджеймс стонет:       - Господи, не делай этого.       - Чего не делать?       - Этой штуки: «мм», - говорит он, при этом выглядит возбуждённым от одной мысли об этом, — она такая горячая.       - Правда? - Фрэнсис заинтригованно приподнимает бровь и садится на кровать. У него нет времени смущаться из-за того, что он полностью обнажён и выставлен на всеобщее обозрение, потому что Фицджеймс надвигается на него быстро, как хищник.       - Да, чёрт возьми, так оно и есть, - говорит он. - Звучит так, словно ты приказываешь мне что-то сделать, но ты говоришь это как вопрос, словно у меня есть выбор.       - А ты не хочешь, чтобы у тебя был выбор? - Спрашивает Фрэнсис. - Ты хочешь, чтобы тебе говорили, что делать, не так ли?       - Иногда, - отвечает он, уставившись на его рот. - Иногда я не хочу думать, я просто хочу чувствовать.       - Это один из тех случаев?       - Боже, нет, я умираю от желания сделать с тобой всё, — говорит он с эйфорическим смехом. — Но прибереги это для другого раза. Ты должен знать, что я довольно хорошо делаю то, что мне говорят.       Тот факт, что Фицджеймс уже думает о «другом разе», на мгновение шокирует его. Он наклоняется к нему и притягивает для поцелуя. Фрэнсис чувствует, какой он твёрдый, член Фицджеймса прижатый к его бедру, всё ещё стиснутый в его модных штанах. Он просовывает руку между ними и трёт ею поверх ткани, чувствуя его форму и твёрдость. Фицджеймс всхлипывает ему в рот и прячет лицо у него на шее, тяжело дыша и покачивая бёдрами.       - Давай разденем тебя, - бормочет Фрэнсис одними губами. - Мммм? - Позволяя своей руке переместиться к пуговицам брюк. Он расстёгивает их, Фицджеймс приподнимается и встаёт на пятки, и на мгновение Фрэнсис ослеплён его видом. Они вместе стягивают с него штаны, затем Фицджеймс встаёт с кровати. Фрэнсис вопросительно смотрит на него, но он только озорно улыбается.       - Продолжай смотреть на меня, — говорит он.       "Я смотрю на тебя уже несколько месяцев", - думает Фрэнсис.       - Да, — говорит он.       Фицджеймс позволяет брюкам упасть на пол к его ногам, и Фрэнсиса захватывает воспоминание о его испорченной чёрной рубашке, упавшей на пол галереи во время выступления, когда кто-то разорвал её против его воли.       Но сейчас всё иначе: взгляд Фицджеймса полностью осмысленный, его внимание и ощутимое желание направлено на то, чтобы Фрэнсис наслаждался. Он цел и невредим, и никто не причинит ему вреда сегодня вечером.       Они оба здесь, вместе, каждый ради другого.       Фицджеймс одет в кружевные чёрные плотно облегающие боксеры, его эрекция так очевидна, скрытая под тонкой тканью.       - Посмотри на меня, - слышит Фрэнсис его шёпот. В его голосе звучит благоговейный трепет. Он охвачен священным страхом.       - Тебе нравится то, что ты видишь? — Спрашивает Фицджеймс, делая пируэт в его сторону.       Фрэнсис обхватывает рукой собственную эрекцию, хорошенько её накачивая. Глаза Фицджеймса мгновенно темнеют, когда он замечает это.       - Ты не представляешь, до чего прекрасен, - отвечает он. - Иди сюда.       Прелестный румянец проступает на его шее. Он быстро стягивает бокскры и возвращается в постель, обратно к Фрэнсису, полностью обнажённый, предоставляя ему своё тело (отмеченное шрамами, оставленными незнакомцами, и поцелуями, оставленными Фрэнсисом), к которому он может прикоснуться, и он прикасается, позволяя рукам бродить по его спине, ягодицам, задней части бёдер.       - Что тебе нравится? - Спрашивает Фицджеймс неторопливым шёпотом. - Скажи мне, чтобы я мог дать это тебе.       - Ты, - говорит Фрэнсис без тени сомнения. - Ты мне нравишься.       Фицджеймс медленно опускается на него, пока они не оказываются нос к носу, и шепчет:       - У тебя есть я.       Теперь поцелуй — это всё, что нужно. Хит. Это не слишком опрятно — Джеймс в какой-то момент заканчивает тем, что облизывает подбородок, — и неэлегантно — Фрэнсис почти хрюкает, когда их члены соприкасаются, — всё это нужно принять, но Фрэнсиса внезапно поражает мысль, как хорошо ему рядом с Фицджеймсом. Он сдвигает его вниз, решительно стягивая за задницу, и они оба стонут в поцелуе, когда Фицджеймс прижимается к нему, а их члены трутся друг о дружку.       - Боже, ты такой горячий, - с придыханием шепчет Фицджеймс, оставляя влажные поцелуи сбоку на шее.       Фрэнсис просто не может перестать целовать его, поэтому он запускает руку ему в волосы и снова целует, притягивает к себе, слегка дёргая за волосы теперь, когда он знает, что Фицджеймс не против. Действительно, он тает в его объятиях и позволяет двигать себя так, как заблагорассудится Фрэнсису: тот поворачивает его в разные стороны, чтобы они могли быть ещё ближе и просовывает колено между ног Фицджеймса. Фрэнсис наслаждается низким вздохом, который вырывается из его горла, когда он прижимается к Фицджеймсу, сжимая его бедро.       Сам Фицджеймс, кажется, жаждет его рта, и Фрэнсис более чем счастлива баловать его поцелуем за поцелуем в губы, шею, вдоль линии его сильной челюсти.       Он чувствует себя лёгким, как пёрышко. Он обхватывает ладонями лицо Фицджеймса и просто смотрит на него мгновение, позволяя их дыханию замедлиться, пользуясь моментом, чтобы открыто полюбоваться тем, как он красив вблизи, как в зелёных и коричневых тенях на его веках несколько бронзовых чешуек отражают слабый свет, идущий из гостиной.       - Твой макияж чуть не довёл меня сегодня до сердечного приступа, — говорит он, заставляя Фицджеймса усмехнуться.       - Ты не привык к мужчинам с косметикой?       - Я не привык к тому, что ты накрашен и выглядишь потрясающе.       Весёлая улыбка Фицджеймса сменяется на более мягкую, и он почти нежно целует Фрэнсиса в губы.       - Твои комплименты, — произносит он. — Я так долго мечтал о том, чтобы ты говорил мне подобные вещи, но в реальной жизни это звучит намного лучше.       - Что, по-твоему, я должен был тебе сказать? — Спрашивает Фрэнсис, играя с прядью его волос.       Фицджеймс качает головой:       - Что это неуместно.       Он на самом деле кажется обеспокоенным по этому поводу.       О, Фрэнсис заинтригован.       - Я уверен, что это не так, - успокаивает он Фицджеймса. - Единственное, что смущает, — это то, что я умирал от желания столько всего рассказать тебе в течение нескольких месяцев.       Глаза Фицджеймса вспыхивают:       - Что например?       - Скажи мне что-нибудь из своего, и я расскажу тебе что-то из своего.       Кажется, он действительно задумался.       Как же это интимно — лежать обнажённым рядом с другим человеком и совершенно непринуждённо разговаривать с ним, даже когда ты чувствуешь, как его возбуждение вибрирует в твоём собственном теле.       - Хорошо, - в конце концов Фицджеймс принимает решение. Он играет с рукой Фрэнсиса, говоря: - Я представлял, что ты говоришь мне, как сильно я тебе нравлюсь.        Он крепко зажмуривает глаза:       - Господи, я говорю, как подросток.       Фрэнсис прижимается губами к его уху и шепчет:       - Ты мне так нравишься.       - Не смейся надо мной, Фрэнсис…       Но Фрэнсис прижимает его к кровати и продолжает, полный решимости дать ему то, что он хочет:       - Мне нравится, какой ты красивый, и я восхищаюсь тем, какой ты храбрый, какой ты умный, какой стойкий.       Фицджеймс задерживает дыхание, ловя каждое его слово. Фрэнсис оставляет поцелуй на его подбородке:       - Твоя очередь.       Он сглатывает и говорит:       - Я представлял, как ты говоришь, что тебе понравились мои работы.       Фрэнсис приподнимает бровь:       - Но я сделал это.       - Да, но я хотел большего, — яростно говорит он. — Я же говорил, что хочу от тебя многого.       - Твои работы прекрасны. Так и есть, — говорит Фрэнсис, глядя ему прямо в глаза.       Фицджеймс улыбается слабой, но такой искренней улыбкой.       - Твоя очередь, - он говорит это почти с вызовом, но это ничуть не скрывает, насколько он нуждается в похвалах Фрэнсиса.       - Твои волосы, — говорит он, играя с ними. — Мне нравится, насколько они красивы, насколько особенными они делают тебя, — говорит он. — Мне нравится, когда ты распускаешь их для своих выступлений, — он оставляет на них поцелуй над ухом. - И мне нравится, когда ты носишь их завязанными, потому что это оставляет твою шею открытой.       Он оставляет поцелуй на кадыке, чувствуя, как у Фицджеймса перехватывает дыхание. Его член по-прежнему твёрдо стоит на Фрэнсиса: кажется, не имеет значения, что они замедлились и, в основном, просто разговаривают, это всё такая же сильная эрекция на него, явное напоминание о том, насколько сильно Фицджеймс хочет его, как будто слова Фрэнсиса становятся настоящими прикосновениями, доставляющими ему физическое удовольствие.       - Что ещё? — Требует он, голос его немного дрожит. — Что ещё, Фрэнсис?       - Так много всего, слишком много…       - Расскажи ещё, - умоляет он. — Ещё одно.       Фрэнсис обдумывает, что сказать, а Фицджеймс, едва моргая, смотрит на него.       - Твой член, - говорит он. Каким бы банальным это ни было, он, похоже, это ценит.       Его язык быстро высовывается, чтобы облизать губы.        - А что насчёт моего члена, Фрэнсис?       - Насчет этого? - Улыбается он, беря его в руку, чувствуя его приятную тяжесть и предвкушая, как чудесно это наполнит его рот. - Он такой тяжёлый, как по мне.       Фицджеймс издаёт сдавленный звук удовольствия, который передаётся прямо на собственный член Фрэнсиса.       Он отчаянно кивает.       - Ты всегда так возбуждал меня, — говорит он. — Я подумывал о том, чтобы перестать носить платья, когда мы работали вместе.       Фрэнсис вскидывает голову от неожиданности.       - Ни за что.       - О, слава Богу, ты не заметил, — говорит он, закрывая лицо рукой.       - Когда? — Спрашивает Фрэнсис, не в силах скрыть своего любопытства.       - Помнишь, как ты в первый раз надел ту кожаную куртку?       Он хмурится:       - Ты серьёзно?       - Ужасно, - удручённо отвечает он. - Мне пришлось подумать о самых отвратительных сценах, которые я мог представить, чтобы избежать дальнейшего позора.       Он понижает голос и говорит:       - К счастью, в тот день на мне было широкое платье.       - Что ты несёшь? У тебя встал из-за моей кожаной куртки?       - Не из-за твоей кожаной куртки, ты, задница, — Фицджеймс драматично закатывает глаза, но краснеет ещё больше. - Из-за тебя в этой кожаной куртке и в джинсах, которые так хорошо облегают твои бёдра…       - Тебе нравятся мои бёдра?       - Господи, да, — стонет он. — И вообще, повернись на спину.       - Почему?       - Потому что, — говорит Фицджеймс, оглядывая его со всех сторон, — я собираюсь повеселиться между твоими бёдрами.       - Хорошо, - говорит он, ошеломлённый искренностью его слов. - Я имею в виду, да. Пожалуйста.       Он ложится на спину, и Фицджеймс перекидывается через него. Он покрывает его грудь поцелуями и случайными укусами, от которых к Фрэнсису сразу возвращается ранее ослабевшая эрекция. Он пытается приподнять бёдра в поисках облегчения, бесстыдно потираясь о грудь Фицджеймса, но тот опускается ниже на кровати, раздвигая ноги Фрэнсиса, всё время глядя на него с ухмылкой.       Затем он опускает взгляд вниз, на его член.       - Да, - одобрительно бормочет он, — так горячо.       Фицджеймс старается не прикасаться к нему: вместо этого он позволяет своим рукам блуждать вокруг него, наклоняясь и прижимаясь ртом к внутренней стороне правого бедра, оставляя на нём засос, что заставляет Фрэнсиса громко стонать.       Он запускает руку в волосы Фицджеймса, где-то у виска, не толкая и не дёргая, просто прикасаясь к нему, потому что теперь ему это позволено.       Когда Фицджеймс, кажется, удовлетворён оставленной отметкой, он утыкается лицом в пах Фрэнсиса, тычется носом в его член, его глаза закрываются.       - Господи, - ахает Фрэнсис. Он приподнимается на локтях, чтобы лучше видеть.       - Фрэнсис, — говорит Фицджеймс, облизывая губы, — мне использовать презерватив?       - Ах, наверное, — отвечает он. — Всё должно быть в порядке, но я давно не сдавал анализы. С тех пор, как София...       - Тогда на всякий случай, - Фицджеймс невозмутимо улыбается. Во всяком случае, он выглядит счастливым, уткнувшись лицом между бёдер Фрэнсиса.       Фрэнсис тяжело сглатывает и с трудом отводит от него глаза. Он берёт презервативы с прикроватного столика и протягивает один ему.       - Извини за это.       - Ты что, издеваешься надо мной? - Фицджеймс оскорблённо выгибает бровь, быстро открывает упаковку и надевает на него презерватив. - Я мечтал об этом месяцами, мне наплевать на этот кусочек пластика.       Затем он тепло улыбается, и Фрэнсис почти тает, сразу же успокоившись.       Фицджеймс опускается на него и начинает с того, что оставляет крошечные влажные поцелуи по всей длине ствола, крепко обхватив его рукой и медленно, почти лениво накачивая. Он открывает глаза, встречается взглядом с Фрэнсисом и высовывает язык, облизывая его член.       Фрэнсис одобрительно бормочет, поглаживая его по волосам, и Фицджеймс издаёт из глубины горла тихий стон.       - Кое-что ещё, о чём я мечтал, — выдыхает он, прижимаясь к Фрэнсису. — Чтобы ты говорил мне, что я делаю хорошую работу.       Прежде чем он успевает ответить, Фицджеймс берёт его член в рот.       - Чёрт возьми, Господи, Джеймс, - он тяжело дышит, сердце бешено колотится где-то в горле. Фрэнсис запускает пальцы в волосы, обхватывая ладонями затылок. Фицджеймс издаёт низкий звук одобрения, вибрирующий в нём.       - Прекрасен, - вырывается у него помимо воли.       Фицджеймс прерывает зрительный контакт, чтобы опустить голову, заглатывая его член почти до основания.       - Господи, — Фрэнсис тяжело дышит, зажмурив глаза. - Ты…- Ему очень трудно закончить предложение, его отвлекает то, как Фицджеймс играет с головкой его члена. - Так хорошо... Ты чудо.       Похвала заставляет Фицджеймса громко стонать рядом с ним, и он увеличивает темп своих движений. Прядь волос падает ему на лицо, он не обращает на неё внимания, но не проходит и минуты, как за ней следует вторая.       Фицджеймс отстраняется с разочарованным стоном.       - Подожди, — говорит он слегка хриплым голосом.       Фрэнсис, который вот-вот растает прямо здесь и больше не может мыслить связно, только издаёт неопределённый звук утверждения. Он берёт член в руку прямо перед лицом Фицджеймса, не задавая вопросов, просто следуя необходимости показать ему, как он выглядит, когда делает что-то настолько интимное.       - Ты собираешься убить меня, — говорит Фицджеймс, глаза которого следят за движениями его руки, работающей над собой. - Не останавливайся.       Фрэнсис ошеломлённо улыбается ему и не останавливается.       Фицджеймс нетерпеливыми движениями быстро собирает волосы в конский хвост на затылке. Он смотрит на Фрэнсиса:       - Держи его, пока я буду сосать тебе, хорошо?       Фрэнсис перестаёт трогать себя.       - Конечно, хорошо, — он запускает руку в волосы Фицджеймса. - Понял.       Он улыбается Фицджеймсу, тот улыбается в ответ, прежде чем открыть рот для того, чтобы Фрэнсис мог наполнить его своим членом.       Фицджеймс забирает его обратно со вздохом почти облегчения.       Фрэнсис обхватывает себя рукой, поэтому, когда Фицджеймс берёт глубже, его губы касаются пальцев Фрэнсиса. Он стонет и падает на кровать, стараясь не слишком сильно дёргать Фицджеймса за волосы.       - Ты так хорош в этом, - он тяжело дышит, поглаживая его волосы. - Так хорошо отсасываешь мне, Джеймс.       Стон Фицджеймса эхом отдаётся в нём, и Фрэнсису приходится на мгновение закрыть глаза, потому что всё это слишком хорошо. Рот Фицджеймса обжигающе горячий, мягкий и совершенный, и то, как он прикасается к нему, дрочит в самое подходящее время, когда его голова качается вверх-вниз, просто… Изумительно. Фрэнсис растворяется в этом удовольствии, наслаждаясь им свободно и непринуждённо. Он не открывает глаз, но поднимает руку, чтобы обхватить лицо Фицджеймса сбоку, поглаживая большим пальцем его щёку и острую скулу. Он едва замечает, что говорит, бормоча всякую чушь:       - Боже, ты самое прекрасное, что я когда-либо видел, ты сам - произведение искусства, Джеймс…       Фицджеймс прерывисто стонет. Фрэнсис ласкает его лицо и приподнимается на локте, чтобы посмотреть на него, и, о Боже, это - одна из самых горячих вещей, которые он когда-либо видел в своей жизни: Фицджеймс со своими тонкими губами, обхватившими его член, закрытыми глазами и блаженным выражением на лице.       - Как ты прекрасен, — снова говорит Фрэнсис, сознавая, что повторяется, и испытывая чувство замешательства оттого, что у него есть возможность наблюдать за Фицджеймсом в таком виде.       Он убирает руку, которой придерживал волосы Фицджеймса, и тот открывает глаза и накрывает его руку своей, неотрывно глядя на него.       Они смотрят друг на друга в промежутках между тяжёлыми вдохами и влажными звуками, в то время как Фицджеймс продолжает двигаться, и это уже чересчур, Фрэнсис собирается остановить его, когда Фицджеймс почти полностью выпускает его, но останавливается, чтобы сосредоточиться на головке, засасывая её в рот с благодарным стоном.       - О, Господи! - Фрэнсис тянет его за волосы, заставляя отодвинуться, и Фицджеймс выгибается дугой со стоном, который, кажется, исходит прямо из глубины его груди. Он тяжело дышит, его рот красный и влажный, губы приоткрыты. Его язык высовывается, чтобы лизнуть головку члена Фрэнсиса, как будто он никак не может удержаться, чтобы не прикоснуться к нему ртом.       - Чёрт, прекрати, прекрати, - пыхтит Фрэнсис. - Я уже близко.       Фицджеймс оставляет последний поцелуй его члену («Джеймс!»), затем надвигается на него. Он бешено целует его, пока Фрэнсис пытается восстановить дыхание, и это так приятно, его рот еще теплее и мягче, чем раньше, если это вообще возможно,такой податливый после того, как с ним поработал член Фрэнсиса. Он стонет в поцелуе и впивается пальцами в бока Фицджеймса, притягивая его ближе.       - Как ты хочешь кончить? - Спрашивает Фицджеймс одними губами, глаза у него тёмные, дикие. - Как ты хочешь, чтобы я заставил тебя кончить, Фрэнсис?       - Я, — начинает он, но понимает, что у него нет ответа. Есть слишком много вариантов, на которые он пошёл бы, и на мгновение он просто лежит, ошеломлённый возможностью выбора.       - Ты бы хотел трахнуть меня? - Шепчет Фицджеймс одними губами низким бархатистым голосом. - Я бы с удовольствием.       Фрэнсису бы это тоже понравилось, о Боже, ему бы понравилось. Сама мысль об этом почти невыносима, и он испытывает искушение сказать «да» — за исключением того, что это не кажется правильным; это - для другого времени (если будет другое время), но не сегодня вечером.       - Думаю, я хочу, чтобы ты трахнул меня, — говорит Фрэнсис ещё до того, как эта мысль полностью сформировалась в его голове.       Глаза Фицджеймса расширяются, его игривая маска разлетается вдребезги. Он смотрит на Фрэнсиса, а Фрэнсис смотрит на него в ответ, чувствуя себя голым, но это не имеет ничего общего с тем, что на нём нет одежды.       - Ты уверен? — Наконец спрашивает Фицджеймс, рассеянно поглаживая его бицепс.       Не совсем. Но это кажется правильным.       Он даже не уверен, понимает ли Фицджеймс, что это значит для него. Мог ли он знать, что Фрэнсис никогда не позволял, даже никогда не хотел этого ни с кем, после Джеймса? Мог ли он знать, что Фрэнсис почти забыл этот вариант, который когда-то любил, и за последние девять лет полностью выбросил его из головы, как и сам секс, потому что даже в его «отношениях» с Софией не хватало того сексуального желания, которое он когда-то испытывал и теперь снова испытывает, убедившись, что его либидо поглотило себя болью, а затем просто с возрастом? Он думал, что всё это в прошлом - чувствовать, как тело горит от прикосновений, но, видимо, это не так, потому что теперь он снова ощущает это с Фицджеймсом, который на самом деле Джеймс, он может произносить его имя, он может позволить себе думать о нём, как о Джеймсе, ничего плохого не случится, потому что, если это случилось один раз, это не значит, что это должно происходить каждый раз — мог ли Джеймс знать, что значит всё это и многое другое?       Фрэнсис не уверен, но совершенно открытый взгляд Джеймса и то, как он терпеливо ждёт ответа, давая ему столько времени, сколько может понадобиться на раздумье, говорят ему, что он по крайней мере подозревает о некоторых деталях.       И этого достаточно для Фрэнсиса.       - Я уверен, — говорит он, чувствуя, как с его груди наконец-то спадает тяжесть, которую он давно перестал замечать.       Джеймс обхватывает его лицо руками и крепко целует.       - Я так сильно хочу тебя, - шепчет он, как признание. - Я так долго хотел тебя.       - Как долго? — Спрашивает Фрэнсис, чувствуя пьянящую радость от того, что их с Джеймсом желания совпадают.       - Январь, — говорит он без колебаний.       - Январь?       - Да, - Джеймс тихонько смеётся, но не от смущения, а от головокружения, потому что наконец-то признался в этом, и ему больше не нужно ничего скрывать.       - Я нашёл тебя невыносимо привлекательным ещё в январе, - говорит Фрэнсис, оставляя поцелуи у него на груди. - Тебя и твою дурацкую идеальную одежду.       Он выгибает бровь:       - Тебе нравится моя одежда?       - Она мне нравится на тебе, - Фрэнсис закрывает глаза. - Этот чёртов топ, который был на тебе сегодня вечером, Джеймс… - он качает головой. - Господи...       Его глаза загораются:       - Тебе понравилось, как он выглядит на мне?       - Боже, да, мне было так трудно весь вечер держать руки при себе.       Джеймс зарывается лицом в его волосы с задыхающимся стоном, его бёдра подрагивают, когда он трётся о Фрэнсиса своим твёрдым членом.       Фрэнсис заставляет его повернуть к себе лицо и шепчет на ухо:       - Тебе бы это понравилось? Если бы я прикоснулся к тебе, пока мы были в галерее, в окружении всех этих людей?       - О Боже, - Джеймс подавляет вздох, - да, Фрэнсис. Ты тоже так хорошо выглядел, твои бёдра…       - Опять мои бёдра? - Фрэнсис удивленно приподнимает бровь.       - Не смейся, ты опасен, — говорит Джеймс. - Мне пришлось сдерживаться, чтобы не упасть на колени, когда я впервые увидел тебя.       - Господи, Джеймс.       Они хихикают друг над другом, а по их венам струится эйфория с оттенком возбуждения и желания.       - Джеймс, — говорит Фрэнсис, когда их смешки стихают. Он проводит кончиками пальцев по его груди. - Я хочу тебя.       Джеймс оставляет целомудренный поцелуй на его губах и кивает:       - Да, — говорит он. — Да.       Ещё один поцелуй, такой же целомудренный, но многозначительный. Фрэнсис понимает всё, что хочет сказать этим поцелуем Джеймс: я не собираюсь причинять тебе боль, ты можешь доверять мне, я всё сделаю хорошо и для тебя, и для нас обоих. Спасибо тебе за то, что доверяешь мне всего себя.       Он проглатывает комок в горле.       - Подготовишь меня? - Спрашивает он. - Или хочешь посмотреть?       - Ты же не можешь всерьёз ожидать, что я буду выбирать, - стонет Фицджеймс, пряча лицо у него на груди.        Господи, как же он любит это — постоянное движение взад и вперёд между раскрытием своих самых больших секретов и желаний и шутками друг с другом, возможностью улыбаться и смеяться в середине секса, не делая его неловким. Два человека, которые знают друг друга и доверяют друг другу настолько, что могут позволить себе это. Фрэнсис никогда бы не подумал, что сможет снова с кем-то дойти до такого состояния.       - Чёрт, — говорит он, внезапно кое-что осознав. - У меня нет смазки.       Это одно из последствий его не очень активной в последнее время сексуальной жизни, но, чёрт возьми, почему он не взял немного и не сохранил на всякий случай? Он мысленно проклинает себя, когда Джеймс ухмыляется и быстро встаёт с кровати. У него нет времени смущаться своей реакцией, потому что Джеймс поднимает с пола свои сброшенные штаны, достаёт бумажник и говорит:       - Фрэнсис Крозье, за кого ты меня принимаешь? - Торжествующе вынимая из него пару упаковок смазки.       Фрэнсис ловит себя на том, что смеётся от восторга, позволяя себе расслабиться на кровати:       - Ты спаситель жизни. Сексуальный спаситель.       Джеймс возвращается на кровать с улыбкой на лице, и его член призывно изгибается. Он садится верхом на колени Фрэнсиса и широко улыбается:       - Я всегда прихожу подготовленным.       - Уверен в этом, — говорит Фрэнсис, наклоняя его для ещё одного поцелуя.       - Знаешь, — говорит Джеймс, прижимаясь губами к его уху. — После тщательного рассмотрения вариантов, я думаю, что хочу открыть тебя пальцем.       Фрэнсис явственно чувствует, как его собственный член дёргается между ними.       - Да, — говорит он. - Сделай это.       Глаза Джеймса горят огнём, когда он сосет его язык в жарком поцелуе, запустив руку в волосы Фрэнсиса, чтобы направлять его так, как ему заблагорассудится.       - Как тебе больше нравится? - Спрашивает Джеймс. - На спине, вот так?       Дело в том, что прошло слишком много времени с тех пор, как Фрэнсис делал это в последний раз, и он буквально забыл, какова была его позиция. Или лучше: он помнит, как двигался на четвереньках, а затем позволял себе растаять в постели, уткнувшись лицом в подушку или в сгиб собственного локтя, — но он не помнит, как это ощущалось. Он не помнит, каково это, когда кто-то раздвигает границы его собственного тела.       - Вот так, — говорит он, решив, что хочет смотреть на Джеймса. — Всё в порядке.       - Отличный выбор, - одобрительно хмыкает он. - Ты слишком прекрасен, чтобы на тебя не смотреть. Я имею в виду, у меня тоже был бы отличный вид на твою задницу…       - Джеймс…       - И твои бёдра, конечно, Господи, ты мог бы раздавить меня ими, ты, сексуальное чудовище…       - Джеймс.       - Прости, - говорит он, и в его голосе звучит что угодно, только не сожаление. - Я становлюсь разговорчивым, когда нервничаю.       - Ты всегда разговорчив.       - Ну, — тихо смеётся он, — я становлюсь ещё более разговорчивым, когда в моих объятиях великолепный мужчина.       Фрэнсис закатывает глаза.       - Я не…       - Так и есть.       Яростность его утверждения заставляет Фрэнсиса замолчать.       - Не тяни с этим, ладно? - Он подгоняет его, чувствуя, как горят его лицо и шея.       - Мммм, - кивает Джеймс с довольной улыбкой.       Он раздвигает ноги Фрэнсиса, поглаживая длинными пальцами внутреннюю сторону бёдер.       Фрэнсис демонстративно избегает смотреть на него сейчас, когда он беззащитен перед Джеймсом, когда обнажил каждую веснушку, каждое пятнышко, каждый изъян своего тела. Он просто смотрит в потолок.       - Боже, Фрэнсис, — слышит он восхищённый голос Джеймса, — ты такой красивый.       Он отвечает уклончивым ворчанием, и Джеймс, к счастью, умолкает.       Фрэнсис слышит, как он разрывает упаковку смазки, выдавливает немного, а затем… затем кончики пальцев Джеймса касаются его отверстия. Он не сразу вторгается внутрь, он не торопится, поглаживая и лаская Фрэнсиса, отчего у него сводит пальцы на ногах. Его лицо горит от равного смущения и желания, потому что - Боже! - он хочет этого.       - Джеймс, - Фрэнсис должен это сказать. — Я слишком давно...       - Тогда я буду очень осторожен, — отвечает он с ободряющей улыбкой, успокаивающе поглаживая его по бедру. Затем он осторожно нажимает кончиком пальца, внимательно изучая лицо Фрэнсиса в ожидании его реакции.       Фрэнсис сглатывает и кивает.       Не то чтобы он не делал этого годами — он занимался этим время от времени, когда робко проявлялось его либидо, но после Джеймса он всегда делал это самостоятельно, так что теперь он нервничает, доверяя своё тело кому-то другому.       Но, думает он, если и есть кто-то, кому он может доверить себя, так это Джеймс.       Он делает глубокий вдох и пытается расслабиться.       Указательный палец Джеймса скользит внутрь без малейшего сопротивления, благодаря всей смазке, которую он вылил как на свою руку, так и на Фрэнсиса. Её так много, что, когда он вынимает палец и снова входит, раздаётся хлюпающий звук, отчего лицо Фрэнсиса вспыхивает, хотя и не неприятно.       - Хорошо, это хорошо, - бормочет Джеймс себе под нос. Он моргает, облизывает губы и снова сосредотачивается. - Скажи мне, если что-то не так, в любое время. «      - Я не стеклянный…       - И скажи мне, — продолжает Джеймс, — когда тебе что-то особенно нравится.       "Когда". Не «если».       Фрэнсис может только кивнуть.       - Хорошо, — снова говорит Джеймс.       И он действительно начинает готовить Фрэнсиса к своему члену.       (Мысль настолько дикая, что ему едва удаётся проглотить истерический смех).       Джеймс сначала использует только указательный палец, давая его телу время привыкнуть к тому, что будет дальше, но даже тогда у него, похоже, есть целая стратегия: погрузившись на один палец во Фрэнсиса, он продолжает поглаживать и ласкать тугой ободок мышц вокруг него большим пальцем, слегка задевая его каждый раз, когда толкается в него. Это не такая уж сильная стимуляция, но он усиливает её, делает ритмичной, так что тело Фрэнсиса быстро учится предвосхищать следующее прикосновение, и он постоянно оказывается на грани удовольствия.       Кроме того, дразнящее прикосновение другого пальца быстро заставляет его жаждать большего давления внутри себя.       - Продолжай, - говорит он. - Я могу это принять.       - О, я не сомневаюсь, что ты сможешь, Фрэнсис, - говорит Джеймс. - Ты уже так хорошо это воспринимаешь.       Он давится собственной слюной, не привыкший к такого рода похвалам. Он не знает, что ответить, поэтому раздвигает ноги шире, приглашая Джеймса войти.       - Ммм, да, - бормочет, довольный Джеймс.       Два пальца проникают в него снова без проблем, но теперь давление другое: он чувствует, что от этого у него скоро перехватит дыхание, как будто длинные пальцы Джеймса вот-вот надавят прямо на его лёгкие в нижней части горла.       Боже, он хочет этого, он хочет подавиться этим.       - Ещё, - снова требует он.       - Ты можешь взять три? - Спрашивает Джеймс. - Ты этого хочешь?       - Да, - он сосредотачивается на давлении Джеймса внутри себя. Его член сильно дёргается, ударяясь о собственный живот и оставляя там каплю спермы. - Боже, да.       - Господи, Фрэнсис, - Джеймс нависает над ним, наклоняясь, пока они не оказываются нос к носу. Это меняет угол, и Фрэнсис заканчивает тем, что неэлегантно хрипит, задыхаясь от ощущения, что пальцы Джеймса прижали его к матрасу.       Затем Джеймс почти обнимает одну из ног Фрэнсиса, приподымает к его груди, а сам прижимается к задней части бедра Фрэнсиса, открывая его.       - Чёрт, - Фрэнсис стонет и закрывает глаза рукой, чувствуя, что всего слишком много и недостаточно. - Ещё, Джеймс.       Кажется, это единственное, что он может сказать на данный момент, а ведь Джеймс ещё даже не трахает его.       Он закрывает глаза и пытается дышать, но Джеймс вводит третий палец, и это очень отличается от двух, три было много, даже когда Фрэнсис привык к этому, он помнит, и всё же… Это не так уж плохо. Он не может дышать, его мысли туманны, его восприятие сузилось до длинных пальцев Джеймса, проникающих в него, и, наконец, достигающих того места внутри, которое заставляет его стонать, а Фрэнсис даже не стонет.       - Чёрт...чёрт, Фрэнсис, — повторяет Джеймс снова и снова голосом, полубезумным от желания, как будто это его раскалывают на части.       "Я мог бы кончить только из-за этого", — думает Фрэнсис, теряясь в ощущениях.       Джеймс громко стонет и прячет лицо в колене Фрэнсиса.       - Я хочу это увидеть, — требовательно говорит он, и Фрэнсис понимает, что, должно быть, сказал это вслух. - Тебе это нравится? Кончишь нетронутым? — Спрашивает Джеймс, отмечая каждый вопрос движением пальцев.       Фрэнсис кивает, прерывисто дыша:       - Но я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне.       Джеймс наклоняется над ним и крепко целует, облизывая его рот.       - Я так и сделаю, - обещает он, тяжело дыша. - Боже, Фрэнсис, — шепчет он одними губами в экстазе, — ты такой горячий внутри.       Фрэнсис сдерживает стон и крепко прижимается к нему, словно пытаясь удержаться от того, чтобы не взорваться искорками желания.       - Достаточно, - говорит он, когда снова может говорить. - Хватит. Я могу его принять.       - Ты можешь принять меня? - Джеймс спрашивает намеренно, только для того, чтобы услышать, как он повторяет это снова, подозревает Фрэнсис.       Он с готовностью идёт ему навстречу.       - Да, — говорит он, крепко сжимая пальцы, что заставляет Джеймса в изумлении опустить взгляд между ними. - Я могу принять тебя.       Джеймс по-прежнему пялится на него, на его тело, открывающееся для него, и продолжает безжалостно массировать его простату, пока Фрэнсис всерьёз не начинает думать, что кончит только от этого и весьма скоро.       К нему возвращается дар речи.       - Джей-Джеймс, - он чувствует, что краснеет (ещё сильнее, если это вообще возможно) из-за того, как дрожит его голос.       - Всё в порядке, — шепчет Джеймс и, наконец, убирает руку, оставляя Фрэнсиса в отчаянии сжиматься от его отсутствия, но Джеймс уже там, прижимает к нему головку члена.       - Ничего, если я повернусь? - Спрашивает Фрэнсис, вспоминая, каково это было. - Мне так больше нравилось. Ощущения сильнее.       - Конечно, да, - Джеймс помогает ему повернуться, хотя Фрэнсис не нуждается в помощи, но он ни за что не отказался бы от прикосновений Джеймса.       Джеймс достаёт еще один презерватив для себя, и кожу Фрэнсиса покалывает от предвкушения, пока он ждёт его.       - Хорошо, - говорит он, как только встаёт на четвереньки, просто чтобы что-то сказать, потому что с трудом выносит, когда на него так открыто пялятся.       - Хорошо, — говорит Джеймс и снова встаёт рядом с ним. Его бёдра прижаты к заднице Фрэнсиса, одной рукой он крепко держится за его бедро.       Джеймс молчит, толкаясь в него, а Фрэнсис слишком сосредоточен на контроле собственного дыхания, чтобы что-то сказать, но опять же, что бы он сказал? "Ты разрываешь меня на части, я чувствую тебя в своём животе, в своём горле, за своими мыслями. Не останавливайся. Я хочу, чтобы ты сделал это, чтобы добрался до моих самых скрытых глубин, до уродливых секретов и хороших частей моего тела и разума".       Он сдерживает слова и пытается сосредоточиться на дыхании во время растяжки.       Войдя в него полностью, Джеймс тяжело вздыхает и тихо произносит:       - О, Фрэнсис.       Фрэнсис в этот момент так сильно сжимает простыни, что больше не чувствует своих рук, зато он чувствует, как рука Джеймса ритмично поглаживает его бедро, словно успокаивает его, и как его грудь ударяется о его собственную спину, когда Джеймс спрашивает между тяжелыми вдохами:       - Фрэнсис… Хорошо?       Ему требуется время, чтобы ответить, и всё, что он может сделать, — это резко кивнуть. Его тело кажется одновременно напряжённым, твёрдым, как груда кирпичей, и мягким, податливым, как пластилин. Он держит глаза закрытыми, привыкая к этому, к почти невыносимому растяжению, к давлению Джеймса внутри него.       Они липнут друг к другу от пота в местах, где соприкасаются их тела, бёдра к бёдрам, грудь Джеймса к его спине.       Он сосредоточен на простых моментах: как Джеймс даёт ему время привыкнуть, как он лишь мягко покачивается в нём, как убирает волосы Фрэнсиса с потного лба, и его рука, как бальзам на его горячей коже.       - Джеймс, - зовёт его Фрэнсис, открывая глаза. - Двигайся.       Джеймс кивает, утыкаясь носом в волосы Фрэнсиса, и пробно покачивает бёдрами.       Это заставляет тело Фрэнсиса напрягаться и таять одновременно.       - Ой, - говорит он, тяжело дыша. - О-о.       - Ты чувствуешь… - говорит Джеймс, крепче сжимая бёдра Фрэнсиса. -Тепло. Такой тугой. Так сильно, Фрэнсис.       - Двигайся, - снова требует он, на самом деле не понимая, что говорит, слова произносятся сами по себе. - Джеймс. Пожалуйста.       Джеймс тяжело дышит ему в затылок и жадно охватывает руками грудь и живот.       - Так чертовски горячо, — стонет он ему на ухо, снова двигаясь. - Так горячо и плотно, но ты так хорошо впускаешь меня.       Фрэнсис издаёт звук, порождённый чувством, которое сам он не смог бы определить: призван ли он выражать удовольствие? Протестовать? Умолять Джеймса замолчать, иначе он сойдёт с ума?       Возможно, всё вместе.       С каждым вдохом Джеймс, кажется, проникает в него глубже и глубже, но даже этого недостаточно, никогда не бывает достаточно, и Фрэнсис хочет большего, впервые за долгие годы он хочет, так сильно хочет, Джеймс превратил его в существо грубых потребностей и желаний, и теперь он жаждет всего: удовольствия, комфорта, любви.       Самое удивительное, что, как бы сильно Фрэнсис ни хотел, Джеймс, кажется, готов давать ему всё больше и больше.       - Вот так? Мм? - Спрашивает он, тяжело дыша ему в ухо. - Тебе так нравится, Фрэнсис? Скажи мне, как тебе это нравится.       Фрэнсис поворачивает голову, чтобы посмотреть на него: губы Джеймса слегка приоткрыты, глаза влажные, щёки ярко-розовые. Он проникает в него всё глубже, и они оба стонут в дуэте желания.       - Вот так, — говорит он, глядя на его губы, — мне нравится вот так.       Джеймс целует его жадно, беспорядочно.       - Ты хочешь, чтобы я потрогал твой член? — Спрашивает он одними губами, в промежутках между толчками.       - Ещё нет, - говорит он, чего, по-видимому, достаточно, чтобы заслужить ещё один поцелуй. - Трахни меня.       Джеймс безумно ухмыляется ему, затем двигает бёдрами назад и вновь прижимается к нему.       Фрэнсис чувствует его каждым дюймом своего тела. Он по-прежнему старается сосредоточиться на дыхании и расслабиться, но позволяет себе наслаждаться этим.       Каждый толчок погружает Джеймса невероятно глубоко в него, и даже если Фрэнсис знает - Джеймс не может быть настолько увлечён им, он позволяет себе представить, что имеет право взять от него столько, чтобы они перестали быть двумя отдельными сущностями и вместо этого стали чем-то иным, третьим существом, созданным из пространства между ними, с которым они в конечном итоге сливаются.       Он не помнит, когда начал громко стонать, но когда замечает это, его горло вибрирует уже довольно давно.       - Так хорошо, ты так хорошо себя чувствуешь, - продолжает хвалить его Джеймс, тяжело дыша. Он опускает лоб на плечо Фрэнсиса, обхватывает рукой его бедро, входя в него.       Фрэнсис вслепую тянется назад, ища другую руку, и Джеймс немедленно переплетает их пальцы вместе, его ладонь ложится на тыльную сторону ладони Фрэнсиса, полностью накрывая её, точно так же, как Джеймс накрывает его самого своим телом. Фрэнсис сжимает пальцы между пальцами Джеймса и снова поворачивает голову, обнаруживая, что Джеймс смотрит на него таким благоговейным взглядом, от которого ему на мгновение кажется, будто он сейчас заплачет.       Он не верит в чудеса, поэтому у него нет подходящих слов для описания своего состояния, но он действительно чувствует себя человеком, переживающим чудо: тем, кого оставили в темноте, а теперь возвращают к свету. Он забыл, как светло было здесь, наверху, где люди всё ещё способны испытывать любовь и радость, и да, печаль и боль тоже, потому что это - важнейшие составляющие жизни, и надо научиться принимать их, чтобы ещё больше ценить яркие моменты.       Такое чувство, что Джеймс нашёл его, когда он жил в чёрно-белом мире, и вернул ему краски, так что Фрэнсис теперь может снова оценить их, но с тех пор, как у него в последний раз были краски, прошло так много времени, что теперь он должен научиться ценить их с нуля.       Ему нужен Джеймс, чтобы учить его.       - Джеймс, — говорит он одними губами, когда они двигаются в одним ритме. — Я хочу… Мы можем поменяться?       На секунду он выглядит удивлённым, но кивает и замедляет темп.       - На мне сверху? — Спрашивает он, и Фрэнсис кивает. Джеймс тоже кивает и осторожно отступает назад.       Они поспешно меняют позы, Фрэнсис толкает его на кровать с настойчивостью, которую он чувствует, как только Джеймс выскальзывает из него.       Джеймс сразу же притягивает его, и Фрэнсис перекидывает через него ногу, садясь ему на колени. Руки Джеймса тут же возвращаются на прежнее место у него на бёдрах. Хорошо. Ему нравится, когда они там. Ему нравится успокаивающее давление Джеймса, удерживающего его на месте, удерживающего его при себе, заземляющего его в данный момент.       Он тянется сзади, направляя твёрдый член Джеймса к себе.       Он опускается на него одним движением.       Джеймс вскрикивает, его спина выгибается дугой.       - Господи… о, Фрэнсис…       Его руки хватаются за бёдра, наверняка оставляя на коже гневные красные отметины, которые Фрэнсису нравятся, он хочет их, он жаждет отметин Джеймса на своём теле.       Давление сейчас другое, не такое мощное, как раньше, но оно сильнее растягивает, кажется почти чрезмерным, и Фрэнсис задаётся вопросом, как, чёрт возьми, он выдерживает его. Это кажется невозможным. Но огромное удовольствие, получаемое от этого, также казалось невозможным, вспоминает Фрэнсис, и теперь он полон решимости устремиться к нему и достичь снова, сейчас, с Джеймсом.       Он начинает двигаться: сначала балансирует, положив руки на грудь Джеймса, ищет наилучший угол и медленно наращивает темп («Фрэнсис— Фрэнсис»), затем, когда этого становится слишком много, он опускается на Джеймса, так что его истекающий член оказывается зажатым между его животом и тугим животом Джеймса, охваченный восхитительным трением при каждом незначительном сдвиге любого из них.       - Джеймс.       Он снова дышит.       Он потратил месяцы, чтобы научиться избегать этого имени, а теперь, кажется, оно - единственное, что он может сказать: «Джеймс», - шёпотом, когда Джеймс обхватывает его сильными руками, притягивая ближе; «Джеймс», - с прерывистым стоном, когда Джеймс отвечает на его движения, сильно толкаясь в него, но нежно целуя его лицо и губы; «Джеймс», - как громкий, хриплый крик, когда Джеймс обхватывает рукой его истекающий член.       У него не осталось другого слова, кроме его имени, их имён, от которого он, по иронии судьбы, пытался убежать в течение многих лет.       Он не может найти другого слова, но Джеймс находит подходящие для них обоих: «Наклонись ближе, дай мне почувствовать тебя — да, вот так», и «Боже, Фрэнсис, ты невероятный», и «Да, да, вот так, о Боже, ты совершенен».       Фрэнсис прижимается лбом к его лбу, они двигаются вместе, и не имеет значения, что он слишком потный, и что мышцы его бёдер и спины горят от напряжения, всё это не имеет значения, потому что Джеймс продолжает стонать его имя снова и снова, смотрит на него с восхищением, и в какой-то момент, когда Фрэнсис закрывает глаза, потому что удовольствие слишком сильное, Джеймс кладёт руку на его лицо, притягивает к себе, облизывает губы и говорит:       - Скажи мне, когда ты собираешься кончить — я хочу смотреть на тебя вечно.       Фрэнсис знает, что это просто чушь, которую обычно говорят человеку, занимаясь с ним сексом и не задумываясь о сказанном. Нельзя воспринимать всё буквально, конечно, всё не так, однако это заставляет его сердце бешено колотиться в груди, его оргазм разливается внизу живота и в руке Джеймса, у него едва хватает времени выдохнуть "Сейчас", и его бёдра трясутся перед тем, как он прячет лицо в волосах Джеймса, беспорядочно разметавшихся по подушке, подушке Фрэнсиса, и позволяет себе кончить. Джеймс крепко сжимает его член, и Фрэнсис кричит, кончая ему в руку, а Джеймс продолжает проникать в него всё глубже, прерывисто постанывая на ухо, прижимая его к себе, давая чувство безопасности, которого он не испытывал так давно, что едва помнит, как это было.       Словно сквозь туман он чувствует, как Джеймс сильно прижимает его к себе, положив руку ему на затылок, а другой рукой крепко обнимает, когда он приподнимает бёдра, шепча:       - Фрэнсис…       Как кончает с громким криком, который завершается стоном, уткнувшись лицом в шею Фрэнсиса. Он открыто, чудесно стонет, достигая пика наслаждения, и Фрэнсис внимательно прислушивается к малейшему звуку удовольствия, гладит его по волосам и целует в щёку и сбоку в шею.       Когда волны оргазма спадают, они медленно успокаиваются, лениво, без притворства целуя друг друга, пытаясь восстановить дыхание, закрыв глазами, просто чувствуют друг друга, касаясь губами или языком.       Фрэнсис осознаёт, как крепко он держался за Джеймса и только теперь замечает, что сцепил руки за шеей возлюбленного, крепко обнимая его, хоть они и так уже связаны друг с другом с головы до ног.       Когда блаженство рассеивается, он чувствует смертельную усталость и боль во всём теле, подавленный тем, что недавно пережил. И одновременно - глубоко удовлетворённым.       - Мм, - Джеймс издаёт тихий горловой звук. Он делает глубокий вдох, медленно поглаживая Фрэнсиса по спине.       Фрэнсис отодвигается, чтобы посмотреть на него. Ему не хочется говорить, слова с трудом сходят с языка, поэтому он оставляет ещё один поцелуй на щеке Джеймса, на мгновение утыкается в него носом и просто дышит.       - Всё в порядке? — Спрашивает Джеймс шёпотом через некоторое время. Он закрыл глаза и выглядит совершенно умиротворённым.       -Да, — отвечает Фрэнсис, оставляя ещё один поцелуй на его коже. - Господи, будь я проклят.       Джеймс хихикает, чувствуя его всем телом.       - Мне надо встать, — с сожалением говорит Фрэнсис.       - Прямо сейчас? — Спрашивает Джеймс, всё так же поглаживая его по спине и держа глаза закрытыми.       - К сожалению, — говорит он, приподнимаясь на локтях.       Джеймс преувеличенно вздыхает:       - Ну ладно, раз тебе действительно так нужно... - И улыбается ему, не чувствуя драматизма ситуации.       Фрэнсис целует его в нос и осторожно выводит из себя размягчающийся член Джеймса.       Позже он будет снова и снова прокручивать в уме этот момент, безнадёжно пытаясь понять, что вызвало невыразимое чувство страха, которое ни с того ни с сего охватило его. Это застаёт его врасплох, и ему нужно время,чтобы понять, что происходит.       Слишком долгое время.       - Фрэнсис?       Он слышит, как Джеймс зовёт его, и удивляется, как он заметил, что что-то изменилось. Фрэнсис поднял шум? Он сказал что-то, не осознав этого? Неужели он уже теряет контроль над собственным телом? Он не может сказать, что заставляет Джеймса заметить произошедшие в нём внезапные изменения, но он замечает, и теперь уже слишком поздно.       - Я… Я...что?       Я только что сделал то, чего никому не позволял делать со мной в течение многих лет, и мне это понравилось, я ни в малейшей степени не жалею об этом, но это меня пугает. Я просто впустил тебя в свою жизнь, в мои мысли, в моё тело, и это так много, что я даже не знаю, как к этому относиться, не знаю, что чувствую, но это чувство переполнило меня, оно росло, с каждым днём становясь всё больше и больше, начиная с января. И теперь мы оба здесь. Было время, не так давно, буквально неделю назад, когда я был убеждён, что не сделал бы этого. Но я каким-то непонятным образом сделал, несмотря на то, что долгое время мне вообще не хотелось, даже когда я был с кем-то - мне хотелось просто закрыть глаза и отдохнуть, я засыпал, но сколько бы ни спал, всегда оставался уставшим, выжатым, на грани, готовым свалиться. Так что ты видишь - я не хотел, но сделал это сейчас с тобой, но я скучаю по Джеймсу всё время, и скучаю по тебе, когда ты не со мной, и я убедил себя, что не увижу тебя больше, потому что такое уже случилось однажды, поэтому должно произойти снова.       - О, Боже, Фрэнсис, - он снова слышит голос Джеймса, но тот доносится издалека, как будто на огромном расстоянии. - Что это?       Он слышит, как Джеймс — этот Джеймс — снова и снова зовёт его по имени, всё более встревоженным голосом, его смущает, почему он встревожен и он хочет спросить об этом, но Джеймс двигается под ним, опускаясь ниже на кровати, чтобы быть ещё ближе к нему, лицом к лицу, он обхватывает его лицо обеими руками, по-женски, но с решимостью, заставляя Фрэнсиса посмотреть на него, и выглядит таким обеспокоенным... Почему он волнуется?       - Ты ранен? - Настойчиво спрашивает Джеймс, глядя на него широко раскрытыми глазами. - Я причинил тебе боль?       Фрэнсис так растерян — ранен? Нет, он не думает, что ему больно, но не может заставить себя сказать это, потому что его язык внезапно становится похожим на губку во рту, а горло сухо, как песок, и его слова имеют смысл только в голове, но, похоже, не могут найти дорогу ко рту, поэтому он просто качает головой, но Джеймс, похоже, не удовлетворён этим, только ещё больше беспокоится. Он гладит его волосы, глядя на него с выражением глубокой боли, а затем спрашивает:       - Тогда в чём дело? Что происходит? Почему ты плачешь?       О. Это объясняет, почему Фрэнсис чувствует себя запыхавшимся и оторванным от собственного тела: у него приступ.       Раньше они случались у него постоянно.       Они начались через год после смерти Джеймса: приступы паники, приступы тревоги, эпизоды, когда он был так зол, что терял контроль и контакт со своим телом и разумом, а когда приходил в себя, обычно находил комнату полуразрушенной, как будто в ней бушевал торнадо.       Эти приступы были одной из причин, по которой он начал пить. Он был опасен для себя и окружающих и чувствовал себя ужасно, поэтому попытался подавить боль, замешательство и страх, заглушив их алкоголем, но лучше не стало.       (Конечно, это не поможет, но кто, находясь в таком отчаянии, способен сохранить ясность ума и рассуждать здраво?)       Эти приступы продолжались у него до сих пор, и он не мог выяснить, что их порождает. Причиной всегда становилось нечто совершенно неожиданное, безобидное: песня Элтона Джона, которую он услышал по радио; сладкий запах жасмина от прохожего; вкус и текстура яблочного пюре, когда он помогал Софии печь торт для её матери. Эти безобидные мелочи стали смертельно опасными для Фрэнсиса. Он сам не понимал, отчего так тяжело реагирует на подобные случайные события, постоянно находится в замешательстве, становится напуганным и злым.       Затем он начал курс лечения, и Силна объяснила, что он не сходит с ума: у него просто имелись воспоминания о самых травмирующих переживаниях, и именно поэтому конкретная песня, запах, вкус и множество других мелких деталей повседневной жизни теперь были для него врагами: потому что это была песня, которую он и Джеймс слушали, обустраивая их новое жилище, первое, в которое они переехали вместе; потому что в то время, когда он и Джеймс отправились в отпуск на Сицилию, у их соседей был куст жасмина в саду, и его сладкий аромат встречал их каждый вечер; потому что яблочное пюре они давали Джеймсу в качестве «десерта», когда он был в больнице, но ему так и не удавалось его доесть, хоть его состояние ещё не ухудшилось, поэтому Фрэнсис доедал за него, даже когда не был голоден, потому что он теперь никогда не был голоден.       В последние годы, после того как Фрэнсис успешно очистился и начал терапию, приступы стали случаться намного реже, всего несколько раз в год, и Силна научила его, как противостоять им, так что теперь они оставались тяжёлыми, но не невыносимыми.       Этот, однако, кажется ему одним из худших, и он ненавидит его. Сейчас, именно сейчас, когда он только что провёл чудесную ночь и честно наслаждался сексом с другим человеком спустя столько лет.       Эта мысль вызывает у него больше злости и паники. Он не хочет, чтобы Джеймс видел это, Господи, он действительно не хочет показать Джеймсу, насколько сломлен, поэтому пытается успокоиться, говоря себе, что ему нужно немедленно перестать плакать, ведь он уже не чувствует собственного лица, но чем больше думает об этом, тем сильнее сотрясается от рыданий и заканчивает тем, что плачет на груди Джеймса, пока тот успокаивающе гладит его по спине, шепча нежную чушь в его волосы, конечно, он делает так, но тем самым заставляет Фрэнсиса чувствую себя ещё более несчастным и неблагодарным, потому что он этого не заслуживает, и потому продолжает плакать так сильно, что пугается силы собственного отчаяния. Словно кто-то наконец позволил открыться шлюзу у него внутри и выпустить все слёзы и всю боль, которую он держал в себе в течение многих лет. И теперь он никак не может остановиться и даёт возможность всему, что накопилось в нём, вытекать наружу без всякого смысла, он плачет о себе и о Джеймсе, о том, что они были счастливы, но им выпало слишком мало времени быть вместе; он рыдает, потому что боится, что и с этим Джеймсом ему суждено прожить так же недолго, и, если это случится вновь, он не вынесет, не выживет, он не заслуживает этого, и Джеймс не заслуживал; он плачет оттого, что после Джеймса у него не было других мужчин, потому что ему казалось, что таким образом он обманывает, предаёт его, но теперь у него появился Джеймс, и Фрэнсис любит его и, - о, Боже! - ненавидит за то, что тот пришёл в его жизнь, перевернул в ней всё вверх дном и занял в душе Фрэнсиса место, которое раньше принадлежало только Джеймсу и никому более, и он не...       - Фрэнсис, — доносится издалека голос Джеймса, зовущий его. - Фрэнсис.       Он чувствует, как Джеймс запрокидывает его голову, заставляя посмотреть ему в глаза, и сердце Фрэнсиса болит оттого, что Джеймс так сильно встревожен. Он говорит что-то, чего Фрэнсис не может разобрать, потому что его голос слишком слабо пробивается сквозь оглушительный свист в голове, вызывающий мучительную боль, и его тело чувствует себя странно, особенно руки — он не чувствует рук. Он пытается пошевелить ими, но не может. Паника сдавливает ему горло, и внезапно появляется только это: ослепляющий страх.       - Фрэнсис, - снова слышит он звук, доносящийся издалека.       Он чувствует, как Джеймс решительно берёт его лицо в свои ладони, заставляет Фрэнсиса посмотреть на него и говорит что-то, чего Фрэнсис по-прежнему не слышит, но Джеймс всё равно продолжает говорить, и его рот снова и снова принимает одни и те же формы, поэтому Фрэнсис сосредотачивается на этом, читает по губам и догадывается, что он говорит:       - Дыши со мной.       Он наблюдает, как Джеймс делает глубокий вдох, целенаправленно медленно, его грудь поднимается (он чувствует её, прижатую к нему,твёрдую и тёплую, прямо над собой), а затем медленно опускается. Джеймс говорит что-то ещё и повторяет движение, глубокий вдох, его грудь поднимается вверх, затем опускается вниз. Фрэнсис пытается сделать то же самое, но в течение первых нескольких попыток он просто продолжает задыхаться, однако Джеймс всё равно ободряюще кивает и ведёт его дальше. Он использует руку, чтобы имитировать движения, медленно поднимая её в воздух, а затем опуская вниз, поэтому Фрэнсис фиксирует внимание на ней, на движении его руки.       Вверх.       Вниз.       Вверх.       Вниз.       Вверх.       Вниз.       Постепенно шум в голове стихает, и глубокий голос Джеймса становится всё ближе и ближе.       Он горячо хвалит его, шепча:       - Хорошо, вот так. Снова вдохни, — он высоко поднимает руку, — и медленно выдохни, — он опускает её вниз.       Фрэнсис продолжает следовать за ним, пока не начинает дышать почти нормально.       - Как по мне, ты хорошо справляешься, — голос Джеймса теперь так близко, нежный рокот всего в одном дыхании от него. - Глубокий вдох, - ещё ближе. Фрэнсис продолжает продвигаться к нему. - И глубокий выдох.       Когда кислород возвращается в его затуманенный разум, Фрэнсис понимает, что он всего лишь задыхался, и с его руками всё в порядке. Боже, у него нормальные руки. Он пару раз осторожно разминает пальцы.       - Хорошо, ты молодец, — шепчет Джеймс, прежде чем поцеловать его в лоб и прижимает к груди, пока Фрэнсис плачет ещё немного, теперь тихо, без рыданий. Он сам не знает, почему опять плачет, но позволяет себе это.       Он с благодарностью утыкается лицом в грудь Джеймса, прежде чем осознаёт, что он весь мокрый от собственных слёз и соплей. В любое другое время ему стало бы неловко, но он слишком устал, чтобы беспокоиться, его тело превратилось в камень, а голова всё так же болит. Он закрывает глаза и сосредотачивается на тёплой коже Джеймса, на его запахе. На его ноге, зажатой между его собственными. На руке, медленно ласкающей его затылок, играющей с его потными волосами. На его твёрдом присутствии под Фрэнсисом. На его тёплом теле. Восприимчивый и отзывчивый. Живой.       Он даже не заметил, что засыпает, но когда Джеймс пытается высвободиться из его объятий, Фрэнсис резко приходит в себя. Его сердце подскакивает к горлу. Он отчаянно цепляется за плечи Джеймса со слабым стоном протеста, его слова всё ещё не действуют.       - Шшш, всё в порядке, я не уйду, — шепчет Джеймс, убирая волосы с лица. Он тепло улыбается ему. Он больше не выглядит таким встревоженным. Хорошо. Он этого не заслуживает. - Я просто хочу немного привести тебя в порядок. Я сейчас вернусь. Обещаю.       Фрэнсис решает поверить ему, и Джеймс отстраняется, в последний раз целуя его в волосы.       Только теперь Фрэнсис понимает, что он, должно быть, выглядит ужасно: всё болит, его волосы, должно быть, растрёпаны, он весь потный, на нём ещё надет использованный презерватив, и он едва может двигаться. Однако в данный момент его тело не так важно, и он не может заставить себя по-настоящему заботиться о нём.       Он снова закрывает глаза.       Как и было обещано, Джеймс возвращается всего через мгновение по-прежнему голый. Он ободряюще улыбается Фрэнсису, который не может сделать то же самое, потому что даже лицо у него болит, и садится на край кровати, не беспокоясь о собственной наготе.       Они оба молчат, пока Джеймс тщательно вытирает ему лицо влажной тёплой мочалкой, и Фрэнсис хватает его за руку, желая почувствовать его.       Джеймс кладёт руку ему на лицо, чтобы успокоить, и осторожно прижимает ткань к коже, к щеке, к векам, ко лбу, стирая слёзы, слюну и пот. Пока Джеймс работает, Фрэнсис не сводит глаз с его лица, теряясь в его линиях, углах и глубоких тенях. Он потрясающе красив. Фрэнсис уверен, что никогда раньше не видел никого настолько же красивого. Джеймс был красив, и оставался таким до последней секунды, независимо от того, насколько изменились его огненные волосы или как резко упал вес - он оставался красивым. Но Джеймс, этот Джеймс, очарователен. У него сильная, женственная аура, и он прекрасен, как святые на картинах.       К тому времени, как Джеймс заканчивает, Фрэнсис чувствует себя новорожденным младенцем.       Он снова закрывает глаза. Мгновение спустя он чувствует, как матрас прогибается, и Джеймс забирается к нему под одеяло. Он обнимает его прежде, чем Фрэнсис делает это сам.       - Фрэнсис, — шепчет Джеймс в темноте, прижимаясь к его затылку. - Прости, но я должен спросить.        Фрэнсис чувствует, как он тяжело сглатывает, прежде чем говорит:       - Ты сожалеешь об этом?       Он сразу хочет сказать: "Нет", но прошептать это в темноту перед ним было бы недостаточно. С огромным усилием ему удается развернуться. Он находит лицо Джеймса в темноте кончиками пальцев и говорит:       - Нет, — он прокашливается, чтобы то, что он говорит, прозвучало убедительно. - Нет. Я клянусь.       Он чувствует, как напряжение покидает Джеймса и волна облегчения захлёстывает его. Джеймс целует его в лоб и кивает:       - Хорошо. Ладно.       Фрэнсис снова поворачивается в его объятиях, прихватив с собой руку Джеймса, и Джеймс придвигается к нему вплотную, заполняя собой каждый изгиб его тела.