Кошка поймала птицу

[Песни из плейлиста Антона и других]: ×Татьяна Буланова — Не плачь ×Неигрушки — Сто дней до приказа ×Кино — Время есть, а денег нет ×Валерий Сюткин — Я — то, что надо

В висках просто невыносимо пульсировало. А ещё где-то в районе переносицы отдавало адской болью. Хотя, чего тут распинаться. Было больно. Просто нереально больно. Как это бывает, когда тебе чуть выше носа прилетает с такой силой, что перед глазами пляшут самые натуральные искорки, прямо как от бенгальских огней. Антон и не надеялся на то, что легко отделается — всем было известно, что кулак Пети в моменты ярости сшибает с ног, как кувалда, и всё же…Чтобы сразу отрубиться?! Это было немножко, ммм, разочаровывающе?.. Интересно, это всё-таки Петя замахнулся с такой силищей или Антон совсем хиленький?.. Вдобавок к раскалывающейся голове по ушам как-то резко ударили прерывистые крики, которые то заглушались, то вновь завывали с неимоверной громкостью. Слов Антон не разбирал, да и не особо старался. Немного осознав себя в пространстве, он понял, что лежит на чём-то мягком и, чуть приоткрыв один глаз, моментально узнал обстановку: находился он в маленькой лесничьей каморке около пруда, которую давно уже использовали парни из банды. Было довольно светло, и в правый его глаз нещадно били солнечные зайчики, так как с этой стороны было отверстие для окна без самого окна. Если кто-то из парней и оставался здесь на ночь, ибо кровать была всего одна, то умирал ночью от жужжания кровососущих да и вообще всех, кому было не лень прилететь на слабый огонь лампадки. Впрочем, в том состоянии, в котором парни сюда заваливались, на такую мелочь им было до лампочки. Как раз на этой самой одинокой кровати и лежал сейчас Антон. Обозначать своё пробуждение он пока не хотел, потому что было слишком шумно и он не был готов к выяснению отношений прямо сейчас, ладно? Во рту было сухо и кисло, а фокусироваться на пульсирующей переносице не было никакого желания. Чуть сместив голову, буквально на парочку сантиметров, он наткнулся щекой на чью-то ладонь и чудом удержался от того, чтобы не дёрнуться обратно. Скосив всё тот же приоткрытый глаз, Антон понял, что рука покоилась рядом с подушкой и принадлежала Роме. Брюнет опирался на неё, вперив напряжённый взгляд куда-то перед собой. Судя по всему, небольших передвижений Антона он не заметил, и последний, проглотив болезненный стон, провалился в темноту, вслушиваясь в звенящие голоса: – Ты мог его заикой оставить, идиот ты конченный! — срываясь на рычание, кричал Лёша, уже, похоже, растеряв всё своё терпение. – Тоже захотел по ебалу получить? — не менее яростно отвечал Петя. – Сколько раз мне повторить, блять, что я не в него целился?! – Да мне похуй, Коваль! Ты со своим недотрахом совсем рехнулся уже! – Что ты сказал? — Антону не нужно было видеть, чтобы знать, что Петя ведёт плечом и медленной поступью двигается в сторону Лёши. – То и сказал, козёл, блять! Трахни какую-нибудь девку и угомонись нахуй! Меня заебало терпеть твои выкидоны. Тем более тогда, когда ты распускаешь кулаки на всех подряд, даже не зыря, на кого! – Тебе вши плешь в мозгу проели? — прорычал Петя на какой-то немыслимой громкости. – Ты забыл, на кого гавкаешь, гнида? – Немец прав, — вмешался третий голос, спокойная интонация которого звучала куда более угрожающе, чем любые оскорбления. – Ты нарушил кодекс. Ты ему обещал. – Что я ему обещал?! — едва ли не взревел Петя. – Что не будешь распускать руки на кого попало, — всё с тем же непробиваемым спокойствием отвечал Паша. – Эта паскуда, — Петя замолчал на мгновение, наверняка поиграв желваками, – не кто попало! – Антон просил тебя не трогать его. Ты согласился. – Ты же видел, Пепел, что этот ублюдок, мать твою, сделал! Так хули ты его выгораживаешь? Хули вы, сыны сучьи, его выгораживаете, а?! – На мою мать мне поебать, — отозвался Лёша, и послышался удар, сотрясший некрепкие стены, – но на мать родного брата постыдился бы гнать, пендюх, блять. – Присуши язык, Немец, пока я его не вырвал вместе с твоими кишками, — ответил Петя таким же ударом, и Антон всерьёз начал опасаться, как бы бедный домик не затрещал по швам… – Довольно, — в голос Паши просочилось что-то такое, отчего, не знай Антон его с детства, сердце нашлось бы где угодно, но только не в груди. — Имей хоть каплю достоинства, чтобы признать, что ты неправ. – Ты… Но продолжить Пете не позволил буквально сквозивший от холода и от с трудом сдерживаемой злости голос Паши: – Мы его не выгораживаем. Лишь напоминаем тебе о кодексе, про который ты так яро с нас спрашивал. Но теперь ты сам его нарушаешь. Так ещё и в отношении нашего человека. И я выразился бы куда более прозаично, что именно я о тебе сейчас думаю, но мне даже не хочется ничего говорить. – И не надо, Пепел, я сам скажу, — мгновенно подхватил Лёша. – Позорище несёшь ты теперь, Коваль. А благодаря тебе и все мы, спасибо, пахан, — последнее слово Лёша протянул с завидной долей яда. – И если бы я не был тебе по гроб обязан, я бы сам с радостью насадил твою рожу на заборные пики. Последовавшая за этим тишина была похожа на игру воображения. Антон и не заметил, что впервые сделал полноценный вдох. Невольно он отметил и то, что рука Ромы сжалась до проступающих вен на костлявой тыльной стороне ладони. Если прислушаться особенно тщательно, можно было различить чужое дыхание, похожее на закипающий лавой вулкан. – Пошли вы нахуй, — в конечном итоге выдохнул Петя, что по сравнению с его недавними криками казалось почти что шёпотом. Следом ударила дверь, и Антон вцепился в шершавый плед под собой, чтобы случайной дрожью не выдать себя. Но что-то пошло не так, потому что дверь через секунду вновь распахнулась. – Тоха! — прогремело ультразвуком, от которого могло бы в самом деле заложить уши. – Братан, на! Петя смачно выругался вновь, и Антон почему-то бы на сто процентов уверен в том, что его взведённый друг врезался в него в дверях. Топот от торопливых шагов стремительно приближался, и сдерживать ползущую на лицо улыбку становилось всё сложнее. Несмотря на по-прежнему ноющую переносицу, на душе сразу стало как-то легче. – Ромыч, на, — позвал Бяша, приземляясь на кровать где-то в ногах Антона, – чё случилось?! Наверно, никто, включая Антона, не ожидал, что Бяша первым делом кинется спрашивать о произошедшем у Ромы. Да и сам брюнет, судя по затянувшейся паузе, был самую малость удивлён таким поворотом событий. Вот теперь стало по-настоящему тихо, и все, кроме непосредственного Бяши, силились переваривать ситуацию. – Заебись, — первым очнулся Петя и на этот раз драматично ушёл, снова долбанув ногой по двери. – Я пойду за ним, — мгновенно сказал Паша. – Вдруг что-то натворит. Если что, ещё придём. Послышался дружеский хлопок рукой по руке, и несчастная дверь снова хлопнула, но уже намного тише. По правде говоря, эта дверь просто не умела закрываться по-нормальному. – Чё ты молчишь, на? — обеспокоенно позвал Бяша. – Плохо, что ли, совсем?! – Не кипишуй, неугомонный, а то оглушишь, — хрипло усмехнулся Рома, и голос его звучал где-то на грани полушёпота. – Без сознания он. Но уже должен бы очнуться, — Антон точно знал, что после этих слов Рома нахмурил брови. Понимая, что дальнейшее притворство заставит паниковать только больше, Антон, прилагая весь свой актёрский талант, протяжно промычал и зашипел, отворачивая голову, словно бы бьющий прямо в лицо свет мешал ему. Хотя не то чтобы ему так уж приходилось играть, ибо боль никуда не делась. Медленно открыв глаза, он проморгался, привыкая к расплывчатому пространству, и наткнулся на три пристальных взгляда, которые объединялись волнением, застывшем в них. Лёша тоже подошёл, опираясь на стену рядом и нависая над ним на приемлемой высоте. – Как ты? — спросил в непривычно взволнованной интонации Рома, заставляя сердце Антона подпрыгнуть. – Нор… Нормально, — промямлил Антон онемевшим языком и от внезапной вспышки в голове крепко зажмурился, запрокидывая голову. – Да, заметно, — тускло хмыкнул Лёша. – Врать — не твой конёк, братишка. Антон даже сквозь боль позволил себе лягнуть каштановолосого ногой. – Так чё случилось-то? — снова спросил Бяша, с тревогой бегая глазами по лицу Антона. – Дикий кулаком по его лицу проехался, — сказал Рома с заметной неприязнью. – Дикий? Коваль, что ли, на? — не понял Бяша. – Ну, видимо, я не ебу, — отмахнулся Рома. – Пиздец, дела. Это как так-то, на? – Коваль в этого целился… — начал отвечать Лёша, кивая головой на брюнета. Но Рома рыкнул на него: – «Этот» прямо перед тобой сидит, если что. – Ах, простите нам наши манеры и воспитание, — беззлобно рассмеялся Лёша. – Ты ведь Рома, не? – Допустим, — от знакомого ответа Антон непроизвольно прыснул, натыкаясь на два непонимающих взгляда и на один — с долей озорства. Вот уж не думал Антон, что ему будет в радость наблюдать за тем, как Рома издевается над кем-то другим. – Коваль тебе хотел зарядить? — выпучил глаза Бяша, находящийся где-то на своей волне. – Вот оно как, на… И Тоха, как дебил, вперёд тебя выполз, да? Если Антон и хотел возмутиться, то его обиженный возглас утонул в очередном болезненном стоне. Он почувствовал невесомое прикосновение к волосам и абсолютно точно не хотел знать, кому оно принадлежало, потому что это было слишком очевидно. – Ты… — прохрипел он, смотря в глубокие болотные глаза. – Мог бы и… поблагодарить. – О да, как раз собирался, — с львиной долей сарказма протянул Рома. – Спасибо тебе, мой герой. – Жопа с дырой, на, — так же хмуро добавил Бяша и гневно посмотрел на Антона. – Ты думаешь, куда лезешь, братан, на? Да Коваль мог от тебя мокрого места не оставить… – А меня тебе было бы не жалко? — в притворной обиде сказал вдруг Рома, комично распахивая глаза. – Да кому ты нужен, на… – Ну, зачем ты так говоришь, мой хороший… – Заткнись, ты… – Я. – Головка от хуя, блять! Антон беззвучно рассмеялся, посылая Роме благодарную улыбку. Конечно же, он, как и всегда, пытался отвлечь его, поднять настроение… Ну какой же… Вот что Антону с ним делать? Одновременно с этим он поймал непонимающий взгляд Лёши, направленный на потухающих брюнетов, но Антон расценил этот взгляд скорее как заинтересованный, чем какой-то негативный. Да и потом он ухмыльнулся чему-то своему, прерывая ребят громким: – Хорош пиздеть! — две головы как по команде повернулись к нему. – А если без понтов, Антох? — обратился он уже к пострадавшему. – Что болит? Пошевелив языком, дабы растормошить его маленько, Антон всё ещё хрипло, из-за пустынной сухости в горле, ответил: – В висках… жжёт. И… голова болит, — как будто виски не связаны с головой, да… Но Антон хотел поточнее объяснить свои ощущения, так что, поняли его или нет, уже не его проблема. – Переносица… тоже ноет. Сильно… – Так и знал, блять, — злобно прошипел Лёша. – Ещё… — внезапно осознал Антон, отчего, как ему казалось, его бросило в холодный пот. – Дышать… Дышать как-то… тяжело. Как он понял только сейчас, такие паузы во время своей речи он делал не потому, что его язык решил отсохнуть. А потому, что делал перерывы, чтобы вдохнуть ртом. Вдыхаемого через нос воздуха ему почему-то не хватало. Бяша как-то совсем не по-пацански вскрикнул, кидаясь к нему вплотную. – Да ты чего, братан, на? Помереть мне вздумал?! – Если не перестанешь орать, умрёт от твоего шума, истеричка, — процедил Рома. Но, как только он повернулся к Антону, его черты лица разгладились, и он для чего-то наклонился совсем низко, заставляя Антона захлебнуться неровным вдохом и закашляться. – Тихо-тихо, — успокаивающе прошептал Рома, кладя пальцы на его нос. Он задумчиво водил пальцами, чуть прикасаясь, и с каждым движением его глаза неумолимо мрачнели, а лицо снова приобретало хмурое выражение. Антон перепугался не на шутку. – Я не уверен, конечно, — серо сказал Рома, как-то тяжело выдыхая. – Но, похоже, у него перегородка сместилась. – Какая перегородка ещё, на?! — вскочил Бяша. – Носовая, — севшим голосом ответил Лёша вместо Ромы. Лицо Бяши стремительно бледнело прямо на глазах. Когда тот начал оседать на пол, Лёша подхватил его под локти, усаживая обратно на кровать. – Только тебя ещё не хватало, — плохо скрывая волнение, пробормотал каштановолосый. Он с силой встряхнул бурятёнка, сжимая его плечи, словно тисками. – Дыши, идиот. Ну?! Хорошо всё! Никто не умирает! Так и замерев с вытянутой над лицом Антона рукой, Рома со смешанными эмоциями во взгляде смотрел на трясущегося неподалёку от него Бяшу. А Антону было в этот момент плевать на какую-то там переносицу с большой колокольни, потому что его друга, впервые за несколько лет, снова схватил, как они думали, давно прошедший, как они это называли, «припадок». – Да дыши ты, ну! — видя, что Бяша слабо вслушивается в его слова, Лёша, выругавшись, крикнул: – Алтан! Наконец, Бяша поднял на Лёшу более осознанный взгляд, и Антон, сжимая зубы от рвущегося наружу вскрика боли, приподнялся, хватая друга за руку. Бяша тут же перевёл глаза на него, и к его щекам начал приливать привычный цвет. Шумный выдох, вышедший из груди Бяши, заставил Лёшу облегчённо упасть спиной на пол. – Всё… хорошо, — мягко сказал Антон. – Я в… порядке… Видишь? — и, как бы в подтверждение, приподнял уголки губ в лёгкой улыбке. Бяша неуверенно улыбнулся в ответ. – Нихуя ты не в порядке, на, — с прежним гневом ответил Бяша, снова щурясь от злости и тревоги, как будто его не трясло только что. – Коваль совсем офонарел, на! Ты так и будешь теперь… — он не закончил вопрос, поджимая губы. – Надо в больницу, — всё ещё настороженно глядя на Бяшу, произнёс Рома и, цокнув, слабо толкнул Антона, отчего тот, сдавленно ахнув, повалился обратно на подушки. – Если тебе трудно дышать, там что-то серьёзно сместилось… От одной мысли о том, что родители вскоре тоже узнают об его блестящих ранениях, Антону захотелось откинуться прямо здесь. Сколько будет ворчания… А сколько криков… А ругани… – У тебя как вообще, голова кружится? — спросил Лёша, оставаясь сидеть на полу. Его причёска окончательно растрепалась, и будто наэлектризованные волосы забавно торчали в стороны. – Нет… Просто болит… – Ну, как с обморока, оно и ясно, — заключил Лёша, подкладывая пальцы под подбородок. – Встать ты сейчас не смогёшь, да? Антон вздрогнул только от одного представления о том, что ему придётся подниматься на ноги. Лёша, похоже, правильно расценил его молчание и уставился в пол, словно размышляя о чём-то. – Где тут поближе таблетки достать можно? — спросил Рома, ни к кому конкретно не обращаясь. – У Бяшки здесь хата рядом, — отозвался Лёша и, подтолкнув словно подвисшего где-то в своём мире бурятёнка, сказал ему: – Ну-ка, давай, дуй за обезболивающим, да поживее, — потом повернулся к Антону: – А мы с тобой тут посидим. Щас чая заварю, может, полегче станет. Не то чтобы его спрашивали, но Антон согласно кивнул, со смешинками в глазах наблюдая за мельтешащим Бяшей, что рванул за таблетками, как бегун на низком старте. Лёша же, тихо посмеиваясь, с кряхтением встал и пошёл рыться в маленьких тумбах в поисках захудалых пачек чая. Отчего-то с лежачего положения Лёша казался ещё выше: его длинные худощавые ноги и руки всегда казались Антону похожими на лапки сенокосца или богомола. Как всегда приговаривала матушка Лёши, неодобрительно поглядывая на сына: «Худо-морно-декоративно» Декоративно очень даже, потому что все пальцы и правое плечо Лёши были исписаны наколками, что время от времени переливались зелёным или отдавали бледно-голубым от некачественной работы. В левом же ухе у него висела несуразная бусинка-серёжка, которую он никогда не снимал. Коротко стриженные волосы потихоньку отрастали и уже почти закрывали виски. Когда Бяша исчез в дверном проёме, Рома повторил: – Антону в больницу надо. – Нет здесь больницы, — приглушённо ответил Лёша, с головой скрывшись в одной из тумб. – Да и куда с ним сейчас, мм? До дома ты его не дотащишь, только мозги в кашу стрясёшь, — Рома собирался возразить, но Лёша не дал ему вставить слово. – Голова пройдёт, Антоха встанет, и мы двинемся в путь-дорогу. А там уж предки врачей вызовут. Ответ на один из незаданных вопросов в голове Антона был получен прямо сейчас. Но неужели… Рома донёс его до этой каморки? Идти тут парочку метров, конечно, но всё же… Почему именно Рома?.. Как некстати вернулись и воспоминания о том, что прямо перед тем, как отключиться, Антон ощутил чью-то крепкую хватку, и никто, кроме Ромы, не успел бы поймать его при всём желании. Пока его уши позорно не покраснели, Антон подал голос: – Как долго… я был в отключке? – Да мало совсем, — ответил Лёша, с победным смешком доставая помятую жизнью пачку. – Только отрубился, как мы тут же сюды побежали. Братья-кролики только поругаться и успели. Напоминание о братьях уколом вины отозвалось в груди. Какими бы ни были причины, он точно был одной из в их ссоре. И это не могло его не огорчать. Немного перегруппировавшись на кровати, чтобы лучше видеть кухонный уголок с этого ракурса, Антон зацепился за что-то волосами и понял, что прижался щекой к чужой косухе. Рома с усмешкой вытащил застрявшую блондинистую прядь из замочка на кармане. Антон, вопреки неистово заколотившемуся сердцу, не стал отодвигаться. Он больной — ему можно вести себя нелогично. Вот пусть Рома ничего себе и не придумывает. Он посмотрел на Антона, осматривая его лицо, и, вздохнув, попросил: – Скажешь, если дышать совсем худо станет. Растроганный, Антон мог только честно кивнуть. – Рома или как тебя там, — позвал Лёша, копаясь с заваркой. – Поставь чайник, будь так добр. Не без недовольства в выражении лица Рома поднялся, унося с собой приятное тепло под щекой и оставляя только холод шершавой подушки, и критическим взглядом окинул ржавый чайничек, но ничего не сказал. Спички он также нашёл сам, но вот воды в поле зрения не наблюдалось, так что он вопросительно посмотрел на Лёшу, а тот, скрежетнув зубами от занятых рук, мотнул головой в неприметную бочку в углу. Парни молчали и даже старались как будто не смотреть друг на друга. Рома успешно поставил чайник и вернулся на прежнее место. Антон совершенно случайно вновь привалился на чужое бедро. Головная боль накатывала на него какими-то волнами и странным образом вводила в сон. Благо, в висках перестало стучать, но вот острота зрения всё ещё к нему не вернулась. Недолго думая, Антон понял, что лежит без очков, хотя уже привык не замечать их незначительного веса. Честно говоря, пока он не начинал говорить, то с дыханием у него всё было, вроде бы, в порядке. Он не стал бороться со слипающимися глазами и общим плохим самочувствием и, хотя вряд ли бы умудрился сейчас заснуть, провалился в странное состояние, смахивавшее на полудрёму. Антон слышал, как течёт горячая вода и чайная ложечка стукает о стенки чашки. Рома почему-то опять поднялся, бросив Лёше сдержанно-холодное «спасибо», чуть слышно отхлебнул и зашипел, видимо, обжёгшись. Присев обратно, Рома сам положил голову Антона… только теперь уже на колени и быстро провёл рукой по его волосам, оставляя руку где-то у его затылка. О боже… Антон без прикрас сознался себе, что таял от этих действий, как плавящийся воск… Из своеобразной дрёмы он вышел, но вновь не стал разрушать образ спящего себя. Но вовсе не из-за того, что ему хотелось чувствовать под головой напряжённые и удобные мышцы, что вы… Просто подслушивать чужие разговоры, используя некоторые возможности… Ну, это ведь не преступление, правда?.. Кажется, Лёша намеревался вручить, признаться, ароматно пахнущий чай и ему, но был остановлен коротким: – Он уснул. – Да? Ну и славно, — понизив голос до шёпота, выдохнул Лёша. Что там Антон собрался подслушивать, когда парни чинно пили свой чай и молчали при этом, как рыбы, было неважно. В засаде тоже, знаете ли, выжидать надо, набраться терпения… – Как клёв? — насмешливо протянул Рома, и Антон мог поклясться, что при этом он скрывал ухмылку за чашкой. – Клёва сегодня не будет, клёво было вчера. Боги, Антон приложил всю свою силу воли, чтобы не прыснуть. Лёша славился в их кругах спонтанными и непременно глупыми шутками, которые в особенно прекрасные времена могли довести Антона до неконтролируемых судорог. Да, у него тупое чувство юмора, и что вы ему сделаете? Тонкий английский юмор был не в его профиле, знаете ли. – Я не знаю, это настолько плохо, что даже хорошо, или всё же пиздецки тупо, — поделился своими мыслями Рома, и звучал он до того невпечатлённо, что Антон опасался, как бы не прокусить губу в попытках и дальше сдерживать смех. Тем не менее, Антон сразу же подумал о том, что уже ожидал худшего от уединения Лёши и Ромы. Ну, они обменялись лишь парой фраз, но не пытались убить друг друга, говорили на спокойных тонах и даже, вау, не кидались друг в друга взаимными оскорблениями. Это несказанно его обрадовало. Пускай и знатно удивило. В его воспоминаниях Лёша был совсем другим… Весёлым, открытым, жизнерадостным парнем, что вместо гулянок со взрослыми парнями в свои двенадцать копался в песочнице с детьми. Любой всегда говорил про Лёшу Немкова, как про невероятно чуткого, озорного и доброго парня, который и мухи не обидит. Несмотря на то, что сейчас Лёша старательно косил под дурачка, Антон прекрасно знал, что в школе он был председателем книжного клуба, где в своё время сильно сдружился с Пашей, учился довольно хорошо и постоянно участвовал во всяких выездных мероприятиях, привозя домой грамоты по иностранным языкам. Антон ещё помнил о том, что Лёша собирался поступать в военное училище и даже учил какой-то язык перед тем, как… Перед тем, как… – Сколько лет? — спросил Рома, вырывая Антона из горьких мыслей. – Сидел? — усмехнулся каштановолосый. – Четыре года в исправительной колонии или около того, не шибко помню. Хотели сначала дать восьмёрку, но малолеткой ещё был, да и самооборона, как никак. – Я… — Рома запнулся. – Я имел в виду, сколько тебе лет, но ладно. Лёша искренне рассмеялся. – Прости, мил человек, привычка, — он одним резким глотком допил чай и ответил: – Двадцать три. – Да ну? — прозвучало удивлённо. Лёша и правда не выглядел на двадцать три, разве что недюжинным ростом. Но его светлое лицо по-прежнему оставалось по-странному невинным, если так можно сказать, а большие и честные карие глаза никого не оставляли равнодушным. И только пятна на теле говорили о том, чего никто не прочитал бы на его лице. Лёша ответил Роме только самодовольным хмыканьем. – За что? — поинтересовался Рома. Вряд ли Лёше пришлось бы уточнять, о чём именно Рома спрашивал… – Убийство с превышением самообороны. Последовала тишина. Антон боялся даже представлять, о чём Рома мог думать. Да что там, если даже его, знавшего Лёшу чуть ли не всю жизнь, это продолжало обескураживать. – Во сколько? Кого?.. — шёпот Ромы опускался всё ниже. – В четырнадцать, — легко отвечал Лёша. – Вот не подфартило с возрастом мне, да… Уголовка бы так-то с шестнадцати, а тут убийство, чёрт бы его… — Лёша сделал небольшую паузу, и послышался звук чиркающей зажигалки. Но в последний момент он передумал, убирая зажигалку и выдыхая сквозь зубы: – Отца. Тело под ним напряглось ещё больше. Боже, что Рома теперь подумает о Лёше… Об Антоне и о его друзьях?.. Учитывая то, что отца Ромы, по его словам, кто-то убил… – Самооборона? — на грани слышимости выдохнул Рома. – Ага, — протянул Лёша. – Батя механиком был, потом работу потерял, пить начал. Ну, как-то наткнулся я на него пьяным в гараже. Он меня подвесил на верёвку, душить начал. Толком не повисел я даже, балка сломалась. Но обосрался я знатно, как ты понимаешь, — Лёша чуть всхохотнул. – Потом он палку какую-то железную схватил, замахнулся. А сзади меня на коробке серп лежал. Ну я и… Лёша не закончил это предложение. Пальцы Ромы сжались над головой Антона. – Кровищи было, как на скотобойне, — продолжил Лёша с тенью дрожи. – Ну, а там дальше дело житейское. Сердце Антона забилось так сильно, что готово было проломить грудную клетку. Лёша… солгал. Солгал чуть ли не от начала до конца! Ладно, вернее… Доля правды во всём этом была. Лёша действительно ударил отца серпом и действительно висел на верёвке, ведь следы удушья были тогда отчётливо видны на его молочной коже, всё это действительно происходило в гараже, только… Почему он не сказал, кем на самом деле был его отец? Почему не рассказал о том, что отец регулярно поднимал руку на каждого в их семье? Почему не рассказал про сестру?.. Рома никак не отреагировал на его откровения. И, хотя Антон давно знал, что парни привыкли рассказывать истории своей тюремной жизни всем подряд, ему было больно это слушать. Они говорили об этом так… просто?.. Словно это происходило не с ними. Словно они всего лишь пересказывали чьи-то чужие истории… Не свои. На месте Ромы он бы сильно удивился, если бы посторонний человек поделился такими подробностями. Но на деле… Должно быть, они рассказывали это столько раз, что попросту перестали чувствовать эти события, проносить их через себя. В любом случае, Антон не собирался разоблачать ложь Лёши, всё равно это по большому счёту ничего бы не изменило. Если он решил так — значит, так тому и быть. – А эти? — спросил вдруг Рома, возвращая подколку. Лёша прыснул, глуша смешки кулаком. – А эти, — ехидно сказал Лёша, – воры, как есть. Пепел — карманник, «щипальщик» по-нашему. Коваль — наш многоуважаемый пахан и рисковый парень. Пепел в групповые кражи не лезет, любит работать один. Коваль в пятнашку загремел по малолетке. Но его тут пронесло, два года дали всего. Приклеился к какой-то девчонке и спёр у неё вещичек на нехиленькую сумму. Мы тогда с ним год в одном гадюшнике отсидели, его потом перевели в другой, а я уж и вышел. Он тогда мне здорово помог. Мокрушников в воровской среде не очень жалуют, знаешь ли. – Мокрушников? – Убийц по-простому, — охотно пояснил Лёша. – Ну меня, то бишь. Коваль вышел за примерное поведение раньше срока, не досидел пару месяцочков, что ли. Не успел выйти, как в групповое дело ввязался. Прогорело, как догадываешься. Тут и по сговору, и с незаконным проникновением. Но там всё валили на старшего, Ковалю тогда едва-едва семнадцать стукнуло, снова прокатило. Фортовый он парень, что ни говори, а? Тут четыре года дали, но потом год отдали на исправительные работы. Снова за примерное поведение, хотя и рецидив приплели. Сейчас вот срок истечёт скоро, и будет наш Коваль снова свободен, как птица. С тихим вздохом Лёша отошёл и начал греметь посудой, по-видимому, споласкивая чашки. Антон, если бы спал, точно бы проснулся от этого противного грохота, так что он как бы спросонья открыл глаза, протирая их кулаком. Пожалуй, он забыл удивиться тому, что лежит на коленях Ромы, но брюнет, стоило им столкнуться взглядами, послал ему такую обезоруживающую улыбку, что ни одной мысли в голове Антона не осталось. – … по субботам вор не ходит на работу, — распевно промычал Лёша, грохоча теперь уже шкафчиками. – А суббота у нас каждый день, — он повернулся к Антону со своей фирменной улыбочкой. – Разбудил? – Ты мёртвого… разбудишь, — хмыкнул Антон, возвращая как можно более широкую улыбку. Если Лёша и хотел что-то сказать, то это ему не дали сделать возня у двери и приглушённые хриплые ругательства. Пожав плечами, Лёша пошёл открыть дверь, но Бяша снова чуть не снёс человека, толкаясь локтями, а потом прижался к дёргающейся двери спиной. Антон наблюдал за этой пантомимой с полнейшим непониманием. Другие парни от него не отставали. – Какого… – Помоги! Чё встал, на? — воскликнул Бяша и почти отлетел от очередного толчка в дверь. – Открой, или я убью тебя, псина сутулая! — послышалось за дверью разъярённое рычание. – Сам ты сутулый! — не унимался Бяша и, видя, что никто не спешит бросаться ему на помощь, прокричал: – Там Коваль, на! Чёрта с два я его к Тохе пущу, на! Пусть нахуй идёт! – Щас ты нахуй пойдёшь! А лучше сразу на тот свет! Отмерев-таки, Лёша присоединился к Бяше, но сразу же обратился к стоящему по ту сторону: – Уймись, Коваль. Или ты внатуре сюда не войдёшь. Парни продолжали обмениваться гневными репликами, и Рома, прислонив пальцы к вискам, направился к Бяше, который не обратил на него никакого внимания, выхватил у того зажатую в руке смятую пачку таблеток, налил воды и вручил Антону этот незатейливый набор. Антон был и безумно тронут такой заботой, и самую малость веселился, замечая огоньки раздражения в болотных глазах, которые не имели к нему никакого отношения. И, конечно же, ему было очень и очень стыдно. Вот уж замечательный день: чуть не получить по лицу, так ещё и возиться потом с таким вот придурком. Если бы кто-нибудь спросил, жалеет ли он о том, что сделал, и пошёл бы на это снова, если бы знал, чем это обернётся… Антон твёрдо бы ответил: да. Он бы снова встал перед Ромой и ощутил этот сильный удар. Не только потому, что он сам привёл Рому к своим друзьям. Но и… по трудно объяснимой причине. Антон не позволит Роме пострадать. Вот и всё. – Спасибо, — прошептал Антон, с благоговением глотая долгожданную таблетку. Он надеялся, что Рома услышит в этом слове благодарность за всё, что он сегодня сделал. – Не за что, — отмахнулся Рома. – Возвращаю должок. – И… только? В глазах Ромы промелькнуло удивление. Он усмехнулся, качая головой. – Нет. Конечно, нет. Взгляд был таким честным, таким открытым, что Антон всерьёз опасался, как бы ему не провалиться в него. Почему-то в таких простых словах он нашёл нечто большее, чем, возможно, Рома изначально вкладывал. Но если позволить себе в них поверить… Поверить в то, что и так казалось донельзя очевидным и оттого же казалось нереальным… Голос Бяши опустился до писка, а вой за дверью начинал неимоверно злить. Вся обида, весь гнев, что до этого будто спали внутри Антона, проснулись и готовы были растерзать Петю, не оставив костей. Он ударил Антона. Он хотел, чёрт возьми, ударить Рому! Когда обещал… Ах, обещал… Вот как, значит, Петя привык их сдерживать… – Скажите… ему, — сказал Антон своим привычным тоном, отчего все моментально затихли, обратившись в слух, – что я… не хочу… его видеть. Раздался спокойный и мягкий голос, до этого полностью заглушаемый Петей: – Антон, позволишь мне зайти? Разумеется, ни Лёши, ни Паши его гнев не касался, так что Антон кивнул внимательно смотрящему на него Лёше, и тот впустил одного из парней, оставляя другого в полном одиночестве. Прежде, чем Петя начал возмущаться, Паша со сталью в голосе сказал ему: – Ты никуда не уходишь. – Я тебе собачка на привязи?! — взбеленился Петя. – Надо будет, на цепь посадим, — елейно протянул Лёша, ободряюще похлопывая Пашу по плечу. – И заткнись наконец, а то от твоего ора уши в трубку сворачиваются. К удивлению Антона, Петя и вправду подозрительно притих. Что ж, он полагал, что ненадолго. Полагал так и Паша, скорее всего, поэтому вряд ли собирался задерживаться надолго. Впрочем, Антон и сам не планировал проваляться здесь весь день. У него там перегородка в носу сместилась, вроде как. Паша с заметным сожалением подошёл к кровати и нерешительно опустился, заламывая брови. – Прости, — с убивающим душу Антона раскаянием сказал Паша, словно это он был виноват в том, что его брат неуравновешенный придурок. Словно он собственноручно припечатал кулак к его лицу. Боясь, что не сможет нормально сказать, что он думает по этому поводу, Антон с кряхтением приподнялся, ловя укоризненный взгляд Ромы, и протянул Паше свою раскрытую ладонь. Тот, недолго думая, с силой пожал её, выражая своими обычно пресными медовыми глазами слишком много эмоций, и Антон почему-то с нехорошим чувством осознал, что Паша стал часто терять контроль над собой, что в его среде делать было крайне опасно. – Бей своих, чтоб все боялись, — хмыкнул Лёша, пускаясь в разъяснения о том, что стряслось с носом Антона. Рома, пользуясь тем, что Бяша просто молча топтался у двери, будто бы поджидая, когда Петя сорвётся с цепи, подозвал его и спросил: – Ты как вообще узнал, где мы? – Да у меня дом наверху тут, на, — пояснил Бяша, тыкая пальцем в отверстие в стене и указывая на расположенные на холме домики. – Шёл-шёл, на, вижу, внизу какая-то возня происходит, на. Ну, узнать вдали такую дылду, как Немец, на, только слепой не сможет. Потом гляжу, на, Тоха чуть ли не на земле валяется. Ну, и припустил к вам. – А дикий на этот раз за тобой увязался? — не скрывая усмешки, сказал Рома. – Встретились случайно, на, — без особой радости ответил Бяша. Пристальнее всмотревшись в друга, Антон увидел бисеринки пота, бегущие по его вискам и шее, что наверняка затекали и на спину. Естественно, Бяша сгонял наверх и обратно в такую жару и, вероятно, сильно торопился. Точно в подтверждение его мыслей, Бяша снял кепку и стал энергично ей обмахиваться. Антон нашёл его вторую руку и благодарно сжал. – Спасибо, — не сумев убрать виноватые нотки из голоса, сказал Антон. – Ещё чего, на! — воскликнул Бяша. – Нашёл, за что, Тоха, — но всё равно чересчур довольно улыбнулся, сжимая его руку в ответ. Когда разговор Лёши и Паши стих, воцарилась приятная тишина, за время которой Антон с лёгкостью мог бы снова провалиться в сон — ну, или сымитировать его, — но он больше не хотел вести себя, как какой-то шпион. Вместо этого он решился сделать то, что собирался сделать уже давненько. При Роме почему-то стало невероятно стыдно говорить об этом, но, тем не менее, затягивать с этим Антон не желал. – Можно вас… попросить? — пробормотал Антон, внутренне сокрушаясь от своей ненужной нервозности. Лёша и Паша одновременно кивнули ему, показывая, что готовы его слушать. – Могли бы вы… спросить… с кое-кого? Парни переглянулись. По лицу Лёши тут же разлилось предвкушение. – С кого? — сказал Паша, и лицо его стало максимально сосредоточенным, как и всегда, когда они брались за дело. Антон назвал несколько имён тех, кто задирал Руди на речке. И пускай Рома понятия не имел, как звали тех парней, он уж, наверно, догадался, о чём именно Антон просит. Ну, или примерно предполагал. В любом случае, это выставляло Антон не в лучшем свете. Но он дал себе слово, что просто так это не оставит. – Как сильно спросить? — решил уточнить Паша. – Не так… как с Ромы. Антону почудилось, что парни синхронно вздрогнули и тут же потупили глаза в пол. Рома рядом с ним кисло усмехнулся. – Для меня какой-то персональный метод разработали? – Антон здесь не при чём, — поспешил сказать Паша, но Рома перебил его. – Я в курсе. И у него хватило духу самому со мной разобраться. А у вас, как я погляжу, принципы забивания количеством? — Рома хоть и говорил спокойно, Антон чётко слышал в его голосе плохо скрываемое бешенство. Вот это то, чего он, как бы нерационально это ни звучало, ждал с самого начала. Не могли парни просто делать вид, что между ними не было конфликта. И, разумеется, они не могли вечно сдерживаться в присутствии друг друга. Они и так достаточно терпели, наверно, чтобы сначала помочь Антону. Но теперь… – Количеством мы бы забили тебя до смерти, мальчик, — отразил ухмылку Лёша. – И должен был бить тебя я один. – О, а бледный чисто для страховки мне руки держал? — приподнял бровь Рома. – И вот это, — он провёл пальцем по скуле, где красовался длинный порез, – тоже твоих рук дело, неужели? – Для фраера язык у тебя слишком длинноват, — с прорезавшимся раздражением ответил Лёша. – Пусть говорит, — внезапно сказал Паша. – Настоящему мужчине всегда есть, что сказать. Если, конечно, он настоящий мужчина, — при этом Паша как бы невзначай бросил взгляд на дверь и совершенно случайно прибавил в громкости. – Ради всего святого, Пепел, — закатил глаза Лёша. – Хватит цитировать свои дебильские… – Ни один закат в мире не сравнится с закатом твоих глазах, — невинно похлопав ресницами, произнёс Паша на манер чтеца, за что получил тычок в плечо. Прокашлявшись, он обратился к Роме: – Я объяснюсь, с твоего позволения? Антон видел, что Рома растерялся. Ну конечно, Паша своим поведением мог вывести из равновесия кого угодно. Хихиканье так и норовило слететь с его губ, но он стоически держался. М-да, а он опасался, что они сейчас переругаются… Но Паша… Совершенно необыкновенный человек! – С удовольствием послушаю, — сказал по итогу Рома не без скептицизма. – Прежде всего мы приносим тебе свои извинения. Мы, по крайней мере, те, кто сейчас в этом помещении. И за первый случай, и за тот, что мог произойти сегодня. Бяша с тихим смешком вцепился Роме в плечи, но тот даже не дёрнулся. Похоже, челюсть Ромы готовилась встретиться с полом. – В первом случае мы действовали по нашему кодексу… Довольно сложно объяснить, но я ограничусь тем, что Антон — наш давний друг. Вхож в наше общество, и мы должны его защищать, как и любого в нашем окружении. Ты посягнул на того, кто находится под покровительством банды. Умышленно или нет, никого не волнует. Коваль… не должен был использовать нож. Это противоречит правилам. Но, как ты мог заметить, мы переживаем не лучшие времена. Он наш пахан, главный, и мы добровольно ему подчиняемся, потому так просто разобраться с этим не получится… Паша остановился, чтобы прочистить горло. Антон поражался тому, сколько Паша сегодня говорил. Пожалуй, что только за этот день он сказал слов больше, чем за последнюю неделю. – Он дал обещание Антону не нападать на людей за него, если те непосредственно не причинят ему вреда. Но почему-то не сдержал его… — Паша помолчал немного, но никто не решался его прерывать. – Ты не подумай, что у нас есть к тебе личная неприязнь. Мы о тебе знаем только с рассказов Бяши, и пока это рассказы отнюдь не отрицательные. Все головы, конечно же, тут же повернулись к Бяше, и тот покрылся красными пятнами, непроизвольно пряча лицо на плече брюнета. Рома по-прежнему во все глаза смотрел на Пашу. – Но опасения полностью у нас не пропали. Тем не менее, это больше не было нашим делом. Но, говоря откровенно, то, что я сегодня увидел, только доказывает, что слова Бяши о тебе не были пустым звуком. Хотя, признаться, поначалу он отзывался о тебе не очень лестно. Губы Ромы изогнула знакомая усмешка. – Я покорил его своим ангельским голосом, только и всего. Каморка сотряслась от дружного смеха, а Бяша принялся с упорством колотить по чужой спине, но тоже не удержался от общего веселья. Если бы не периодически отдающая болью переносица, Антон бы с удовольствием просидел так, слушая беззаботный смех его… друзей. – Можем ли мы как-то загладить свою вину? — спросил Паша, и Лёша согласно кивнул. – Я подумаю, — ответил Рома, но от взора Антона не укрылось то, как его уголки губ дёрнулись в мимолётной улыбке. Предложив всем по чашке чая, Лёша получил единогласный отказ и обиженно насупился, стреляя глазами в Пашу, который намеренно игнорировал его. Паша выразительно посмотрел на Антона и мягко спросил: – Тебе лучше? Идти сможешь? Антон со всей честностью кивнул. – Отлично, — Лёша снова по привычке вытянул пачку сигарет, но, чертыхнувшись, засунул её обратно. Он галантно распахнул дверь, отходя в сторону, как лакей, раскрывающий дверцу кареты: – Выдвигаемся. Прошу, джентльмены. Антон свесил ноги с кровати, напяливая очки, покоящиеся на бортике кровати, и на пробу ступил, отталкиваясь ногой. Его слегка качнуло, но Бяша моментально подставил ему плечо, на которое Антон с блаженством опёрся. Рома оказался позади него, и отчего-то лицо его стало непроницаемым и серым, что резко контрастировало с тем, что Антон видел минутой ранее. Паша пошёл вперёд и на выходе окликнул Петю, что понуро поплёлся за ним. Когда они с Ромой оказались в непосредственной близости друг от друга, гримаса исказила лицо Пети, а линия губ Ромы стала напоминать тонкую полоску. Рома отвёл взгляд первым и больше не оборачивался. Их процессия походила на какой-то конвой, где солдаты вели заключённых, и обычно такое сравнение рассмешило бы Антона. Но сейчас оно отозвалось в сердце неумолимой тоской. Одно открытие поразило Антона до глубины души. Какие бы взгляды ни бросали на него друзья, в них не мелькнуло и капли жалости. И это… было одновременно и приятно, и пугало его до невозможности. Если брать в расчёт то, что они однажды могут о нём узнать. – «Не плачь, ещё одна осталась ночь у нас с тобой», — завёл Лёша свою любимую во всех смыслах песню, ведь, по его рассказам, он слушал её в камере предварительного заключения круглыми сутками, играющую на радио в участке. Он фальшивил, но вкладывал столько драматичности в голос, что никто не подумал бы жаловаться, разве что снисходительно качать головами. – «… и слеза вдруг упадёт на руку мне…» – Что это за песня? — спросил Рома, и Антону очень хотелось увидеть его выражение лица. Но сейчас у него не было такой возможности. И почему-то он начинал волноваться. – Ты шутишь, чувак? — сказал Лёша так, будто Рома оскорбил лично его. – Это же Буланова! Такое стыдно не знать. А говорят ещё, что мы, деревенские, ни о чём ни сном ни духом. Если Рома и хотел съязвить, то он этого не сделал. Странно было о таком думать, но… Да, это тревожило Антона не на шутку! – «А сейчас побудь со мной в последний раз», — продолжил Лёша ещё плаксивее и, если бы умел, точно бы вызвал фальшивую слезинку. Бяша хохотал, а Паша чуть улыбался, то и дело косясь на идущего следом Петю. Лёша, тоже кинув хлёсткий взгляд на Петю, изогнул губы в издевательской улыбочке и завёл другу песню: – «Сто дней до приказа»… – «Сто дней час за часом», — подхватил Бяша. – «Ждут солдаты сладких снов», — не удержался и подпел Антон. «Ждут девчонки пацанов», — закончили они хором и расхохотались в голос. Если это и было низко — подкалывать Петю по поводу его скорого ухода в армию, то Антону не было стыдно. С него не убудет. Ожидаемо, Петя просверлил Лёшу гневным взором, но, натолкнувшись на суровый взгляд Антона, с рыком отвернулся. Рома не смеялся вместе с ними. Он шёл сразу за Лёшей, пялясь на пыль под ногами. Антон безумно хотел спросить, в чём дело. Но было не подходящее для этого время. Перед калиткой его дома парни отошли в сторону, и только Бяша остался придерживать его, хотя Антон и сказал, что в этом больше нет необходимости. Рома безмолвной поддержкой встал рядом, и Антон, наконец, увидел его лицо. Побледневшее и замёрзшее. Больше всего Антон опасался, что увидит в них осуждение. Но когда Рома посмотрел на него пустыми изумрудными глазами, это ударило по Антону сильнее. – Если захочешь, потом поговорим, — сказал Рома, наклонившись к его уху. И, не прощаясь и больше не глядя на него, пошёл вперёд. Звякнул калиткой, застучал кроссовками по мосточкам. И скрылся за высокой берёзой. Ушёл… Антон сглотнул тяжёлый комок в горле. Бяша что-то верещал Роме вслед, но потом сплюнул под ноги и укоризненно запричитал, мол, куда это он упёрся. Другие ребята бросали на них вопросительные взгляды, но Антон и сам не знал, как им ответить. Но вскоре думать об этом ему не пришлось. Вся его семья вывалилась во двор, когда кто-то наверняка углядел его в окно, и помчалась к нему на всех парах. А дальше всё шло так, как Антон и думал. Мама кричала на парней, в особенности на Бяшу, что ни в какую не соглашался отпускать Антона, на самого Антона, на его безалаберность, обвиняя на чём свет стоит стоящих за ним парней. И заткнулась она только тогда, когда Антон, борясь со слезами, отчеканил: – Я споткнулся о корягу… у пруда. И проехался лицом… по земле. Сильно. А парни… помогли мне. Пожалуйста… Прекрати истерить… Мама. Карина замерла на полуслове, и глаза её налились блестящей влагой. Она аккуратно приподняла его за подбородок и со странным страхом вгляделась в его лицо, впиваясь зубами в нижнюю губу. Где-то за ней, ничего не понимая и цепляясь за футболку папы, всхлипнула Оля. Парни поспешили ретироваться, прихватив с собой и неугомонного Бяшу. Поймав напоследок взгляд Паши и опустив глаза на его шевелящиеся губы, Антон сумел прочитать: «Мы всё сделаем». Что ж, в этом он не сомневался. Находясь в каком-то вялом состоянии, Антон не имел никакого желания спорить. Пожалуй, его потухшие глаза убедили маму перестать. Последующие часы прошли, как в тумане. Папа вызвался сам довести их в село в двухчасовой езде, где была больница, и Оля, не поддаваясь на уговоры остаться дома, уселась на задние сиденья рядом с ним, смотря на него с сочувствием и поджимая свои розовые губы, кривящиеся от сдерживаемых всхлипов. Антон не понимал, почему она плачет. Как не понимал и того, почему слова Ромы что-то надорвали внутри него. Так как папа привёл их к какому-то своему знакомому, то им не пришлось отсидеть предварительную очередь у педиатра. Противного лицесложения мужчина вставлял ему в нос какую-то хуету и вертел во все стороны, пока Антон не перестал чувствовать своё лицо. Выслушав его жалобы касательно дыхания, он пояснил, что так ему будет казаться с непривычки и что в скором времени это перестанет его беспокоить. Антону бы хотелось в это верить, потому что он не хотел остаток жизни разговаривать, как незнамо кто. Он также предложил ему купить фиксаторы, если проблемы с дыханием всё-таки продолжат мучить его. Об операциях, по его словам, речи не шло, поскольку операции подобного типа несут огромный риск и, если проблемы не так серьёзны, лучше поберечь себя. Антон внимал его словам, но совершенно не мог до конца осознать, что… Что у него долбанная искривлённая перегородка! И всё бы ничего, если бы этот очаровательный мужчина не принялся перечислять, какая только поебень не может у него развиться в связи с таким повреждением. Однако он, спасибо, успокоил тем, что смещение совсем незначительное, просто неудобное, так сказать. У Антона, хотя он и приказал себе не наводить панику на пустом месте, затряслись пальцы. И он со скрежетом зубов представлял под ними шею одного конкретного ублюдка. А если бы он снёс нос Роме?.. Из-за Антона. Просто из-за того, что шёл рядом с ним. Дома он сразу же заперся у себя в комнате, трогая повязку на носу перед зеркалом каждые пять минут. Привалившись на подушку, он тут же уснул. Во сне ему виделись те редкие встречи, которые происходили, когда Лёша и Петя сидели в колонии. Как они проносили им сигареты и всякую бурду из дома, а парни смотрели на них по ту сторону мутного стекла, улыбаясь развязно и так, словно не происходило совершенно ничего вопиющего. Иногда Антон забывал о том, что ни того, ни другого огромный промежуток времени не было в его жизни. А Паша и сам пропадал месяцами, становясь похожим на призрачную тень себя. Это происходило одно за другим, как какое-то дурацкое домино. В какой момент всё сломалось? Почему так произошло? И было ли это так неизбежно, как он всегда думал? А ещё ему снилась маленькая Ксюша, которую он почти не помнил, хотя ему было уже семь на тот момент, когда… Когда её не стало. Но то, что он помнил точно, так это то, что её жемчужные бусинки-серёжки были точь-в-точь такими, какую Лёша носит сейчас. Проснулся он в поздние девять часов. И пролежал на подушке, слушая на репите одну и ту же песню. «Время есть, а денег нет, и в гости некуда пойти», — такие строчки были в письме, которое Лёша присылал ему на своё восемнадцатилетие, которое он встретил в тюрьме. И на скрученном листке Антон разглядел тогда мокрые маленькие пятнышки. Одиннадцать часов… Интересно, спит ли Рома сейчас? Коридор и лестница встретили его только похрапыванием отца и сопением Оли, доносившемся из приоткрытой двери. Ему было всё равно, что будет, если родители застанут его ночной — ещё не совсем, впрочем, — побег. Он сгорал от желания поговорить Ромой сегодня же. Сейчас же. Лишь бы дед Карп ночевал в летней веранде… Хотя, по словам Ромы, тот спал так, что его не разбудил бы и ядерный взрыв, так что риск быть пойманным был минимален. Антон решил пройти через заднюю калитку, чтобы, если что, скрыться среди кустов малины… – «Пускай сегодня я никто», — услышал Антон отдалённый голос Ромы, переливающийся гитарными аккордами, и встал, как вкопанный, оставаясь голыми пятками стоять в колючей стриженной траве. – «И пусть твердят тебе, что я не то, но…» Антон прокрался поближе, боясь нарушить этот момент… Волшебный момент. Рома сидел на крыльце у веранды, его чёрные волосы колыхались от слабого ветерка и падали на его закрытые глаза. – «Дай мне этот день, дай мне эту ночь, дай мне хоть один шанс, и ты поймёшь…», — Рома даже будто не пел, а громко шептал, и в этом было столько неприкрытых чувств, что Антону стало почти больно, что он слышит то, что не должен слышать. – «Я — то, что надо…» То, что принадлежит не ему. – «Дай мне этот день, дай мне эту ночь, дай мне хоть один шанс…» Антон с пропущенным стуком сердца осознал, что Рома встретился с ним глазами. – «Ты не уснёшь», — словно загипнотизированный, продолжил Антон, после того, как Рома пропустил эту строчку. Последнюю строчку они закончили вдвоём. «Пока я рядом»