Беседы на песчаном берегу

      Тяжëлый вздох раздался в комнате. Молодая девушка, старшеклассница, торопливо поправила большой белый бант на макушке. Обречённым взглядом она рассматривала свой образ на праздничную ночь.       — Не надо волноваться, всё пройдёт хорошо…       Очаровательные розоватые губы в тонком слое помады зажались зубами от волнении, девушка одёрнула себя, в очередной раз провела пальцами по румяным щекам, думая вновь нанести на лицо пудру, скрыть появившийся блеск кожи — вдруг она уже вспотела, пока крутилась у зеркала. Вновь вздох.       — Мы просто собрались погулять, Мэй, почему ты так волнуешься…? — причитала она, не в состоянии остановить бегающий взгляд. — Конечно же, ты переживаешь, а потому что с нами будет гулять тот самый парень. Какая же ты глупенькая, раз влюбилась, даже имени не зная! Почему Сино такая общительная, со всеми знакома, а я нет… хотя, если бы не она, тогда бы Сатоши с его другом не пошли с нами, а с ними бы уже тот парень. Что я буду делать, когда они придут? Я… поздороваюсь! Да, хорошая идея, что ещё? А, угощу ребят печеньем, да, тоже хорошо… надо улыбаться, надо говорить, не надо молчать, Мэй, прошу, сейчас отличный шанс с ним познакомиться поближе, давай же, давай…       — Милая, ты готова?       — Ах! Мама!       Мэй отскочила от зеркала, в которое уткнулась в разговоре с самой собой, не заметив.       — Какая ты красивая… — Морико расплылась в улыбке, положив ладонь на грудь. — Где ты встречаешься со своими друзьями? Давай отец подвезёт тебя, куда нужно? Вам, может, понадобится что-то? Вдруг мы мало печенья для них спекли? Добавим конфет?       — Нет-нет, мама, всё в порядке, я уверена, угощенья хватит всем.       — А кто, кстати, будет с вами? Сино, Масамунэ и.?       — Ну, ещё ребята с другого класса. С ними больше знакома Сино, я их только по именам знаю. Мы пойдём дальше уже на площадь, там же будет ярмарка на всю ночь.       — Угу-у-у-м, ждать тебя под утро, значит? Ты отзванивайся, ладно? Если что случится, и захочешь домой, отец за тобой и друзьями приедет.       — Хорошо, я поняла.       Женщина покивала и скрылась в коридоре. Мэй вновь тяжело выдохнула, взглянула на себя, надеясь, что матушка не слышала её причитаний.       Уже стоя под широко раскинувшей длинные ветви плакучей ивой, девушка не могла перестать поправлять свой белоснежный в рюшечках по краям фартучек. Голубое ниже колена платье с пышноватой юбкой и рукавами-фонариками, как ей казалось, очень акцентировалось в окружающей темноте. Парк за спиной шумел кронами деревьев, ветер выл их стволами, порой порывами трепая локоны каштановых волос. Иногда опавшие листья танцевали вихрями вальс по поляне рядом. Всё это и ещё знание о самой таинственной ночи года, когда грань между миром живых и мёртвых истончалась, заставляли Мэй сжимать ручку корзины с самодельным печеньем сильнее и вздрагивать от каждого звука. В голове сразу всплывали картины сборищ старых ведьм, которые варили украденных детей, делали жертвы, лили кровь, пили своё тёмно-зелёное варево и творили колдовство. Представила призраков, тянущихся лентой с кладбищ на улицы к людям, заглядывающих в их окна в поисках сладостей. Или гномов, троллей, которые притворялись детьми и так же обирали дома живых на вкусности.       Мэй хотела бы увидеть красивую магию. Различные чудеса, создаваемые феями, маленькими и не желающими никому зла. Как было бы прекрасно увидеть в тот момент тысячи и тысячи звёзд на полотне небосвода, однако, даже в черте их небольшого городка проглядывалась лишь самая малость.       Прохлада позднего вечера немного остудила её тревожное сердце. Пелену грёз с неё стянул раздавшийся голос:       — Доброй ночи.       Девушка вздрогнула и резко взглянула на нового гостя её одинокой картины у плакучей ивы и тут же отшатнулась в ужасе: рядом стоял некто, укрытый длинным плащом со стоящим воротником, собранными на затылке тёмными волосами и облитый густой бордовой жидкостью, забрызгавшей когда-то белую рубашку и лицо.       — Мэй?       Голос ей показался знакомым и глухим. Девушка набрала воздуха в грудь.       — Эм… да, — неловкая улыбка сама по себе вылезла на губы, рука против воли заправила аккуратно уложенные волосы за ухо. В смазанных тëмных пятнах она узнала его.       — Кадзу, — парень кивнул и протянул сухую ладонь, на тыльной стороне которой оставались разводы от краски, имитирующей кровь.       Мэй спохватилась закончить рукопожатие спустя несколько секунд залипания на его руки, не в силах поверить, что всё это грим, а не настоящее.       — П-приятно познакомиться, — она аккуратно ему поклонилась и тут же вновь застыла, задавшись в голове вопросом: «Зачем?». Кадзу без лишних слов отдал ей поклон в ответ.       — Прости, напугал. Долго одна?       — Нет-нет, всё в порядке, я пришла совсем недавно, — протараторила она, уже крича на себя в голове, чтобы уже придумать тему для разговора и не обвалять своё лицо в грязи неуклюжести.       Телу мгновенно стало жарко, душно и невыносимо тесно в платье, только что сидевшем по фигуре совершенно идеально. Мэй посмотрела на парня: бесшумно подошёл, тихо говорил, молчал, взглядом уставился то ли задумчиво, то ли в безразличии к ней в сторону. Девушка вновь растянула губы в улыбке.       — Я тут немного позаботилась об угощениях и принесла печенья, будешь?       Не мигая, Кадзу скосил взгляд на приподнятую корзину в руках Мэй. А та ругала вновь себя в голове за несуразную формулировку предложения. Получив в ответ кивок, она зашуршала пакетиками, заботливо завязанные ею и матерью лентами в рыжую полоску, ища именно тот самый, в который школьница положила самые красивые и ровные печенья в виде широко улыбающихся тыковок.       Наконец он оказался у парня в руках. Тот развернул, уголки губ потянулись в стороны при виде формы угощения. По размеру она оказалась маленькая, и потому сразу одна тыковка отправилась в рот на пробу. Спустя мгновение прозвучало оглашение:       — Вкусно.       Мэй подумала, что расплачется от радости в тот момент, как ей тогда стало тепло на душе. Девушка заморгала, с застывшим дыханием, заулыбалась так свободно. Тогда Кадзу полез к себе под плащ, закрывающий его костюм всё это время. Мэй увидела большую узорчатую пряжку ремня, а ещё прозрачную бутылку, полную оранжевой жидкости.       — Пунш будешь? Апельсиновый.       Школьница замерла — пить алкоголь не выходило в её планы. Она испуганно покачала отрицательно головой, отойдя на полшага в сторону. Кадзу прикрыл на мгновение подведённые чëрным каялом глаза, откупорил бутылку и сделал глоток. Девушка рядом отвела в сторону вдруг смущённый взор. Ей пришла в голову мысль, сделавшая щёчки персиково-румяными: если бы она сама попробовала пунш, а потом бы из бутылки испил Кадзу или наоборот, то значило ли бы это, что у них произошёл бы не прямой поцелуй? Понимал ли это сам Кадзу, Мэй не могла узнать и даже предполагать — его мысли и чувства оставались для неё пока огромной притягательной тайной. Она вновь на него посмотрела и тут же встретилась с чужим взглядом. Парень качнул бутылку горлом в её сторону, в вопросе чуть приподнимая брови. И Мэй не отказалась на этот раз. Стараясь не жмуриться от страха перед первым спиртным напитком, ведь она наслушалась гору историй, как алкоголь вреден, ужасен, и как похмелье потом заставляет жалеть. Пунш оказался действительно лёгким, очень приятным, словно апельсиновая газировка. Она облизнула губы, протягивая напиток парню. Тот усмехнулся на её удивление и сам вновь отпил.       Мэй старалась не думать о произошедшем. Она лишь убедилась, увидев в чужих тёмных глазах настоящее понимание ситуации. И отчаянно надеялась, что её румяных щëк в полумраке под длинными голыми ветвями плакучей ивы не видно, на крайний случай, хотя бы не так ярко, как если бы они стояли под фонарём неподалёку. Приоткрыв губы, она спросила:       — Откуда пунш у тебя?       — Взял у брата.       Девичьи брови сдвинулись в сомнении, и тогда Кадзу добавил с хитрой ухмылкой, показались накладные клыки вампира:       — Спёр.       Это показалось Мэй так забавно, что она не сдержала хихиканья, очаровательно прикрывая пол-лица ладошкой. Парень поддержал её неширокой улыбкой.       Из-за угла парка к ним вырулили двое. Один в светлом наряде, а другой в чëрном, словно инь и янь. Мэй перестала смеяться, приглядевшись к гостям их картины.       — Это… Сатоши и…?       — Хонг.       — Спасибо.       Уже издалека, шаркая опавшими на дорожке листьями, один из них в, как оказалось, светло-зелёном одеянии замахал рукой.       — Приветствуем друзей на тропе самосовершенствования!       — Что?       Мэй шагнула к ним, прищурив глаза, пытаясь расслышать слова.       — Счастливого Хэллоуина, говорю! — и Сатоши звонко рассмеялся.       — И вас с праздником, — Мэй стала рассматривать их костюмы, — какие у вас герои? — внимание привлекали узорчатые рукава и воротники на ханьфу, изображающие волны океанов на тёмном одеянии и ветров на светлом. Сатоши как раз нахохлился, откидывая длинную тёмную прядь парика в причёске, заколотой на макушке изящной спицей, махнул метёлкой из серого гладкого волоса.       — Мы герои из новеллы «Благословение небожителей» авторства Мосян Тунсю, слышала о такой? Я — Бог Ветров, Ши Цинсюань, а это мой близкий друг, Непревзойдëнный князь демонов чёрных вод, Черновод по имени Хэ Сюань!       Парень распахнул большой веер, и на бумаге все увидели крупный иероглиф «ветер».       — Здорово! Выглядите очень хорошо. Хотите печенья? — Мэй очень старалась не заикаться и говорить громче. А ещё она уже очень ждала Сино, но та почему-то всё не появлялась.       — Уже еда, так сразу! Давай!       Мешочки с тыковками оказались в их руках.       — О, как же вкусно!       — Ароматные.       — Да, корица делает дело, — согласился Сатоши с Хонгом.       Мэй чувствовала слишком распирающее облегчение от удавшихся трудов. Целая неделя и тазик испорченного теста и печенья оказались не впустую.       Наконец её взгляд зацепился за ещё одних героев. По мере приближения наряд Сино-Одори поражал своей изысканностью: перламутровая ткань, то ли с имитацией кожи, то ли чешуек, позади торчали тёмные будто бы паучьи ножки, острые, как её перчатки и туфли на высоком каблуке с узким носом, всё цветом чернее самой ночи. Красные вставки разбавляли цветовую гамму и делали образ опасным.       Однако её кропотливо сделанный наряд не сравнился бы с масштабом костюма человека, идущего рядом. У Сатоши отвисла челюсть, когда он увидел.       — Это лошадь?!       — Это его Кирин, — подал голос Хонг.       — Вот это да!       Мэй и сама подивилась сложности костюма под заливистый смех Бога ветра: лошадиная голова, сделанная из папье-маше, туловище сзади со второй парой ног внутри оказалось набито поролоном и обтянуто шерстяной тканью, как и морда.       — Всем привет. Счастливого Хэллоуина! — послышалось приглушённо из бумажной головы животного. Похоже, Масамунэ внутри костюма приходилось не совсем приятно: вероятно, он старался поддерживать заднюю часть костюма.       — Пусть нас тролли съедят! Наши костюмы в этом году точно будут самыми красивыми! Я столько времени потратила на пошив и так долго сегодня собиралась, что совершенно даже не успела поесть! — Сино вдруг сгорбилась, но тут же отбросила наваждение усталости, только заслышав слова Сатоши.       — А у Мэй как раз есть для тебя кое-что, — тот зашуршал вновь пакетиком с остатками печенья и кивнул на упомянутую. Глаза Сино-Одори загорелись. Она подлетела к подруге и заключила в крепкие объятия.       — Дорогая Мэй сегодня в образе девочки из сказки, как очаровательно! Ты принесла растибулки?       «Алиса» посмеялась с её слов.       — Нет, всего лишь тыквенное печенье.       — Какой у тебя герой, в толк что-то я взять не могу? — Сатоши задумчиво потёр подбородок, рассматривая комбинезон Сино, элегантно обтягивающий её прелестную фигуру молодой девушки. Та отвлеклась от дëрганий ленточки, чтобы открыть пакетик с угощением.       — Ты не играешь в Лигу Легенд?       — Элиза, — вставил слово Хонг.       — А-а-а, Паучья королева, точно-точно! Лихо! Тебе даже очень идёт.       — Да, спасибо! А вы, ребята, косите под божеств, не правда ли? Ветра и Земли? Ах, нет, там же долгая и интересная история про Бога Земли, как же я могла так позабыть. Хорошо, что у Сатоши нет брата, а то появился бы повод беспокоиться.       Лицо Сатоши, до этого излучавшее ухмыление, в миг после покислело, будто ему в момент радости испортили её, крикнув ужасное предсказание неудач и невзгод.       — Всё-то ты знаешь! Всюду свои сети понаставила и сидит, радуется.       — У меня везде глаза и уши, мотай на ус своей метёлки, от меня ничего не уйдёт незамеченным, — заговорщицки ему ответила Сино с прищуром и даже неким предупреждением.       — Время.       — Ах, Кадзу! Не заметила тебя! Чего спрятался-то за Мэй? Давай выходи на свет, покажись, — и тут до Сино дошло, кем вырядился парень, — ага, так тебе нельзя! Пеплом кожа твоя покроется, лишь лучик солнца попадёт. Надеюсь, зубки твои ещё не касались невинной шейки «Алисы»?       Мэй зарделась и потупила взор вниз, намереваясь отойти от Кадзу, дабы не смущаться самой и его. Однако парень не дал, совершенно невесомо положив ладонь ей на плечо, и заверил:       — Брось волнения. Собери ловушки.       Сино откинула прядку красно-чёрных волос.       — В эту ночь я полна яда, никому не доверяю. Но ты прав — время и правда уже подходящее! — она взяла Мэй под руку и повела к выложенной дорожке парка. — Пойдём со мной, дорогая Алиса, покажу тебе самые прелестные логова…       — Лавки, — Кадзу перебил паучиху, и та осеклась.       — Да-да, лавки сладостей.       — А остались ещё печенюшки?       — Конечно, остались, — Мэй вновь раздала пакетики своим друзьям.       По другую сторону она чувствовала тёплое плечо вымазавшегося в крови вампира. Молчаливого и с виду опасного. Ей хотелось вновь испить апельсинового пунша.       В ту ночь их оберегала сама луна, смотрела блёкло и шептала что-то сладостное, отчего в груди замирало сердце.