Староста факультета и новый студент

Уже через полчаса после того, как Хиджиката решил как можно меньше видеться с Сакатой, он, разумеется, сразу же наткнулся на него. И ладно, если бы это случилось где-то в коридоре. Но нет, встреча произошла в самом непредсказуемом месте из всех, где можно было обнаружить Сакату в воскресенье — в библиотеке. Хиджиката шел вдоль полок в поисках нужного фолианта для эссе по Древним рунам. Он всматривался в выцветшие буквы на потертых корешках, как вдруг услышал за толщей книг знакомый голос: — Понимаю, издеваться над ним весело, но тебе не кажется, что это уже слишком? Хиджиката замер, моментально забыв о том, что искал. Побороть желание подслушать разговор оказалось для него попросту невозможно, и он навострил уши. «С кем говорит Саката?» — подумал Хиджиката и в следующее же мгновение получил ответ. — Вовсе не слишком, — послышался вежливый, но при этом полный снисхождения голос. — Я только вошел во вкус. К тому же таких высоких ставок, как вчера вечером, не было за все время. «Сасаки! Что эти двое затевают?» — пронеслось в голове Хиджикаты. Сердцебиение участилось, и ему пришлось медленно выдохнуть, чтобы успокоиться и не дать себя обнаружить. Вытащив с полки толстый томик и бесшумно поставив его на пол, он приник взглядом к образовавшейся расщелине между книгами. Они были в соседнем ряду, и Хиджиката все отлично слышал и даже видел. Саката стоял к нему спиной, сложив руки на груди. Как и в любой другой выходной день, он напялил на себя белую мантию через одно плечо и черную футболку с коротким рукавом. Небрежная поза, небрежный тон — на первый взгляд Хиджикате показалось, что эти двое общаются вполне привычно, хотя ранее он ни разу не видел, чтобы они разговаривали, помимо того случая в Выручай-комнате. — Что тебе эти ставки? — спросил Саката. — Я думал, у тебя денег, как у дурака фантиков. Голос у него был предельно спокойный, но Хиджиката заметил, как напряжены его плечи под тонкой черной тканью. «Они не заодно», — догадался он и облегченно выдохнул. — Это нормально, что такой, как ты, не может понять ход мыслей элиты, — ответил Сасаки, раскладывая на соседней полке стопку белых томов в золотых переплетах. — Но по крайней мере, думаю, слово «азарт» тебе знакомо. — Так ты это делаешь только от праздного безделья? — устало заметил Саката. — Стоило ожидать. — Это все лишь любопытный социальный эксперимент, призванный продемонстрировать всю низость мысли магов, — Сасаки отправил на полку последнюю книгу и удостоил собеседника взглядом. — Все, кто делает ставки, — это юные дарования, волшебники, сверхлюди, элитная раса, не побоюсь этого слова. В их распоряжении сотни заклинаний и зелий, которые могут привести их к вершине мира. Но что привлекает их внимание больше? Обычная любовная драма, которыми маглы так любят засорять свои скудоумные мозги. Я всего лишь хочу обличить эту низость, а если параллельно с этим получится заработать — что ж, это повод гордиться собой вдвойне. — По-моему, твой эксперимент уже достиг цели, — осторожно сказал Саката. — Некоторые студенты продолжают делать ставки, даже когда они прекрасно понимают, что тем самым унижают достоинство своих товарищей. — Разве тебе это не безразлично? Хиджиката прекрасно знал по своему опыту: когда Сасаки вдруг отказывался от витиеватых выражений и что-то спрашивал в лоб, это поначалу всегда вводило собеседника в ступор. Вот и Саката выждал несколько секунд, прежде чем дать ответ. — Мне-то параллельно на то, что обо мне подумают. Но вот репутация Хиджикаты может пострадать. Ты же знаешь, маги с сомнительным прошлым даже не рассматриваются к поступлению на курсы мракоборцев. Зачем тебе губить его судьбу? Тем более, что это глупо и неоправданно: между ним и мной ничего нет. — Правда? — Хиджиката мог поклясться, что видел тень улыбки, когда Сасаки произнес это слово. — А чего же ты тогда стоишь здесь передо мной и пытаешься убедить закрыть мое маленькое милое казино? Раз между вами ничего нет. — Сомневаюсь, что ты поймешь. У него есть достойная цель, и я не хочу быть помехой… — Саката запнулся, но закончил мысль. — Не хочу быть причастен к скандалу, который помешает ему воплотить задуманное. — Вот оно что. Допустим, по твоей просьбе я перестану разжигать интерес к его персоне, и весь этот щекотливый инцидент будет исчерпан. Только вот, что с этого получу я? — в его голосе появились хищные нотки. — Благотворительные мероприятия семьи Сасаки строго регламентированы, и я не могу в них так просто вмешаться. — А чего ты хочешь? — Саката наверняка хотел, чтобы эта фраза прозвучала безразлично, но голос его слегка дрогнул. — Приятно слышать верно поставленный вопрос. Что ж, денег у тебя нет, влияния в высших кругах тоже. Что же, что же мне с тебя поиметь? Сасаки задумчиво почесал подбородок, смотря на собеседника с высоты своего роста, и едва заметно ухмыляясь. Его оценивающий взгляд пробежал по фигуре Сакаты с головы до ног и обратно, и тот вздрогнул, словно от прикосновения холодных пальцев. Хиджиката впился ногтями в книжный переплет, которому не посчастливилось оказаться под его рукой в тот момент. Он настолько сильно хотел вцепиться Сасаки в горло, что на секунду ему даже показалось, будто он почувствовал пульс под толстой кожей обложки. За четыре с лишним года обучения между ними случалось много всякого дерьма, но еще ни разу этот напыщенный ублюдок не бесил его так, как сейчас. Хиджиката был уверен, что сильнее вывести его из себя у Сасаки уже не получится, как тот его разубедил. Он сделал шаг навстречу Сакате и положил руку ему на плечо, пристально глядя в глаза: — Как насчет… — Сасаки склонился к его уху и что-то прошептал. От его дыхания легкие белые вихры на висках Сакаты вздрогнули. — Что скажешь, мастер на все руки? Это, кажется, по твоей части? Хиджиката не слышал, что именно сказал Сасаки, но ему и не нужно было. Он все прочитал по его тонким ухмыляющимся губам, по напрягшимся плечам Сакаты, по пальцам, скользнувшим вниз по руке. Эти чертовы длинные аристократические пальцы! Словно в замедленной съемке Хиджиката наблюдал, как они по-хозяйски прошлись по ткани футболки, добрались до кожи и безнаказанно проникли под короткий рукав. — Всего раз, и я отстану от Хиджикаты, — проникновенно, почти ласково произнес Сасаки, проводя ладонью по руке Сакаты. — Раз вы не вместе, как ты говоришь, то это даже нельзя считать тем, что обычно называют «изменой». Обещаю обойтись с тобой помягче… Саката молчал, но по одному всклокоченному затылку Хиджиката мог понять, насколько сильно тот взбешен. Оставалось удивляться, почему он до сих пор не врезал Сасаки по его надменной роже. Хиджиката уже готов был лгать и лжесвидетельствовать — лишь бы этот омерзительный инцидент не остался безнаказанным. И вот в тот момент, когда его негодование достигло пика, и он уже собрался вмешаться… Сасаки внезапно поднял на него хитрый самодовольный взгляд. Волна ярости тут же откатилась. «Вот гад, заметил меня и разыграл спектакль! Что ж, ладно!» — облегченно подумал Хиджиката и вышел из своего укрытия. Сасаки моментально отдернул руку и отошел от Сакаты на шаг, будто ему и самому была некомфортна такая нарочитая близость. — Сасаки! У тебя целый факультет студентов, к которым ты можешь безнаказанно приставать, но нет, тебе непременно нужны чужие, — сказал Хиджиката. И с досадой заметил, что от его присутствия Саката напрягся еще сильнее: насупился, сжал кулаки. «Ему до ужаса неприятно, что я все слышал», — догадался Хиджиката. — Ты все неверно понял, — возразил Сасаки. — Саката сам пришел ко мне за услугой, и мы договариваемся о цене. Все прозрачно и честно. Зачем ты вторгаешься в сделку? — Полагаю, потому, что эта сделка касается меня, а я в твоих услугах не нуждаюсь, Сасаки, — ответил Хиджиката. — А я не нуждаюсь в твоем вмешательстве, — холодно сказал Саката. — Не лезь в мои дела. Я сам разберусь. — Хрена с два ты разберешься! — прикрикнул на него Хиджиката, оскорбленный таким тоном. — Совсем мозги растерял?! Нашел к кому обратиться с просьбой! — он махнул рукой в сторону Сасаки, который безразлично наблюдал за спором. — Не твое дело, как я веду свой бизнес и какие сделки заключаю! — вспылил в ответ Саката. — Еще как мое дело, я староста факультета, если ты не забыл! И я закрываю твое предприятие по продаже себя в элитное сексуальное рабство, эскортник чертов! — Ха, если бы ты мог его закрыть, то давно бы так и сделал! У меня есть разрешение декана! — Да Отосе просто понятия не имеет, что ты проворачиваешь у нее за спиной! — Ну так иди и пожалуйся мамочке, нытик! — Она не моя мамочка, а твоя! — Я вам не мешаю? — подал голос Сасаки, уставший молчаливо наблюдать за перепалкой. — Мешаешь! — Мешаешь! — хором крикнули на него Саката и Хиджиката, совершенно позабыв о том, с чего вообще начался разговор. — Что ж, я в любом случае потерял интерес. Поэтому, — Сасаки прошел между ними и обернулся. — Сделки не будет, Саката. Оставляю вас наедине, можете обсуждать легальность бизнеса или сексуальное рабство хоть до следующего матча по квиддичу. И он двинулся в сторону выхода из секции, но был остановлен окриком Сакаты: — Подожди! Не слушай его, он мне не указ! — Я знаю, что не указ, — подтвердил Сасаки и развернулся к ним, что предвещало длинную тираду. — Я прекрасно вижу, что ты готов эгоистично пожертвовать собой, чтобы спасти дорогого тебе человека, и при этом даже не задумываешься, принесёт ли это ему счастье. И еще я прекрасно вижу, что Хиджиката, который и так уже живет взаймы, останавливает тебя не из каких-то там чувств к тебе, даже не обольщайся этими мыслями. Он просто боится оказаться в таком долгу, который не окупится и всей его жизнью. И я знаю, что он никогда не даст тебе того, что ты хочешь, но и из так называемой «френдзоны» не отпустит, потому что ему так удобно. — Ты ни черта обо мне не знаешь, Сасаки, так что заткнись, — процедил сквозь зубы Хиджиката, нащупывая в кармане палочку. — Ну почему же? — Сасаки пожал плечами. — Я ведь уже говорил: я твой фанат. И, как любому фанату, мне любопытно докопаться до самых гнилых червоточин твоей личности. Как же удачно, что все они стали так четко видны благодаря твоему отношению к Сакате под давлением общественного мнения. В конце концов, ни в твоих, ни в его мотивах не оказалось ничего благородного и возвышенного. — Что ж, может, я и эгоистичен, — серьезно заметил Саката. — Только вот твоих чувств к Имаи это тоже касается. Хиджиката тут же рассудил справедливость этих слов, вспомнив, как Сасаки вышел из себя в Выручай-комнате в тот момент, когда решил, что со второй старостой Когтеврана что-то произошло. Но на замечание Сакаты тот лишь презрительно поморщился: — Прислушайся к моему совету, Саката. Никогда не пытайся сравнивать себя с элитой, это сравнение будет не в твою пользу. Разница между нами так же велика, как между людьми и гориллами. — Разница действительно велика, — усмехнулся Хиджиката. — Гориллы не бывают беспричинно жестоки. — Тебе видней, — ответил Сасаки. — Это ведь ты дружишь с гориллами, Хиджиката. К тому же элита может быть очень милосердной. И у меня как раз есть повод доказать этот факт. Я уже сделал нужные выводы, и мой эксперимент завершён. У меня больше нет никакого интереса продолжать привлекать внимание к вашим персонам, однако и нужды прекращать это делать тоже нет, — он вдоволь насладился возникшей напряженной паузой и продолжил. — Но я не сторонник бессмысленного зла, поэтому снизойду до твоей просьбы, Саката. И даже не потребую ничего взамен. Разве не мило с моей стороны? Что ж, я уже потерял здесь предостаточно времени. Счастливо оставаться, — и вяло махнув рукой, будто отгоняя мух, а не прощаясь, Сасаки удалился. — Проваливай уже, Фрейд прилизанный… — пробормотал Хиджиката. — Наговорил херни какой-то и ушел, понимал бы хоть что-нибудь… Эй! — он обернулся к Сакате и сбился с мысли: тот безжизненно смотрел вслед Сасаки. Отчасти это было похоже на его привычный «взгляд дохлой рыбы», но Хиджиката уже научился по одному только выражению глаз различать его будничное флегматичное безразличие от того, что видел сейчас. Это было не лицо пышущего жизнью и здоровьем подростка, а мертвенно-холодная броня. Жуткое выражение, похожее на посмертную маску. — Эй! — дрогнувшим голосом повторил Хиджиката и дернул Сакату за локоть. Неосознанно он скользнул пальцами под рукав, как если бы желал стереть своим прикосновением следы чужих пальцев. Саката перевел на него пустой взгляд, потом нахмурился и дернул плечом, давая понять, что не позволял себя трогать. «Наконец-то, вернулся в норму», — подумал Хиджиката и спокойно сказал: — Я, конечно, рад, что ты ему не втащил и не принес факультету новых проблем, но тут стоило бы. Никогда больше не делай такого, тем более ради меня. — Кто сказал, что это было ради тебя? — Саката печально усмехнулся. — Я, кажется, просил тебя не показываться мне на глаза хоть какое-то время. — Вот именно, поэтому я и пришел в библиотеку, — кивнул Хиджиката. — Так что это, скорее, ты посягнул на мою территорию. — Я искал Сасаки! — тут же поспорил Саката. — Я знал, что ты будешь искать место, куда бы я не пошел, именно поэтому я пошел туда, куда, по твоему мнению, я бы пошел после раздумий о местах, в которые я бы не сунулся! — Отлично! Я тоже думал о том, что ты думал о том, куда я пойду! — подхватил Хиджиката. — Очевидно, что я пошел бы в библиотеку, и я решил, что ты бы подумал, что я пошел в библиотеку, и не пошел бы туда, поэтому я и здесь! Что непонятного?! — Хватит орать! Вы в библиотеке! — раздался из читального зала нравоучительный крик Кацуры. — Хиджиката, ты же староста, а голосишь на весь этаж! — Зура, ты тоже староста, а орешь громче всех, — ответил ему равнодушный голос Ято. — Так что тоже заткнись. — Я не Зура, я Кацура! — послышался громкий обиженный шепот. Саката устало выдохнул и пошел к выходу из помещения, бросая на прощание: — Постарайся не мельтешить передо мной хотя бы сегодня. До нескорой встречи, надеюсь. Хиджиката нашел нужный том, но учеба давалась с трудом. Он все время прокручивал в голове только что состоявшийся разговор и пытался понять: что же из сказанного Сасаки так сильно задело Сакату… *** «Нескорая встреча» случилась издевательски скоро: буквально сразу, как Хиджиката покинул библиотеку и добрался до нужной передвижной лестницы. Он лишь поднял взгляд — и тут же увидел Сакату на другой стороне пролета. Тот тоже его заметил, и они, не сговариваясь, сменили траекторию движения. Но стоило им дойти до центральных ступеней, как обе лестницы со скрипом переместились, ведя их на одну и ту же площадку. Форменное издевательство, не иначе! Оставалось только скрипнуть зубами, спешно пройти мимо друг друга и, едва добравшись до коридора, броситься в разные стороны. Чтобы уже через полчаса встретиться снова. И потом еще раз. Еще и еще. Они буквально натыкались друг на друга весь чертов день, как будто какой-то злой волшебник решил поглумиться над ними и со злобным хохотом беспрестанно переплетал нити их дорог между собой. Самая странная встреча произошла в Хогсмиде. Смирившись с тем, что день для учебы все равно потерян, Хиджиката отправился туда за новыми перьями, которые он нередко ломал в приступах ярости. Осторожно обойдя коварный склон, накануне едва не лишивший его жизни, он добрался до деревни, где закупился в магазине перьев Писарро. И стоило ему покинуть уютное помещение и глотнуть свежего воздуха, как ноги сами повели его на задний двор. Он шел тем же проулком, где Саката тащил его за руку. Подошвы осторожно ступали по вчерашнему плотному снегу, глаза неосознанно искали следы двух пар ног. Он понятия не имел, зачем направлялся туда, и не отдавал отчета, что именно хотел увидеть. Но как только он вышел на небольшую площадку заднего двора, окаймленную низким, засыпанным снегом забором и заиндевевшими голыми ветками кустов волчьей ягоды, — сразу застыл. Саката стоял там, упираясь рукой в стену магазина — в том самом месте, где вчера зажимал Хиджикату. В том самом месте, где раскрылась правда. Он пристально смотрел в стену, будто пытаясь силой взгляда наколдовать что-то желаемое. Вдруг он опустил голову, досадно цыкнул, и его пальцы на стене сжались в кулак, ногти царапнули промерзшие доски. Хиджиката тупо моргнул, сперва решив, что словил галлюцинацию. Но тут Саката его заметил, дернулся в сторону и уставился на него отчаянным взглядом преступника, пойманного за руку. Хиджиката смотрел в ответ точно так же, понятия не имея, как ему оправдать свое присутствие. Они молча пялились друг на друга, как два барана, а потом одновременно сказали самое тупое из всех пришедших на ум объяснений: — Вчера я, кажется, потерял здесь контактную линзу. Поискав для виду несуществующие предметы и напрочь игнорируя владение манящими чарами, которые мигом бы помогли найти линзы, если бы они действительно там были, Саката и Хиджиката спешно покинули задний двор и разошлись в разные стороны. Но, несмотря на все предпринятые меры, встретились на обратном пути. Перед ужином Хиджиката снова увидел Сакату, на сей раз в кабинете декана. Он зашел отнести списки студентов Гриффиндора, которые поедут домой на рождественские каникулы. Дверь была приоткрыта, он тихо вошел и не сразу заметил, что Отосе в помещении была не одна. Саката сидел рядом за ее столом, бессильно уронив голову на кипу бумаг, а она что-то писала на листе пергамента и левой рукой гладила его по волосам. Этот легкий материнский жест настолько очаровал Хиджикату, что он остановился, не зная, как поступить — тихонько сбежать или дать знать о своем присутствии. Так он и стоял посреди кабинета, как дурак, пока декан не заметила его и не подозвала к себе. Саката резко вскочил и, не глядя на Хиджикату, быстрым шагом направился к выходу. Отосе на побег приемного сына никак не среагировала, будто это был не человек, а домашний свободолюбивый кот. Она спокойно проверила списки и пожелала своему старосте хорошего вечера. Хиджиката неспешно вышел из кабинета, чтобы дать Сакате фору на приличный отрыв, и на ходу раздумывал о том, кому из них двоих позавидовал больше: Отосе, которая имела полное право перебирать пальцами белые кудри, или Сакате, получившему шанс почувствовать на себе материнскую ласку… — Почему я так устал в выходной… — вслух пожаловался Хиджиката, не притронувшись к ужину и опустив голову на сложенные на столе руки. — Соскучился по боссу мастеров? — насмешливо спросил сидевший рядом Окита. Хиджиката даже не нашел в себе сил огрызнуться на него. — Странно, что ты не подумал о тех местах, куда есть доступ только у старост, — заметил Окита, доедая десерт. — Если не хочешь пересекаться с боссом мастеров, тогда тебе просто нужно пойти туда, куда ему не попасть. Ванная старост, например. Не думал об этом? — Нет, — пространно ответил Хиджиката и вдруг, как по команде, поднялся и ринулся к двери. — Какая ты сегодня легкая мишень, — сказал Окита ему вслед, не скрывая усмешки. Но Хиджиката уже не слушал его. Внезапно мысль об огромной пенной ванне в просторной тихой комнате, где он точно не сможет встретиться с Сакатой, показалась ему безумно манящей. Что может быть лучше для его смертельно уставшего мозга и ноющего от ушибов тела? Он быстро шел, осторожно заглядывая за угол перед каждым поворотом коридора, почти пролетел по лестнице на пятый этаж. Уже обвязав полотенце вокруг бедер и небрежно собрав волосы в пучок на затылке, он подумал о том, что в ванной старост вполне могут быть Сасаки или Такасуги, но даже их присутствие не остановило бы его от задуманного. Все равно эти двое не смогли бы издеваться над ним так изощренно, как его собственный разум. В ванной было пусто — лучший исход из всех возможных. Хиджиката подошел к бортику пенного бассейна и уже почти размотал полотенце, как вдруг совсем рядом с ним раздался громкий всплеск. От неожиданности Хиджиката едва устоял на ногах — если бы не общая заторможенность всех его реакций, он бы наверняка поскользнулся и плюхнулся на мрамор голой задницей, добавив себе новых ушибов. — Черт! Придурок, какого… — Хиджиката не успел договорить все ругательства, подготовленные для безумца, устроившего в ванне дайвинг-тренировку. Как вдруг замолчал, не веря своим глазам. Стирая с лица остатки пены и зачесывая пальцами со лба объемную — даже в мокром виде! — белую шевелюру, на него безмятежным взглядом смотрел Саката Гинтоки собственной персоной. Сцена «два немых барана», отрепетированная сегодня на заднем дворике магазина перьев, была успешно сыграна. Они хлопали глазами и молча пялились друг на друга. Саката обвел взглядом практически полностью обнаженную фигуру Хиджикаты с головы до ног, затем поспешно отвернулся, закинув сцепленные в замок руки за голову. — Какого черта ты тут забыл? — заворачиваясь обратно в полотенце, рявкнул Хиджиката. — Это ванная старост! Как ты вообще сюда попал?! — Я… договорился с охраной, — уклончиво ответил Саката. — Ты дого… — пролепетал Хиджиката и тут же перебил себя криком. — С портретом ты договорился?! Чего брешешь?! Кто-то тебя сюда привел… Кондо?! — Да, черт возьми! — Саката обернулся и бахнул кулаком по воде. — Кондо сказал, что в таком состоянии я пропущу все мячи на завтрашней тренировке, и почти силком приволок меня сюда! А Окита обещал сообщить тебе, где я, чтобы ты сюда не заявился! Так что у меня к тебе тот же вопрос — какого хрена ты тут забыл?! — Окита?! Ах, этот маленький… — Хиджиката скрипнул зубами, осознав, в чью ловушку попал. — Как бы то ни было, я тут нахожусь вполне легально, — Саката отвернулся. — И пришел сюда первым. Так что проваливай. Хиджиката хотел было уйти и наколдовать Оките сказочного пинка, но последняя фраза царапнула его слух. Черта с два он позволит Сакате собой командовать! После этих слов он обязан был остаться просто из принципа! — Эй! Я же сказал тебе свалить! — возмутился Саката, когда Хиджиката скинул полотенце и, сев на бортик, рывком погрузился в теплую пенную воду. — С чего бы это? Я староста и нахожусь в ванной старост. Чувствуешь логику? А ты тут на птичьих… на горилльих правах. Так что либо помалкивай, либо скатертью дорожка. — Я же просил тебя не попадаться мне на глаза! Но ты целый день только и делаешь, что маячишь передо мной! Признайся, специально ведь?! — А, может, это ты специально появляешься то в библиотеке, куда тебя обычно хрен затащишь, то в ванной для старост?! — Я уже объяснил оба эти случая! Уши промой и проваливай — я пришел сюда первым! — Что-то не вижу здесь флага первопроходца! Так что сам свали, если так надо! — Черт, ну и сиди! Какое мне дело! Я вообще смотрел вон на ту горячую русалку, — Саката указал на волшебный витраж. — Но ты приперся и сбил весь настрой. — Постарайся хоть немного сдерживаться при старосте, озабоченный. — Да пошел ты. — Сам иди. В ванной, наконец, воцарилась желанная тишина. «Забей на него и расслабься!» — приказал себе Хиджиката. Одну драгоценную минуту он слушал лишь шуршание лопающихся пузырьков пены и ни о чем не думал — за сегодняшний день это был рекордный срок отключения мозга. Умиротворение обволакивало тело теплой водой, в воздухе витал едва ощутимый запах клубничного шампуня — и это было почти хорошо. Но стоило Хиджикате блаженно прикрыть глаза и расслабиться, как тут же в голове проснулся противный голос и воодушевленно принялся его упрекать: «Молодец, Хиджиката Тоширо! Гениально! Сам его отшил, сам решил с ним не видеться — а теперь сам же нагло завалился сюда. Это что — эксцентричность, садизм или просто непроходимая тупость?» «Я бы сразу ушел, если бы он не стал меня выгонять! У него нет никакого права на это!» — попытался оправдаться Хиджиката перед собой. «Упрямство, значит? Бунтарская натура, все делаем на зло? Что за детская позиция! За свои поступки в ответе только ты сам — и ты это прекрасно знаешь. Тебе же просто наплевать на его чувства, так? Или что, решил придержать его при себе таким образом? Сасаки был прав…» «Заткнись! Заткнись! Как же я устал от тебя!» — мысленно прокричал Хиджиката Хиджикате и нырнул под воду. Лицо и ноздри на миг обожгло горячим, уши заполнил глухой шум. Он досчитал до десяти и вынырнул. — Я уж думал, ты решил утопиться, — услышал он голос Сакаты. — Размечтался, — ответил Хиджиката, вытирая пену с глаз и противный мыльный привкус с губ. — Да мне-то что, — хмыкнул Саката. — Плавать я все равно не умею, так что нырять бы за тобой не стал. — Не умеешь плавать? А я был уверен, что ты наполовину тритон. Глаза как у дохлой рыбы, пялишься на русалку… у вас с Ямазаки, должно быть, много общего. — Да пошел ты! — огрызнулся Саката. — Не твое дело, на кого я пялюсь! Топись давай, скорее, и проваливай. — Куда я свалю, если утоплюсь? — хмыкнул Хиджиката. — Если я сдохну, то принципиально стану тебя преследовать в виде призрака. — Как будто ты и живой этого не делаешь… — буркнул Саката. — Что ты там вякнул? — Ничего. Заткнись уже. — Сам заткнись. И не заговаривай со мной больше. — С радостью. Ты тоже. Хиджиката выдохнул и взглянул на витраж. Русалка, рожденная из волшебных цветных стекол, обернулась к нему и кокетливо поправила рукой волосы. Взгляд ее неотрывно смотрел ему в глаза, рыжие пряди едва скрывали аккуратные небольшие груди. Хиджикате на миг стало не по себе, будто при нем начала переодеваться чрезмерно раскрепощенная девушка. «Если подумать, то делать такие витражи в ванной для подростков — это подло», — тут же заметил упрямо не желающий уходить внутренний Хиджиката-брюзга. «Да было бы там хоть что-то видно! С таким же успехом нужно и все античные статуи запретить, — поспорил с ним обычный Хиджиката. — К тому же, Саката хотя бы отвлекся на нее». «Может, ничего и не видно, зато какой простор для пубертатной фантазии! — поспорил «брюзга». — А с Сакатой и так все ясно. Приглядись к ней повнимательнее! Длинные волосы, рельефный пресс и, очевидно, нет вагины. Никого не напоминает?» «Ты спятил?! Мы ни разу не похожи! — Хиджиката устало откинул голову назад и для верности немного побился затылком о бортик. — На что ты намекаешь вообще?!» «На то, о чем твержу с самого начала! — не унимался «брюзга». — Он признался, что неровно к тебе дышит, ты его сперва отверг, а теперь разделся и сел рядом с ним! И вы здесь только вдвоём! Ты хоть на секунду представь, как сильно ему приходится сейчас сдерживаться?!» «Не пори ерунды, — Хиджиката закинул локти на бортик. — Во-первых, под пеной ни черта не видно, а во-вторых, как будто он никогда не видел мужские причиндалы. Что там может его заинтересовать?» «А ты сам подумай», — посоветовал «брюзга» и, наконец, заткнулся. «Да о чем тут думать… — Хиджиката закатил глаза. — Когда фантазируешь о девушках, то представляешь, какие они на ощупь: мягкие, нежные, податливые… А пацаны что? О чем там фантазировать?» Он украдкой покосился на Сакату. Тот быстро отвернулся в противоположную сторону и сделал вид, будто заинтересованно изучает интерьер ванной. Хиджиката нахмурился и проследил за его взглядом, но, не найдя на стене ничего, кроме золотистого отблеска ламп, снова посмотрел на Сакату. Тот сидел немного сгорбившись и поглаживал рукой правое плечо — ровно в том месте, где его касались пальцы Сасаки. «Он это неосознанно делает? — подумал Хиджиката, прогоняя из головы дурные воспоминания дня. — Ему неприятно было то прикосновение?» Саката потупил взгляд, уставившись в белую пену. Капля воды повисла на выбившейся пряди его челки и, будто выждав удачный момент, беззвучно нырнула вниз. «А какое было бы приятно? — отрешенно подумал Хиджиката. — Что если бы я сейчас подобрался к нему ближе и, например, легко провел по его руке, от кисти до плеча, ему бы это тоже не понравилось?» — и кончики пальцев Хиджикаты тут же запульсировали. «А если бы я провел всей пятерней по его волосам, он бы позволил?» — и ладони невольно дрогнули от щекотки воображаемого прикосновения. «А вот если бы я обхватил бортик по обе стороны от его плеч… интересно, насколько близко он бы подпустил меня к себе, прежде чем оттолкнуть?» — и Хиджиката почувствовал то, как приятно напрягаются мышцы рук, и то, как закипает вода между их телами по мере приближения… в его мыслях Саката ничего не делал, просто замер и смотрел с вызовом, будто спрашивая: «А сам-то насколько далеко готов зайти?» По позвонкам проскочила волна мурашек, стало жарко, дыхание участилось. Хиджиката прикрыл рот ладонью, внезапно чувствуя, как в паху копится теплая тяжесть. «О черт! Нет-нет-нет! От чего…» — в панике подумал он. Тут же заметил, что Саката косится на него взглядом, и сделал вид, будто зевает, прикрываясь рукой. «Так, успокойся немедленно!» — приказал себе Хиджиката, когда Саката отвернулся. — Совсем спятил?! Что за помутнение опять?! С недосыпа, наверное? Посмотри на него как следует — и сразу придешь в норму!» Он настороженно перевел взгляд, стараясь дышать ровно. Саката откинулся лопатками на бортик и положил на него локти. Хиджиката заметил редкую серебристую поросль в подмышках — и почему-то подавился воздухом от увиденного. «Так, теперь я знаю, что это его натуральный цвет волос, а не выпендрежный крашеный, только и всего, — попытался успокоить себя Хиджиката. — Это не повод смущаться так, будто я увидел волосы у него в паху… Стоп, а давно ли я смущаюсь, видя волосы у парней между ног?!» — возразил он своим мыслям. И, просто желая убедиться, что в Сакате нет ничего возбуждающего, снова взглянул на него. Тот глубоко и медленно дышал, светлая кожа раскраснелась от жара воды, соски стали бледно-розовыми. От этого зрелища Хиджикату резко повело, и он приказал себе не пялиться туда, перевел взгляд выше. Он смотрел, как Саката пригладил непослушные волосы пальцами, убирая мокрую челку со лба, откинул голову, лег затылком на край бортика. Смотрел, как Саката тяжело сглотнул — аккуратный кадык дернулся под упруго натянутой кожей шеи. Смотрел, как на кончик его носа легко опустился мыльный пузырь и лопнул, как при этом Саката смешно поморщился… Секунды терялись, и Хиджиката в ужасе понимал, что не может ни оторвать взгляд, ни совладать с собственным телом. Пенная вода, густой терпкий воздух, его собственная кожа — все вдруг пропахло клубничным шампунем. Мышцы в паху натягивались все сильнее, дрожь возбуждения гуляла по позвоночнику, кровь пульсировала в висках — и преодолеть это не помогали ни доводы разума, ни сила воли. — Эй, — вдруг тихо позвал Саката, и Хиджиката чуть не рухнул в воду с головой, от неожиданности потеряв точку опоры. — Ты в порядке? Выглядишь неважно. — В… все прекрасно, — живо заверил его Хиджиката. — Точно? — с сомнением спросил Саката. — Ты покраснел и дышишь тяжеловато. Плохо переносишь духоту? «Он заметил?!» — в ужасе подумал Хиджиката, но вслух ответил другое. — Нет, все чудесно. Обожаю горячие ванны, бани и все такое… А вот ты, кстати, выглядишь утомленным, и румянец нездоровый у тебя. — Нет-нет, — живо возразил Саката. — Я давно не чувствовал себя так хорошо. На самом деле, обожаю париться. Ну, знаешь, мышцы хорошо расслабляет, токсины выходят и все такое. Но многие такое плохо переносят. Ты точно не рухнешь в обморок? «Я рухну сквозь землю со стыда, если ты заметишь мой стояк, кретин! Свали нахрен отсюда!» — скрипнув зубами, подумал Хиджиката и бодро сказал: — Точно все в порядке. Я сюда каждый день хожу и вообще люблю водичку как можно горячее. Прибавлю, если не возражаешь? — Хиджиката судорожно нащупал пальцами кран и повернул. — А вот за тебя я переживаю, серьезно! Ты красный, как вареный рак, тебя от духоты точно сшибет! — Неееет, не сшибет! — Саката с натянутой улыбкой тоже начал поворачивать ближайший к нему кран с горячей водой. — Какое совпадение, я тоже люблю горячую-прегорячую ванну! Жар костей не ломит, как говорится! А вот ты если свалишься и пойдешь ко дну, то я тебя спасти не смогу, я же плавать не умею, забыл? — Гарантирую тебе, что не упаду в обморок! — заверил его Хиджиката. — Думаю, я постараюсь вытащить тебя из воды, если ты отключишься. Потому что я в полном порядке! — Уверяю, мое «в порядке» более в порядке, чем твое «в порядке»! — Нет-нет, это мое «в порядке» на порядок порядочнее твоего! — Да ты бредишь уже! — вдруг испуганно воскликнул Саката, театрально хватаясь за сердце. — У тебя взгляд расфокусирован и зрачки расширены! Умоляю тебя, вылезай из воды! Я дам тебе триста кнатов! — Да кто хоть пальцем пошевелит за такие деньги! — вспылил Хиджиката. — И кто вообще так говорит?! Если больше двадцати девяти кнатов, то называй сумму в сиклях! Стоп, а сколько это вообще?.. — он сбился и начал загибать пальцы для счета, на миг позабыв об основной проблеме. Но тут его отвлекли от этого увлекательного процесса. Краем глаза Хиджиката заметил, как вдруг из белых пузырьков в центре ванной выскочил едва заметный прозрачный силуэт. Разум еще не до конца осознал, что это, а тело уже замерло и затаило дыхание. Хиджиката перевел ошалелый взгляд со своих пальцев, скользнул им по перекошенному от ужаса лицу Сакаты и, наконец, посмотрел вверх. В нескольких метрах над пенной поверхностью зависла в воздухе фигура Плаксы Миртл. Витраж с русалкой просвечивал сквозь ее мертвый бесплотный дух, и цветные стекла блекли за чернотой прозрачной мантии, ставшей ее саваном на веки вечные. — Как мне сегодня повезло, — кокетливо сказала она. — Сразу два симпатичных юноши… Хиджиката почувствовал, как ее голос запульсировал у него в желудке. Моментально все тело похолодело, несмотря на льющуюся из кранов горячую воду. — АААААААААА! — услышал он рядом и внезапно осознал, что тоже кричит. Хиджиката сам не понял, как выпрыгнул из ванны, будто по волшебству сумел оттолкнуться от воды. — Какие грубияны! — услышал он за спиной, пока удирал так, словно от этого зависела его жизнь. Чужой страх подстегивал, приумножал свой собственный, и эта неконтролируемая смесь жгла вены адреналином. Ничего не соображая, он долетел до ближайшей двери и толкнулся в нее плечом. Тут же запнулся о чужую ногу и больно рухнул на мраморный пол, скользя на локтях. Когда легкие перестало распирать от частых вдохов, а чернота на периферии зрения очистилась, Хиджиката смог понять, что находится в центре раздевалки. Видимо, на мыльной пене он умудрился проехать по скользкому полу добрых два метра. Свежие ушибы на локтях и старые по всему телу тут же дали о себе знать ноющей болью. Внизу кто-то сдавленно чертыхнулся и застонал. Хиджиката перевел взгляд — Саката лежал под ним на спине, болезненно щурился и потирал затылок. — Что б тебя… что б эту гребаную школу с ее гребаными призраками… — выплевывал он ругательства, словно ему от этого становилось менее больно. Может, так оно и было: по крайней мере, Саката быстро проморгался, посмотрел на Хиджикату снизу вверх… и застыл, будто снова увидел привидение. Его губы дрогнули, как если бы он хотел что-то сказать, но вдруг передумал. Он сглотнул, перевел пораженный взгляд вниз, на свои бедра, где после падения они плотно соприкасались с чужими. И только в этот момент Хиджиката все понял. Они прижимались друг к другу, обнаженные, разгоряченные от бега, покрытые скользкой мыльной пеной, с бешено колотящимися сердцами и… предельно возбужденные. Оба. Хиджиката чувствовал, как чужой твердый член упирается в ногу — и ему совершенно не нужно было смотреть туда, куда во все глаза пялился Саката, чтобы понять это. Все его тело обратилось в чувство: мышцы натягивались тугими нитями, кожа будто стала тоньше, возбуждение стучало в ушах, туманило голову. — Эй, — услышал он вкрадчивый шепот. — Одно из двух. Или у тебя встает на призраков или… — звук усмешки Сакаты прозвучал, как лопнувшая струна. — Врунишка… И одно только это слово, бархатисто прошуршавшее по коже плеча, оставляя след из мурашек, сорвало Хиджикату с тормозов. Он резко вскочил на ноги и бросился к душевым. Запер за собой дверь и тут же юркнул в ближайшую кабинку. Вывернул холодную на всю. Разгоряченную кожу резко обожгло, и Хиджиката коротко вскрикнул, ударился лбом о кафельную стену, чтобы хоть немного перебить боль, атакующую кожу шквалом ледяных иголок по всему телу. Это помогло. Он вывернулся из-под душа и вжался в угол кабины, приходя в себя. Перед закрытыми веками все еще клубился багровый дурман, но он хотя бы начал слышать шум воды сквозь гулкое биение крови в ушах. Холодные капли с челки падали на часто вздымающуюся грудь и успокаивали ошалело колотящееся сердце. Но член оставался каменно твердым, все мышцы и нервы в паху скрутило в тугой клубок. «Черт. Ну все. Я точно педик, — подумал Хиджиката и провел мокрой ладонью по лицу, остужая пылающую кожу. — И, хуже того, Саката теперь это знает… Черт, может, это просто воздержание, вот и встает на все подряд? Надо самоудовлетворяться каждый день, как все нормальные люди, и тогда я исцелюсь… Попробовать стоит! Представлять, например, девичью грудь… или округлые женские бедра… или… черт, что там представляют обычно? Черт, черт… хреново, когда так плохо с воображением! Надо представить себя кем-то озабоченным, проникнуть к нему в голову и думать так, как он… так… кто самый конченый извращенец в моем окружении? — ответ ему на ум пришел сразу. — Ну, естественно, кто же еще… ладно! Сойдет! — в отчаянии согласился он. — О чем думает Саката в такие моменты? Представь…» Он закрыл глаза и запрокинул лицо к потолку. Серебристый свет люстр рассеивал красноту под веками. В белых вспышках он явственно увидел Сакату там, где только что его оставил — сидящим на полу в раздевалке. Обнаженный, облепленный пенными пузырьками, он оперся спиной о массивную скамью и бесстыдно раскинул ноги. Потемневший, взбугрившийся венами член, который минуту назад касался тела Хиджикаты, стоял так, что почти прижимался к животу. Саката жадно глотнул воздуха, облизал губы и потянулся к члену рукой. Пальцы бережно коснулись головки, погладили красную складочку крайней плоти. Ладонь медленно прошлась по всей длине, сжала… «Я представляю что-то не то», — отрешенно подумал Хиджиката, но было уже поздно. Фантазия просочилась в мозг, словно яд, затопила разум. От пленительного запаха клубники кружилась голова, и Хиджиката совершенно потерялся в нем. Он видел, как Саката, часто сглатывая, двигал рукой по члену, как колыхалась от коротких вдохов его грудь, как левая рука царапала каменный пол, как туго натягивались мышцы бедер при каждом движении ладони вниз, как поджимались его ягодицы… Он не произносил ни слова, но Хиджиката видел, как губы его приоткрывались, складывались в разные формы, как если бы он пытался что-то сказать. Не переставая ласкать себя, Саката выдохнул, вытянул губы в подобие короткой натужной улыбки: «хи». Он зажмурился и вздрогнул от очередного движения, оскалился, верхняя губа дернулась: «джи». Рот распахнулся в судорожном вдохе: «ка». Красный кончик языка украдкой скользнул между блестящими полосками зубов, и в надрывной выдохе со стоном вырвалось: «та…» Этот звук, томный и тягучий, отозвался эхом в опустевшем разуме, и Хиджикату накрыло. Волна дрожи пробежала вверх по позвоночнику и ударила в затылок, мышцы свело так, что он едва устоял. Скользя по кафельному полу и вжимаясь напрягшимися ягодицами в стену, он царапал непослушными пальцами швы плитки, лишь бы не позволить себе прикоснуться там, где хотелось сильнее всего. Он знал, что стоит ему сейчас просто сжать член, и он получит мучительно желанную разрядку. Но что-то внутри мешало ему, как если бы кукловод дергал его руки за ниточки, издевался над ним, наслаждаясь его сладкой агонией. Саката в его голове продолжал еле слышно шептать его имя, выгибался от удовольствия, вздрагивал и задыхался. От этого в паху все сводило и дергало за нервы, и Хиджиката, не в силах больше терпеть, потянулся туда рукой. Он зажмурился сильнее, и ослепительно белая каменная комната, бледно-розовая кожа, серебристые завитки волос на запрокинутой голове — все вдруг утонуло в черноте. Она запорошила пеплом эту картинку, полную страстной жизни, и поглотила сознание космическим вакуумом. В раз стало мертвецки холодно. Хиджиката почувствовал, как земля уходит из-под ног, и он падает в черную бездну. Аромат клубники выгнала гнилостная вонь. Монотонный звон заполнил слух, а затем в уши ворвался отчаянный женский вопль. «Бежать! Бежать! — забились в припадке инстинкты. — Это — смерть». Но тело отказывалось шевелиться, а вокруг черным вихрем завертелись призраки, их рваные силуэты мельтешили перед глазами, затмевая все вокруг. Во рту стоял железный привкус крови, а ноздри будто забились сырой землей. Могильные черви закопошились под кожей, полезли в уши и глаза. Липкая паника пронзила все тело, разум забился в конвульсиях. «Тоширо!» — услышал он на задворках слуха ее крик, переходящий в булькающий хрип, будто из перерезанного горла. Хиджиката содрогнулся от ужаса — и его выбросило из зловещего видения. Он обнаружил себя задыхающимся на полу в душевой. Ему почудилось, будто он покидал это место на целую вечность: твердая холодная гладкость кафеля под ладонью и ледяные уколы воды показались не от мира сего. На миг он испугался, что это все ненастоящее, и его истинное место — в том воплощении ада, откуда он едва смог вырваться. Слезы жгли щеки, всхлипы сжимали горло, все его до боли живое тело дрожало от пережитого кошмара, от первобытного неконтролируемого ужаса. Он несколько раз беззвучно прокричал — распахивал рот и чувствовал, как судорога сводит легкие, выдавливает панику, будто отраву. А затем, выжатый и опустошенный, он стиснулся в комок в углу кабинки. И, уткнувшись лицом в голые колени, бессмысленно забормотал: «Прости… прости… прости меня…»