* * *
Ко следующему дню, где-то около полудня, под палящим солнцем главнокомандующий медленно шагает в сторону тронного зала, дабы предоставить его величеству ценные бумаги с кандидатурой пятидесяти воинов, где только двадцать из них будут допущены к отбору. С самого утра он рассматривает кандидатуры, раскладывая их личные дела по двум стопкам: те, кто могут подойти, и те, у кого однозначно нет шансов. И вот, после долгой работы, у главнокомандующего на руках личные дела лучших солдат, включая и его сына с его друзьями, лучшими которых назвать можно с натяжкой. В лучшем случае они могут обращаться с луком и стрелами, не говоря уже о том, чтобы контролировать силы, заложенные внутри их. Тем не менее их личные дела лежат раньше всех, прикрывая собой на самом деле достойные кандидатуры. Мужчина стряхивает пот со лба, как оказывается в сотне шагов от дворца. Поправляет повязку на глазу, трогает шпильку в волосах, дабы удостовериться, что не выпустит ни единого волоска. А как оказывается рядом со стражником, прочищает горло, останавливается и приветствует людей перед собой. — Я прошу встретиться с Императором, — поднимая листы вверх, так, чтобы мужчины заметили их, строго говорит Шин. Стражники переглядываются, опускают мечи, но не разрешают мужчине войти, чётко проговаривая: — Главнокомандующий Шин просит об аудиенции, — эти слова разносятся по тронному залу в разы тише, чем сказаны, настигают ушей Императора, и тот, кивнув, присаживается ровнее. — Пусть войдёт, — чётко говорит прислужник его высочества. И мужчину пропускают. Главнокомандующий входит в большой тронный зал, оглядываясь по сторонам. Большие колонны привлекают так сильно, что он сдерживает себя от того, чтобы открыть рот и остановиться. Всё внутри блестит. Белые и золотые цвета режут глаз. В полу можно увидеть собственное отражение. Кресло Императора стоит в самом конце тронного зала. Длинное мягкое красное кресло выделяется среди всего белого, а такой же алый столик рядом лишь добавляет большее раздражение. Мужчина проходит с семьдесят шагов, прежде чем остановиться, сложить руки и склониться перед его величеством. — Мой господин, я подготовил данные лучших бойцов нашей армии, — и, выставляя перед собой бумаги, он спешит распрямиться. — До Хён, — позвав по имени парня-прислужника, он указывает на документы в руке мужчины. Парень сразу же оказывается рядом, принимает листы и с грациозностью тигра двигается к трону, чтобы передать листы Императору. Как бумаги оказываются в его руках, его величество шумно выдыхает и, придвинувшись ближе, начинает читать. Личное дело не представляет из себя ничего, кроме имени солдата, его возраста, заслуг (если те, конечно, есть), оценки при поступлении на службу и уникальной способности, которой обладает солдат. Всё это умещается на одном листе, у некоторых не занимает и половины. Он проходится глазами по первому имени. — Мой господин, я проверил саморучно эти анкеты и расположил их в том порядке, где те, что сверху — самые подходящие солдаты для отбора, а те, что внизу — на моё мнение не совсем компетентны, пусть заслуг их и много, — говорит главнокомандующий, нервно потирая вспотевшие ладони о свою форму. Император Рин поднимает голову, смотрит на мужчину, а после вновь возвращается к бумагам. — Если всё так, как вы говорите, почему эти дела лежат сверху? Заслуг у этих солдатов не наблюдается, их уникальные способности не являются полезными в атаке как таковой, так почему они лежат сверху? — склонив голову, спрашивает он. Главнокомандующий невольно отступает назад, облизывает сухие губы, а после хихикает, точно больной. — Я видел этих парней в деле, мой господин, они в разы лучше, чем описаны в этих старых личных делах. — Из всех троих я отложу только одно дело. Кто из этих троих лучший? И Шину долго не думает, а сразу называет имя. Имя своего сына. — Шин Донджин. Среди них, насколько мне известно, он лидер и лучше разбирается в оружии, — не опуская головы, хотя нагло врёт Императору в лицо, говорит главнокомандующий. Его величество прикрывает рот рукой, гулко кашляя. А как приступ проходит, зажмуривает глаза, чтобы открыть их буквально через секунду, и, взяв личное дело Шин Донджина, откладывает его в стопку, к которой после прибавятся остальные девятнадцать участников отбора. Проходит час, другой, и наконец они заканчивают. Император с облегчением выдыхает, потирая глаза. В его голове вновь что-то трещит, но он не подаёт виду. — Вы уверены, что принять в отряд девушек — хорошее решение? — вдруг спрашивает Рин. Мужчина откашливается, выпрямляется и недолго думает над ответом. На самом деле, ему сложно ответить. Он надеется, что, добавив девушек, лишь создаст объём кандидатур, однако он никак не предполагал, что Император одобрит их дела и с восторгом (что в разы превосходит то, с какой неохотой он принял его сына) будет говорить о них и их индивидуальных способностях. Он не может понять, кажется, искренне мне может понять, чем лучше эти девушки — которым, по его словам, в армии не место — лучше его замечательного сына. От этих мыслей в сердце зарождается обида. — Вы ведь сами сказали, что у них хорошие результаты, — начинает он, пальцем сдирая корочки с губ. — Их уникальные способности принесут пользу отряду, а ещё с первого взгляда по ним не скажешь, что те отдали жизнь армии. Поэтому на случай чего, конечно, если они пройдут отбор, у нас будут хорошие хорошие шпионы. Император энергично кивает головой, соглашаясь со сказанным. И когда главнокомандующий хочет откланяться и принести сыну хорошие вести, тишину сотрясает голос стражника: — Неизвестный парень просит об аудиенции. Сказал, что он — ученик генерала Мо Джи. Император так удивлён, услышав знакомое имя, которое не слышал, кажется, больше пяти лет, что невольно подрывается на ноги, вытаращив глаза. Он не может выдавить из себя ни слова до тех пор, пока не приходит в себя, а после громко говорит «пусть войдёт», и по белому полу стучат соломенные сандалии. Император не знал, что у Мо Джи был ученик, не знал, кем тот является и почему пришёл. В голову невольно заходят самые ужасные мысли. Он гадает, не случилось ли с бывшим генералом что, не сразила ли его болезнь, однако когда перед ним предстал парень на вид лет двадцати и заговорил, всё встало на свои места. — Приветствую Императора. Чхве Бомгю, ученик генерала имперской гвардии Мо Джина, — представляется тот, кланяясь. — Что привело тебя сюда, Чхве Бомгю? — спрашивает тот, но одна клеточка в его теле не расслабляется. Бомгю, выпрямившись, спешит ответить: — Пришёл просить у вас, мой господин, возможности пройти отбор в отряд. Я хочу защищать свою страну, разрешить столь непонятный мне конфликт и сражаться за Империю, при этом не имея при себе уникальной способности, — эти слова рушатся на всех, кто есть внутри, точно градом. Кажется, невозможно то, что парень заявляется в тронный зал, дабы попросить участия в отборе, при этом не имея при собой отличительной способности. И главнокомандующий Шин смеётся. — Ты, малец, конечно, хорошие слова сказал, но разве ты можешь противостоять тем, кто выше тебя? Тем, кто лучше, — хохоча, он поворачивается в его сторону, а развернувшись, уже обращается к Императору: — Не тратьте время, мой господин, этот парень ничего не может вам предложить. Мне даже непонятно, как он оказался в дворце, — цокая языком, не успокаивается Шин. Брови Императора сходятся в одну линию на лбу. Нижняя губа втянута в рот, когда тот кусает её, ломая голову, почему Мо Джи взял к себе в ученики простого мальчика. — Не торопитесь, главнокомандующий. Я слишком хорошо знал бывшего генерала, чтобы точно сказать, что он бы не взял к себе в ученики простого парня, — сквозь стиснутые зубы шипит тот. — Раз ты здесь и знаешь, что в отряд отбирают только солдат со способностями, значит, тебе есть что предложить? — Вы правы, мой господин. Во владении мечом равных мне нет. Я могу противостоять солдатам со способностью, даже если те будут целенаправленно пускать все силы на меня. Я уверен, что смогу победить главнокомандующего в схватке, если позволите, — изогнув бровь, Бомгю стискивает зубы. Он знает, что должен сделать это: должен представить себя, показать, что может, несмотря на то, что придётся пожертвовать. Тем не менее он так же уверен, что, даже не зная силы главнокомандующего, он сможет выиграть. Император хлопает в ладоши, расплывшись в улыбке, считая предложение Чхве достаточно заманчивым и весомым, чтобы согласиться. По крайней мере, если парень так хорош, как говорит, он может пройти отбор. Таким образом, ответив сейчас «да», он убьёт двух зайце одним выстрелом: он посмотрит на силы юноши, а также на то, насколько компетентен главнокомандующий Шин. — Отлично. Невозможно отказать в такой просьбе, главнокомандующий Шин. Если парень хочет бороться за родину и настолько уверен, что бросает вам вызов, я не могу отказать. Здесь, — он указывает на стопку отобранных, — есть одно дело, которое не нравится мне настолько, чтобы не дать юноше этого шанса, поэтому, главнокомандующий Шин, будьте готовы. Шин трясётся, точно осиновый лист. Он отступает назад, открывает и закрывает рот, не в силах что-то сказать, когда Бомгю глядит на него и улыбается. Не остаётся и сомнений, что он одержит победу над главнокомандующим, разобьёт того в пух и прах и тогда сможет пройти отбор. И эта уверенность растёт с каждым шагом, когда прислужник Императора проводит на улицу, оставляя внутри выложенного брусчаткой круга. Император остаётся стоять в нескольких метрах поодаль, озвучивая правила: — Тот, кто выходит за пределы этого круга — проиграл. Главнокомандующий имеет право использовать все свои уникальные силы в сторону солдата. Достаньте мечи из ножен и по сигналу начните бой. И Чхве не медлит: выуживает меч, оставляя висеть ножны на поясе, отставляет правую ногу назад, готовясь к бою. Шин делает всё то же самое. Бомгю не известна сила его противника, и ему придётся узнать это по ходу боя, поэтому пока его голова пуста, а тактика будет создаваться по мере того, как будет узнавать противника лучше. А когда слышится императорское «начинайте», главнокомандующий проводит двумя пальцами над лезвием своего меча, в упор глядит на Бомгю и направляет остриё на парня. Вокруг главнокомандующего за мгновение закручиваются копии его острого меча. Они крутятся вокруг него ещё какое-то жалкое мгновение, прежде чем все не срываются с места, имея только одну цель: попасть прямо в Бомгю. Он оборачивается. Отступать назад он не может, именно там заканчивается круг, броситься вбок не успеет, поэтому у него остаётся всего один выход — отбиваться, а после попытаться сыграть на эффекте неожиданности и атаковать. Так он и делает. Резко вздёргивает голову, отводит руки назад, подпрыгивает, отбивая сначала тот, что летит ему в черепушку. После, развернувшись на шесть часов, отражает ещё два лезвия, чувствуя, как шатается меч в его руке. Контролирует дыхание, замечая, что главнокомандующий, не теряя времени, бросается на него, настигая того за жалкие шаги. Одна из копий режет руку, однако у Бомгю нет времени прикрыть рану или даже хотя бы взглянуть на неё. Вместо этого он лишь бросается вбок по кругу, чувствуя, как трещит воздух рассекающего всё на своём пути меча. Чхве останавливается на другой стороне от Шина. Глядит на рану, а после вновь на широко улыбающегося мужчину. — Сдайся, ещё не поздно, — самодовольно заговорил тот. Но Бомгю ничего не отвечает, бросается к нему, сцепляясь мечами. Давит со всей силы, стараясь оттиснуть мужчину к краю, однако когда и эта затея не удаётся, отбивает его меч, проходясь своим прямо у его лица. Бомгю получает ногой в грудь, отступает назад и останавливается почти у конца круга. Яростно глядит на главнокомандующего, который уже бежит на него, и решает поступить следующим образом: когда главнокомандующий Шин бежит на него с другого конца круга, он просто стоит, схватившись за груди, следя за его движениями из-под ресниц. А когда тот уже думает о победе, настигнув Бомгю, тот бросается вправо, задевает мечом ногу мужчины, и тот летит за круг. И, выпрямившись, Бомгю разгибает руку в локте, направляя острое лезвие на мужчину. — Вы проиграли, — констатирует Бомгю, ногой задевая ботинок мужчины, что слетел с ноги, пока тот падал. Император несколько раз хлопает в ладоши, подходит к парню, опускает свою руку ему на плечо и говорит: — Парень и вправду не плох. Твои взмахи и движения очень напоминают стиль Мо Джина. Не осталось сомнений, что ты его ученик. Ты хорошо себя показал, парень, — остановившись напротив Бомгю, говорит Император, пряча руки за широкими рукавами. — Я разрешаю тебе принять участие в отборе. Ты бросил вызов главнокомандующему, но там, во время отбора, так просто не будет. Подумай, юноша, ещё раз хочешь, ли ты этого на самом деле? И Бомгю не нужно много времени на раздумья. Он склоняется перед его величеством, бормоча «я уверен», а после, как получает инструкции от главнокомандующего, спешит уйти прочь. Следующие десять дней он проведёт, устраивая себе самые сложные тренировки, что только может вынести его тело. Следующие десять дней ожидания превратятся в ад наяву. Первый этап отбора назначен на двенадцатое число восьмого лунного месяца. Двенадцатого числа он узнает своих противников, а значит, узнает и как победить каждого из них.Глава четвёртая: Не всё то, чем кажется
23 августа 2022 г. в 08:52
Ночь выдаётся морозной. По сравнению с теми, что были раньше, температура опускается ещё на несколько градусов, отчего и без того слабому Императору становится некомфортно. Он сидит внутри библиотеки, желая согреться травяным чаем, переворачивая страницу за страницей учёта затрат на содержание армии. Стараясь найти зацепку, неточность, которая точно должна быть здесь, и найти виновника, что разворовал бюджет. Он глядит на неровные цифры, и, прикрыв глаза, ему в самом деле кажется, что те отпечатываются на его веках. Его глаза горят, в голове что-то трещит. Кажется, внутри словно бьют молотком, и этот неприятный звук резонирует внутри черепа, заставляя голову гудеть ещё больше.
Император Рин выпускает из рук учёт, прикасается к вискам, массируя их. Он давит на точку на лбу, медленно вдыхает, задерживает кислород в лёгких, а когда боль и трещание проходят, с облегчением выдыхает.
Через открытые двери, как бы далеко от них он ни сидит, отчётливо слышны трещания сверчков, смешивающиеся с тихим угуканьем сов. Ветер завывает вновь, переворачивая страницы. Мужчина распахивает глаза, глядит на закрытую ветром книгу, хлопнув по ней рукой, наливает в небольшую чашку горячего чая и выпивает его полностью, обжигая горло. Он тянется руками к лицу, чтобы потереть глаза, как улавливает слабые шаги, а после и громкий голос стражника.
— Его величество просил никого не пускать, — нарушая умиротворяющую тишину, громко и доходчиво говорит тот.
— Передайте Императору, что это срочно. Я бы не беспокоил его величество в столь поздний час без нужды, — Император Рин ещё с минуту думает, где раньше слышал этот голос, а когда в голове появляется образ возглавляющего сопротивление «Противостоянию», поднимает книгу с пола, приказывая стражнику пропустить его.
Мужчина вваливается в библиотеку, громко стуча пятками по полу. Он тяжело дышит, из-за чего Император сразу понимает, что тот спешил, а значит, у него есть важные вести. Мужчина оглядывается по сторонам, смотрит меж рядов с книгами, прежде чем оказаться в небольшом зале, а после и встать возле стола Императора. Сложив руки перед собой так, что правая накрывает левую, а пальцы выпрямлены, он сгибается пополам, проговаривая: «Приветствую Императора!»
И его величество, высоко подняв голову, машет рукой, разрешая мужчине выпрямиться и немедля начать свой рассказ. Главнокомандующий отряда сопротивления прочищает горло, потирает глаза и медлит, не зная, с чего начать. Он бежал отсюда несколько километров, дабы самолично донести Императору несколько важных новостей, но в этом и есть проблема: он не знает, как поведёт себя его высочество, узнав о таком; что он скажет и что делает. Но он здесь, а значит, у него не остаётся выбора, кроме как начать говорить.
— Мой господин, — его голос, как мужчина ни старается, предательски дрожит, — Противостояние замышляет налёт на имперский дворец, они также готовы пустить новые слухи о вас, ваше величество, — мужчина тяжело сглатывает ком в горле.
— Что твердят слухи? — точно упустив первую часть сказанного главнокомандующим (немаловажную часть), спрашивает Император Рин, в упор глядя на мужчину перед собой.
Главнокомандующий Шин опускает голову, покусывая внутреннюю сторону щеки. Досада растекается в груди от того, что они не смогут избежать этого, а значит, и эта вероятность очень велика, что и больше не будет места в имперской армии.
— Они… — он запинается, прикусив язык. — Они говорят о вашей дочери, клевещут на её мать, а также говорят о вашем к ней отношении. Они хотят заверить остальных, что вы не только плохой глава, но ещё и ужасный человек рядом с дочерью.
Взгляд Императора мутнеет. Слова о его жене заставляют не затянувшуюся рану в душе болеть ещё сильнее. Перед глазами показывается её размытый образ. Спустя столько лет он уже и не помнит деталей, не помнит, как звучал её голос, какими мягкими и тёмными были волосы на её голове, какой нежной была улыбка. Со временем эти воспоминания покидают его. Со временем она почти полностью испаряется из его памяти.
Посильнее стиснув зубы, так, что в висках вновь начинает пульсировать, он с грохотом опускает руки на стол, разъярённо дыша.
— Пожалуйста, мой господин, не гневайтесь. Мы разберёмся с ними с теми, кто заговорят об этом.
Император поднимает взгляд на мужчину, встаёт на ноги и проходит мимо него, направляясь к стендам с книгами. Гнев потихоньку сходит на нет.
— Что-то ещё? — бросает Император, вытаскивая выцветшую на солнце книгу.
Главнокомандующий Шин разворачивается следом за его величеством. Делает шаг вперёд, но потом дёргает ногой назад, когда Император разворачивается и с книгой в руках шагает к своему месту.
— Противостояние собирается наступать, — поправив повязку на глазу, шипит главнокомандующий, точно ему самому противны эти слова. — Военная мощь нашей армии пусть и хороша, но противостоять слухам мы не можем. Если они вновь раскроют ваши тайны — это подорвёт вашу репутацию. В который раз. И на нашей стороне будет меньшинство.
Император не поднимает глаз на мужчину, а раскрывает книгу на середине, читая первые строки. И главнокомандующий продолжает:
— Ваша дочь может быть в опасности, — Шин сминает ткань военной формы в кулаке, не решаясь говорить то, что вертится на языке. — Она ваша слабость, мой господин. Боюсь, противостояние захочет воспользоваться этим.
— И что вы предлагаете?
— Я предлагаю создать отряд лучших бойцов для защиты вашей дочери. Мы проведём отбор, выберем лучших из лучших, и они отдадут свои жизни ради благополучия вашей дочери.
Император поднимает голову, тем не менее не замечает тени улыбки на лице главнокомандующего. Он ещё с минуту глядит на него, прежде чем снова опустить голову и сказать:
— Тогда сделаем так, как вы говорите! Проведите отбор. Выберите лучших из лучших и обеспечьте безопасность моей дочери. Отряд под вашим руководством.
Главнокомандующий Шин улыбается, выставляет перед собой руки, положив одну на другую, поклонился, уверенно повторяя: «Будет сделано в скором времени». И, отступив на несколько шагов назад, распрямляется, шагая прочь. Когда главнокомандующий покидает территорию библиотеки, когда выходит за пределы видимости стражи, оказываясь у казарм, дьявольски улыбается, потирая ладони. Он уверенно шагает к невысокому парню, что бежит в его сторону.
— Вышло? — только и спрашивает тот, оказавшись рядом с ним.
Главнокомандующий смотрит на него так, точно тот клевещет на него, опускает свою руку ему на плечо, а после улыбается ещё шире.
— Обижаешь, сынок. Путь из обычного стражника в элитный отряд тебе проложен, мой дорогой, — поглаживая того по плечу, лепечет мужчина.
— Я знал, что ты сможешь, отец! — чуть ли не прыгая от счастья, парень кидается к отцу, заключая того в объятья.
— Так, а ну хватит! — отлепляя от себя прилипчивого сына, шипит главнокомандующий, хихикая.
— Отец, но как же мои друзья? Я не могу оставить их, — опустив голову и надув губы, говорит парень.
Мужчина на мгновение остепеняется, задумался, а после, махнув рукой, считая, что может руководить Императором как захочет, отвечает:
— Замолвлю я за них словечко. Эх, поставлю ваши имена первыми в списке и обращу взгляд Императора на вас и ваши способности. Не о чем беспокоиться, сыночек.
И, захихикав, обхватив отца за плечи, парень потрясает его, не прекращая рассыпаться в благодарностях. Они направляются в сторону казарм, дабы отметить столь значимое событие.