Child of Darkness

      Солнечным утром, первого сентября, лондонский вокзал Кингс-Кросс бурлит жизнью.       — Я пойду, — говорит Гарри, отводя взгляд от окна и оборачиваясь к сидящим на передних сидениях опекунам. Вернон за рулем, Петунья — на пассажирском, оба обернулись назад. Вернон смотрит на него со странной смесью презрения, неприятия и облегчения, тетя — с беспокойством в темных глазах, прищуренных из-за нахмуренных бровей. Рядом с Гарри, на задних же сидениях, тяжело дышал Дадли, обмахиваясь одолженным у матери веером. Кузена Поттер мог понять — жара в Лондоне стояла невозможная, и салон прогревшейся на солнце машины нисколько не облегчал участи сидевших в ней людей.       В то же время Поттер совершенно не понимал, почему вдруг Дадли поехал его провожать. Врагами их, конечно, уже нельзя было назвать, но и друзьями — тоже.       — Помнишь, что я тебе говорила? — пытливо интересуется Петунья, впиваясь своими требовательными темными глазами ему в лицо.       Гарри спокойно кивает. Перед тем, как покинуть дом и отправиться на вокзал, женщина отдала Гарри четыре небольших пакета донорской крови, завернутые в черную плотную ткань. Поттер уж не знал, сколько центров медицинской помощи Петунья обнесла, чтобы достать их. Задачей это было непростой, особенно без наличия специальных документов, подтверждающий необходимость выдачи пакетированной крови, предназначенной для переливания с помощью капельниц. Едва ли в одном центре могли выдать больше одного пакета, даже при условии, что женщина заплатила сверх суммы — за молчание и отсутствие лишних вопросов.       Но Петунья Дурсль была умной женщиной, и Гарри не приходилось волноваться, что у нее могут возникнуть какие-нибудь проблемы.       — Расходовать с умом, — повторяет он ее слова, немного добавляя от себя, — соблюдать режим, дозу можно повысить только в случае сильного истощения или стресса, а также если из-за голода под угрозой окажется тайна моей личности, — это подразумевало, скорее, угрозу с его стороны для жизней других детей, но Гарри мог себя контролировать, да. — Я прекрасно понимаю, куда еду, тетя. Я окажусь в замкнутом пространстве со множеством людей, и у меня не будет возможности обратиться к кому-нибудь за помощью. Я буду аккуратен, обещаю.       Женщина убежденной не выглядит, и Гарри прекрасно понимает, что он только сотрясает воздух, но все равно добавляет:       — От того, как я могу сохранить свою тайну, зависит и мое существование, тетя. Я могу принять на себя эту ответственность.       Петунья чуть расслабляется, но в итоге все равно сокрушенно стонет, обнаруживая еще одно препятствие:       — Господи, а что же делать с Хэллоуином!..       На самом деле, она была чертовски права. Пока что единственной нерешенной проблемой оставалась ежегодная Большая Охота, которую Гарри не был намерен пропускать, нет уж. Никакой Хогвартс не заставит его проигнорировать Самайн, а уж как убраться из замка хотя бы на одну ночь — он как-нибудь придумает, не даром вампир, все-таки. К тому же, согласно Истории Магической Британии, рядом с Хогвартсом как раз произрастает обширный магический лес. Судя по описанию поселившихся там магических рас и другой опасной для жизни живности, различных растениях и названию «Запретный» — он обещал Гарри очень понравиться.       — Не волнуйся, — ласково просит он Петунью, касаясь ее руки в незамысловатом успокаивающем жесте. — До Самайна еще далеко, так что я точно придумаю, как выкрутиться. Никто меня не раскроет. Уж точно не на первом году.       «Я, Мордред и Моргана, положу на это все свои силы», жестко думает Гарри и, не смотря на мрачный тон размышлений, нежно гладит Петунью по тыльной стороне ладони.       Вернон рычит что-то снобистское и крайне недовольное себе под нос (Гарри даже не трудится разобрать, что именно) и отворачивается к лобовому стеклу, равнодушно и устало наблюдая за десятками суетящихся над багажом людей. Явно уже просто мечтает о том, как Гарри уберется из его дома до самого Рождества, если не вообще до следующего лета. Что ж, в этих мыслях Поттер был с дорогим дядюшкой солидарен: он тоже будет очень рад исчезнуть из дома этого отвратительного маггла на максимально длительный срок. Слишком уж часто молодому вампиру в последнее время хотелось перегрызть Дурслю горло, и далеко не в целях пропитания. Как Гарри уже упоминал, кровью Вернона он брезговал — все таки не на помойке себя нашел, чтобы пить эту гадость.       — Может, мне проводить тебя? — спрашивает Петунья так, словно Гарри собирался уехать лет на пять, не меньше.       В ответ мальчик вежливо улыбается:       — Не стоит, тетя. Вы с Верноном и Дадли можете опоздать на встречу вечером, если все еще собираетесь после проводов отправиться за покупками по Лондону.       — Вот и я о чем говорю... — раздраженно ворчит Дурсль-старший, но Гарри в его сторону и ухом не ведет, продолжая смотреть только на тетю. Его взгляд, наполненный нежностью и уверенностью, призван лишь отвадить ее подальше от мифической дробной платформы. Не то чтобы Гарри не любил свою тетю, но на вокзале он должен появиться один. Даже если он запутается и не сможет сразу найти нужный поезд, у Гарри будет достаточно времени до отбытия, чтобы его поискать, не тратя при этом время на пустое и не распыляя внимание на причитания Петуньи.       Та, как и Хагрид в Косом Переулке, быстро сдается под его напором.       — Билет при тебе? — строго уточняет она.       Гарри выуживает маленький прямоугольник из нагрудного кармана рубашки, за ненадобностью лежащей у него на коленях. Маленький билетик, гласивший о том, что он является пропуском на «Хогвартс-Экспресс», отходящий с лондонского вокзала Кингс-Кросс ровно в одиннадцать часов утра первого сентября, информировал Гарри о том, что ему надо искать платформу девять и три четверти, которой, конечно же, на вокзале и в помине не было. Билет был в конверте, присланном вместе с извещением о поступлении и списком покупок, но хоть какие-то инструкции о том, как ему найти несуществующую в маггловском мире платформу и чертов поезд, отсутствовали.       Давай, Гарри, выросший среди людей и узнавший о существовании магии только месяц назад, прояви чудеса смекалки и отыщи долбаную платформу с дробью вместо нормального номера! Да попробуй он только заикнуться об этом при персонале вокзала — те покрутят пальцем у виска и несомненно известят охрану вокзала о том, что по платформе слоняется какой-то маленький беспризорник.       Все это Петунье Гарри, конечно же, не высказал, продолжая жизнерадостно лыбиться. Чувствовал он себя при этом законченным идиотом, потому что душевное состояние его к таким улыбкам сейчас расположено не было.       Гарри вылезает из машины прямо под палящее солнце, прихватывая с собой рубашку и невольно прикрывая лицо рукой, чтобы лучи не попадали в глаза. Петунья выходит следом, чтобы обнять напоследок. Уменьшенный чемодан, размером со спичечный коробок, надежно покоился в кармане джинсов, храня в себе все необходимое: учебники, книги, канцелярию и личные вещи Гарри. Вернон явно был чертовски рад, что ему не надо было вылезать из машины, чтобы помочь, считай, пасынку достать тяжелый чемодан из багажника, потому что, подними его Гарри сам (а он мог), — это вызвало бы недоумение среди толпы, чего чуть ли не набожный Вернон всегда старался всячески избегать.       К удивлению Гарри, собравшегося уже захлопнуть дверь машины, Дадли, наклонившись к проему, сказал:       — Удачи там, наверное.       Поттер даже не удосужился удержать на месте поползшие вверх брови, благо, кузен сразу же отвернулся от него, скрыв свое лицо от Гарри в тени салона. В воздухе появился легкий запашок раздраженного смущения, от слуха Поттера не ускользнуло тихое кузеновое «вот дебил...», а потом все перекрыло недовольное шипение Вернона. Что же, Дадли за подобное вполне доброжелательное пожелание кровососущему чудовищу и уроду еще влетит.       Несмотря на все совершенно безопасные года, что прошли с момента обращения, Вернон продолжал считать Гарри уродом и чудовищем. Наверное, даже в большей степени, чем тогда, когда Поттеру было всего пять. Только сейчас к этим суждениям и отвращению к племяннику жены прибавился еще и животный страх, в случае Вернона подталкивающий вовсе не к ограничению контактов с Гарри, а наоборот — усилению, пускай и теперь больше косвенных, нападок, словно Вернон был жалкой одряхлевшей гиеной, способной лишь бессмысленно кидаться на более крупного хищника. Это только усиливало презрение Поттера к нерадивому родственнику, непосредственно с которым, благо, никакого близкого родства он не имел. В Дадли с возрастом все больше проявлялись черты характера Петуньи, и это было хорошо в первую очередь для самого Дадли, потому что такие люди, как Вернон, уважением пользуются только тогда, когда их ботинки есть за что вылизывать.       Вернона вообще сложно было назвать даже магглом — максимально презрительным словом, придуманном волшебниками для тех, кого они считали слабее и хуже себя. Да куда уж там, Гарри слишком любил животных, чтобы даже попытаться причислить Дурсля к ним. В то же время Поттер не мог и игнорировать тот факт, что муж его тети был достаточно умен, хитер и изворотлив, чтобы построить успешный бизнес, — это лишь добавляло в его характеристику больше нелицеприятных эпитетов. Вроде лицемерия и прочих радостей жизни.       В итоге получалось так, что по своим качествам Вернон Дурсль был настолько отвратителен, что не вписывался ни в какие придуманные за всё существование цивилизации категории.       «Возможно, от таких людей следует избавляться. Чтобы не портили человеческую популяцию своим существованием», — лениво скользит в голове.       Подобные темные мысли не были для Гарри чем-то из ряда вон. У него вообще не было запрещенных мыслей, и какой идиот вообще додумался ставить табу на «аморальные» размышления? Это было глупо элементарно потому, что, если подобные мысли таки появлялись в головах у людей, это значило то, что те находились в стрессе, который необходимо было как-то компенсировать. И если ты давил в себе даже мысленное пожелание скорой и мучительной смерти обидчику (что уж говорить о возможном сценарии убийства) — это оставляло внутри тебя не самый приятный след, который потом точно даст о себе знать.       Разница между этими людьми и самим Гарри была лишь в том, что все его «темные» мысли по большей части не были подкреплены эмоциями. Они были бесстрастны, холодны и жестоки. И мальчик наверняка стал бы анализировать этот момент, если бы в его голове не присутствовало еще одно, отличное от исходной личности полуавтономное альтер-эго, олицетворяющее истинную ипостась Поттера. Оно холило и лелеяло все его садистские порывы, не делая из этого что-то, что вызвало бы нарекания в приличном, «моральном» человеческом обществе и конфликт внутри личности самого мальчика. И, находя подобную поддержку в своей голове, Гарри не было причин отмахиваться и одергивать себя от этих мыслей. Для него они были нормой.       Что, разумеется, не означало, что он будет озвучивать их вслух.       И, конечно же, это были всего лишь мысли, не более того. Потому что мальчик ни на миг не забывал, что, помимо Вернона, в мире существует еще и Петунья, к которой Гарри все же имел привязанность. Дадли среди этих двоих застыл посередке — большую часть времени Поттеру было откровенно плевать на его существование.       Петунья обеспокоенно косится на машину, видимо, понимая, что Дурсль старший не в восторге от поступка сына.       Гарри же, осознав, что прощание и так затянулось, наконец, захлопывает дверь и подходит к женщине, без предупреждения заключая ее в объятия.       — Все будет хорошо, тетя, — негромко шепчет он, прижавшись щекой к ее плечу. Гарри все еще был слишком маленьким и низким, чтобы доставать макушкой хотя бы до подбородка и так не самой высокой среди других женщин Петунье.       — Приедешь на Рождество? — так же тихо спрашивает она, обнимая Гарри в ответ. — Я соображу что-нибудь в качестве подарка.       Поттер хохотнул.       — Полагаю, Вернон твоего порыва не оценит.       — Он не узнает, — безапелляционно заверяет Петунья, отчего за их спинами раздается возмущенное восклицание старшего Дурсля, мол, я все слышу; уж что-что, а слух у этого маггла был острым, когда тому это было необходимо.       Гарри качает головой.       — Не знаю, тетя. Мне ведь надо играть забитого мальчишку, выросшего в жестокой семье. Сама говорила. Едва ли такой ребенок захочет справлять Рождество в компании злых родственников, когда есть возможность провести его в школе чародейства и волшебства вместе с другими детьми.       Петунья тяжело вздыхает, признавая его правоту. Она отстраняет лицо мальчика и нежно гладит по щекам.       — Просто знай, что я буду скучать. И Дадли тоже.       Гарри не стал ничего говорить насчет кузена. Единственный человек в семье Дурслей, на чью судьбу ему было не все равно, — это Петунья. Даже если Поттер хорошо понимал, что женщина жаждет отмщения за погибшую сестру и хочет использовать его для удовлетворения этого желания.       Мальчика было не так просто обмануть. Он прекрасно понимал, что Петунья привязана к нему даже сильнее, чем он сам — к ней.

══════⊹⊱≼≽⊰⊹══════

      Гарри уверенно шагает по платформе, уклоняясь от людей с неповоротливыми чемоданами на колесиках и с тележками, не переставая оглядываться по сторонам.       Странно, но Кингс-Кросс навевал на него ощущение уюта. Вся эта суета, точно лихорадка охватившая всех уезжающих и уже приехавших, словно обходила его стороной. Теплые цвета, коричневые, оранжевые и песочные оттенки, в которых была выполнена композиция вокзала, успокаивали его.       Платформы девять и десять Гарри находит быстро. Останавливается напротив колонны, на которую с левой и правой стороны прибиты соответствующие указатели, и оглядывается по сторонам.       Поезда, множество галдящих людей, оглушительный механический свист из кабин машинистов, возвещающий о том, что поезд скоро отходит, и никакого намека на то, где находится пресловутый Хогвартс-Экспресс.       По крайней мере, на виду.       Гарри, взявший за привычку сжимать свою магию вокруг тела, как это делал Люциус, ослабил контроль и распространил ее вокруг. Прикрыл глаза, полностью сосредоточиваясь на ощущениях и максимально притупляя слух. Если где-то здесь был спрятанный с помощью магии проход — мальчик его найдет.       Наконец, Гарри довольно улыбается, открывая глаза.       Нашел.       Это была колонна. Та самая, с обозначениями. Проход, по ощущениям отливающий ярким сине-зеленым оттенком маскирующего заклинания, расположился точно между девяткой и десяткой.       Если честно, Гарри даже был малость разочарован. Он ждал чего-то более... запутанного и сложного. Под стать магам, так сказать.       Теперь оставалось понять, как этот проход открыть. Скорее всего, это был просто непрозрачный заслон. Никто в здравом уме не будет слепо тыкаться в стену, но проход должен был быть защищен от маггловских случайностей типа «поскользнулся и схватился, чтобы не упасть», а по итогу оказался где-то в другом месте, провалившись через завесу. Койка в Бедламе бедняге будет обеспечена, если ему не сотрут память.       Проще всего было просто подойти и потрогать стену, но внезапно Гарри почувствовал принесенную порывом ветра гниль. В царстве запахов машинного масла, топлива и горячего железа она была настолько инородной, что заставила Гарри напрячься и принюхаться внимательнее.       Тленом тянуло из-за спины, оттуда, откуда он сам пришел пару минут назад. И запах усиливался с каждой секундой, позволяя Гарри понять, что распространяет его движущийся объект.       Подумав, что у кого-то просто попортилось мясо или рыба на жаре, Гарри снова возвращается к созерцанию стены, скрывающей проход на платформу девять и три четверти, пока не слышит:       — ...тформа девять и три четверти. Это сюда. Не отставайте, а то опоздаем!..       В следующий момент Гарри видит бойко шествующую дородную женщину с синим беретом на голове и пушащимися ярко-рыжими волосами. За ней следуют пятеро, судя по всему, ее детей, двое из которых — близнецы, а единственную среди них всех девочку женщина крепко держит за руку. И все они тоже рыжие и веснушчатые.       Семья выглядит вполне жизнерадостной, а румянец на щеках и довольно плотное телосложение выдает здоровье и, следовательно, вполне хороший достаток, хоть одежда на них довольно старая, пусть и выглядящая опрятно. Гарри даже испытал бы к ним симпатию, если бы той самой гнилью не несло прямо от них.       Гарри отступает подальше, так, чтобы на него не обратили внимания, если бы специально не выглядывали.       «Почему от них пахнет так, будто их кровь, плоть и органы прогнили в зловонную жижу и труху, а внутри копошатся опарыши?» — недоумевает Гарри. От этой семьи, внешне нисколько не отталкивающей, не должно было пахнуть так, словно они умерли месяц назад и уже разложились, выпуская в воздух ядовитые миазмы. Так почему?       Тем временем женщина оборачивается к выводку и командует:       — Ну что, Перси, ты первый! Вперед!       Один из старших отделяется от толпы, толкая впереди себя тележку с вещами. Лицо у парня недовольное.       Гарри же непонимающе хмурится. Эти люди явно волшебники, и они что, не слышали об уменьшающихся чемоданах? На кой черт им нужны эти бесполезные тележки?..       — Ма-а-ам, а можно я тоже поеду? — капризно канючит девочка, почти хныча и дергая мать за руку. Гарри едва сдерживается, чтобы не закатить глаза, и зажимает нос пальцами, не особенно заботясь о приличиях. От девчонки гнилью несло, почему-то, больше, чем от остальной семейки. Гарри ожидал, что с ее лица вот-вот начнет лоскутами отходить кожа, являя миру прогнившую плоть и поломанные почерневшие зубы наряду с вытекающими из черепа глазными яблоками.       Гарри почти представил эту картину и едва сдержал подступившую к горлу тошноту. Вот уж на что, а на падаль он заглядываться не собирался.       — Ты еще слишком маленькая, Джинни. Так что прекращай. Поедешь в следующем году, — не слишком ласково оборвала дочку женщина.       Тем временем тот, кого она назвала «Перси», разогнал тележку и на небольшой скорости прошел прямо через заслон, исчезнув за недрогнувшей завесой, изображающей кирпичную кладку.       Никто из снующих по платформе магглов внимания на него не обратил.       Гарри удивленно вскидывает брови, продолжая зажимать нос пальцами. Значит, нужно было разогнаться, чтобы беспрепятственно пройти через заслон. Поттер вскидывает голову, находя взглядом большие часы, которые были расположены так, что увидеть их можно было с любой платформы. Они показывали половину одиннадцатого.       В принципе, Гарри мог пропустить гниющее рыжее семейство вперед себя. Ему не надо было париться со сдачей багажа, чтобы пытаться заполучить как можно больше времени до отбытия Хогвартс-Экспресса в запас, а Драко он найдет тогда, когда будет искать подходящее купе или — если в поезде был сугубо плацкарт и сидячие места, — просто более-менее удобное для себя место.       Женщина нервно оглядывается по сторонам, явно кого-то выглядывая, и Гарри инстинктивно отступает поглубже в тень другой колонны, чтобы остаться незамеченным.       «Кого она ищет?.. ребенка потеряла, что ли?»       ...ладно, Гарри признавал, что шутка получилась не смешной.       Видимо, не обнаружив искомое, женщина снова скомандовала, на этот раз более раздраженно, чем в первый:       — Фред, ты следующий!       — Я не Фред, а Джордж, — отзывается один из близнецов, выходя со своей тележкой вперед.       — И вы, мадам, еще смеете называться нашей матерью? — поддерживает его второй близнец, следуя за братом и насмешливо улыбаясь.       — Прости, Джордж! — сокрушенно, но не слишком виновато восклицает женщина, которая, судя по всему, начала нервничать.       Близнецы выстраиваются друг за другом напротив завесы. Проходя мимо матери, близнец, назвавшийся «Джорджем», вдруг выдает:       — Я пошутил. На самом деле я — Фред, — и с этими словами исчезает за завесой вместе с рассмеявшимся братом.       Смотря на вытянувшееся лицо их и-вы-мадам-еще-смеете-называться-нашей-матерью, Гарри признает, что шутка у близнецов получилась гораздо смешнее, чем у него.       Какое-то время рыжеволосая женщина стояла, не отдавая команды следовать за завесу оставшемуся сыну. Она продолжала оглядываться по сторонам, и Гарри в итоге пришлось прильнуть к колонне так, чтобы с ее ракурса его никак нельзя было заметить.       Стрелка часов смещается к без двадцати, а затем и к без пятнадцати минут одиннадцать.       От запаха гнили, умудряющегося попадать в легкие Гарри, когда тот делал мелкие вдохи, уже свербело в носу.       — Ну, Рон, теперь твоя очередь, — наконец, махнула женщина рукой. Настроение ее значительно испортилось, что было очень заметно, если вспомнить то, с каким одухотворенным лицом она шествовала по платформе сюда.       Гарри аккуратно выглядывает из-за колонны.       Оставшийся мальчишка, явно ровесник Гарри, упирается:       — Но мы ведь еще не нашли Гарри!       «Что?»       Женщина раздраженно отмахивается от него.       — Его здесь нет, дорогой. Иначе бы точно подошел, чтобы спросить про платформу. Зря я, что ли, на весь вокзал кричала о ней? На меня косились, как на умалишенную! Чертов Дамблдор с его дурацкими планами...       Видимо, поняв, что тот монолог, который она начала, для детских и других посторонних ушей не предназначен, женщина раздраженно махнула рукой и приказала:       — Давай, Рон, быстро! А то отстанешь от братьев и потеряешься!       — Но...       — Что я тебе сказала?!       Мальчишка, «Рон», обиженно дует губы и послушно исчезает за завесой, оставляя мать и младшую сестру на этой стороне Кингс-Кросса.       Девчонка, «Джинни», снова начинает капризничать, упираясь ногами в землю и не давая матери увести ее прочь.       — Но, мама! А если Гарри Поттер не найдет дорогу?! Он не поступит в Хогвартс, и я с ним не встречусь!       Женщина на это лишь закатывает глаза и дергает дочку за собой, направляясь прочь от завесы.       — Не истери, Джинни! Профессор Дамблдор не допустит этого — мы предупредим его, что Поттер не появился. А я не собираюсь здесь торчать! У меня кастрюля на плите стоит! Еще и твой отец с утра окопался в своем Министерстве, и пришлось тащиться через маггловский Лондон своим ходом, а не как нормальные волшебники... теперь еще и ты тут..!       Дальше Гарри не расслышал; рыжая женщина с дочкой скрылись из виду, унеся за собой запах разложившейся плоти.       «Так вот оно что. Значит, дорогой Дамблдор хотел познакомить меня с семейством падали, так? Поэтому никто и не положил чертовых инструкций...»       Гарри, наконец, отпускает нос и глубоко вдыхает чистый свежий воздух. А потом разбегается и исчезает по ту сторону завесы, скрывающей магический мир от маггловского.

══════⊹⊱≼≽⊰⊹══════

      Он оказывается на забитой сотнями людей платформе, и множество человеческих и машинных запахов разом ударяют мальчику в нос, заставляя зажмуриться и громко чихнуть. Потерев переносицу и сморгнув выступившие слезы, Поттер оглянулся, обнаруживая позади себя глухую каменную стену и кованую арку, видимо, ограничивающую заклинание завесы, над которой висела вывеска, извещающая: «Платформа девять и три четверти».       И никакого Кингс-Кросса с его теплыми красками.       Гарри поворачивается к платформе лицом, видя перед собой массивный паровоз, выкрашенный алой краской. Надпись на единственном импровизированном табло, висящем под потолком платформы, гласила: «Хогвартс-Экспресс, 11.00»       Отлично, он справился.       Облегченно выдохнув, Гарри старательно ерошит свои волосы, закрывая шрам, и ныряет в толпу, следуя к вагонам, где уже вовсю шла посадка. Маскировка у него, конечно, кустарная, но весь Магический Мир почему-то был уверен, что Гарри носит очки в круглой оправе (по крайней мере, так говорилось в последних главах «Истории», и вообще, какого черта, они следили за ним?), волшебным образом преображающие его лицо почти до неузнаваемости. Так что, если никто не увидит шрам, то все нормально, а кому надо будет — те найдут его без всяких очков и молний на лбу.       Над головами сотен собравшихся на платформе людей (Гарри всерьез задумывался над тем, чтобы приобрести затычки для носа) плыли извергаемые трубами паровоза клубы дыма, а под ногами то и дело вертелось множество разноцветных кошек. До мальчика доносились звуки перекрывающих друг друга голосов, скрип кожи, обтягивающей чемоданы и туфли, мяуканье чертовых кошек и уханье сов. Гарри чувствует, как пока еще слабое раздражение начинает клубиться у него в груди.       Слишком много звуков, слишком много запахов, слишком много всего.       Первые вагоны уже были забиты под завязку, и Гарри пришлось идти по платформе дальше, петляя между множеством детей и провожающих их родителей.       — Бабушка, я снова потерял жабу, — хнычет мальчишеский голос совсем рядом.       — О, Мерлин, Невилл... — крайне утомленно вздыхает голос пожилой женщины.       Вдруг в хитросплетении множества голосов Гарри слышит один знакомый, зовущий его по имени. Он останавливается посреди платформы и оглядывается по сторонам, ища платиновую лакированную макушку. К сожалению, приходится полагаться на глаза — в такой толпе его слух и обоняние были почти полностью бесполезны.       — ...оттер, Мордред с тобой! Я чуть горло не надорвал! — наконец вынырнувший из толпы Малфой хватает Гарри за локоть, видимо, чтобы тот точно теперь не потерялся среди других людей.       Гарри, оскалившись, не мог не подколоть:       — Поведение, достойное наследника Малфоев, бесспорно! Королева в восхищении, Драко.       Блондин шутки не оценил, хотя Гарри даже поаплодировать собирался. Он раздраженно пнул Поттера в голень — не сильно, но чувствительно. Потом отступил на шаг и скрестил руки на груди, недовольно смотря на него. Не хватало только раздраженного постукивания носком ботинка, чтобы сделать юного Малфоя еще сильнее похожим на самого клишированного англичанина.       — Как остаток лета провел? — спрашивает Гарри, лишь бы спросить, для вида потирая ушибленное место. Он только сейчас обращает внимание на то, что Драко уже одет в брюки, рубашку и форменную мантию, сейчас свободно распахнутую, но без галстука. Этот нарочито небрежный вид придавал двенадцатилетнему ребенку какой-то странно взрослой харизмы, правда, совсем не похожей на ту, что излучал его отец Люциус. Старший Малфой был опасен, дьявольски красив, насколько мог быть красив мужчина, и очень умен, что становилось очевидным при первом же взгляде на него; Драко же больше походил на эдакого студента в неформальной обстановке, да и его красота была детской, и оценивать ее пока не было смысла.       Малфой презрительно фыркает, без труда раскусив подоплеку вопроса Гарри. Потом все-таки смотрит на него и протягивает руку. Взгляд серых глаз на этот раз кажется более теплым.       — Полагаю, так же, как и ты. В обнимку с учебниками, — и Драко, когда Гарри позволяет обхватить свое запястье, ведет его через толпу куда-то вглубь платформы, ловко петляя среди толпящихся людей. — Заставил ты меня побегать, глухой Поттер. На меня отец никогда так ошарашено не смотрел, как сейчас, когда я, сломя голову, бросился тебя догонять. И он явно еще выскажется по этому поводу, — последнюю фразу Драко недовольно пробубнил себе под нос, но потом встрепенулся, напомнив Гарри воробья, стряхивающего капли воды с перьев. — Впрочем, и не такое бывало.       Драко явно утрировал, преувеличивая свои подвиги, но Поттера это скорее забавляло, чем раздражало.       — Ты меня сейчас к своему отцу ведешь? — уточняет Гарри, без сопротивления следуя за Драко. Он, в принципе, был не против поздороваться с лордом Малфоем, в конце концов, этого требовали приличия; но, помимо Люциуса, Драко явно провожала еще и его мать, Нарцисса.       — И к маме, — кивает Драко, подтверждая мысли Поттера. — Родители эту толкотню терпеть не могут, поэтому обычно держатся ближе к стенам вокзала.       — Драко, я не умею общаться с женщинами.       — Неудивительно, Поттер, — совершенно невпечатленно отзывается Малфой.       — И с каких пор ты меня по фамилии зовешь? Хочешь, чтобы сюда вся платформа сбежалась поглазеть на меня, точно на зверушку в зоопарке?       — Не придумывай. Не такая уж ты и важная персона! — поморщился Драко, тем не менее все же отказавшись от использования фамилии.       Гарри усмехается, сокращая дистанцию и теперь шагая с Малфоем рядом, плечом к плечу и почти что в ногу.       — Знаешь, опыт, к сожалению, твердит обратное.       Драко, видимо, и рад был бы продолжить эту тему, но тут в поле зрения появились старшие Малфои. Блондин быстро отпускает руку Поттера, сделав вид, что вообще ничего такого не было, и направляется прямо к ним. Гарри пропускает его на шаг вперед, быстро натягивает рубашку и одергивает ее воротник, потому что на фоне приодетого блондинистого семейства в одной футболке выглядел деревенщиной из какой-нибудь уэльской глубинки. Клетчатая рубашка из хлопка добавляла ему хоть какое-то подобие приличного вида.       Заметив его манипуляции, Драко недовольно щелкает языком:       — В поезде переоденешься. В этой одежде ты похож на маггла, попавшего сюда по ошибке.       Действительно, как Гарри мог забыть — он ведь в Волшебном Мире. Здесь есть статус пострашнее деревенщины из глубинки Уэльса — маггл.       — Отец, maman, — обращается Драко к родителям. Назвать Нарциссу «мамой» он, видимо, постеснялся в присутствии Люциуса и Гарри одновременно.       Люциус смотрит на детей покровительственно и несколько снисходительно, что, впрочем, не мешает Гарри разглядеть в уголках его губ легкую, вполне добродушную усмешку. Нарцисса — довольно красивая женщина, возрастом не старше Петуньи, одетая в темно-зеленое закрытое платье с длинными рукавами и носящая такие же ослепительно белые волосы, как и остальные Малфои, — улыбается более открыто, чем ее муж, одаривая Драко заботливым взглядом, а Гарри — настороженным. Похожим Поттер был награжден и от Люциуса в их первую встречу, так что не особенно растерялся.       — Лорд Малфой, Леди Малфой, — мальчик по очереди коротко склоняет голову перед взрослыми, используя ту же форму легкого поклона, что и при знакомстве с Люциусом. — Рад снова с вами встретиться.       — Мистер Поттер, — первым заговаривает с ним Люциус, выставив вперед свою трость с набалдашником в виде змеиной головы и сложив на него руки в черных перчатках. На среднем пальце его правой руки было надето массивное кольцо с высеченным на нем гербом, изображающим дракона, обвивающегося вокруг вбитого в камень меча. Гарри быстро догадался, что это было родовое кольцо, а печатка — герб семьи Малфой. — Решили загадку с завесой?       — Решил бы, — вежливо кивнул Гарри, — если бы не появились другие волшебники. Они прошли сюда раньше меня.       Люциус, услышав его слова, нахмурил брови и переглянулся с Нарциссой. Та в ответ чуть наморщила породистый красивый нос — совсем такой же, как и у Драко, — и ничего не сказала. Видимо, общение с Поттером женщина полностью отдавала в юрисдикцию мужа.       — Можете описать этих волшебников, мистер Поттер? — наконец просит лорд Малфой.       — Женщина с пятью детьми, — охотно отзывается Гарри, — все рыжие и в веснушках. Если честно, производят не особенно хорошее впечатление.       — Точнее про Уизли и не скажешь, — брезгливо морщится Люциус. Кажется, с таким отвращением он не произносил даже слово «маггл». И чем так эти «Уизли» заслужили, интересно? — Вы говорили с ними?       — Нет, — качнул головой Гарри, нахмурившись. «Гниющая плоть, копошащиеся в ней опарыши и вытекающие глазные яблоки... нет уж, я не намерен общаться с людьми, от которых так пахнет», мрачно хмыкнув, думает Поттер. — Я отошел подальше и подождал, пока они не разойдутся. После этого прошел на платформу.       — Вы поступили очень умно, — хвалит Нарцисса, впрочем, спокойным и ровным тоном. Из ее красивых ярко-голубых глаз все еще не пропадает настороженность.       — Моя жена права, мистер Поттер, — соглашается Люциус, убирая одну из рук с трости и, словно по привычке, приглаживая ей волосы. — Я бы посоветовал вам не иметь никаких связей с этой семьей. Они не те, кому можно доверять, да и уважением в магическом обществе не пользуются, хоть и являются чистокровными...       На последних словах Люциус морщится так, словно чистокровность рыжей семейки признавал с трудом. Потом сказал, ставя точку в разговоре:       — Не смею больше вас задерживать. Хогвартс-Экспресс не будет никого ждать. Если вам будет интересно, мистер Поттер, мой сын сможет рассказать вам больше подробностей об Уизли.       Гарри благодарно кивает, собираясь воспользоваться этой возможностью в ближайшем будущем. Ему все еще не давало покоя то, что от вполне живых и здоровых людей метров за пять несло трупной вонью.       «Да и не просто же так старик Дамблдор послал их караулить меня на платформе, так?»       Они с Драко прощаются со старшими Малфоями. Нарцисса напоследок крепко обнимает сына.

══════⊹⊱≼≽⊰⊹══════

      Уже поднимаясь в пассажирский вагон, на Драко и Гарри едва не падает девочка, попытавшаяся вдруг выскочить из поезда обратно на платформу. Гарри успевает удержать ее, перехватив поперек живота, только потому, что его рефлексы быстрее людских, да и сил тоже было значительно больше. Не будь так, девчонка сшибла бы с неустойчивых узких ступеней обоих мальчиков, и им троим бы очень повезло, упади они на платформу, а не скатись на рельсы.       — Ой! — испуганно взвизгивает она, мертвой хваткой вцепившись в Гарри обеими руками, чтобы точно не упасть. Через ее пышные русые волосы Поттер не может разглядеть совершенно ничего. Ему остается только отфыркиваться, чтобы в носу перестало так свербеть лавандой и горячим шоколадом. Запах его не отталкивал, отнюдь, но когда его было слишком много, Гарри хотелось выплюнуть все свои обонятельные железы к чертям собачьим.       — Мордред..! — в унисон с ней (и почти так же высоко) ругается Малфой, благо, не успевший даже поставить свою ногу на первую ступеньку, пропустив вперед Гарри.       Поттер же, демонстративно кряхтя, водружает нарушительницу спокойствия обратно на ступени, тут же взмахнув рукой, будто бы та онемела от перенапряжения. Роль праведно оскорбленных на себя мог взять и Малфой, сейчас пышущий возмущением, которого хватило бы и на пятерых.       — Ты что это удумала, девчонка?! — раздраженно шипит он. Глаза прищурены, расплавленная сталь радужки почти метает искры. — Решила, что было бы неплохо спрыгнуть под колеса поезду и захватить с собой еще парочку людей, да?!       Девочка краснеет от стыда и смущения, в испуге прикрывая рот руками. Она наверняка тоже первокурсница, как и Драко с Гарри. Одета в синие потертые джинсы, старые, побитые временем конверсы и голубую футболку с рукавами на три четверти. Пышные длинные волосы, с которыми Гарри уже довелось близко познакомиться, топорщились во все стороны, создавая впечатление, будто их обладательницу недавно хорошо стукнуло током. Карие глаза — большие, словно у олененка, — так и лучились искренним раскаянием и еще не исчезнувшим окончательно страхом.       — Простите меня, пожалуйста! Я не хотела никому навредить, просто помочь одному мальчику...       — Да уж, много помощи от тебя было бы, если бы ты разбила себе и нам что-нибудь, выпав из вагона, — саркастично парирует Малфой, не сильно толкая Гарри в спину. Девочка отступает глубже в вагон, позволяя ему и Поттеру, наконец, подняться и попасть в салон.       — Но он потерял свою жабу... я думала, что она могла остаться на платформе... — тихо говорит она, следуя за мальчиками мимо уже занятых купе, точно привязанная. Гарри аккуратно и внимательно принюхивается к ней, на этот раз без страха заработать себе насморк на ближайшие пару часов.       — До отбытия пять минут. Ты подумала, что можешь попросту не успеть? — вставляет Поттер, опережая уже открывшего рот Малфоя. Шоковая терапия, это, конечно, хорошо и прекрасно, но девочка и так уже достаточно напугана.       — Думала, но посчитала, что времени будет достаточно... — виновато говорит она, нервно теребя и так растянутый воротник футболки.       — Слабоумие и отвага, да к тому же ты еще и магглорожденная!.. — почти стонет Драко, едва не всплеснув руками. Гарри уловил отсылку на Гриффиндор и непрозвучавшее «Мордред и Моргана!», а вот девочка, видимо, нет.       Но, вместо того, чтобы переспрашивать, она собралась с духом и, проигнорировав сокрушенное восклицание Драко, решительно произнесла:       — Меня зовут Гермиона Грэйнджер, а вас?       Драко закатывает глаза, но все-таки соизволяет ответить, хоть и в своей прежней откровенно идиотской манере растягивать слова:       — Драко Малфой. И тебе следует запомнить это имя — оно скоро станет знаменитым!       Теперь уже Гарри закатывает глаза, а Гермиона, протянувшая было ладонь для рукопожатия, сконфуженно убирает ее прочь, поняв, что жать ее никто не будет. Потом она обращается к Поттеру, видимо, ее последнему шансу хоть как-то реабилитироваться хотя бы в своих глазах.       — А ты..?       — Гарри Поттер, — спокойно представляется Гарри, на этот раз протягивая руку самостоятельно. Приятно удивленная, Гермиона тут же расплывается в счастливой улыбке и обхватывает его ладонь. Поттер тоже вежливо улыбается, вполне довольный рукопожатием, — рука у девочки хоть и немного влажная, но сжимает крепко.       — Подожди секунду, Гарри Поттер? — переспрашивает она мгновением позже, когда мозаика у нее в голове собирается в картину. Малфой на фоне шипит что-то вроде «ну началось», а Гермиона восклицает, начисто позабыв о его существовании: — Неужели ты и правда тот самый Гарри Поттер!? Я... я столько читала о тебе! А это правда, что...       — Так, а давай мы пока на этом остановимся, — нервно улыбается Гарри, прикрывая рукой лоб, потому что во всех ближайших купе начинается активная возня, и в проход выглядывает множество любопытных лиц. — Нам лучше найти какое-нибудь свободное купе и...       — Гарри Поттер?.. — раздалось удивленное с конца вагона.       — Кто-то сказал «Гарри Поттер»? — подхватил кто-то совсем рядом.       — Кажется, я видела похожего на него мальчика на платформе...       — Гарри Поттер здесь?!       Все это угрожало перерасти во что-то чертовски неприятное для Гарри, если бы...       — В моем купе только я! — мгновенно переключается Гермиона, поняв, что может начаться через пару секунд, если ничего не сделать. Она очень проворно протискивается между Гарри и Драко вперед. — Я покажу, идемте!       Не дожидаясь их ответа, она устремляется в другой вагон, предыдущий тому, в который они изначально зашли. Девочка оторвала неплохое купе, без туалета под боком. Гарри и Драко, заперший двери на какое-то несложное заклинание, устраиваются на диванчиках напротив Гермионы, чьи глаза восхищенно сверкают. Ей явно не терпится завалить их обоих вопросами, но...       — Секунду! — вдруг заявляет Малфой. — Ты помнишь, что собирался сделать?       — Что я собирался сделать? — хмурится Гарри, надеясь, что получится состроить дурачка и откосить от переодевания хотя бы в первые три часа поездки.       Но в Драко, видимо, включились гены Люциуса Малфоя, и в итоге как Поттеру, так и Гермионе пришлось переодеваться в школьную форму, дабы не стеснять его светлейшество своим маггловским прикидом. Конечно, возможность переодеться первой оставили Гермионе, а Драко и Гарри покинули купе на время. Благо, до этого вагона пока не долетело то безумие, что началось в предыдущем, так что их особо никто не трогал. Позже в импровизированную раздевалку отправили уже Поттера, пока Драко принялся объяснять Грэйнджер, как правильно завязывать узел галстука, между фразами вставляя «и зачем тебе нужно надевать его сейчас?!» и «Мерлин Великий!». Последнее, по-видимому, было замаскированным оскорблением в сторону непоседливости и неопытности Гермионы, насевшей на Малфоя с кучей разнообразных вопросов.       Захлопнув дверь в купе, Гарри достал свой уменьшенный чемодан (мальчик подозревал, что у Малфоя был такой же; чемодан же Гермионы стоял в своем обычном виде, задвинутый под сидения, а на них самих аккуратно лежала остроконечная форменная шляпа), и увеличил его до нормального размера касанием руки к соответствующему месту на ручке. Тихо шепнул на парселтанге пароль:       — «Кэсседи».       Крышка чемодана послушно распахнулась, являя Гарри первую секцию, которую мальчик использовал для хранения вещей. Аккуратно сложенная школьная форма лежала на самом верху. Мальчик принялся переодеваться.       Взбив воротник черной мантии, плавно переходящий в широкий свободный капюшон, Гарри немного покрутился на месте. Мантия была тонкой, летней, и, хоть Малкин в магазине снимала с него все мерки, чтобы подобрать точный размер, висела на нем вполне свободно, едва не волочась по полу из-за необычно низкого роста Гарри по сравнению с другими двенадцатилетними детьми.       Воротник мантии, накладывающийся на воротник белоснежной рубашки, вместе создавали неплохое место, чтобы спрятать что-нибудь достаточно тонкое и длинное.       Не долго думая, Гарри произносит пароль к другой секции — «Петунья» — и чемодан открывает ему отдел, который Поттер выбрал для хранения своих личных дневников и других предметов.       Кэсс смотрит на него осуждающе.       — Прости, — покаянно шепчет Гарри, — но я не мог пронести тебя сюда в открытую, помнишь?       — «Прекрасно, Хозяин, — раздраженно шипит змея, выползая на свет. Ее глаза смотрят на Поттера крайне недовольно и обиженно. — Но ты не говорил, что мне придется проторчать здесь так долго».       — Я понимаю, что тебе это не очень понравилось, — вздыхает Гарри, устало сжав переносицу. Он организовал для Кэсс все возможные удобства, в том числе и доступ к кислороду. Единственное, чего он не смог сделать, так это установить более-менее стабильное освещение. К тому же, Гарри сильно волновался о том, как на Кэсс могло повлиять пребывание в уменьшенном магическом чемодане.       — «Ты собираешься меня достать? — уточняет Кэсс, высунув кончик языка и с интересом оглядываясь вокруг. — И где мы находимся, Хозяин?»       — Гарри, ты возишься дольше, чем девчонка перед первым балом! — доносится крайне недовольное из-за двери купе.       — Минуту! — крикнул Гарри стоящему в коридоре Малфою, а потом снова обернулся к Кэсс. — Мы в поезде, собираемся отбывать...       Именно в этот момент раздался оглушительный свист, и вагон завибрировал, трогаясь с места. Гарри чуть пошатнулся, но удержал равновесие.       — В общем, давай отложим этот разговор? Я могу предложить тебе спрятаться у меня на шее под мантией, если тебе не нравится сидеть в чемодане. Но тогда, сама понимаешь, придется сидеть тихо и не особенно шевелиться.       Кэсс раздраженно шипит:       — «Я и в чемодане твоем не двигалась особенно, так что потерплю! Здесь хотя бы свежий воздух и есть какие-то знакомые запахи и звуки».       — Как скажешь, дорогая, — и Гарри аккуратно берет подругу на руки и оборачивает вокруг шеи так, чтобы змею не было видно. Застегивает две предпоследние сверху пуговицы мантии, чтобы она не распахивалась, и позволил Кэсс немного повозиться, устраиваясь удобнее. Когда змея затихла, Гарри еще раз поправил мантию, проверяя, не выглядывает ли откуда-нибудь змеиный хвост или чешуя.       Кэсс, держи ее обычный человек, весила бы около двух с половиной фунтов — для Гарри же она была словно перышко, что было ему только на руку.       Поттер закрывает чемодан и снова уменьшает его, сунув в карман форменных брюк. Потом, наконец, впускает в купе крайне недовольного Драко и смущенную Гермиону.       — Ты бы еще дольше возился, Поттер, — выражает свое неудовольствие блондин, на этот раз не став запирать дверь в купе, и опускается на диванчик рядом с окном. Видимо, это было что-то вроде санкции — не дать Гарри с удобством глядеть в окно во время поездки.       Впрочем, пока что там и смотреть не на что было.       — Когда придет время, я замерю, сколько времени ты тратишь на свою укладку, Драко, — усмехается Гарри, опускаясь на сидение рядом с нахохлившимся блондином.       — И с треском провалишься, потому что я мастер по укладке волос! — гордо вздергивает подбородок Малфой.       — А вы давно знакомы, да? — вдруг подает голос Гермиона, устроившись напротив мальчиков, на другом диванчике. Глаза ее заинтересовано блестят, наблюдая за новоиспеченными знакомыми, будто те были каким-то жутко интересным экспериментом.       Драко и Гарри озадаченно переглянулись, в потом последний ответил:       — Вообще, всего два дня. Суммарно.       — Нет, меньше, — с лицом знатока качает головой Малфой, — часа четыре.       — Округлил, — морщится Гарри.       — И мне теперь что, минуты с секундами высчитывать по твоей милости?!       — Кхм, но ведете вы себя так, будто знакомы с детства, — аккуратно влезает Гермиона, прерывая шуточную перебранку.       Гарри пожимает плечами.       — Знаешь, такое иногда случается.       — Тебе со мной повезло, Поттер, — с важным видом информирует Гарри Драко, складывая руки на груди и усмехаясь. Впрочем, вампир замечает, что усмешка эта немного нервная, да и веет от Драко взбудораженностью и легкой неуверенностью.       — Не сомневаюсь, — так же важно кивает он, поддерживая спектакль.       Драко облегченно расслабляет плечи, а Грэйнджер тихонько хихикает, болтая ногами.       — Так, — Гарри, наконец, обращает на новоиспеченную знакомую внимание, откидываясь на спинку сидения и закидывая ногу на ногу. — У тебя, вроде, были какие-то вопросы?       Поезд двигался на большой скорости, размеренно стуча колесами по рельсам. За окнами проносились шотландские пейзажи: зеленые леса, желтые поля и ярко-голубое небо. Было невозможно жарко, не спасала даже приоткрытая форточка вверху окна поезда. Но Гарри терпел. Гермиона в итоге стянула мантию, оставшись в рубашке, рукава которой закатала до локтей; но на ней была еще и юбка, которая тоже знатно облегчала хозяйке жизнь.       Драко же было абсолютно плевать — жара его вообще не тревожила.       Они говорили на тему Косого Переулка, Хогвартса, Волшебного мира и всего к ним прилагающегося. Малфою приходилось практически читать лекции, потому что Гермиона совершенно не понимала, где оказалась. В принципе, как и сам Гарри, но тот хотя бы знал, где искать нужную информацию и варился в ней почти все детство, в отличие от магглорожденной, узнавшей о магии совсем недавно. Поттеру нужен был практический опыт — книжки тут уже не могли помочь, — но к словам Драко он все же краем уха прислушивался и иногда вставлял комментарии уже от себя.       Грэйнджер, поглощенная разговором, начисто забыла про жаб и всяких мальчиков, которым хотела помочь. Впрочем, лишь до тех пор, пока дверь в купе не распахнулась с почти оглушительным стуком. И, увы, Гарри прекрасно знал, кто сейчас зайдет в их купе.       — Никто не видел жабу Невилла? Такая зеленая, мерзкая и вся в бородавках?.. Я весь поезд пробежал и нигде ее не видел! А он на грани того, чтобы разрыдаться, как девчонка! И как мне...       Рыжий мальчишка, тот самый, которого, кажется, зовут «Рон», запнулся, с интересом оглядел собравшуюся компанию и, остановившись взглядом на скривившемся от отвращения Малфое, ужом проскользнул в купе, не удосужившись даже спросить разрешения.       Гарри почувствовал, как судорожно сократились внутренности у него в животе, заставив желудок сжаться до, кажется, микроскопических размеров. И ему совершенно точно не нравилось это ощущение.       — Уизли, — презрительно шипит Драко, и Гарри чувствует, как он подбирается всем телом. Внешне блондин, конечно же, практически никак не меняется, а на те тонкие сигналы, говорящие о том, что мальчик напряжен, «Рон» явно бы не обратил внимания.       Гермиона замерла, переводя взгляд с Малфоя, с которым даже смогла найти некое подобие общего языка, на незваного гостя, который не обращал на нее никакого внимания. В итоге девочка беспомощно уставилась на Гарри, тоже понимая, что назревает что-то жутко некрасивое.       Поттер же только хмурится, задерживая дыхание. Трупный смрад затопил купе в мгновение ока, и его не разгонял даже воздух из открытой форточки. Кэсс раздраженно завозилась на шее Гарри, заставив того инстинктивно прикрыть руками плечи и шею, сделав вид, что он просто поправляет капюшон мантии. Лучше уж показать свою нервозность, чем выдать подругу.       — «Хозяин... — слышит Гарри тихое шипение из-под одежды. — Мертвая кровь, она вся прогнила, Хозяин...»       — Тише, — едва слышно, со свистом выдыхает мальчик. Он чувствует нарастающее в купе напряжение, и оно с каждое секундой нервирует его все сильнее.       — «Гнилая плоть, гнилая кровь, проклят, предатель, предатель, предатель...» — не обращая внимания на уговоры Гарри, продолжает едва слышно шипеть Кэсс, повторяя эти слова, точно одержимая. Поттер бессилен заставить ее замолчать, он лишь мысленно просит о том, чтобы змея не начала извиваться в припадке.       Гарри пытается сглотнуть комок, вставший поперек горла, но у него не получается. На краю сознания мальчика раздается тихое рычание.       — Малфой, — видимо, это что-то вроде импровизированного приветствия. Уизли хмурится, изламывая тонкие, едва видные на затопленном оранжевыми веснушками лице брови. Гарри надеется, что эта падаль уберется отсюда как можно быстрее.       «Почему, почему ты так на меня действуешь..?»       Впрочем, выглядит мальчишка так, словно не знает, что ему делать и зачем он вообще зашел в купе; но, видимо, не обратить внимания на Малфоя для него было сродни преступлению, за которое грозила смертная казнь.       «Пусть предатель убирается прочь!», — неожиданно четко слышит Поттер у себя в голове множеством голосов, звучащих в разных тональностях и создающих какофонию, напоминающую звуки церковного органа, звенящие в его барабанных перепонках.       — Что-то хотел, Уизли? — тем временем издевательски усмехается Малфой, становясь больше похожим на себя прежнего — того, кого Гарри встретил в магазине изначально. — Захотелось пообщаться с умными людьми? Дорогие мамочка и папочка с кучей братьев уже не справляются?..       Рыжий почти отшатывается, раздраженно втянув воздух носом. Гарри пытается сдержать кашель; мальчишка разозлился, обиделся, и запах распада усилился в разы, словно пытаясь заставить Гарри окунуться в мягкое податливое мясо с головой. Мальчик жмурит глаза, отгоняя навязчивые видения.       Драко же, словно бойцовская порода, почуяв слабину в жертве, усмехнулся еще шире, но все так же насмешливо, добавив в голос немного наигранного сочувствия:       — Вот как?.. А как же твой любимый брат Перси?.. Слышал, в этом году его назначили старостой. Жалкое приобретение, впрочем, под стать той дыре, в которую превратился дом львов. А как твоя дорогая...       — Еще хоть слово про мою семью, Малфой, и от твоего лица не останется ничего, — задушенно шипит «Рон».       Драко открывает рот, собираясь ответить в той же манере, что и до этого, — высмеять, оскорбить, унизить рыжего мальчишку в своем неповторимом репертуаре, но тут со своего места вскакивает Гермиона:       — Давайте не будем ссориться, пожалуйста! Мы все первокурсники, зачем портить отношения зара...       — А ты вообще кто?.. — морщится Уизли, едва удостоив ее взглядом. — Что, не успела поступить, уже вцепилась в богатенького парня?.. и после этого мой брат, который добился значка старосты своим собственным трудом, жалок?..       Девочка подавилась воздухом и замолчала. На ее лице отразилась растерянность, непонимание, которые потом сменились праведным возмущением и негодованием.       Гарри понимал, что через жалкие мгновения все это угрожает перерасти в скандал, а он уже устал от них всех: от этого запаха разложения, от словно заведенного больного шипения Кэсс под ухом, от противного веснушчатого лица, от слов, слетевших с этого поганого языка в сторону его попутчиков, и вообще — Поттер терпеть не мог таких людей, как этот «Рон».       Они все напоминали ему Дадли в тот момент, когда он столкнул чертову вазу на пол, а потом раздался треск фарфора, осколки полетели в стороны, вода растеклась по полу, в воздухе смрад, смрад, смрад, а потом был страх, а потом боль, боль, боль, холод, одиночество, черная ряса, запах железа, кровь, кровь, много крови, снова боль, (почему?..), а потом смерть...

(Я БОЛЬШЕ НЕ СУЩЕСТВУЮ)

      Гарри встал на ноги быстрее, чем успел осознать свои действия. Голос его был настолько холоден, что температура в купе в тот же момент словно резко упала на десяток градусов. И голос этот вовсе не мог принадлежать ему:       — Мне кажется, что ты ошибся купе.       Повисла гробовая тишина. Гермиона и Драко замерли, переведя на него свои взгляды, — Гарри на них не смотрел и не мог понять, что за эмоция тлеет на дне их глаз. Он смотрел только на мерзкохихикающегоДадли Уизли.       Тот уставился на него не менее шокировано, чем остальные. Но, видимо, язык мальчишка не мог контролировать в своих любых состояниях:       — А ты такой же подпевала Малфоя, да? Хозяина защищаешь с его подруж...       — Советую тебе замолчать, — перебивает Гарри. Сам звук голоса этого «Рона» выводил его из себя настолько, что Поттеру приходилось сдерживаться изо всех своих сил, чтобы не вскрыть мальчишке глотку. Ему даже нельзя было влезать в драки — он мог проломить человеку череп легкой пощечиной. А в нынешнем его состоянии нечего было даже пытаться дозировать силу — не получится.       — И что ты можешь мне сделать, инте... — и тут рыжий видит шрам, выглядывающий из под черной челки.       Гарри чувствует, как все внутри него на миг замирает.       — Ты... — некультурно распахивает рот Уизли, отшатываясь в сторону и тыкая в Гарри пальцем, видимо, не в силах поверить в свое открытие. — ...Гарри Поттер?..       «Тот самый, кого ты со своей семейкой караулил на платформе, да, умница, возьми с полки пирожок, падаль», мрачно думает Гарри. Он был настолько взвинчен, что уже почти не замечал запаха гнили. Хотя, возможно, его нос просто заложило.       Наконец-то.       — Мерлин, я... но как, мы же ждали... — рыжий смутился, глаза его бегали по купе, не находя, за что зацепиться. — Почему ты с Малфоем?..       — А почему тебя это удивляет? — вздергивая бровь, спрашивает Гарри. Уизли был не настолько глуп, чтобы закончить свою опасную фразу, но даже не знай Гарри о той подоплеке, которую хранила вся эта ситуация, подстроенная Дамблдором, — он бы понял, что мальчишка что-то недоговаривает. И это бесполезное создание хотели к нему подослать, чтобы оно за ним присматривало?..       Гарри, слава Мерлину, сейчас хотя бы не чувствовал запах распада. Общение с Уизли это хоть как-то облегчало.       — Но как же... ты ведь Гарри Поттер, Герой... как ты можешь общаться с Малфоем, он же... ты ведь должен его ненавидеть за...       И тут Уизли прикусил язык. «Ясно, — думает Гарри, — мальчишке нельзя разглашать эту информацию. Какое... великолепное представление».       Поттер делает вид, что придирчиво рассматривает сначала Драко, внимательно наблюдающего за перепалкой с нахмуренными светлыми бровями и не спешащего вмешиваться в нее, а потом самого «Рона», и говорит:       — А ты считаешь, что я должен общаться с тобой?..       Гарри еще никогда так не раздражался, слыша слово «должен».       «...будьте уверены, о вашей славе Героя будут знать все. И многие из них уже составили мнение о том, каким вам должно быть. Но это не значит, что вы должны соответствовать им...»       «...Вам придется маскировать все — начиная вашей внешностью, что вы уже делаете, и заканчивая предпочтениями и способностями...»       «Противоречие на противоречии, Меркурий, — думает Гарри несколько раздосадовано, — чтобы маскироваться, мне нужно оправдывать чужие ожидания. Но я просто не смогу этого делать по той программе, которую для меня подготовили. Я уже спутался с Малфоями, уже отверг рыжую падаль. Дальше будет только хуже...»       «...Впрочем, поздно трепыхаться. Мальчишка доложит, и это неизбежно, так что лучше довести начатое до конца...», — почти тут же всплывает в голове Гарри на удивление ясно. Кажется, в его рефлексию снова вмешался внутренний голос.       — Но не с Малфоем же! — возмутился Уизли. — Он — ядовитая змея! Слизеринцы — все такие, это их порода! Все они пойдут за Тем-Кого-Нельзя-Называть!.. Только Гриффиндор и директор Дамблдор могут...       — Нет уж, я эту ересь не намерен слушать, — истинно по-змеиному зашипел Драко, тоже вставая на ноги, плечом к плечу с Гарри. — Я еще надеялся на жалкие остатки мозгов в твоей рыжей голове, но ты, Уизли, — шестой сынок семейки, которую среди уважаемых волшебников считают мертвой, знаешь?.. У тебя нет права даже пасть свою разевать. Предатели Крови — такая история.       — Ты несешь мордредову херь! — неожиданно рявкнул рыжий мальчишка. Лицо его побагровело от ненависти и злости. — Вы называете нас так только потому, что мы не ненавидим магглов, как вы, вот и все!..       Гермиона, про которую уже все успели забыть, отшатнулась в сторону, втиснувшись спиной в стену купе, и тихонечко опустилась на сидение, не издав ни звука. Кажется, она едва сдерживалась, чтобы не заплакать от унижения и непонимания.       Драко прищуривается, и Гарри чувствует, как пока еще не особенно заметная магическая аура блондина становится более насыщенной, опасной. В ней словно трещат искры.       Поттеру этот процесс напоминает собирающиеся тучи перед грозой.       — Конееечно, я несу мордредову херь, а Законов Магии не существует, — протянул Малфой.       И прозвучали его слова так нехорошо, что даже Гарри проникнулся, почувствовав пробежавшие по позвоночнику мурашки.       — Иди отсюда, Уизли. У нас есть более важные дела, чем разговаривать с тобой.       С этими словами Малфой отвернулся прочь, высоко держа голову, не удостоив рыжего мальчишку даже презрительным взглядом.       Гарри видит, как губы «Рона» сжимаются в тонкую нить, краска от лица стремительно отхлынывает, отчего ярко-оранжевые веснушки на побледневшей коже начинают напоминать воспаленную сыпь. Мальчишка разворачивается и буквально вылетает из купе прочь, оглушительно грохнув дверью.       Краем глаза Гарри видит, как вздрагивает Гермиона.

══════⊹⊱≼≽⊰⊹══════

      Когда поезд замедлил свой ход — «Мы подъезжаем к Хогвартсу через пять минут. Пожалуйста, оставьте свой багаж в поезде, его доставят в школу отдельно», — и остановился на станции «Хогсмид», день за окном уже сменился глубокой ночью.       Гарри и Драко, разумеется, оставлять свои вещи в поезде не было смысла, в отличие от той же Гермионы, которая минут пять суетилась над тем, как бы положить свой чемодан так, чтобы его нельзя было не заметить. Да и своей нервозности не стеснялась показывать лишь она, не видя в этом ничего предосудительного.       — Я слышала, что распределение на факультеты будет проходить в качестве испытания, — тараторила она, вместе с Гарри и Драко дожидаясь того, чтобы толпа галдящих первокурсников немного рассосалась. Никому из них не хотелось проталкиваться к выходу через кучу детей в узких проходах вагонов. — Но ни в одной книге я ничего не смогла найти!..       — Глупости, — совершенно расслабленно фыркнул Драко, которого сегодня нервировала только толпа и Рон Уизли. В остальном он напоминал удава, растянувшегося на солнышке. Для Гарри и Гермионы он был словно точка отсчета в системе счисления. Эдакая не меняющая своего значения константа, вокруг которой, точно по орбитам, вертелись Грэйнджер и Поттер.       На самом деле, Гарри тоже было очень интересно узнать, как проходит распределение. Ему не особенно хотелось загреметь в Гриффиндор по незнанию. Он сделал вид, будто поправляет воротник мантии, а сам успокаивающе погладил завозившуюся Кэсс, не произнесшую ни слова с тех пор, как Рон Уизли покинул купе.       Кажется, она была очень расстроена. Но Гарри не мог с ней поговорить, как бы сильно ни хотел.       Перед тем, как выйти из купе, Драко вдруг повернулся к Гарри и Гермионе лицом. Смотрел он, впрочем, только на девочку, от волнения даже немного побледневшую.       — Тебе, Грэйнджер, лучше попасть в Рэйвенкло, — жестко сказал он, показав на нее ладонью. — Ты, вроде, неглупая, но если окажешься на Гриффиндоре... — Драко сморщился, точно от зубной боли. — ...считай, можно заказывать надгробия твоим амбициям, принципам и личности. Тебя съедят заживо, сначала сокурсники, потом — Волшебный мир, если ты планируешь после Хогвартса остаться здесь, работать и завести семью. Видела Уизли? Весь его выводок просто прописан в львятнике. Хотелось бы тебе оказаться в социуме, где почти все поголовно такие же?.. Полагаю, что нет. Так что подумай в кои-то веки о себе, и вместо того, чтобы прыгать под колеса поезда, стремясь помочь в поисках потерянного из-за чужой безответственности питомца, сделай то, что по неопытности считаешь эгоизмом.       С этими словами Малфой вышел из купе, не оглядываясь на друзей.       Видя, что Гермиона растерянно замерла на месте, не зная, что делать, Гарри коснулся ее локтя.       — Знаешь, Драко не отличается добротой и вежливостью... но он прав. Сейчас ты будешь выбирать свою дорогу. Едва ли правильно будет приносить ее в жертву ради чужих призрачных идеалов.       Гарри чувствовал, что руки девочки немного подрагивали. Наконец, Гермиона молча двинулась вперед, к выходу из вагона, Гарри — за ней.       — Но как я могу?.. — вдруг тихо спрашивает Грэйнджер. Поттер слышит звенящее в ее голосе отчаяние.       — Никто не важен настолько, чтобы брать на себя роль всеобщего спасителя, — пожимает плечами мальчик. Он помогает Гермионе спуститься по узким ступенькам на платформу, протиснувшись вперед нее. Лакированный затылок Драко, спутавшегося с какими-то другими двумя первокурсниками очень гоповатого вида, мелькает в толпе впереди, но Гарри не спешит его догонять.       На улице стоит приятная (по сравнению с жарой) прохлада, и Гарри с наслаждением втягивает свежий воздух в легкие, чувствуя его сладость на языке.       — Но ты..! — тихо возражает Гермиона, стараясь говорить так, чтобы никто ее не услышал. Она почти прижимается плечом к Поттеру, продолжая шептать: — Ты ведь Герой, тебя называют Героем!..       Гарри качает головой.       — Ты ведь умная, Гермиона. Неужели думаешь, что годовалый младенец каким-то образом смог победить сильнейшего темного волшебника за последние полвека? — это он прошептал ей в волосы, придерживая за локоть и ведя по платформе в ту сторону, куда двигался поток первокурсников.       Девочка вздрагивает, какое-то время молчит, а потом говорит:       — Но ведь так... почему они тогда пишут это?       — Та же история, что и с любыми человеческими государствами, которые были и до нашей эры, и после, — Гарри отстраняется, оглядываясь по сторонам. Кажется, вокзал, на который прибыл Хогвартс-Экспресс, находился в какой-то небольшой деревушке, вроде студенческого городка. — Мальчик-Который-Выжил — это псевдорелигия, введенная для того, чтобы отвлечь общество от действий государства... или действий определенных людей, которые обладают даже большей властью. Ничего нового. Слышала о Масонах? Или Иллюминатах?       Он небрежно машет рукой.       — Всё из той же области.       — Почему ты говоришь это? — пораженно шепчет Гермиона. Взгляд ее испуган.       Девочка наверняка думала, что попала в красивый, реальный Магический мир. Такой, каким его показывают в фэнтези-романах для маленьких детей. Но ни Магическая Британия, ни какая другая волшебная страна не могли стать хоть сколько-нибудь похожими на те сказки. И все дело в том, что люди везде остаются людьми.       А людей не исправит ничто. Даже Магия. Ведь не все же делать только ей.       Лучше бы Гермионе разбить свои розовые очки как можно быстрее. Сбегая из мира магглов, нельзя погружаться в мир волшебников так стремительно, как это хотела сделать девочка. Можно запросто утонуть в нем и перестать существовать как автономная личность, отдельная от социальной машины. Грэйнджер — не тот человек, который сможет справиться с этим в одиночку. Ей нужен фундамент, точка отсчета, в которой она будет уверена. И в чем-то Драко был прав, говоря, что лучше бы девочке попасть в дом Рэйвенкло.       — Что «это»? — удивленно вскидывает брови Гарри, смотря прямо в отчаявшиеся глаза Гермионы. — Я ничего не говорил.       Грэйнджер медленно отворачивается и более не говорит ни слова.       — Первокурсники! Первокурсники, все сюда! — разнесся над детскими головами громкий знакомый голос.       Над толпой детей в конце платформы виднеется сияющее лицо Хагрида.       — Так, все собрались? Тогда за мной! И под ноги смотрите, главное!..       Они покинули деревню и, поскальзываясь, двинулись куда-то вниз по узкой тропинке, семеня друг за другом. Вокруг стояла непроглядная темнота, но Гарри видел, что идут они сквозь густую лесную чащу, в которой то и дело слышались голоса ночных птиц и цикад. Множество лесных запахов витали в воздухе, которые, к счастью Гарри, почти полностью перебивали запахи людей. Временами, конечно, приходилось цеплять Гермиону, все еще идущую рядом, за руку, когда та спотыкалась в темноте и угрожала пропахать землю лицом.       «Шикарный сервис», — презрительно думает Поттер.       — Еще несколько минут, и вы увидите Хогвартс! — тем временем вполне бодренько информирует детей Хагрид где-то далеко впереди. — Так, осторожно! Все сюда, ребятки!       — О-о-о-о! — в тот же момент раздаются со всех сторон восторженные возгласы, стоит детям покинуть чащу и выйти на освещенный луной берег озера.       И Гарри, в общем-то, был с ними солидарен, но без лишних звуков.       На другой стороне озера, на берегу которого столпились дети, стоял замок, словно вырастающий из высокой скалы. Его величие чувствовалось даже здесь. Множество башен с бойницами, мостов, соединяющих эти башни, и в каждом окне словно горит огонь. Свет луны, освещающий западную сторону замка, только добавлял ему флер мистичности и силы.       Хогвартс производил впечатление величественного существа, которое не может пошатнуть никакая сила, даже время.       Гарри слышит, как рядом восторженно вздыхает Гермиона, начисто позабывшая о побитых испачканных туфлях и ушибленных пальцах на ногах.       — Не больше четырех человек на лодку, давайте-ка! — командует Хагрид, указывая на целую флотилию обычных деревянных лодок, сбившихся у берега черного озера.       Гарри и Гермиона оказались в одной лодке с тем самым мальчиком, потерявшим жабу (так он нашел ее или нет?) и с незнакомым темнокожим парнем, отсевшим от них подальше. Лицо у того было неприступное, а поза закрытая.       Поттер незаметно потянул носом воздух, сделав вид, что разминает шею. От мальчика с жабой за километр несло расшатанными нервами — кислым и землистым; а вот от темнокожего почти не пахло. Видимо, помимо базовых средств гигиены он пользовался еще и какими-то заклинаниями.       Не то чтобы Гарри ловил кайф с людских запахов и феромонов, которые по сути своей были не особенно приятными — это, по крайней мере, касалось пота. Остальные же запахи, вроде лаванды и горячего шоколада, которые Поттер почуял от Гермионы, не были индивидуальными. Они просто отражали то, воздействию чего подвергался человек небольшой промежуток времени назад. И, на самом деле, индивидуального запаха у людей, как и у животных, быть не могло в принципе, потому что воздействию различных витающих в атмосфере ароматов они подвергались постоянно.       Но запахи все равно несли множество информации, в том числе и о вкусах человека в парфюме, где он был или что ел час назад. Порой Гарри даже мог чувствовать эмоции. Не то чтобы именно их запах — эмоции не имеют запаха. Но его имеют физиологические реакции, происходящие в организме, когда человек их испытывает. В остальном же Поттер ориентировался по состоянию магической ауры, подобие которой имели даже магглы. Как оказалось, чувствовать чужую и собственную магию могли лишь немногие среди взрослых магов, в основном либо те, что уже освоили беспалочковое волшебство, либо те, кто имеет потенциал его освоить, — то есть в распоряжении у них достаточно большая магическая мощь. О детях нечего было и говорить. Остальные же маги, «середнячки», были обречены на вечную привязку к своей волшебной палочке, на деле действительно больше являющейся костылем, нежели разумным помощником, а магию свою эти остальные контролировали больше по наитию. Если, конечно, там было, что контролировать.       Как говорил Меркурий, большинство современных волшебников не отличались особым магическим потенциалом. Вырождение популяции в его лучшем виде.       Что же касается крови, чей запах Гарри мог ощущать, если прислушается к возможной жертве... то в этом плане она была абсолютно одинаковой. Состав-то, по большей части, один и тот же. И на языке — то же железо и соль. Но то была кровь магглов — кровь магов же отличалась от нее. На самом деле, вкус крови Робинсона был куда более сладок, и он даже слабо отдавал на языке сливой и гибискусом. Гарри привык считать, что чувствовал не столько вкус самой крови, сколько вкус магии, что она содержит.       И это наталкивало на определенные размышления. Все еще оставался потенциал крови, который зависел от того, насколько магически силен ее носитель, но мог ли Гарри поглощать саму магию? В чистом виде? Наверное, вряд ли. Обычно энергетических и классических вампиров четко разделяли. Первые поглощают магию, вторые — эфир, так что ученые-маги до сих пор не решались сказать, кто из этих двух видов опаснее. Потеряешь всю магию насильственным способом — скорее всего умрешь, потеряешь всю кровь — умрешь сто процентов. Палка о двух концах, так что вопрос только в том, от чьих рук будет приятнее умереть лично тебе.       Высаживались с лодок на подземной пристани, расположенной прямо под замком, Хагрид, перед тем как повести детей дальше, проверил все лодки и обнаружил знакомую жабу, которую, оказывается, звали Тревор. Потерявший ее мальчишка был вне себя от счастья, хотя Гарри не особенно понимал, за что можно любить таких существ, как жабы, лягушки и прочая подобная им живность.       Кэсс в расчет он не брал.       Хагрид повел детей вверх по массивной каменной лестнице, освещая себе дорогу керосиновой лампой. Вскоре все вышли во внутренний двор замка, шагая по влажной от росы лужайке.       — Все здесь? Никто не потерялся, нет? — уточняет великан и, не услышав никаких положительных возгласов, подвел детей к огромным входным дверям замка.       А после ровно три раза ударил по ним кулаком.

══════⊹⊱≼≽⊰⊹══════

      — Добро пожаловать в Хогвартс, — наконец приветствует их уже немолодая волшебница в изумрудно-зеленой мантии и остроконечной шляпе, которую Хагрид назвал профессором МакГонагалл. Женщина остановилась на вершине лестницы, обернувшись к детям. Лицо у нее было крайне строгое, и пахло от профессора далеко не женским парфюмом и вином. — Скоро начнется банкет по случаю начала учебного года, но, прежде чем вы сядете за столы, вас разделят по факультетам. Отбор — очень серьезная процедура, потому что с сегодняшнего дня и вплоть до окончания школы ваш факультет станет для вас второй семьей. Вы будете вместе учиться, спать в одной спальне и проводить свободное время в помещениях, специально отведенных под ваши общежития. Факультетов в школе четыре — Гриффиндор, Хаффлпафф, Рэйвенкло и Слизерин. У каждого из них есть своя древняя история, из каждого выходили выдающиеся волшебники и волшебницы. Пока вы будете учиться в Хогвартсе, ваши успехи будут приносить вашему факультету призовые очки, а за каждое нарушение правил они будут вычитаться. В конце года тот факультет, что набрал наибольшее количество очков, побеждает в соревновании между факультетами, и это огромная честь. Надеюсь, каждый из вас станет достойным членом своей семьи...       МакГонагалл окидывает детей взглядом, призванным заставить их опустить глаза и смутиться, почувствовав давление. Гермиона, собственно, так и делает, а вот Гарри спокойно выдерживает испытующий взгляд профессора.       — Церемония распределения начнется через несколько минут в присутствии всей школы. А вам, пока есть время, я советую собраться с мыслями.       Прежде чем женщина отворачивается, Гарри замечает, как ее губы изгибаются в одобрительной усмешке.       Профессор отводит детей в небольшое помещение рядом с большими дверьми, ведущими, судя по всему, в помещение, где проходили собрания школы. Из-за этих дверей раздавался шум множества голосов.       — Я вернусь сюда тогда, когда все будет готово к распределению, — сообщает МакГонагалл. После она выходит из помещения, хлопнув дверью и оставив притихших детей в одиночестве.       — Ты... — Гермиона смущенно прокашливается, потому что ее голос срывается от волнения. — ...что думаешь насчет того, как будет проходить отбор?..       Гарри в ответ только пожимает плечами.       — Думаю, что ничего опасного для жизни не будет.       — Хоть кто-то здесь сохраняет здравомыслие, — недовольно комментирует сказанное неожиданно вынырнувший из толпы Драко. Гарри обращает внимание на то, что тот застегнул мантию и надел галстук.       — Где ты был? — интересуется Гермиона, пытающаяся отвлечься от нервозности, но совершенно не осознающая, что начала грызть ногти.       — Руки, Грэйнджер, — морщится Малфой, вставая рядом с Гарри у стены и прислоняясь к ней спиной.       Девочка стыдливо отдергивает руку от лица и прячет ее за спину.       — У тебя никакого чувства такта, Драко! — запнувшись, возмущается она.       Блондин в ответ только лениво пожимает плечами.       — А у тебя манер. Отвечая на твой вопрос: знакомился с вассалами.       — Вассалами?! — ахнула Гермиона. — Неужели в Магическом Мире до сих пор есть эта ужасная система...       — Не говори о том, о чем ничего не знаешь, — предостерегает ее Гарри, прекрасно зная, насколько чувствителен Драко к комментариям магглорожденных в сторону устройства его мира.       — Но как?! Люди ведь давно переросли это!..       — Знаешь, Грэйнджер, все-таки будет великой удачей, если тебе предложат дом Рэйвенкло, — неприязненно рычит Драко, оттолкнувшись от стены и сверля девочку взглядом. — Помяни мое слово, магглорожденная.       Подобное, читай, оскорбление заставило Гермиону замолчать и потупить взгляд в пол, начав нервно теребить рукава мантии. Девочка отходит в сторону, видимо, обиженная на Драко за его слова, и отворачивается от них.       — И чего ты в нее вцепился, Поттер, — еле слышно шипит Драко.       Гарри пожимает плечами.       — Я?.. Это скорее она вцепилась в нас, что неудивительно, и ты это понимаешь.       Драко закатывает глаза и бормочет себе под нос:       — То, что я понимаю это, не значит, что оно мне нравится. Но хватит о девчонке. Мой отец сказал, что у тебя не получится попасть на Слизерин.       Поттер нахмурился, повернувшись к Малфою.       — Почему?       — Он не уточнял, — Драко пожимает плечами, — но ты ведь попытаешься, так?..       Гарри слышит в голосе Малфоя смутную надежду, которую, наверное, до конца не осознает даже сам блондин. На Поттера Драко смотрит крайне требовательно.       — Разумеется, — серьезно кивает Гарри, чувствуя, как по воздуху тянется тонкая струйка гнилостного запаха.       «Во всяком случае, будем смотреть по ситуации...»

══════⊹⊱≼≽⊰⊹══════

      Их провели между столами к кафедре, на которой располагалась стойка, выполненная в виде расправившей крылья совы. Позади нее стоял широкий стол, за которыми сидели, судя по всему, профессора. Гарри мельком оглядывается по сторонам, идя рядом с Драко; Гермиона от них отстала и, погруженная в напряженные размышления, не обратила внимания даже на волшебный потолок с замершими в воздухе свечами, транслирующий иллюзию открытого ночного неба, усыпанного звездами.       В зале стояли четыре длинных стола, за которыми сидели десятки учеников, одетые в школьную форму, отличающуюся только цветами воротников мантий и галстуков. Красный, желтый, синий и зеленый, изредка черный, золотой и серебряный, — по факультетам. Все ученики смеются, переговариваются между собой и смотрят на первачков с несколько снисходительным интересом.       Гарри отворачивается, принимаясь за изучение профессоров.       Почти в тот же миг он натыкается на прищуренные прозрачно-голубые глаза, смотрящие прямо на него.       Гарри чувствует, как порожденные иррациональным страхом мурашки побежали вниз по его позвоночнику.       Альбус Дамблдор.       Ласково улыбающийся ему Альбус Дамблдор, из-за которого жизнь Гарри покатилась к чертям собачьим.       Страх мгновенно сменяется яростью, которую приходится тут же задавить в себе на корню, чтобы она не отразилась на лице.       Гарри, делая вид, что старого ублюдка он видит впервые и ничерта о нем не знает, переводит взгляд дальше.       По левую сторону Дамблдора сидят еще трое: первый — молодой человек без всякого намека на растительность на гладком лице, в фиолетовых и синих явно восточных одеждах, с тюрбаном на голове; второй был похож на гоблина, но пышная белоснежно-седая борода и бакенбарды немного рушили это впечатление; и последний — темноволосый мужчина, которому уже наверняка перевалило за сорок, одетый во все черное. Выражение лица у него недовольное и настолько же мрачное, что и весь его образ.       Гарри снова цепляет взглядом человека в тюрбане. Тот, нервно улыбаясь, то и дело оглядывался по сторонам, дергая левым глазом и губами, словно у него было какое-то нарушение в работе лицевых мышц. Стоит Поттеру столкнуться с ним взглядом, как шрам начинает мелко покалывать. Человек тоже впивается в него своими темными глазами, которые неожиданно становятся пугающе внимательными. И весь нервный тик исчезает без следа, словно его и не было.       Поттеру приходится отвести взгляд, неуютно поведя плечами.       Первокурсники сбиваются в группу перед ступеньками на кафедру, куда поднялась только МакГонагалл. На возвышении уже стоял совершенно обычный на вид табурет, на котором лежала потрепанного вида остроконечная шляпа, вся грязная и в заплатках. От нее исходила смутная магия, такая, словно разум шляпы сейчас спал.       «И что это?.. Персонал Хогвартса не в состоянии даже артефакты держать в чистоте?» — неприязненно думает Гарри.       Внезапно шляпа на табурете оживает, вздрагивает, «выпрямляясь», и складки ткани начинают напоминать черты лица. По залу разносится задорный голос, затянувший странноватую, но привязчивую песенку:

«Может быть, я некрасива на вид, Но строго меня не судите. Ведь шляпы умнее меня не найти, Что вы там ни говорите. Шапки, цилиндры и котелки Красивей меня, спору нет. Но будь они умнее меня, Я бы съела себя на обед. Все помыслы ваши я вижу насквозь, Не скрыть от меня ничего. Наденьте меня, и я вам сообщу, С кем учиться вам суждено. Быть может, вас ждет Гриффиндор, славный тем, Что учатся там храбрецы. Сердца их отваги и силы полны, К тому ж благородны они. А может быть, Хаффлпафф ваша судьба, Там, где никто не боится труда, Где преданы все, и верны, И терпенья с упорством полны. А если с мозгами в порядке у вас, Вас к знаниям тянет давно, Есть юмор и силы гранит грызть наук, То путь ваш — за стол Рэйвенкло. Быть может, что в Слизерине вам суждено Найти своих лучших друзей. Там хитрецы к своей цели идут, Никаких не стесняясь путей. Не бойтесь меня, надевайте смелей, И вашу судьбу предскажу я верней, Чем сделает это другой. В надежные руки попали вы, Пусть и безрука я, увы, Но я горжусь собой...»

      Стоит песне закончиться, весь зал разражается аплодисментами. Гарри даже вздрагивает, так внезапно больно отражается этот звук от барабанных перепонок.       Шляпа же скукоживается, а ее «черты лица» снова становятся просто складками ткани.       — Значит, ее надо просто примерить?.. — доносится до Гарри голос рыжего Уизли, о существовании которого он рад бы забыть, но запах падали ничто не может перебить.       — Гений мысли, — неприязненно фыркает Малфой, складывая руки на груди.       Гарри же хмурится. Шляпа, без сомнений, была артефактом, но каким образом она определяла принадлежность к факультету?..       «Только не говорите, что она может заглядывать в сознание...»       Профессор МакГонагалл делает шаг вперед, привлекая внимание детей, и разворачивает длинный сверток, который появился у нее в руках неизвестно откуда.       — Когда я назову ваше имя, вы наденете Шляпу и сядете на табурет, — информирует она. — Итак, начнем. Ханна Аббот!       На кафедру поднимается девочка со светлыми косичками, чье лицо покраснело то ли от смущения, то ли от страха. Чуть ли не спотыкаясь на ровном месте, она подходит к Шляпе, неловко нахлобучивает ее на голову (в итоге поля головного убора скрывают половину девичьего личика) и забирается на табурет. Несколько мгновений спустя Шляпа снова оживает, а затем громогласно объявляет:       — ХАФФЛПАФФ!       Стол, за которым сидели студенты с желтыми воротниками и галстуками, разразился аплодисментами и громкими улюлюканьями, приветствующими нового ученика.       — Сьюзен Боунс! — не теряя времени даром, объявляет МакГонагалл, стоит Ханне юркнуть с кафедры прочь, опустив Шляпу обратно на табурет.       — ХАФФЛПАФФ! — снова заявляет Шляпа, и Сьюзен срывает еще одну порцию оваций от желто-черного факультета.       — Терри Бут!       — РЭЙВЕНКЛО!       Теперь зааплодировали за вторым столом слева. Факультет Рэйвенкло носил синие и серебряные цвета.       — Лаванда Браун!       И впервые за вечер:       — ГРИФФИНДОР!       Красно-золотой факультет отреагировал еще более бурно, чем двое предыдущих вместе взятых. Некоторые гриффиндорцы прямо-таки с мест повскакивали.       Множество неизвестных Гарри имен спустя голосом профессора МакГонагалл раздается:       — Гермиона Грэйнджер!       — Момент истины, Гарри, — едва слышно говорит Драко, повернув голову к Поттеру и обдав его ухо своим теплым дыханием.       Побледневшая Гермиона, шепча себе что-то успокаивающее, едва не пошатываясь, выходит вперед. Девочка забирается на табурет и надевает Шляпу на голову.       Молчание артефакта длится долго, даже слишком. По залу то и дело проносятся недоуменные шепотки, но в целом абсолютно все присутствующие притихли, ожидая вердикта Шляпы. Даже Драко задерживает дыхание.       — РЭЙВЕНКЛО! — наконец, точно гром среди ясного неба, раздается крик артефакта.       Гарри слышит, как шумно, но явно облегченно выдыхает Малфой. В его голосе Поттер даже слышит слабую улыбку:       — Ну, еще не все потеряно.       Порозовевшая от нервов и облегчения Гермиона отправляется за стол синего факультета, а распределение снова набирает прежний темп.       — Рональд Уизли! — раздается имя, при звуке которого у Гарри почти начинается несварение. Только стоило привыкнуть к постоянному запаху падали, как он усиливается из-за нервяка, который испытывает рыжий мальчишка, посеменивший к Шляпе.       На этот раз артефакт гораздо более разговорчив:       — А-а-а, еще один Уизли... — и Гарри совершенно точно не мерещится легкое презрение в голосе Шляпы. — Ну, с вами я уже знаю, что делать... — и в полный голос: — ГРИФФИНДОР!       — Очевидно, — снова комментирует Драко, зевнув, — с каждым годом львятник скатывается все дальше и дальше. Так мой отец говорил.       — Думаю, его мнению можно доверять, — задумчиво отзывается Гарри, провожая Уизли до беснующегося стола Гриффиндора взглядом.       — Невилл Лонгботтом!       На табуретку теперь отправился тот самый мальчишка с жабой. Питомца он, судя по всему, сконфуженно прятал под мантией. МакГонагалл даже пришлось помогать мальчику надеть шляпу, что бы тот снова не умудрился потерять свое земноводное.       Если честно, Гарри ожидал, что его, Невилла Лонгботтома, распределят на Хаффлпафф. Странно, но с первого взгляда на всегда смущенно оглядывающегося по сторонам мальчика, словно тот вообще не понимал, что здесь забыл, появлялось ощущение, что дом трудолюбивых, дружелюбных и любящих всех тварей земных прямо таки создан для него.       Однако...       — ГРИФФИНДОР!       Даже Драко рядом чуть нахмурился. Не сморщился в отвращении, как тогда, когда провожал до стола львов Рона Уизли, а именно нахмурился. Гарри даже показалось, что Малфой разочарован.       Но прежде, чем Поттер успел даже сформулировать вопрос, который хотел задать, раздается:       — Драко Малфой!       Не теряя времени, блондин выходит из толпы с высоко поднятой головой, будто и не волнуется вовсе. Садится на табурет, опускает на голову Шляпу...       — СЛИЗЕРИН! — не успев коснуться светлой макушки, громко заявляет артефакт.       Малфой отправляется за аплодирующий стол зелено-серебряного Дома, напоследок кинув на Гарри пристальный взгляд.       Спустя Забини — того самого чернокожего мальчика из лодки, — Нотта, близняшек Патил и Паркинсон раздается заветное:       — Гарри Поттер!       Повисает гробовая тишина, такая, будто не имя-фамилия Гарри прозвучала, а что-то совсем из ряда вон, вроде «Волдеморт! Прошу на табуреточку...».       ...Кхм, сегодня у Гарри с шутками как-то все не слава Мерлину.       — Она сказала «Поттер»?..       — Тот самый Гарри Поттер?       Гарри выходит вперед, поднимается по ступенькам на кафедру и аккуратно берет Шляпу в руки, не обращая внимания ни на неподвижно замерших профессоров за столом, ни на тревожно перешептывающихся учеников Хогвартса. Садится на табурет, повернувшись спиной к сверлящим его голубым глазам, и надевает артефакт на голову, опуская веки...       «Хм-м-м-м-м... — вдруг тянет голос прямо внутри головы Поттера. — Какая неожиданная встреча. Не думал, что увижу кого-то из вашего народа в такое время...»       Гарри не вздрагивает, но дыхание его все равно сбивается. Он ожидал чего-то подобного, все-таки не даром же Гермиона так долго просидела на табуретке, прежде чем отправиться за стол Рэйвенкло. Но голос Шляпы все равно раздался внезапно.       Артефакт прыснул, и звук этого смеха внутри головы Гарри прозвучал как-то странно.       «А ты не из пугливых, не так ли?.. Впрочем, не стоило и ожидать подобного от Истинного Вампира, особенного новорожденного».       «Кто вы?..» — спрашивает Гарри, нахмурив брови. Конечно, он не надеялся, что Шляпа, проникающая в мысли будущего ученика, не узнает его секрета. Но если она доложит Дамблдору, то история Поттера закончится, даже не начавшись.       «Ты имеешь в виду имя, детеныш? У меня их много, — явно веселится Шляпа, и Гарри совершенно не понимает, чем ее так насмешил. — Годрик Гриффиндор, Хельга Хаффлпафф, Ровена Рэйвенкло, Салазар Слизерин и это только самые очевидные. Я создан из магии их всех, и храню частицы личностей каждого. Так что можешь называть меня так, как тебе вздумается. А насчет Директора можешь не волноваться — у меня нет привычки разглашать персональные данные учеников. Основатели побеспокоились об этом вопросе, так что твой секретик вне опасности, детеныш».       Гарри задумчиво качнул ногами, опершись руками в табуретку. Интересно, что за пунктик у всех тех, кто раскрывает сущность мальчика, называть его именно детенышем?.. Он, так-то, первую Большую Охоту провел давненько уже и должен считаться совершеннолетним по меркам вампиров.       «Так что, детеныш, есть пожелания?.. Для тебя эксклюзивное предложение».       «Все банально: только не в Гриффиндор, — абсолютно серьезно заявляет Гарри, сделав вид, что не заметил подтрунивающих ноток в голосе Шляпы. — Почему, думаю, вы уже поняли».       «Это ясно, делить спальню с Предателями Крови — настоящие проклятие, особенно для магических созданий, — сочувствующе тянет Шляпа, не став углубляться в теории заговоров, которыми полнился разум Поттера, — впрочем, туда тебе дорога и так закрыта, с таким-то соседством в головушке...»       «Вы о ком?.. — непонимающе хмурится Гарри. — О моем внут... Но я думал, что это...»       «Блок памяти от предыдущих поколений вампиров, да, — я у тебя в голове сижу, детеныш, все твои мысли у меня как на ладони, — будь у Шляпы голова, та бы нетерпеливо закивала ей, точно болванчик, — в чем-то ты прав, он у тебя действительно имеется, только вот это скорее пакет инстинктов и тех самых фактов, которые ты просто знаешь, и все — самих воспоминаний там нет и быть не может. По крайней мере, в том виде, в котором привыкли люди и волшебники. И уж точно пакет этот не имеет своего разума. Но то, что находится у тебя в голове... то, что слилось с твоей душой, изменившись почти до неузнаваемости, — твое «альтер-эго» и «олицетворение истинной ипостаси», как ты его называешь, — часть некогда целого...»       Гарри не смог подавить пораженного вздоха.       «Откуда вы столько знаете об этом? Что значит «часть некогда целого»?..»       «Я уже встречался с обладателем этого «целого», детеныш, — в голос Шляпы скользнула горечь, — и ты даже представить себе не можешь, насколько близок он к тебе сейчас...»       Гарри не знает, как реагировать на это непонятное предостережение. Его альтер-эго — это какой-то совершенно отдельный разум, который раньше принадлежал голове какого-то другого человека? Но кого?       Неужели Дамблдора?.. Он ведь сейчас как раз находится рядом с Гарри.       Нет, формулировка слишком туманная. Шляпа наверняка знает о том, что Гарри думает о директоре Хогвартса, так что она явно не стала бы заворачивать подобное признание в бессмысленный фантик туманности и пафоса.       Да и как?! Он не может быть связан с Дамблдором! Мерлин, иначе как объяснить жажду и те безумные идеи кровавых расправ, что рождает разум Гарри? Ведь директор Хогвартса — ни разу не вампир!       «Умный... тяжело тебе придется, детеныш... — тяжело вздыхает Шляпа, проследив за всеми размышлениями Гарри. — Я могу дать тебе только один совет: ищи все ответы в прошлом...»       «Что вы...»       «...Мы с тобой заболтались, маленький вампир. Двое очень интересных личностей уже заждались и начали нервничать, так что закругляемся, а то они еще передраться додумаются перед всем честным народом. К тому же, я с Конфундусом совсем не дружу, — в голосе артефакта послышалось отвращение. Шляпа бы явно сморщилась, будь у нее лицо. — Да и ты, полагаю, свой выбор уже сделал, так что...»       Гарри почувствовал, как на миг его разум потонул во вспышке паники.       «Стой! Подожди, у меня еще есть...»       — СЛИЗЕРИН!       Тяжело, прерывисто вздохнув, Гарри снял замолкнувшую Шляпу, встал и аккуратно положил ее на табурет. Обернувшись к ученикам, он понял, что в зале повисла гробовая тишина, а все взгляды — где-то непонимающие, где-то удивленные, почти шокированные, а где-то даже откровенно ненавидящие, — обращены только к нему.       ...Упс.       Гарри пришлось, сохраняя остатки своей рассыпающейся в пыль и еще даже не продемонстрированной никому маски, выдавить расстроенную и виноватую улыбку. Он направился к столу Слизерина, заметив, что Драко стремительно пихнул в сторону какого-то зазевавшегося первокурсника, сидящего рядом, чтобы освободить для Поттера место.       Садясь за стол, Гарри понимает, что его план прикинуться дурачком до поры до времени дал свой первый сбой. Предсказуемый сбой, даже запланированный, но все же ударивший Поттера по башке не слабее мучного мешка.